В разгаре очередной, десятый сезон фестиваля «Червона Рута». По всей Украине проходят отборочные конкурсы, и для кого-то фестиваль обязательно станет трамплином к признанию, а для кого-то останется просто воспоминанием. Приятным или нет, зависит от многих факторов.
В 1995 году мой светловодский друг Виталий Осауленко был дипломантом «Червоної Рути». Зная репертуар и слыша его исполнение, трудно представить, как он мог пройти даже отборочный тур. Он считает себя бардом. Пишет песни в придуманном им стиле — «бардовская песня ужасов». В песнях автора, не знающего нот, главными «героями» являются склепы, морги, кладбища. И с этим багажом — на «Червону Руту»?!
— Виталий, расскажи об истоках своего жанра.
— Бардовской песней я увлекаюсь с той поры, как выучил первые два аккорда — это где-то на рубеже 1980 года. Сочинял преимущественно для себя. Пел, как правило, на гулянках — мои песни вызывали у подвыпившей публики восторг, ибо своим гитарным боем, «дезовым» вокалом и черноюморными текстами я сломал привычное представление об авторской песне как о таком себе лирическом, умиротворенном, я бы сказал еще — камерном виде творчества. «Пионер авторской песни ужасов» — как впоследствии окрестил меня в одном своем интервью известный украинский искусствовед и продюсер Кырыло Стеценко.
Но все это было потом. А в 1995 году, после «дипломированного» успеха моей песни «Люблю худых» на бардовском фестивале «Оберiг-93» в Луцке, я решил штурмовать «Червону Руту». На отборочном туре в Кировограде моя забойная песня «Хто там?» вызвала в зале фурор и …полный паралич областных культурных «дiячiв». И если бы не присутствие на туре тогдашнего его киевского начальника Анатолия Калиниченко — я не попал бы в финал. Кировоградские чинуши тогда буквально завалили бедного Анатолия своими репликами (об этом мне рассказал один из членов жюри), мол, он рычит, он пьяный, он опозорит область в Севастополе (именно там был финал) и т.д., и т.п. Но Анатолий, спасибо ему, в обиду меня не дал. И я оправдал его высокое доверие — в так называемом городе русских моряков я стал дипломантом. И не к Эль Кравчуку, и не к Ани Лорак (они стартовали именно на этом фестивале в 1995 году) приходили в гостиничный номер севастопольские пацаны и девчонки и просили спеть, а ко мне. Я им говорю, мол, ребята, у вас же рожи рязанские — вы ж по-украински ничего не поймете. Ничего, отвечали они, зато ты рычишь классно.
— Почему же и для тебя, как для Лорак и Кравчука, «ЧР-95» не стала взлетной полосой?
— Видимо, потому, что тогда (да и сейчас) украинский шоу-бизнес остается недоразвитым. Там ко мне подходили, как они себя называли, представители продюсерских центров. И предлагали, мол, если у вас есть энная сумма у.е. — мы звезду из вас сделаем. Какое-то извращенное представление о раскрутке артиста было, да и поныне есть, в Украине. На Западе и в той же России, если увидели, что этот исполнитель чего-то стоит — в него эти продюсерские центры сами средства вкладывают. А у нас… Вы принесите бутылку водки — мы вас напоим. Приблизительно такая схема действует в Украине, и — как итог — великое множество дутых талантов-однодневок, которые умудряются еще и какие-то звания заслуженные получить, а по сути не то что концертные залы не в состоянии собрать — в гримерке все их почитатели поместятся.
— На твой взгляд, «Червона Рута» прогрессирует или…
— Ну что ты, какой прогресс, скорее — регресс. А причина именно в том, о чем мы только говорили. Хотя есть еще один аспект. Дело еще и в том, что командные высоты этого фестиваля занимают традиционно «галицькi хлопцi та дiвчата». При всем моем уважении к Галичине такая картина не способствует росту фестиваля. Ведь, как ни крути, у «западенцiв» малость другой менталитет, чем у «східнякiв» — они более лиричные, более чувственные, я бы сказал, более набожные, поэтому и песни у них такие — мелодичные и умиротворенные, то есть наиболее гармонируют с их окружающим пространством. И вот, скажи на милость, будет ли гармонировать их лиричка с мертвыми заводами и шахтами, маргинальным населением, обколотыми или пьяными малолетками центра и востока Украины? Конечно же, нет. Здешним местам присущ рок. Рок — во всех его проявлениях. Однако червонорутовцы этого упорно не замечают. В этом, на мой взгляд, и кроется причина стагнации этого некогда популярнейшего фестиваля.
— Насколько мне известно, ты еще и победитель «Перлин сезону».
— Более того, именно благодаря этому фестивалю я поступил в вуз — Киевский национальный университет культуры и искусств. В финале, на гала-концерте победителей «Перлин сезону-96» после исполнения моей «страшнющей» песни «Склеп» я спустился к себе в гримерку и, дабы выйти из образа, хлестал водку, закусывая чипсами. Я все еще пребывал там — в склепе, — абсолютно не обращая внимания на концертную суету. Но вот ко мне подкатывает небольшой такой дядечка, начинает меня хвалить и предлагает у него учиться. Оказалось, это был ректор тогда еще института культуры, а также председатель жюри Михайло Поплавский. Так я закончил его университет по специальности «режиссер».
— Что, и Юный орел тебя не раскрутил?
— Он поначалу пытался. Сунулся было в министерство, но там ему популярно объяснили, цитирую: «Його мистецтво не вiдповiдає нацiональнiй концепцiї». Верка Сердючка и другая шароварщина, выходит, «вiдповідає», а украинские Элисы Куперы или Мэрлины Мэйсоны — «не вiдповiдають». Грустно становится от подобной провинциальщины. А потом и сам Поплавский «заспiвав»… Возможно, удалось бы как-то пробиться, если бы в Киеве я пребывал постоянно, но учился заочно — не на кого было оставить стареньких и больных родителей.
Кстати, относительно родителей… Тогда, да и сейчас, украинские эфиры были заполнены песенками про мам и пап, типа «Приїжджайте частiше додому», «Росте черешня в мами на городi» и тому подобное. Так вот, дело было на одном званом киевском фуршете. Собралась так называемая столичная богема. А я тут и обмолвился, что надоели эти песенки про родителей — будущие «митцi» бросают в селах без помощи своих родителей и драпают от сельских будней в столицу, а когда эти родители отходят в мир иной — приедут, посморкаются на могилках, а потом песенки, в искупление своей вины, бездарные «стряпают». А вы, говорю, останьтесь с ними до конца — уверен, таких песен вы не напишете, когда старенькие родители «измочалят» вас своими хворями. Зато свой сыновний долг вы исполните сполна. Полагаю, эта ремарка не добавила мне влиятельных покровителей. Но я не жалею и горжусь тем, что не покривил душой и не слицемерил.
— С твоим певческим прошлым более-менее все понятно. Ну а сегодня где-нибудь еще «светишься»?
— В августе этого года побывал в Гуляй-поле на родине Нестора Махно — там известный политолог Олег Доний организовал разнузданный фестиваль «День независимости с Нестором Махно». Мои песни и стишки имели там признание. Полагаю, если на его проведение не наложат свои засаленные лапы чиновники от культуры, у него неплохие перспективы. А пока в своем Светловодске редакторствую в молодой и негосударственной газете «Пiдсумки тижня».
Конечно же, пишу песни и пою их своим друзьям. У меня уже около двухсот «шедевров». Какое бы ни было, а все же культурное наследие…
