Бойцы интернационального долга

15 февраля в Украине отмечается День чествования участников боевых действий на территории других государств. Его связывают прежде всего с днем вывода советских войск с территории Афганистана. Там наши ребята на протяжении 10 лет выполняли непонятный интернациональный долг, а на самом деле отстаивали политические интересы руководства СССР. Итог плачевный во всех смыслах – более 15 тысяч убитих молодых советских ребят, сотни тысяч раненых и продолжающаяся уже непонятно какая война в Афганистане. Правда, уже без нас. У нас теперь своя война есть.

Афган – не единственная страна, куда отправляли советских солдат отдавать неизвестно кем взятый интернациональный долг, а проще говоря – принимать участие в боевых действиях на территории других стран. Только на Ингульской шахте работет 15 человек, которые принимали участие в боевых действиях на территории Афгана, Югославии, Ирака, Чехословакии, а ведь были и Египет, Куба, Венгрия, Вьетнам, Корея, Ливан и многие другие страны. При этом особенностью современных войн являются десятки тысяч мин, которые остаются после тотального минирования сопредельных территорий или территорий ведения боевых действий. То же самое мы наблюдаем и на Донбассе. Минная война и здесь – необходимое условие ведения боевых действий. При защите донецкого аэропорта погиб начальник участка Ингульской шахты капитан 3-го полка особого назначения Олег Кулгин, который занимался минированием территории ДАП.

Судя по опыту миротворческих операций, минная война на Донбассе будет продолжаться еще годы и годы…

Мой собеседник, горный мастер участка № 6 Ингульской шахты Владимир Левин, как раз и занимался разминированием в составе многонациональных миротворческих сил ООН (UNIFIL) в Южном Ливане в период с 2001-го по 2002 год. Там в результате боевых действий заминированными оказались более 800 квадратных километров территории вдоль ливано-израильской границы. Израильтяне создавали инженерные сооружения, в том числе минные поля, для предотвращения проникновения на свою территорию формирований ливанских боевиков. Владимир рассказывает, что в Ливане особых разрушений мирных населенных пунктов он не видел, если это не были места дислокации боевиков, но минами было напичкано все вокруг. Хорошо, что украинцы оказались дисциплинированными и крепко усвоили уроки инструкторов – ни шагу с маршрута, поэтому ни одного несчастного случая в укрбате не было. А вот несколько коллег–миротворцев, которые работали по соседству, те же ливанцы или ирландцы, в результате подрывов остались без конечностей…

Подрывались и местные жители, даже дети, которые не обращали внимания на предупредительные знаки. Кстати, Владимир рассказывает, что если мины устанавливали израильские военные, то они имели ограждения и формуляры минных полей, поскольку это были элементы инженерных защитных сооружений. Боевики, наоборот, использовали мины и всевозможные растяжки бессистемно – для нанесения вреда и запугивания как населения, так и военнослужащих. То же самое происходит и на Донбассе, что гарантирует позже массу жертв среди мирного населения. Ребята говорят, что там уже столько мин, что и войны не надо. Тем не менее, разминировать нужно, в Украине накоплен необходимый опыт, есть снаряжение, есть и специалисты. Скажем, в том же Ливане украинские миротворцы только за первый месяц работы обезвредили в пять раз больше мин, нежели за все время пребывания миротворческих сил. Местное население старшего возраста относилось к миротворцам с пониманием, а вот подростки могли поиграть в «интифаду», то есть запустить камнем. Не особо приветствовали разминирование границы и израильтяне, опасаясь проникновения на свою территорию боевиков. Недовольными были и боевики, но в основном разминирование происходило в мирной обстановке, хотя какая мирная обстановка может быть, когда ты ежесекундно рискуешь взлететь на воздух? Как бы там ни было, разминирование шло успешно, но потом в дело вмешался какой-то «Оборонсервис», который решил поставить дело на коммерческую основу, ну а дальше – вы догадываетесь…

Отработав в Ливане по контракту год, рядовой Левин уволился, вернулся в Кировоград и поступил работать на Ингульскую шахту. Но! Даже спустя пятнадцать лет после окончания контракта он не получил статуса участника боевых действий. Говорят, из-за несовершенного законодательства, где-то что-то кто-то не указал, хотя есть разъяснения, что участниками боевых действий являются военнослужащие, проходящие службу в составе международных миротворческих сил, направленные туда по решению государственных органов власти. Но разъяснения есть, а стутуса участника – нет. Полтора десятка лет Владимир безуспешно пытается доказать, что он – это он. Злые языки говорят, что такие дела решаются очень просто. Судя по тому, что участниками боевых действий у нас мгновенно становятся «экскурсанты» из числа руководителей высшего ранга, которые на пару деньков заглядывали в расположение украинских воинских частей в Югославии, Ливане, а теперь и в зону проведения АТО, стать участником боевых действий действительно легко, но только не непосредственным участникам. Поэтому многие бывшие военные, имеющие богатый опыт, на предложение военкоматов поехать в зону АТО добровольно, опасаются, что без официальной повестки доказать свое же участие в войне будет очень непросто.

Они на собственном опыте убедились, что придется преодолевать не только сопротивление боевиков, но и сопротивление украинской бюрократической машины, а это несопоставимые вещи. Нашим бы бюрократам да границу защищать! Цены им не было бы.

Сергей Полулях – специально для «УЦ».

Правый сектор и кировоградский суд: продолжение

Промежуточный счет 4:3 в пользу «правосеков»: четверо гуляют на свободе, трое сидят в СИЗО.

Наверное, уже все в курсе этой истории. Для тех, кто не знает о чем речь, кратко напомним.

В 21:53 29 ноября 2015 года в зал «Национальной лотереи» на улице Гоголя в Кировограде ворвались полтора десятка людей в камуфляже и балаклавах. Они повалили на пол охранника и одного из посетителей, который сидел за игровым автоматом. Затем разбили оборудование, забрали деньги из кассы – 43 000 гривен – и на двух автомобилях скрылись в неизвестном направлении.

Через несколько часов семерых из нападавших задержали. Все они оказались членами «Правого сектора», среди них были две женщины. Из полицейского пресс-релиза: «По факту нападения начато уголовное производство по ч. 3 ст. 187 “Разбой” Уголовного кодекса Украины. Санкция статьи предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от 7 до 12 лет с конфискацией имущества».

ПС, в свою очередь, заявил, что никаких денег не брал, а все это было в рамках борьбы с незаконными игровыми автоматами. Хотя на видео с камер наблюдения четко видно, как один из «борцов» складывает банкноты в рюкзак.

По состоянию на два ночи третьего декабря все семеро оказались в СИЗО – по два месяца ареста каждому без права внесения залога.

Восьмого декабря в апелляционном суде области начали рассматривать жалобы об изменении меры пресечения. Бойцы ПС из нескольких регионов Украины тем временем ворвались в помещение суда, один из них даже угрожал служителям Фемиды гранатой. В конце концов, их – ценой разбитой мебели и открытых по этому поводу уголовных производств – удалось оттуда вывести. В течение нескольких дней они пикетировали суд, хотя и вели себя при этом довольно прилично: если не считать громких заявлений («будем действовать сообразно обстоятельствам, возможно, и радикально») и лозунгов «Смерть ворогам!» под судом, ничего такого не было.

Результаты апелляций были следующими: Марта Кузив, Иван Борисов и Галина Кулибаба – домашний арест; Сергей Рыпаленко, Филипп Таран, Александр Вергелес и Дмитрий Некрасов – назад в СИЗО.

В конце января, когда заканчивались 60 суток ареста, Ленинский районный суд Кировограда продолжил всем четырем сроки еще на месяц. Местные акулы пера замерли в ожидании очередной серии противостояния. Но – то ли «правосеки» поленились, то ли есть более актуальные занятия – все прошло мирно.

Апелляции рассматривались четвертого февраля. В суде собрались несколько десятков активистов ПС и около сотни правоохранителей. Сами заседания проходили довольно спокойно. Возможно, потому, что председатель суда Валерий Драный распорядился проводить их в тесном помещении, где много людей не могли собраться физически. В зале одновременно могли разместиться только подозреваемый в «клетке», три судьи, представители прокуратуры и защиты, полицейские и около десяти свободных слушателей. При этом правоохранители и слушатели (журналисты и родные задержанных) стояли, поскольку мест для сидения им не было.

