«Учись так, будто будешь жить вечно…»

Роль этого человека, при жизни получившего международное признание, пожалуй, все еще недооценена в Кировограде.

Первый доктор наук на Кировоградщине, защитивший диссертацию в 1972 году. В течение десятилетия — ректор Кировоградского института сельхозмашиностроения, человек, на плечи которого легли не только ответственность за учебный процесс и подготовку кадров, но и бремя отнюдь не абстрактных забот, связанных со строительством новых корпусов вуза на Университетском проспекте. Создатель кировоградской научной школы автоматики и систем управления. Автор более 250 научных работ, книг и десятков изобретений. Орденоносец. Профессор, читающий курсы лекций за рубежом. Наконец, академик — Национальной (с 1992 года), а затем и Международной инженерной академии.

Говорят, в глазах студентов КИСМа того времени он был небожителем, обитателем заоблачных высот, недоступных простому смертному. Но и для тех, кто знал его близко, он был не просто коллегой, руководителем, соратником по общему делу, но и Человеком с большой буквы — готовым подставить плечо в трудную минуту, откликнуться и помочь в чужой беде и точно так же поделиться радостью и разделить радость другого. Человек науки, он не был так называемым кабинетным работником: не боялся употребить крепкое слово, общаясь с прорабами, но никогда никого не унижал, умел быть, если нужно, мягким и терпеливым, был окружен друзьями, а если случалось дружеское застолье, обязательно произносил любимый тост: «Быть добру!» Наверняка многие из инженеров и ученых, не только кировоградцев, читающих эти строки, уже поняли, что речь идет об академике Григории Романовиче Носове.

На рабочем столе академика Григория Романовича Носова, на видном месте под стеклом, всегда лежала надпись на обычном листке бумаги — слова, сказанные в 1240 году преподавателем Оксфордского университета Эдмундом Аббингонским: «Учись так, будто будешь жить вечно, живи так, будто завтра умрешь». Этот стол и эта надпись под стеклом в Кировоградском национальном техническом университете, преемнике КИСМа, бережно сохраняются и сегодня. 2007-й стал годом, в котором совпали две даты: 10-летие со дня смерти Носова (14 мая 1997 года) и 75-летие со дня рождения — 12 июля 1932 года. А как он учился и жил, пожалуй, никто не знает лучше, чем его близкие.

Партизан, солдат, студент

Лариса Григорьевна, дочь Носова, признается, что до трех лет папой звала… дедушку. Отец Ларисы, аспирант Носов, уходил из дому до того, как дочь просыпалась, и возвращался, когда она уже спала. Студентом Днепропетровского горного института он стал поздно, в 23 года, — сегодня в этом возрасте многие уже завершают высшее образование. И не жалея сил наверстывал годы, отнятые войной…

Село Селечня, в котором родился Григорий Носов, оказалось в оккупированной зоне практически с начала войны: Брянская область лежала на направлении главного удара фашистских войск на Москву. Анна Васильевна, жена Григория Романовича и уроженка того же села, ей в 1941-м было всего четыре года, вспоминает, что за время оккупации все село — женщин, детей, стариков — трижды выводили на расстрел:

— Или расскажете, где дислоцируются в Брянском лесу партизаны, или смерть! Выгнали в четыре часа утра к церкви, детей поставили впереди — три пулемета… А наш лес — это настоящая тайга, очень немцы Брянского леса боялись.

И трижды спасали село партизаны соединения Сабурова — наносили в тот момент удар по оккупантам и их приспешникам — полицаям. Принимая огонь на себя, уводили расстрельную команду в лес. «Так партизанская разведка работала», — говорит Анна Васильевна. А в числе партизанских разведчиков и связных был и Григорий Носов. Когда оккупанты были выбиты из Брянской области, юный разведчик-связной получил партизанское удостоверение. По сей день сохраняется в селе и название «Носовское урочище» — там был убит дед Григория, лесник, коммунист.

