Отмеченный Богом

Глядя на картины художника Анатолия Шаповалова, никак не соглашаешься с некоторыми словами из лексикона художников. Вечно популярные картины с изображением ваз с цветами, овощей и фруктов называются у нас по-французски «натюрморт» — «мертвая натура». Гораздо больше симпатичен английский вариант названия этого жанра живописи — still life, что в разных видах можно перевести как «замершая жизнь», «неизменная», но никак не «мертвая». И то по отношению к Шаповалову все равно точного смысла нет. Кто видел его «Гарбузи», или «Натюрморт с рыбами», или «Пасхальный натюрморт», меня поймет. Там все живое у него.

Это ж надо было так долго ждать — лишь в шестьдесят лет организовать свою первую персональную выставку в родном Кировограде! Это притом, что в частных собраниях Америки и Англии находятся несколько сотен (да-да, не единицы, не десятки, а несколько сотен) работ художника, который, кстати, никакой не заслуженный, не народный художник. Он просто талантливый художник. Про таких говорят: отмеченный Богом…

Живет Анатолий Гаврилович в родной Аджамке, и ему там очень нравится. Хотя многие соседи его не понимают — кто такой, не пашет, не сеет, коровы и свиней не держит, не тащил никогда ничего из разваливающегося колхоза, какой-то им чужой и непонятный. В гостиной у Шаповалова, она же его мастерская, — два большущих панорамных окна, с далеким видом и перспективой на поле, речушку, бывшие ставки бывшего рыбсовхоза или колхоза. Так окна никто в Аджамке не располагает — на ветер, тепло труднее сохранять. И нет перед окнами этими привычных сараев да хозпостроек, один простор. Окна художника, одним словом.

Несмотря на отсутствие званий и выставок, Анатолий Гаврилович не самодеятельный художник. У него за плечами Одесское государственное художественное училище им. М.Б. Грекова и Киевский государственный художественный институт, мастерская преподавателей Виктора Пузырькова и Анатолия Пламеницкого. В Кировограде с таким основательным образованием художников единицы, и один из них — это его родной брат Сергей Шаповалов. В киевском художественном мастера со всесоюзными и даже мировыми именами набирали в свои классы всего по пять человек, и вели их шесть лет. Это школа, более чем серьезная школа! Наставник, Виктор Пузырьков — автор знаменитейшей картины «Черноморцы» (десант бойцов в Крыму), за которую он получил в 1948 году Сталинскую премию, — учил как надо. Правда, из-за своей приверженности к батальной и морской живописи и учеников немного направлял в любимую сторону. Из-за этого дипломная работа, какой ее видел сам Шаповалов, до сих пор им не написана!

— Я хотел изобразить уборку буряка, в голове и в набросках уже выстроил композицию — женщины, обрубывающие ботву и т. д. Но Пузырьков тему мне поменял, а я так до сих пор и не создал эти «буряки». Видимо, еще не созрел, но я обязательно их напишу…

После окончания института большинство выпускников стремилось остаться в Киеве, у многих это получилось (почему и по сей день у Шаповалова все знакомства в высших академических художественных кругах). А Анатолий Гаврилович даже и не пытался, ему хотелось назад, на родину. По окончании курса получил направление в кировоградские художественно-производственные мастерские, ныне отделение Союза художников Украины. Работа тогда была специфической.

— Как поступит иной раз заказ на сорок портретов Энгельса, так и месяц не разгибаешься, пока их не сделаешь.

Опытные матерые кировоградские мастера, чтобы проверить новичков, Шаповалова с коллегами, сразу же по оформлении на работу перебросили на них срочный и ответственейший заказ. Помните, в Кировограде главное здание на площади Кирова на государственные праздники «украшалось» громадными портретами членов Политбюро ЦК КПСС, ими закрывали окна облисполкома? Это издали они кажутся такими себе, на самом деле окна очень большие, портреты были в три метра высотой. Шаповалов уже не помнит, кого из ответственных товарищей тогда изображал, но с задачей справились на отлично, работу принимало высшее руководство партии в области.

Для души, для работы на себя времени немного тогда оставалось. Но тут пришли 90-е годы, полный развал всех систем, в том числе и мастерские остались без заказов. Но надо было как-то жить.

Чего только ни рисовал в те времена Анатолий Шаповалов — от икон до вывесок магазинов. Делал портреты на заказ. Сейчас уже не верится, но тогда 50 долларов за портрет были неплохой суммой. А как-то раз заказчик, оценив работу, заплатил вместо 50 аж 100 долларов, просто шикарно. Кстати, тогда в первый раз художник держал в руках валюту…

Но, конечно же, писал он и картины. А потом его работы заметили в Киеве. И один американский (бывший наш) менеджер от искусства предложил Шаповалову постоянную, на годы, работу на него. Картины Анатолия Гавриловича пошли за кордон и очень хорошо «показались» в Штатах.