Первая апелляция касалась Александра Вергелеса. Адвокаты настаивали на том, что их подзащитный имеет проблемы со здоровьем. Он вроде бы вообще признан непригодным к прохождению военной службы. Правда, защитники тут же зачитали повестку, подписанную еще третьего декабря 2015 тогдашним лидером ПС Дмитрием Ярошем о мобилизации Вергелеса в добровольческий батальон. Адвокаты также предоставили суду справку о состоянии здоровья подозреваемого, несколько положительных характеристик и заявление народного депутата от БПП Олега Петренко о взятии на личные поруки.

Выступила и мама Александра – о ее допросе попросила сторона защиты. Она заявила, что ее сын – очень вежливый и ответственный молодой человек, будет придерживаться условий домашнего ареста и не нарушать закон.

Прокурор все эти доводы отрицал, но как-то вяло. Единственным его серьезным аргументом стал тот факт, что Александр Вергелес уже был осужден за преступление против собственности – условно.

В конце концов суд, посоветовавшись, вынес решение: домашний арест. Теперь подозреваемый до рассмотрения дела по сути обязан находиться в селе Клинцы Кировоградского района, где живет с мамой.

Примерно так же адвокаты защищали и трех товарищей Вергелеса по несчастью: характеристики, заявление Петренко о взятии на поруки, просьбы вызвать на допрос родных и близких, которые могли бы подтвердить порядочность подозреваемых. Однако судьи – каждый раз были разные коллегии – решили по-своему: оставить решение коллег из Ленинского райсуда о 30 сутках ареста без изменений.

И последнее. Можно выделить несколько вопросов, на которые почему-то до сих пор никто не дал ответа.

Первое. Нападавших было больше семи. Где остальные?

Второе. А деньги, собственно, куда девались?

Третье. Почему при одинаковых обвинениях судьи выносят разные решения?

Андрей Лысенко, «УЦ».

Профтехобразование: клиент скорее жив

Что будет в этом году с профессионально-техническим образованием в Украине, до последнего времени доподлинно не знал никто. Всему виной был впопыхах принятый бюджет-2016. Как известно, депутаты Верховной Рады почти в четыре часа утра двадцать пятого декабря приняли, по определению спикера ВР Владимира Гройсмана, тактический бюджет. Говоря проще – недоделанный. То, что к нему есть масса нареканий со стороны местных советов, никого не удивляет. Вот и возникла проблема с финансированием профессионально-технического образования.

Согласно Закону «О государственном бюджете на 2016 год», ПТУ, находящиеся в городах областного подчинения, теперь будут финансироваться не из госказны, а из местных бюджетов. Больше повезло училищам, расположенным в сельской местности. Они получают необходимые средства из областных, более богатых бюджетов. Сразу же после опубликования закона преподаватели и все те, кто имеет отношение к профтех­образованию, заговорили о закрытии по стране десятков учебных заведений. В конце января под Кабинетом Министров прошла акция протеста представителей сотен ПТУ с требованием вернуть государственное финансирование. И подействовало. В четверг, четвертого февраля, Верховная Рада 305 голосами внесла изменения в Бюджетный кодекс, тем самым урегулировав условия финансирования профессионально-технических учебных заведений.

Сумму заложили в бюджете немаленькую, но, по оценкам специалистов, она в три раза меньше, чем того требует содержание сети учебных заведений. И все же бюджетные дотации – не единственная головная боль областных властей. Есть еще земля, принадлежащая некоторым ПТУ, недвижимость, управление и собственность, а также оптимизация сети профтехучилищ.

Расшифровать бюджетные хитросплетения и рассказать о действиях областных властей относительно различных проблемных вопросов этой сферы мы попросили директора департамента образования и науки ОГА Владимира Таборанского. По его словам, в начале года руководство области столкнулось с проблемой финансового обеспечения профессионально-технических учебных учреждений.

– Фактически речь шла о том, что финансирование ПТУ прекращается, и нам экстренно нужно было поддержать эти учреждения, что и было сделано в первые же дни нового года, – рассказывает В. Таборанский. – В нашей области функционируют двадцать пять ПТУ. Из них два – при учреждениях исполнения наказаний, проще говоря, при тюрьмах. Они финансируются за счет госбюджета, и там проблем никаких не предвиделось. В этом году к нам перешло учебное коммунальное предприятие «Аграрник». Остальные двадцать два – это обычные профессионально-технические учебные заведения. Одиннадцать из них находятся вне зоны городов, а остальные – в городах областного подчинения. В Кировограде их шесть, по два в Александрии и Знаменке и одно в Светловодске. Для того, чтобы обеспечить финансирование этих учебных заведений, работали в двух направлениях. Во-первых, было сделано предложение по внесению в бюджет области средств для одиннадцати сельских ПТУ. Во время январской сессии депутаты областного совета поддержали предложение ОГА и своим положительным решением предусмотрели 53 миллиона гривен на содержание этих учебных заведений. Этих денег достаточно для выплаты по защищенным статьям на весь 2016 год. Разумеется, возможности областного бюджета ограничены, полностью финансировать все потребности ПТУ нереально.

На протяжении нескольких месяцев мы думали над проблемой компенсации всех статей расходов. У профессионально-технических учебных заведений есть земельные участки, но когда мы проанализировали их использование, то выяснилось, что только единицы их применяют по назначению. Остальные предоставляют услуги по обработке земли. Тем не менее, речь идет о том, что учебные заведения получают прибыль. Но еще мы увидели, что урожайность на этих участках значительно ниже, чем на соседних фермерских полях и в целом по районам. Отличаются суммы и по реализации продукции. Если в среднем по району продажа происходит по одной цене, то учебное заведение реализует по другой, значительно меньшей стоимости. Поэтому мы пришли к выводу, что если эффективно использовать земли, то можно получить дополнительный доход, который можно расходовать на то же содержание профтехучилища. Речь идет о пяти миллионах гривен. Сумма более чем приличная. Эти расчеты мы сделали, и они учтены уже в бюджете. То есть каждый руководитель ПТУ сейчас работает над тем, чтобы найти сельскохозяйственного производителя и заключить с ним такой договор по обработке земли, который мог бы обеспечить минимальную планку эффективности использования земельного участка и при этом получить реальную прибыль для содержания учебного заведения. Такие задачи были поставлены. Областной бюджет обеспечивает заработную плату, питание, стипендии, частично энергоносители. Дополнительные ресурсы могут использоваться на доплату за тепло и электроэнергию. Вот такая простая схема. По результатам января мы видим, что все выплаты были сделаны вовремя, – зарплаты и стипендии выплачены, питание оплачено, долгов за энергоносители нет. И в феврале-марте проблем не предвидится. Но это тот минимум, который может обеспечиваться для сельских профтехучилищ. Речь, к сожалению, идет не о развитии, а о содержании.

Кроме того, мы получили задание – в короткие сроки создать программу оптимизации сети профессионально-технических учебных заведений. У нас в области много готовится поваров, операторов компьютерного набора. Возможно, в таком количестве они уже и не нужны. В каждом ПТУ нужно проанализировать перечень профессий, лицензировать более актуальные специальности на сегодняшний день. Сейчас этот план разрабатывается, что позволит оптимизировать сеть ПТУ. Например, в прошлом году нам удалось объединить три учебных заведения в Александрии, это дало возможность освободить отдельные помещения, наполнить группы. Преподаватели не потеряли работу, ученики получили лучшие условия для учебы, освободилась часть средств, которая раньше шла на отопление и освещение помещений. Налицо реальная экономия материальных ресурсов.

Второй путь, который был избран для улучшения материального положения областных ПТУ, относился к остальным одиннадцати учебным заведениям, находящимся в городах областного значения. В этом случае областная администрация сработала довольно оперативно. В начале января, когда большинство людей еще отдыхали, во всех четырех городах провели совещания при участии мэров, начальников управлений образования и руководства профессионально-технических учебных заведений. Проанализировали возможности городских бюджетов по решению этих проблем, и во всех городах состоялись сессии горсоветов, на которых приняты решения о содержании ПТУ. В Кировограде предусмотрели средства на весь 2016 год, в Знаменке и Светловодске гарантированы выплаты на полгода, а в Александрии финансирование обеспечено на четыре-пять месяцев.