Несколько раз, «борясь с партизанами», а фактически с женщинами и детьми, фашисты сжигали село. Сначала — дома, а потом — и вырытые на их месте землянки. Чудом остался жив и Григорий Носов:

— Их вместе с матерью староста с полицаем вывели на расстрел, а мать Григория, простая малограмотная женщина, говорит: «Стреляй, Гиря, но как ты потом будешь людям в глаза смотреть!» Отец у Григория коммунистом был, всю войну прошел, домой майором вернулся. Родной дядька Григория, брат его отца, очень грамотный был человек, директором школы работал, светлейшая голова, погиб на фронте в звании майора. А тогда немец, который с этими предателями рядом стоял, дал им знак: не надо, не стреляйте, отставить.

Только в 1949-м Григорий закончил семь классов — с отличием! — и поступил в Камаричское педучилище, но в 1952-м, не окончив курс, был по возрасту призван в армию.

— У нас в Селечне даже библиотеки не было, — вспоминает Анна Васильевна. — Так он за 25 километров в Суземку ходил, в райцентр, сейчас это граница Украины с Россией, брал книги в библиотеке. Еще ночью выходил — 50 километров туда и обратно, — чтобы утром книжки взять и обратно успеть вернуться, на сельскохозяйственных работах помочь. А как художественную литературу любил… Потом, когда у нас уже какие-то деньги появились, — не лишние, нет, лишних денег у нас никогда не было, — мы с ним, где только ни были, и по книжным магазинам ходили, и по букинистическим, и по рынкам, на которых книги продают. Это у него врожденное было. Он энциклопедию Брокгауза и Ефрона по томику собрал. Когда у нас иностранцы бывали, восторгались — какая библиотека в доме: и художественная литература, и техническая, и подписная, как, например, «Библиотека всемирной литературы», и альбомы репродукций ведущих музеев мира…

— Расскажи, — подсказывает матери Лариса Григорьевна, — как папа на гауптвахте сидел, чтобы сдать экзамены за среднюю школу и получить аттестат для поступления в институт.

— Он за три года, — говорит Анна Васильевна, — сделал настоящую военную карьеру: начал службу рядовым, а закончил — старшим лейтенантом. А с гауптвахтой так было. Идет в части вечерняя поверка, а Григория нет: он экзамены сдает за десятый класс. За опоздание — гауптвахта. А ему это на руку: ребята ему через окно бросили учебники, он сидит и учит. И знает, что все равно больше трех суток не просидит: начинаются полеты, а без бортрадиста самолет в воздух не поднимется. Так и заканчивал школу экстерном: три-пять дней на гауптвахте посидит, потом полеты, потом идет сдавать следующий экзамен, опять на поверку опаздывает, опять гауптвахта и так далее. Так мало того, его из армии в отпуск отпустили, а он не домой поехал, а в Днепропетровск! Родители с ума сходят — где сын, почему в отпуск не приехал, а он в Днепропетровске сдает вступительные экзамены в горный. Все на пятерки сдал. А демобилизовали его только в сентябре. В институте уже занятия начались, и теперь его уже деканат разыскивает: где он, наш абитуриент-отличник?..

«Я пойду по науке»

Не случайно говорят, что не человек выбирает судьбу, а судьба человека. Дипломированный инженер-электромеханик Носов мог пойти работать на шахту, хорошо зарабатывать. Но ему как лучшему студенту предложили остаться при вузе — и он остался. Надо было учиться в аспирантуре и защищать диссертацию — он учился.

«Где ты его нашла?» — по словам Анны Васильевны, этот вопрос за годы совместной жизни ей не раз задавали другие женщины. А она отвечала: «Это не я его нашла, а он меня». Конечно, живя в одном селе, они не могли не знать друг друга. Григорий, рассказывает Анна Васильевна, замечательно играл на аккордеоне, и по вечерам девушки вокруг собирались гурьбой. Но ведь Анне было всего 12 лет, когда он поехал учиться в педучилище. А увидеть друг друга взрослыми глазами они смогли уже много позже, когда Носов стал студентом. Анна к тому времени закончила техникум под Москвой и работала экономистом-бухгалтером. Они поженились, и он забрал ее в Днепропетровск. На огромное мужское общежитие, в котором молодой семье дали комнату, Анна была единственной женщиной. Готовила в единственной в общежитии кухоньке на третьем этаже, стирала в прачечной в подвале. Там же, когда родилась Лариса, купала дочь.