Ценителям творчества Шаповалова хорошо известны его балерины. Он их множество создал, этих девочек в пуантах. Сам считает их ну не проклятием, но тяжелым крестом точно. Члены семьи говорят проще: иной раз смотреть на них уже невмоготу! Это притом, что создано-то все талантливо.

У некоторых кировоградских коллекционеров — десятки работ Шаповалова. Один известный собиратель как-то сказал: «Ты делай что хочешь, я возьму». Хотя чаще все же просят определенную тему, тех же балерин…

И западный мир их тоже требовал, и Шаповалов создавал все новых и новых балерин, испробовав все возможные сюжеты. Нам показали многочисленные зарубежные проспекты, подборки «Современное российское и украинское искусство», хотя чаще только «российское», для них там на Западе разницы нет, очень часто подписано, что Шаповалов — русский современный автор. Хотя, возможно, более украинского у нас трудно сыскать. Нет, мы не видим у Шаповалова казаков, шаровар, гопака и сала, хотя «садок вишневий коло хати» встречается.

У Шаповалова — самая что ни на есть сердцевинная, настоящая Украина. Казалось бы, есть у нас Крым с его природным естественным шиком и роскошью, есть величественные Карпаты, и есть у художника и море, и горы. Но гораздо больше у него Украины спокойной, степной, нашей широкой. Сельские дороги и мосточки через речушки, гуси и весенние окраины сел с развезенным тающим снегом. Это та непафосная, но живая и живущая Украина. Которую только и увидишь в Аджамке через большие окна.

Художнику в Аджамке не нужно ездить на пленэры, подобно городским художникам. За красотой и видами даже ходить далеко не надо, они — вот, рядом, под рукой, бери и пиши.

— Нет ли опасности исписаться на одном материале, да еще на нашем не очень густом, скромном?

— Это не так. Чуть по-иному поставил мольберт, и у тебя уже совершенно новый пейзаж, все другое, по-другому красивое.

Натюрморты Шаповалова знамениты. В них есть сок жизни, есть смак и есть реализм, есть настоящесть. Иной раз такой всего за один световой день получается, иногда отнимает месяцы. Работает Шаповалов все время. Хотя счастлив, что удалось закончить контракт, который он в свое время подписал с одним британским арт-менеджером.

— Это так сложно — ведь предписано строгое количество картин в месяц, их сюжеты. К тому же, когда есть прямой заказчик, он иной раз пытается лезть к тебе в картину — в этом углу ему хотелось бы такое еще дорисовать, тут ему чего-то еще не хватает или что-то лишнее. Он платит и заказывает музыку. Художнику так очень трудно. Ведь каждая картина — она отражение моего видения, моего опыта и понимания.

Немало приходилось мастеру писать и совсем, казалось бы, необычного для постоянного жителя села, который ни разу даже в дальнем зарубежье-то и не бывал. Часто, например, заказывали улицы Парижа прошлого, и сами парижане с удовольствием покупали виды родного города! Это надо уметь — почувствовать из своего сельского дома дух и величие великой европейской столицы, чтобы передать его. Хотя, смеясь говорит сын художника, нередко в видах Парижа знающий глаз может увидеть что-то неуловимо сходное с окрестностями оперного театра в Одессе.

— Из чего же рождаются в простом селе ХУДОЖНИКИ, что должно быть в этом воздухе, какие виды кругом надо наблюдать, что делать, чтобы стать мастером?

— Я не знаю. Знаю только одно, что мои родители и бабушка старались нас, детей, записать и устроить во все возможные творческие кружки, а их тогда было много (сейчас, увы, нет). Мы и пели, и танцевали, и вышивали даже, и рисовали. И читали много. И еще родители сделали все, чтобы мы смогли получить образование.

А творить, обладая школой и техникой, — это такая работа, как и другие (ну тут уж мы не согласимся! — Авт.). Есть набор техник, навыки, правильный подбор натуры и освещения…

Что ж, мастеру видней.

Кстати, и первый, и второй раз Шаповалов поступал через «фальсификацию», как бы сейчас сказали. Простой паренек приехал в Одессу, где уже жил его брат, а завтрашний день оказался последним днем приема документов. А надо было сдать несколько своих творческих работ. Толя об этом просто не знал. Ничего, брат тоже неплохо рисовал, сдал его работы, приняли. А при поступлении в Киеве не хватало работ с живой натурой. Ничего, подсобрали по друзьям. Возможно, это единственные случаи в жизни, когда Шаповалов выдавал за свое что-то чужое или кривил душой, хотя это слишком громко и глупо — говорить об этом как о проступках. Все, кто знает Шаповалова, в один голос скажут, что более чистого, искреннего, простого, без чего-либо наносного человека трудно отыскать. Он не стесняясь говорит о себе — ему нечего скрывать перед Богом и людьми.

Точного количества созданного им Шаповалов не помнит, да и не пытался никогда считать. Много. Есть в нем часть проходного, временного, не для вечности созданного, а ради заработка — абсолютно не скрывает Анатолий Гаврилович. И улыбается. Он знает, сделал немало Настоящего. И мы все это знаем. И ценим.