Среди прочих проблем по профессионально-техническим учебным заведениям – вопросы управления и собственности. Сейчас эти полномочия сосредоточены в руках Министерства образования и науки Украины. Финансирование передали на места, а полномочия назначения руководства заведениями, аренды помещений остались на центральном уровне. Минобразования уже рассматривает вопрос о передаче полномочий назначения руководителей на уровень области. Относительно собственности позиция министерства еще не определена. Рассматривается вопрос передачи собственности профтехучилищ на уровень или области, или городов областного подчинения. Больше склоняются к тому, чтобы собственностью владела областная власть. Но, опять-таки, передача собственности – это длительный процесс. Необходим анализ документации на землю, на помещения. Возможно, в каких-то местах их и нет. Тогда придется оформлять все заново, а это время…

«УЦ» поинтересовалась у руководства профтехучилища, расположенного в одном из районных центров, сегодняшним состоянием их заведения. Как нам пояснили, сейчас их учреждение финансируется из областного бюджета. Все расходы оплачиваются вовремя, и задержек с выплатами нет.

– Конечно, ходят разговоры о том, что и нас могут перекинуть с областного на местные бюджеты, – рассказал руководитель одного из училищ. – В нашем заведении учатся 300 человек. Годовой бюджет составляет порядка 5–6 миллионов. И такая же ситуация по всем проф­техучилищам, расположенным в селах или районных центрах. Конечно, нас выручают подсобные хозяйства. Пусть они небольшие у каждого училища, но своя пшеница и прочие сельскохозяйственные культуры у нас есть. А это подспорье для наших учреждений…

Руслан Худояров, «УЦ».

Ожоговый центр: открыли и не забыли

Не так давно в Кировоградской областной больнице после капитальной реконструкции открылся ожоговый центр. При большом стечении прессы руководство города и области перерезало ленточку, прошло экскурсией по отделению, прозвучали поздравления и обещания… Прошло немного времени, и мы решили проверить, как живет ожоговый центр и что из обещанного выполнено.

Главная радость и гордость заведующей ожоговым центром Натальи Николаевны Корчаки – операционный блок. Две операционные – чистая и гнойная – соответствуют всем самым современным требованиям: система вентиляции, антистатический пол, вмонтированные в пол розетки, специальные лампы… Похвасталась Наталья Николаевна и новеньким операционным столом, который тогда, во время открытия, обещали приобрести, а также очень удобными, на колесиках, подставками для инструментов и оборудования. Комфортные помещения для персонала, с душевой кабиной, все удобное, продуманное.

Идем по отделению, и его заведующая с удовольствием демонстрирует свои владения, отмечая, что и холодильник новый в буфетной поставили, и три телевизора в детских палатах повесили, и яркие картинки там же, и мебель почти везде новая. Заглянули в процедурную и увидели необычный стол-каталку. «Это для перевязки и транспортировки тяжелых больных. Вот только что, буквально перед вашим приходом, отмачивали в этой ванне тяжелого больного, которого вы видели в палате интенсивной терапии, – говорит Наталья Николаевна. – А вот это наркозный аппарат, который мы используем во время перевязок, чтобы человек в это время не чувствовал страшных болей». Заглянули мы и в палаты, чтобы убедиться, что больным там комфортно, и в санузел для больных, где установлена в том числе и душевая кабина, чтобы выздоравливающие, которым уже можно, или их родственники, остающиеся в отделении помочь ухаживать за ними, могли помыться или что-то простирнуть.

Наверное, случайный в медицине человек, которые, к сожалению, еще есть в наших больницах, не пойдет работать в ожоговое отделение, где буквально каждый день встречаешься с тяжелейшими травмами и взрослых, и деток (в Кировограде такие больные лечатся только здесь, во «взрослой» областной больнице) и только от тебя и твоих помощников зависит, как сложится их дальнейшая жизнь и сложится ли она вообще. И такой неслучайный человек – Наталья Николаевна Корчака. В Кировоград она приехала после окончания Тернопольской медакадемии и работала в 1-й поликлинике врачом-хирургом, сидела на приеме больных. А в качестве подработки и для большей практики устроилась сюда, в ожоговое отделение областной больницы. Утром в отделении, потом бежит в поликлинику. Затем уже окончательно перешла работать сюда, в ожоговое, где «дослужила» до заведующей отделением. Завершили экскурсию мы небольшим интервью.

– Наталья Николаевна, как заполнено ваше отделение?

– В прошлом году на тридцати койках у нас было больше сорока человек, сейчас около 25. Это непредсказуемо. Раньше количество наших больных было сезонным – например, летом – связано с периодом консервирования, отопительный сезон – когда нужно топить печку, греть воду, чтобы помыться. Сейчас такой сезонности практически нет. Ожоговые травмы происходят в любое время года, и иногда, особенно после пожаров, люди к нам поступают семьями, – и взрослые, и дети. Семейные палаты у нас получаются.

– В этом году у нас прошли обильные снегопады, хоть и недолго, но были сильные морозы. Как много больных с обморожениями к вам поступило?

– В последние годы отмечается тенденция к уменьшению обморожений. Если раньше за сезон у нас было до 50 таких пациентов, то сейчас, года три подряд, – 15–20 человек. Сейчас у нас появились отморожения летние. Очень многие владельцы автомобилей с целью экономии средств на топливо устанавливают газовое оборудование. А пропан, если идет утечка из баллона, имеет минусовую температуру. И если руки случайно попадут под струю такого газа, отморожение гарантировано. И самое важное при отморожении – оказать помощь в первые шесть часов. Тогда риск, что погибнет часть фаланги пальца или целый палец, намного снижается. А зимние отморожения – это, как правило, люди под воздействием алкоголя или наркотических веществ, которые уснули на улице в мороз, лица без определенного места жительства, которые, естественно, сразу к врачам не обращаются. Они попадают к нам зачастую в таком состоянии, что спасти что-то очень и очень сложно, хотя и в таких случаях мы все-таки стараемся сохранить, например, хоть часть стопы, чтобы человек мог хоть как-то передвигаться.

– Насколько вы укомплектованы персоналом?

– Сейчас по штату ожогового отделения мы укомплектованы полностью. Однако с появлением двух операционных – фактически целого операционного блока, двух палат интенсивной терапии, у нас в перспективе, мы на это очень надеемся, открытие новых ставок, чтобы мы еще более эффективно работали. Мы рассчитываем, что в будущем «скорая помощь» будет наших тяжелых больных сразу везти к нам, минуя отделение реанимации.

– Снабжают ли вас бесплатными препаратами или все, как в других отделениях и больницах, ложится на плечи больного?

– В пределах возможностей больницы люди, которые не могут себя обеспечить, получают все необходимое. Куда же нам деваться? Мы обязаны их лечить. Вот вы видели, в одной из палат лежала женщина, у которой сгорел дом, и человек остался буквально голый и босой, в той палате, где много мужчин лежит, – там половина не могут купить даже что-то элементарное, они просто с улицы. А бомжи, кстати, сейчас молодые – тридцать лет, а он уже бомж.

– А с какими ожогами чаще всего обращаются?

– Критически опасный объект – это чашка чая. Это чуть ли не каждый второй-третий. Вот один ребеночек, которого вы видели, – чашка чая, второй – чайник, он сел попой в горячий чайник. У детей процентов 80 – это кипяток.

– Как специалист, что вы посоветуете нашим читателям, чтобы они не попали в число ваших пациентов?

– Прежде всего – берегите своих детей. Если раньше, лет десять назад, количество детей от всех больных, которые у нас пролечились, составляло порядка 25–30%, то сейчас – до 50%. Если взрослый получает ожог по какой-то случайности, то ожоги у детей – стопроцентная вина родителей. Все горячие предметы должны быть отодвинуты подальше на плите или на столе. Когда включена духовка, ребенок в кухне быть не должен ни в коем случае. Ни при каких условиях вы не должны брать в руки чашку с горячим чаем, если у вас на руках ребенок. Он махнет ручкой – зацепит чашку, и ожог обеспечен, потому что у малышей очень тонкая и нежная кожа. Купая грудного ребенка в ванночке, никогда не подливайте в нее кипяток.