А потом Григорий забрал из села родителей. В десятиметровой комнате ютились впятером: дедушка спал на полу, бабушка — на кровати, внучка — на постели, устроенной на стульях, супруги — на диванчике. Квартиру Носов получил только через год после защиты кандидатской. Чего ему стоила досрочная защита, знал только он сам и его молодая жена.

— У него был очень волевой характер — если что-то задумывал, добивался обязательно. Я могла бы настоять, чтобы он начал работать на шахте, квартиру сразу бы получил как молодой специалист. А он — нет, я пойду по науке, нравится тебе это или нет… И вот на эти копейки… Матери полагалась пенсия 12 рублей, так и их не дали, потому что из села уехала. Отец устроился на овощную базу, какие-то там ящики сбивал, я работала на заводе шахтной автоматики, а муж получал стипендию аспиранта. Когда защитился, только тогда немного лучше жить стали. И даже когда уже здесь, в Кировограде, защитил докторскую, не было такого, чтобы мы роскошествовали, чтобы я в дорогой шубе ходила. Все — науке, все — книгам, все по главному принципу — делай человеку добро. Если его шофер домой привезет — он должен сначала накормить человека, прежде, чем отпустить… И сейчас я все это вспоминаю, и мне кажется, что жизнь прошла, как один день.

«Живи так, будто завтра умрешь»

По ходу общения с другими людьми, знавшими Носова, довелось услышать сравнение с Сергеем Павловичем Королевым, конструктором космической техники. Возможно, их характеры были в чем-то близки: та же преданность однажды выбранному делу, то же неумение щадить себя. Королев ушел рано — в шестьдесят, остановилось после операции сердце. Всего на пять лет больше дала судьба и Григорию Романовичу. И тоже — сердце. И явно не только голодное и трудное военное детство было виной тому, что оно начало пошаливать уже в среднем возрасте. Как и Королев, брал он на себя запредельные нагрузки, был решителен, напорист и беспощаден к себе.

Быть ректором и одновременно заниматься наукой — уже одно это требует от человека двойной отдачи. В 1969 возглавил Кировоградский институт сельхозмашиностроения. В 1972-м — защитил докторскую. В 1973 получил звание профессора. В 1978-м, все еще оставаясь в ректорском кресле, выпустил книгу «Высокочастотный контроль в горном деле». Продолжал в эти годы научно-исследовательскую работу, регистрировал и патентовал изобретения.

А ответственность за строительство новых вузовских корпусов заставляла вникать во все тонкости, вмешиваться, выбивать стройматериалы. И он это делал столь же решительно и напористо, как Королев в своей космической отрасли. Звонил в министерство, связывался с поставщиками, добивался и добывал. Когда возникли какие-то проблемы с поставкой леса, например, он добился, чтобы лес привезли из самой Карелии. Все это в советское время требовало, без преувеличения, огромных затрат нервной и физической энергии. В середине 1970-х строительство было завершено досрочно. Вуз не просто переехал по новому адресу, но и получил к 1979 году новейшее электронное и лабораторное оборудование, а объем его договорных работ по внедрению в производство собственных научных разработок превысил миллион рублей.

Надо ли останавливаться на причинах, по которым Носов оставил ректорское кресло? Возможно, правильнее будет сказать, что и это произошло по тому же принципу — не человек выбирает судьбу, а судьба — человека. Как ученый он только выиграл: получил больше свободы для творчества, для науки. Произошло это в 1979-м, Григорий Романович возглавил кафедру автоматизации, специализирующуюся в области систем управления и автоматики. И академическое звание пришло к нему в конечном счете не как приложение к ректорскому креслу, а как признание выдающихся заслуг в инженерной науке.