Если же вы все-таки получили ожог, первое, что вы должны сделать, – охладить обожженное место, даже просто сунув, например, руку под холодную воду, чтобы охладить ткани. Не мазать маслом и не тереть картошку – охладить! Затем желательно в любом случае показаться специалисту, который оценит степень повреждения и назначит лечение или госпитализирует при необходимости. Если же это серьезное повреждение – немедленно вызывать «скорую помощь» и ехать к нам. Запомните: только врач-комбустиолог может адекватно оценить вашу травму! Обращайтесь к нам, мы никогда и никому не откажем ни в лечении, ни в консультации. А лучше всего – берегите себя и своих детей.

Ольга Березина, фото Елены Карпенко, «УЦ».

От 3 до 11, или Завтрак для первоклассника

С нынешнего года питание младших школьников государство переложило на плечи местных бюджетов, за исключением льготных категорий. Родители начали обоснованно опасаться, что бесплатным завтракам в школах пришел конец.

Успокоим мам и пап: проблема бесплатного питания для детей 1–4 классов беспокоит не только вас, но и руководство области. О ней говорилось на аппаратном совещании в ОГА, где губернатор Сергей Кузьменко почти в ультимативной форме потребовал от руководителей районов изыскать средства. Большинство районов уже отчитались о выделенных деньгах, но предоставленные на рассмотрение губернатору цифры вызывают много вопросов. На них нам любезно ответил начальник департамента образования, науки, молодежи и спорта Кировоградской ОГА Владимир Таборанский.

– Владимир Петрович, прежде всего хотелось бы прояснить ситуацию для родителей: питание детей в школе отныне – их забота или все же они могут рассчитывать на то, что в школе их ребенка покормят бесплатно?

– Были внесены изменения в законодательную базу, и, согласно этим изменениям, в 2016 году государство выделяет средства на финансирование питания только льготных категорий и детей из малообеспеченных семей. На питание остальных детей средства из госбюджета уже не выделяются. Речь идет прежде всего об обязательном завтраке для младших школьников. Глава облгосадминистрации сразу поставил перед руководителями профильных департаментов, городскими головами и руководителями районов задание: детей необходимо обеспечить питанием независимо от того, какие средства будут привлечены для этой цели – районного бюджета, местных бюджетов, спонсорские средства – любые, за исключением родительских денег. Сегодня в школах области учатся около 36 тысяч младших школьников, из них льготников всего чуть более 3 тысяч. Источники и пути финансирования при этом могут разрабатываться самые разные.

– То есть, как я понимаю, на законодательном уровне не были прописаны альтернативные источники финансирования детского питания?

– На законодательном уровне источники финансирования действительно не были прописаны, этот вопрос должны решить местные власти. Разные территории решили этот вопрос по-разному, но на сегодняшний день проблемными остаются всего два района – Бобринецкий и Ульяновский. В этих районах еще не была принята программа по обеспечению питанием школьников 1–4 классов. Но это не значит, что там детей не кормят, просто в этих районах еще не успели принять программу, и финансирование происходит по ситуации. В остальных районах такие программы уже были приняты – где на весь год, где на полгода, где на один квартал.

– Какие источники финансирования являются основными?

– Главный источник – средства местных бюджетов. Ряд районов и городов областного значения приняли решение полностью обеспечить питание детей за счет средств районных, городских, сельских и поселковых бюджетов. Это, например, Кировоград, Знаменка, Светловодск, Гайворонский, Долинский, Петровский и несколько других районов. Но большинство территорий решили привлечь спонсорские средства. Это Александрийский район вместе с городом Александрия, объединенная община Малой Виски, Голованевский, Кировоградский, Знаменский, Компанеевский, Новоархангельский и другие районы – таких большинство.

– Чем объясняется настолько разительное отличие в суммах, выделенных на питание одного ребенка в день, в разных районах? Почему в городе Знаменка это всего 3 грн., а в Александрийском районе – 11 грн.?

– Такие цифры были заложены в районных бюджетах. Зависят они от объема денег, который территории готовы выделить. Почему Александрийский район смог выделить целых 11 грн.? На его территории находятся несколько крупных агрофирм, исправно пополняющих местный бюджет за счет налогов. Другим районам повезло меньше.

– Но как-то сложно представить себе, как накормить младшего школьника на 3–5 грн. в день.

– Дело в том, что приведенные цифры – это объемы средств, выделенных из местных бюджетов. В них не учитывается спонсорская помощь, которая, как правило, оказывается в натуральной форме. То есть местные фермеры просто привозят в школу овощи и крупы, например. Поэтому в большинстве случаев реальная стоимость школьного завтрака выше, чем показывают данные.

– Но все же, нет ли механизма приведения этих цифр к некоему общему знаменателю? Есть ли планы ввести некий лимит средств, ниже которого опускать планку нельзя?

– Есть главный критерий – это нормы питания для школьников. Говорить об ограничениях по суммам в данном случае не совсем корректно, так как в течение года цены на продукты меняются, плюс, повторюсь, часть спонсорской помощи поступает в натуральной форме. Если рассчитать стоимость детского завтрака по нормам, то, согласно ценам на сегодняшний день, он должен стоить около 15 грн. для младшего школьника и около 18 грн. – для старшеклассника. Но, к сожалению, уровень выполнения норм питания в нашей области составляет 89%.

– За счет каких средств будут питаться дети участников АТО и вынужденных переселенцев? Их причислили к льготным категориям?

– К сожалению, на государственном уровне дети участников АТО и переселенцев не являются льготными категориями. Задание обеспечить полностью бесплатное питание (то есть и завтрак, и обед) детей этих категорий с 1 по 11 класс ставилось не только на уровне главы Кировоградской ОГА, но и на государственном уровне. Но в этом году средств из госбюджета на поддержание детей-переселенцев и детей участников АТО не выделили. Этот вопрос приходится решать также за счет местных бюджетов и спонсорских средств. И если в сельской местности этот вопрос стоит не так остро благодаря помощи от фермерских хозяйств, то в городах были разработаны разные механизмы финансирования питания для детей участников АТО и переселенцев. В Кировограде, например, средства будут выделяться по мере необходимости. А в Светловодске решили вопрос по-другому: питание детей частично оплачивают родители, но позже они получают компенсацию из местного бюджета через органы соцзащиты…

Виктория Барбанова, «УЦ».

«Жизнь побеждает»

Всю жизнь лечиться люди шли к нему,

Всю жизнь он смерть преследовал жестоко

И умер, сам привив себе чуму,

Последний опыт кончив раньше срока.

Константин Симонов,
«Всю жизнь любил он рисовать войну…»

Во второй строфе стихотворения «Всю жизнь любил он рисовать войну…» о людях, в буквальном смысле отдавших жизнь работе, Константин Симонов пишет о нашем земляке Ипполите Александровиче Деминском, враче, который своей смертью доказал, что чуму переносят грызуны.

Сегодня профессию врача трудно назвать опасной, проведение анализов мы не воспринимаем как подвиг, а эпидемии чумы, которой до сих пор ежегодно заражаются тысячи людей на Земле, кажутся чем-то очень далеким. Но на самом деле последняя эпидемия чумы была в 2013–2014 году на Мадагаскаре. Там заболели около двухсот человек, умерли 79. Масштаб мадагаскарской эпидемии, конечно, не сравним с пандемиями чумы, которые уносили сотни миллионов (!) человеческих жизней. А там, где были больные, были и врачи, которые не только лечили, рискуя заразиться, но и пытались найти причину, понять, откуда берется чума.

Справедливости ради надо сказать: гипотеза, что люди заражаются чумой от грызунов, существовала и до Деминского, но он, сделав перед смертью все необходимые анализы и оставив распоряжение «Труп мой вскройте, как экспериментальный случай заражения человека от суслика», подтвердил ее. Смерть Деминского полностью изменила принципы борьбы с эпидемиями (до этого специальные отряды сжигали целые села, считая, что инфекция остается на всех предметах, к которым мог прикасаться больной, и даже в стенах дома, где он жил).

Для нас имя Ипполита Деминского, как и имена многих других выдающихся земляков, открыл кировоградский краевед Владимир Босько. В его «Историческом календаре Кировоградщины на 2015 год» размещена статья «Двобій з чорною смертю», в которой автор пишет, что случайно наткнулся на биографию земляка, о котором раньше даже не слышал, и удивляется, сколько людей, известных во всем мире, остаются неизвестными у себя на родине. Деминский – один из таких людей. Безусловно, он довольно известен в Астраханском крае, где лечил заболевших холерой и чумой по хуторам, проводил исследования в передвижных лабораториях, заразился и умер. Но и мы можем гордиться тем, что врач, отдавший жизнь, чтобы человечество могло победить страшную болезнь, родился здесь, в Новомиргороде, в 1864 году в семье ветеринарного врача Александра Яковлевича Деминского.

Корни чумы

К сожалению, никаких сведений о жизни Деминских в Новомиргороде нам найти не удалось. Вскоре семья переехала в Астрахань.

Глеб Голубев в книге «Заболотный» (серия ЖЗЛ) пишет: «Только уже потом, стороной, от других мы узнали подробности нелегкой жизни Деминского. Он рано потерял мать и отца, учился на медные гроши. В Казанском университете ему дали небольшую стипендию; потом молодому врачу пришлось ее отрабатывать в самых глухих уголках Астраханской губернии, куда добровольно никто не хотел ехать.

И эта глухая уездная жизнь, погубившая так много молодых талантов, о чем с такой горечью говорит доктор Астров у Чехова, не засосала его, не сломила. Он не спился и не стал равнодушным циником. Деминский в каждой убогой степной дыре, куда его забрасывала прихоть равнодушного начальства, не только образцово налаживал медицинскую помощь, но и ухитрялся заниматься научной работой. Его интересовали и геология, и ботаника, увлекала смелая идея облесения сыпучих Рынских песков.

И это не были просто увлечения дилетанта, любителя. За работы по изучению почвы, климата, подземных вод и растительности астраханских степей Академия наук в 1898 году приняла Деминского в число корреспондентов своей главной физической обсерватории.

Деминский внимательно следил за всей научной литературой и сразу заинтересовался гипотезой Заболотного (имеется в виду как раз гипотеза о том, что люди заражаются чумой от грызунов. – О.С.). Втроем мы обсуждали ее долгими зимними вечерами, прерывая беседы только для очередных обходов больных».

Несколько месяцев Деминский проработал в Астрахани. Но вскоре его назначают врачом второго участка Внутренней Киргизской орды, а затем дают место санитарного врача. В июне 1891 года Деминский, оставив в Астрахани семью, уезжает работать на Баскунчак, в больницу для рабочих соляных промыслов.

В докладной записке из Баскунчака в Астрахань Деминский писал: «При существующих условиях район действия больницы промыслов простирается с одной стороны на 8, а с другой на 15 верст. При малом числе кроватей класть больных совершенно не представляется возможным. Поэтому больным с острым расстройством желудка, нарывами, лихорадкой и т. п., которые нуждаются в ежедневной помощи, приходится туда и обратно проходить пешком до 30 верст в день – расстояние, которое трудно пройти и здоровому человеку, в особенности в жаркое время.

На крайнюю недостаточность медицинского обслуживания точно указал 1891 год. Эпидемия цинги, появившаяся весной данного года, тянулась очень долго и дала большую смертность именно благодаря почти полному отсутствию средств оказания помощи больным. Появившиеся вслед за тем эпидемии холеры и чумы унесли еще сотни жизней. Вследствие такого положения дел я собрал соледобывателей для обсуждения мер организации постоянного медицинского обслуживания рабочих на промыслах…»

Для обеспечения постоянного медицинского обслуживания на промыслах И. А. Деминский предлагал в каждом районе приозерья открыть фельдшерские пункты, в поселке построить больницу на 50 коек. Для осуществления своего проекта он предлагал, чтобы каждый солепромышленник внес по 1/100 копейки с пуда добытой соли.

Далее в докладной сказано: «…солепромышленник Типков, посчитав, что ему в год нужно вносить 80 рублей, возмутился и сказал: о чем мы толкуем? В степи голодающих немало, придут новые. Это же грабеж, 80 рублей! Нет, это невыгодно. (…) Некоторые заявили, что согласия трудно добиться вследствие невыгодности дела. Постановили: отклонить меру, предложенную в докладе врача Деминского о постоянной медицинской помощи рабочим, за невыгодностью». (Цитируется по книге Германа Моторина «Озеро Собачья Голова»).

Организовав больницу в Баскунчаке, Деминский возвращается в Астрахань и занимается уже только инфекционными болезнями, выезжая на каждую эпидемию чумы, холеры, тифа, которые в степи случаются с завидной регулярностью. Этот период жизни Деминского подробно описан в книге «Жизнь побеждает». Автор книги – Александр Шаров, настоящее имя которого Шер Нюренберг, вероятно, состоял в дальнем родстве с Амшеем Нюренбергом (что наводит на мысль: уж не являются ли кировоградские Шаровы потомками елисаветградцев Нюренбергов?). Шаров – детский писатель-фантаст, и две научно-популярных книги о борцах с чумой «Жизнь побеждает» и «Против смерти» (Шер Нюренберг получил биологическое образование) он тоже написал для школьников: «Потом приходится бросить все. В ста километрах, в кир­гизском кочевье, – эпидемическая вспышка. Подозрение на чуму. Впрочем, он приезжает слишком поздно. Пока в Астра­хань шло сообщение о болезни, пока там думали, кого из не­многих работающих вблизи врачей послать в кочевье, пока, наконец, скакал к промыслам нарочный, останавливаясь пе­редохнуть в редких придорожных трактирах, болезнь выкоси­ла все население юрты – семь человек – и исчезла.

Вокруг – степная пустыня. В юрте, под простыней, обиль­но смоченной сулемой, лежат трупы. Из живых только доктор Клодницкий, приехавший накануне из Астрахани с двумя са­нитарами.

В два часа ночи они кончают работу. Теперь здесь ничто не напоминает о человеческом жилье – все сожжено. Еще несколько порывов ночного ветра – и даже пепла не останется, даже запах гари исчезнет.

Спать не хочется.

Пока санитары кипятят чай, Клодницкий медленно го­ворит:

– Вот и еще одну “победу” одержали. Так, что ли? Бро­дит чума по здешним местам на привязи в тысячу верст от кочевья к кочевью, кружит, а мы по ее следам – похоронной командой. Чумная свита… Когда же мы найдем истоки болез­ни? И найдем ли?

– А как вы относитесь к высказываниям Заболотного о значении грызунов в распространении чумы? – спрашивает Деминский.

Клодницкий не торопится с ответом.

– Что же вам сказать? – говорит он наконец. – Ведь все это – гипотезы, а подтверждения им мы в наших местах столько времени не можем найти, что невольно возникает сомнение – найдем ли когда-либо. Искать будем, это долг наш, но найдем ли?

(…)

Из множества болезней, с которыми он встретился за по­следние дни, две самые опасные связаны корнями с этими местами, как бы вросли в них. Корни холеры тянутся к волжским протокам, корни чумы уходят в степь. Нужно просле­дить эти корни, чтобы рассечь их.

(…)

Теперь, в месяцы и годы после приезда с промыслов, жизнь Деминского определяется вспышками чумы. Это стано­вится основным делом его жизни. Приходит извещение, и через степь к месту тревоги мчится отряд врачей и санитаров. Как тогда на кургане, сжигаются все вещи, принадлежавшие больным, сжигаются трупы, словом – совершается все, что рекомендует наука. А болезнь проходит через огонь, появ­ляется вновь за сто или двести километров.

После работы, измученный, но не опечаленный, а скорее разгневанный бесполезностью принятых мер, Деминский пи­шет друзьям в Астрахань: “Кричите, что мы делаем совсем не то, что огнем чуму не истребить. Не стражник и санитар, а эпидемиолог должен разгадать загадку чумы”.

Крик тонул в степных пространствах.

В Астрахани считали, что стражник, санитар и огонь – это все, чего достойна чума. Господин губернатор на совеща­нии, несколько видоизменяя привычную формулу, произнес:

– Огнем и строгостью-с!»