Преемники

Десять лет академика Носова нет уже среди нас. Но вуз сохранил созданную им школу, его диссертанты, кандидаты и доктора наук, студенты, которые слушали его лекции, и сегодня трудятся в разных регионах Украины, в ближнем и дальнем зарубежье.

Бывала вместе с ним за рубежом и Анна Васильевна — в частности, в Германии, где он читал лекции в Дрезденском техническом университете. Вспоминается ей и немецкая университетская традиция: студенты по завершении учебного года накрывают стол для своих преподавателей с легкой выпивкой и закуской. Когда едут на практику — стол накрывают преподаватели. А когда дошла очередь до Григория Романовича, он достал «Горілку з перцем» и предложил: «Давайте выпьем по нашему обычаю — по сто граммов».

Студенты выпили. Потом положили друг другу руки на плечи и запели по-своему. И вдруг Анна Васильевна услышала что-то, возможно, услышанное в детстве, вспомнила, не желая того, войну, оккупацию, сгон села на расстрелы… и покрылась гусиной кожей. «Я выйду», — сказала она мужу. «Сиди, — тихо сказал Григорий Романович, — видишь, сколько гэбистов, они же за тобой пойдут». Но Анне Васильевне было уже не усидеть. Действительно, вышли за ней двое, кого она не знала, но вышли и университетские профессора Турн и Зоучек. Словом, Анне Васильевне зарубежные коллеги мужа помогли взять себя в руки, не дали вбить клин в послевоенную советско-германскую дружбу… Впрочем, и в войну, говорит Анна Васильевна, были немцы немцам рознь. Одни и в детях видели врагов. Другие оставались людьми. Когда маленькая Анна заболела ангиной, спас ее немец — дал матери нужные лекарства… «Я бы нашла его и поблагодарила», — и такая мысль приходила Анне Васильевне в голову в Германии…

Продолжательницей дела ученого Носова стала и его дочь. Ныне Лариса Григорьевна — декан факультета автоматики в КНТУ.

— Со временем мы становились все ближе и ближе, — рассказывает она, — его не стало в 1997-м, а я до сих пор ощущаю вакуум. Он был не только отцом, но и другом, и всем на свете. Одно время мне казалось, что я буду только переводчицей — мне хорошо давались языки. Он сказал: хорошо, будешь переводчицей. А потом я сама не заметила, как он исподволь убедил меня в обратном. В девятом классе у меня хорошо пошла химия. Я загорелась — в химию. И он повез меня в Черкассы, на биофак. Пробирки, колбочки… И он меня спрашивает: это тебе надо? А десятый класс я закончила с золотой медалью, и вопроса, на какой факультет поступать, у меня уже не было. По-моему, те же качества он проявлял и в общении с профессорско-преподавательским составом. Преподаватели — люди тонкой организации, порой проблемные. Но все проблемы решались с ректором наедине, за закрытой дверью. И дальше все было нормально. Я не хотела поступать в аспирантуру, а он убедил меня одной фразой: у тебя есть голова и есть усидчивость — больше ничего не надо. А теперь уже и моя дочь, его внучка, пошла по стопам деда, заканчивает аспирантуру… Это наследственное.

Накануне смерти он как обычно пошел на работу. Внезапно почувствовал себя плохо. «Скорая» с работы увезла в кардиологию. А через сутки его не стало — за эти сутки у него случилось два инфаркта. Как выяснилось позже, они были не первыми. Два предыдущих он перенес на ногах. Траурное шествие в день похорон растянулось от университета до областной больницы.

Легендарная для кировоградцев Евгения Михайловна Чабаненко, ныне тоже покойная, после его кончины хлопотала о присвоении вузу имени академика Носова. Но что-то «не срослось». И вот прошло 10 лет с того дня. Это та дистанция, с которой отчетливее виден масштаб личности. И, возможно, пора вновь вернуться к идее, которую выдвигала любимая кировоградцами «баба Женя»…

Добавить комментарий