Встреча с Заболотным

Знакомство с руководителем чумного фронта, будущим академиком Даниилом Заболотным, автором гипотезы о том, что чуму распространяют грызуны, который приехал в Приволжье в 1900 году во время одной из эпидемий, безусловно, стало судьбоносным для Ипполита Деминского.

Глеб Голубев пишет: «Нашу неторопливую беседу прервал скрип снега под быстрыми шагами. Сопровождаемый совсем выбившимся из сил мальчонкой, к нам подходил невысокий коренастый человек в ушанке. Очки в простой железной оправе, маленькая бородка, на усах курчавится иней.

– Здравствуйте. Врач Деминский, Ипполит Александрович, – представился он.

Так на заснеженной дороге под морозными звездами познакомились мы впервые с замечательным человеком, чья героическая жизнь и трагическая гибель навсегда вошли в историю борьбы с “черной смертью”.

В теплой избе, отпаивая нас чаем, Деминский рассказал, что всего заболевших во Владимировке двадцать шесть человек, одиннадцать из них уже умерли. Удастся ли отстоять остальных, пока не ясно. Чума бубонная, так что сыворотка может принести пользу.

– Особенно плоха Лена Мельникова, – сказал он, протирая очки. – И признаться: ее больше всего жаль. Совсем молодая, всего девятнадцать лет, да к тому же беременная, ждала сына… А надежды почти никакой…

(…)

Наутро Ипполит Александрович повел нас по деревне. Она была довольно большой, но какой-то страшно неуютной и неустроенной. Хатки с покосившимися соломенными крышами, на улицах ни деревца.

– С водой тут скверно, – пояснил Деминский. – Рядом Волга, Ахтуба, а тут настоящая пустыня, солончаки, ничего не растет. Колодцы приходится копать на глубину чуть ли не восемнадцати метров.

По пустынным улицам бешено метался степной ветер, надувая сугробы до самых окон. Неужели есть где-то на свете соловьиный Шираз, пылающий океан, пальмы?..

Даниил Кириллович осматривал больных и все больше восхищался аккуратностью и распорядительностью Деминского.

– Молодец! – то и дело повторял он. – А ведь совсем молодой. Сколько вам лет, коллега?

– Тридцать шесть.

(…)

Эпидемия во Владимировке не проясняла загадки, а, пожалуй, даже сгущала, запутывала ее. Может быть, действительно, как утверждал Исаев, чума стала в здешних краях хронической болезнью с тех пор, как бравые казаки ненароком занесли ее, возвращаясь из турецкого похода в родную Ветлянку? И с той поры она возникает то в одном селении, то в другом, никогда не прекращаясь, а только ускользая на время от внимания исследователей.

А возможно, ее заносят сюда все снова и снова паломники из той же Персии. Или привозят с товарами купцы по Каспийскому морю? Есть среди волжских калмыков и приверженцы ламаизма. Они уходят на поклонение за тысячи верст в древние монгольские монастыри. Может быть, оттуда заносят они “черную смерть”? Разными дорогами может подкрасться “черная смерть”, и нелегко узнать, какие же из них наиболее опасны.

– Пока у нас никаких точных данных нет, но теперь я специально займусь наблюдением за сусликами, – делая пометки в блокноте, говорил Ипполит Александрович. – Тарбаганов у нас тут нет, но суслики ведь очень близки к ним…

Какая-то запись заинтересовала его.

– Любопытно. Вот у меня тут точно отмечено, что первой заболела из жителей Владимировки шестого ноября крестьянка Тетеревятникова Екатерина. И заболела она, работая на маленьком степном хуторе, где никого посторонних не было, так что заражение от пришлых людей исключается».

Лену Мельникову спасти удалось. Спустя много лет ее нашел Герман Моторин и подробно описал эту историю в книге «Озеро Собачья Голова»: «Наибольшей заботой была окружена самая тяжелая больная Елена Мельникова. Заразилась она от мужа, погибшего несколько дней назад. Она находилась в почти безнадежном состоянии, и все-таки Даниил Кириллович не сдавался. Боролись сразу за две жизни: не только за жизнь совсем молодой девятнадцатилетней женщины, но и за жизнь ребенка, которого вот уже пятый месяц она носила в себе. Даже в бреду Лена вспоминала еще не родившегося долгожданного сына. Сорок, шестьдесят, семьдесят кубиков сыворотки. … А ее бьет лихорадка, неистово скачет пульс, она никого не узнает. Так проходит несколько дней на грани жизни и смерти.

Даниил Кириллович и Ипполит Александрович дежурят у постели Лены Мельниковой, непрерывно меняя холодные повязки на ее пылающем лбу. Ход болезни осложняется выкидышем. Лена потеряла ребенка, так и не увидев его, но сама она, кажется, спасена. Тридцатого декабря температура снижается до тридцати восьми. Лена приходит в сознание.

В 1960 году нам удалось разыскать Елену Макаровну. Когда мы ее спросили, помнит ли она врача Ипполита Александровича Деминского, она вскликнула: “Как же, как же, конечно, помню! Полит Ляксандрыч – спаситель мой!” – и смахнула платком набежавшие слезы. “Ох, и мор был в ту пору во Владимировке! Много народу погибло тогда. Хоронили покойников в братской могиле, на кладбище и сейчас сохранился большой бугор – это и есть могила”».

«Прощайте. Деминский»

Александр Шаров пишет: «В 1911 году экспедиция Ильи Ильича Мечникова прошла через приволжские степи. Великий русский ученый вместе со своими помощниками добыл и изучил в лабораториях по всем правилам микробиологической науки тысячи сусликов, слов­ленных в норах и погибших в степи от неизвестных причин. Были приготовлены сотни культур, рассмотрены под микро­скопом многие тысячи препаратов.

Экспедиция Мечникова как бы вскрыла степь, как вскры­вает патологоанатом труп, чтобы выяснить причины смерти. Но и вскрытая, как бы отпрепарированная, степь не выдава­ла своего секрета. Никаких признаков чумного микроба не было найдено».

А в 1912-м началась новая эпидемия чумы – в слободе Рахинка.

«На десятки километров раскинулась по Волге слобода Рахинка – хутора, разделенные степью. В этот год беда обру­шилась на Рахинку: сусликов развелось видимо-невидимо. Ка­залось, поле шевелится от разжиревших зверьков. Нашествие грызунов, пожиравших посевы хлебов, угрожало голодом. По­том оказалось, что оно несет и иную опасность.

На борьбу с сусликами вышли все свободные от полевых работ, главным образом старики и дети.

Семилетняя Маша Морозова с хутора Романенко верну­лась из степи вместе с другими ребятами, а наутро не встала: стонала, плакала, не могла оторвать от подушки пылающую голову. Это была первая жертва эпидемии. На огромный уезд с населением в полмиллиона человек имелось только четырнадцать врачебных участков: треть на замке, остальные без медикаментов.

Эпидемия, начавшись в хуторе Романенко, беспрепятствен­но перекинулась на другие хутора. Обнаружили ее случайно, да и то не врачи: могильщики устали хоронить и подняли тревогу.

(…)

Приехали ночью. С трудом разыскали участкового врача. Тот вышел на крыльцо сонный, в накинутом на плечи пальто. Лицо у него было равнодушное, а может быть, просто уста­лое. Он постоял, прислушался к лаю собак и повел на уча­сток. Шел впереди, сгорбившись, кутаясь в пальто, держась середины улицы: “А то собаки загрызут – тут злые”.

На врачебном участке, в пустой бревенчатой комнате, участковый врач раскрыл шкаф и бросил на стол маленькую коробочку:

– Алямат. Так киргизы говорят в подобных случаях: “общая беда”. А у меня два грамма хинина, стол и лампа без стекла – это для того, чтобы ярче освещать путь к про­грессу.

Не отвечая, с непонятной поспешностью Деминский рас­кладывал хирургический инструментарий, приборы, химикалии и лабораторную посуду, привезенные с собой. В привычном порядке расположил бактериальные красители, раствор Люголя, спирт, фуксин.

Закончив работу, сел на лавку в углу. Оттуда, из темноты, сказал:

– Десятая моя походная лаборатория. Быть может, по­следняя? Тут сама природа раскрывает свои карты. Чувствуе­те: сама чума дышит вокруг нас… Знаете, я в Астрахани прочел донесение дьячка из хутора Романенко. Он пишет о сусликах: “ползали, как пьяные”. Между прочим, Заболотный точно так же рассказывает о своем тарабагане: “шел шата­ясь, пьяной походкой”. Какое странное совпадение формулиро­вок!

Подумав, еще раз повторил, чуть изменив фразу:

– Знаменательное совпадение!

Под утро привезли труп умершего больного. Деминский вскрывал, а Забалуев светил ему керосиновой лампой.

Работали без масок, молча. Дышали через нос, по привыч­ке, создавшейся за долгие годы, медленно и ровно втягивая воздух. Деминский вспомнил слова Клодницкого: “Чумологу нельзя волноваться: вздохнешь всей грудью – вдохнешь смерть”.

Обернувшись, Ипполит Александрович показал глазами на лампу. Забалуев понял: уже светло, можно гасить свет.

Кончив вскрытие и приготовив мазки, Деминский сел за микроскоп. Почти сразу уступил место Забалуеву. Мазок, взя­тый из селезенки, был забит микробами.

Вот и опять он рядом с болезнью – рукой можно дотя­нуться. Который раз он рядом с чумой с того дня, когда впервые встретился с нею на памятном кургане!

(…)

Он не убивал пойманных в степи подозрительных сусли­ков, ждал, пока они сами погибнут: давал чумным микробам возможность шире расселиться, полнее овладеть организмом, проникнуть в кровь, чтобы легче было их обнаружить. Только после смерти, и сразу после смерти, когда бы ни наступала она – днем или ночью, производил вскрытие. Пока чумных микробов в трупах сусликов обнаружить не удавалось. Он не отчаивался: ведь природа ведет свой опыт на миллиардах экземпляров, может быть, поражая одного суслика на тысячу, на миллион. Тут надо надеяться не на случай, не на удачу, а только на всемогущество последовательного и неутомимого человеческого труда.

Этот труд и заполнил его жизнь в Рахинке.

В письме домой он писал: “Жалею об одном – нет у меня двадцати рук”.

Письмо ушло в Астрахань, унося в далекий город неясный запах, оставшийся после дезинфекции.

В тот же день приехала “вторая пара рук” – высокая су­тулящаяся девушка с близорукими серыми глазами.

Не давая ей представиться, Деминский недовольно ска­зал:

– Не женское это дело, голубушка. Поезжайте-ка обрат­но – так лучше будет!

Словно не услышав его слов, она, сильно окая, отрекомен­довалась:

– Елена Меркурьевна Красильникова. Верно, боитесь, что хлопот со мной много. А я-то привычная.

– К чуме?

– Вообще. К делу привычная!

Оглядевшись, спокойно села к столу и, видимо желая уни­чтожить последние сомнения, добавила:

– Прошлый год на шхуне ходила до Персии фельдшери­цей. Холера у нас на корабле началась – ничего, справи­лись.

Елена Красильникова осталась в Рахинке. Сумел ли бы он выполнить всю ту работу, которая нахлынула, без этой вто­рой пары неторопливых, очень умелых и сильных рук, без этой спокойной девушки с ясной головой и самоотверженным сердцем? Вскрытия, десятки животных под опытом. Выезды на хутора к больным. Наблюдение за течением эпизоотии в степи.

Домой возвращались обычно вместе. Переодевшись и тщательно продезинфицировав лицо и руки, Деминский са­дился за стол напротив Красильниковой, расспрашивал ее:

– На шхуне плавали, теперь на эпидемии работаете. Разве нельзя найти дела поспокойнее?

Она немногословно рассказывала:

– Отец у меня прошлый год совсем ослеп. Зимой я учусь в Петербурге на Высших женских курсах, а летом надо на жизнь заработать ему и себе, хоть немного.

– Но разве трудно найти другую работу?

Девушка недоуменно пожимала плечами:

– Эта чем плоха? Эту тоже надо исполнять.

И сразу переводила разговор на другую тему.

К сентябрю эпидемия была пресечена. Сразу же, с обыч­ной для астраханского начальства скоростью, последовало распоряжение свернуть лабораторию.

Деминский отказался выполнить приказ. Результатов еще не было – под опытом находилось сорок два суслика; были среди них животные с очень подозрительной клинической кар­тиной. И главное, хотя целый месяц не отмечено новых забо­леваний среди людей, эпизоотия в степи продолжается.

Он писал в Астрахань, что надо не сворачивать, а развер­нуть во всю ширь бактериологические исследования. Длинное и горячее письмо кончалось просьбой: “Пришлите опытного помощника. Работы приняли такой размах, что вдвоем спра­виться просто немыслимо”.

Из Астрахани вновь подтвердили, что губерния объявлена по чуме благополучной и, следовательно, продолжать бакте­риологические изыскания нецелесообразно. Для убедительно­сти сообщали, что отпуск средств уже прекращен».

Деминский и Красильникова остались в Рахинке и продолжали исследования за собственные средства.

Шаров пишет: «Суслик номер семнадцать погиб ночью. Деминский шел в лабораторию, чтобы вскрыть погибшее животное. Уже при­ближалось утро – в конце улицы светлела узкая полоска неба. Ипполит Александрович шел быстро, наклонив голову, не оглядываясь по сторонам. Номер семнадцатый занимал его очень: такое острое и бурное развитие болезни обещало инте­ресные результаты.

Вскрывая, Деминский принуждал себя к обдуманным и медленным движениям. Наклонился, изучая поверхность органов, изуродованных характерными бугорками. Признаки скопления микробов, на­воднивших лимфатические узлы, прорвавшихся через все барь­еры в кровь грызуна. Очень похоже на чуму! Очень похоже!

Низко наклонился, близоруко рассматривая всю эту кар­тину и запоминая каждую деталь. Сердце колотилось так сильно, что не удержался, сильно вздохнул. В ту же секунду резким движением выпрямился.

Похоже на чуму. Как будто он нашел наконец-то, что искал.

Приготовил посевы на агар-агаре, стекла с мазками. За окном только еще светало. Сел к микроскопу и, уловив зер­кальцем неяркий луч, медленно двигая предметное стекло, стал наблюдать. Под большим увеличением проплывали скоп­ления эритроцитов, причудливые очертания лимфоцитов, разо­рванные мышечные волокна. При новом движении из темноты выплыла группа окрашенных фуксином микробных тел со светлыми полюсами.

Смотрел, не отрываясь, так напряженно, что начали болеть глаза. Разве это не сама чума выплыла из темноты? Чума или нечто неотличимо сходное с нею.

(…)

То, что Заболотный доказал в Маньчжурии, подтвержда­лось в Прикаспии на другом виде животных. Чума – болезнь не человека  – смело провозглашала рус­ская наука, – болезнь крыс, сусликов и тарабаганов. Только тут, в мире грызунов, этом самом многочисленном отряде млекопитающих, имеет она условия для вечного существова­ния. Она лишь случайно попадает в человеческую среду. Эпидемии среди людей, как бы опасны они ни были, – это тупиковые линии, начало которых всегда уходит в землю, к подземным жилищам грызунов.

Деминский шагал по лаборатории из угла в угол, по при­вычке согнув в локтях и держа осторожно на весу еще не про­дезинфицированные руки. На столе у окна, под объективом большого увеличения, лежали чумные микробы. Чума обна­ружена в трупе суслика, павшего между хуторами Перевозникова и Романенко – в опасном очаге, который дважды вызывал эпидемические вспышки. Значит, было найдено то, что предсказывали и предчувствовали многие ученые, но не видел еще никто, то, о чем десятилетия шли непрекращающи­еся споры, то, от чего зависело направление всего фронта противочумных мероприятий».

Деминский проработал весь следующий день.

«Опыт шел своим чередом, независимо от его воли. Поста­рался заставить себя думать совсем о другом. Он был не­справедлив к своим – теперь надо все изменить. Может быть, попросить отпуск и поехать вместе с женой и детьми в Пе­тербург, в чумной форт? Нет, зачем же в чумной форт, про­сто отдохнуть, побродить по городу, послушать Чайковского, побывать на Стрелке…

К утру Деминский задремал. Проснувшись, почувствовал тяжелое недомогание. Подумал: “Это от волнений и бессон­ницы. Надо взять себя в руки, а то совсем выйдешь из строя”. Тело было вялое, не хотелось ни есть, ни двигаться.

Около полудня ощутил резкое колотье в груди. Одновре­менно с физической болью мелькнула мысль: не заразил­ся ли?

К вечеру Деминский уже не сомневался в том, что болен, и понимал, чем болен.

Красильникову не пустил в свою комнату. Через дверь сказал:

– Мне уж отсюда не уехать, Елена Меркурьевна. Не хочу и не имею права рисковать вами!

Утром 5 октября появилась красноватая мокрота. Преодо­левая слабость, Деминский добрался до лаборатории. Приго­товил препараты, посмотрел и в кровянистой пузырчатой пене увидел знакомую картину: легочная чума!

Из всего, что он подумал в эти секунды, когда отпали последние сомнения, первым и последним было: надо исполь­зовать оставшиеся часы, ничего не забыть и, главное, не допустить, чтобы опыт прошел бесследно. Было страшно, что может наступить затемнение сознания, – тогда последние ча­сы он не будет принадлежать себе. А, кроме Красильниковой, никого рядом нет, как будто он в пустыне. Написал теле­грамму в Заветное – Клодницкому:

“Я заразился от сусликов легочной чумой. Приезжайте. Возьмите добытые культуры. Записи все в порядке, остальное расскажет лаборатория. Труп мой вскройте, как случай экспе­риментального заражения человека от сусликов. Прощайте. Деминский”. А что, если Клодницкий уехал из Заветного и телеграмма дойдет слишком поздно?

Мокроту отправил на хутор Романенко, где работал Бердников.

Подумал: “Как будто я ничего не забыл”.

Окончив работу, стал писать жене. Написал, что забо­лел, ввел себе сыворотку, но плохо верит, что она спасет: “Сыворотка пока не очень помогает при легочной чуме, это тоже дело будущего, верится – не очень далекого”. Написал, что горько и обидно сейчас уходить из жизни, но ведь не напрасная это гибель, ведь “мне посчастливилось увидать на­конец чуму среди сусликов”. Слова “мне посчастливилось” звучали странно, но он не вычеркнул их».

Текст телеграммы, который приводит Александр Шаров, – подлинный. И этот текст много лет повторяли профессора в мединститутах своим студентам как пример научного мышления. Этот текст сегодня выбит на могиле Ипполита Деминского и Елены Красильниковой на территории Астраханского противочумного института (их прах торжественно перезахоронили во время строительства Волжской ГЭС).

Красильникова не уехала. Студентка высших женских курсов из Петербурга осталась и ухаживала за умирающим доктором, она пережила его на три дня. 21 октября 1912 года московская газета «Искры» сообщила о смерти врача Деминского и медички Красильниковой, отдельно подчеркнув: «Жизнь Деминского и Красильниковой не была застрахована. Семья первого и родители второй остались без всяких средств к существованию».

Профессор Николай Николаевич Клодницкий приехал вовремя, вскрыл труп и подтвердил идентичность чумы у сусликов и у человека. Вскоре было обнаружено, что носителями чумы в Калифорнии являются земляные белки, в Египте и Восточной Африке – мыши. Принципы борьбы с чумой навсегда изменились, человечество смогло обуздать болезнь.

Закончить хочется строфами из того же стихотворения Симонова «Всю жизнь любил он рисовать войну…»:

Никак не можем

помириться с тем,

Что люди умирают не в постели,

Что гибнут вдруг,

не дописав поэм,

Не долечив, не долетев до цели.

Как будто есть последние дела,

Как будто можно,

кончив все заботы,

В кругу семьи усесться у стола

И отдыхать под старость

от работы…

Подготовила Ольга Степанова, «УЦ».

Школьная газета: все по-взрослому

10 февраля день рождения у газеты Alma-mater, которая вот уже двадцать лет издается в кировоградской школе № 22. Школьная газета – это совсем не баловство, как может показаться на первый взгляд. А 20 лет – очень солидный возраст для такого издания. Среди старшеклассников большая «текучка кадров», редколлегия Alma-mater полностью меняется каждые 2–3 года. Неизменным остается только главред – директор школы Борис Стефанович Набока.

В 1982 году, став директором школы на Горном поселке, Борис Набока предложил старшеклассникам, кроме комитета комсомола, в школе создать учком, который будет влиять на жизнь школы, решать какие-то технические и организационные вопросы. Изменилась страна, изменился политический строй, и учком стал парламентом, а его члены – депутатами и советниками. В 1996 году школьный парламент принял решение издавать собственную газету.

– Я пришел в «Украину-Центр», – говорит Борис Стефанович, – к Ефиму Мармеру, моему бывшему ученику, и попросил помочь. Я ходил по редакции, заглядывал всем через плечо, расспрашивал, кто что делает. У вас я узнал, что у газеты должны быть логотип, постоянные рубрики, узнал, что такое врубка, колонтитул. Верстали первые номера Alma-mater тоже в «Украине-Центр», на школьных компьютерах это было невозможно сделать.

В первом номере газеты, который сегодня можно увидеть на сайте школы № 22, обращение директора, фамилии всех отличников, несколько статей, написанных педагогами, и всего четыре черно-белых фотографии. С годами становится больше страниц, больше фотографий, появляются заметки и рисунки учеников, рассказы об истории школы и т. п.

– Когда мы начинали делать газету, то первым делом хотели занять детей, объединить их, дать возможность выразить себя и применить знания, которые они получают на уроках русского и украинского языка, – говорит Борис Набока. – Так, например, мы задумали обязательную страницу об истории школы. Дети берут интервью у нашего выпускника, а он рассказывает, что помнит, как во время урока в класс зашел молодой офицер, весь в орденах, учительница бросилась к нему, плакала, смеялась – это был 1945 год, ее муж вернулся с войны. Для сегодняшних детей это ожившая история, никто из них этого интервью не забудет.

Но газета стала и летописью жизни школы. Обычно мы печатаем 500–600 экземпляров (Alma-mater выходит ежемесячно), у нас пятьсот учеников, и газету они получают бесплатно. Читают ее и ученики, и их родители, и бабушки-дедушки. Причем многие хранят дома подшивки. Мы стараемся, чтобы в газете было как можно больше фотографий (например, в сентябрьском номере у нас всегда фото всех первоклашек с учителями), чтобы в каждую газету могли написать 30–40 учеников, чтобы даже младшие школьники могли поучаствовать. С каждого школьного конкурса, с каждой экскурсии – обязательно фоторепортаж. Получается газета про каждого ученика! Даже если он не найдет там своей фотографии или заметки, то прочтет о своих друзьях, одноклассниках, соседях.

А представляете, как интересно посмотреть на эту газету через двадцать лет! Зайдя сегодня в школу, все выпускники первым делом ищут в подшивках годы, когда учились (подшивки, в которых каждая страничка заламинирована, хранятся в школьном музее), сегодня все номера газеты можно увидеть на сайте школы, но это, конечно, совсем не то…

Кстати, среди бывших юнкоров Alma-mater немало журналистов, например, ведущий канала «Кировоград» Владимир Вященко, ведущий «Радиомайдана» Василий Левицкий. Последний, кстати, уже четыре года ведет в двадцать второй школе клуб юных журналистов.

Чтобы перечислить все награды Alma-mater, в «Украине-Центр» места не хватит: лучшая школьная газета Украины за несколько лет, лауреат многих международных конкурсов школьных медиа и т. п. Но главное, наверное, то, что газета выходит ежемесячно уже двадцать лет. Для школьной газеты это огромный срок. Двадцать лет назад делать газету силами школьников казалось фантастикой. Сегодня это уже немодно – все можно разместить в Интернете. Но хочется пожелать Alma-mater жить еще долго, потому что традиции – это великая сила.

В первом номере Alma-mater за 10 февраля 1996 года мы нашли совет для учителей: «Чаще вспоминайте с детьми, какими они пришли в школу и какими они были смешными. Дети очень любят рассказы о своем детстве». Наверное, именно поэтому Alma-mater так любят все ученики и выпускники двадцать второй школы – это рассказ о детстве каждого.

Ольга Степанова, «УЦ».