28 октября 2016 года в Луцке, столице Волыни, достаточно далеко от нашего центральноукраинского региона, состоялась премьера нового спектакля — «Фауст, або Лиш той життя і волі гідний…» — современный украинский парафраз бессмертной трагедии великого немца Иоганна Вольфганга фон Гёте. Но уже не трагедия, а трагикомедия, что, согласитесь, несколько иной жанр, дающий возможность не только вволю поплакать, но и от души посмеяться. А опережая вопрос о том, какое отношение всё это имеет к центральноукраинскому региону, скажем сразу: создателями новой пьесы и спектакля стали, что называется, «парни из нашего города» — Анатолий Юрченко и Павел Босый.
Сказав «а»…
Вот как представляет новую постановку сам театр: «У першій дії вистави відтворена безсмертна п’єса видатного німецького письменника Йоганна Вольфганга фон Гете. У другій дії через призму сучасного життя, суспільно-політичних подій в нашій країні автори змушують задуматися над суттю людського буття, про справжні духовні цінності і щирі почуття та фальшиві і надумані їх замінники. Загалом вистава — про вічну боротьбу між добром і злом. У виставі звучить музика Й. С. Баха, В. А. Моцарта, К. Орффа, С. Барбера, Н. Римського-Корсакова, Й. Брамса, Ф. Шуберта, Дж. Верді, Р. Штрауса, використані вірші Й. В. Гете у перекладі на українську Миколи Лукаша».
На самом деле, если сказать точнее, элементы бессмертной трагедии воспроизведены в обоих актах — разве что внесённые новации более ярки и неожиданны во втором. Да, с одной стороны, это как бы классический «Фауст» Гёте, воссозданный заново и использующий фрагменты (цитаты) классического перевода на украинский язык Николая Лукаша. С другой стороны — это работа, которая, не перечеркивая первоисточника, привносит в него очень много нового и современного.
Здесь уместно, пожалуй, сравнение с тем, что делал для театра известнейший драматург-сатирик Григорий Горин: его «Чума на оба ваши дома!» — это как бы и Шекспир, но уже Горин, а «Тот самый Мюнхгаузен» — уже и вовсе не Распе.
Как рассказывает Павел Босый, ставший соавтором украиноязычной версии новой пьесы, а затем художником-постановщиком и режиссёром спектакля, желание поставить гётевского «Фауста» зародилось у него давно — когда он работал над постановкой «Медеи» в студенческом театре «Маленький Глобус» (Кировоград). Однако от первой, пока ещё не совсем ясной идеи до её воплощения прошло несколько лет…
Дружба Павла Босого с редакцией «УЦ» началась в 1990-х, когда он возглавлял областной краеведческий музей. Тогда в его фонд поступали новые экспонаты из знаменитейшей коллекции Ильина, и Павел Васильевич охотно показывал их и рассказывал о них журналистам. Позже, когда мы готовили обширную публикацию «Проклятье коллекции Ильина» (давшую повод для публикаций и цитирования во многих других изданиях и на ТВ), он же стал нашим основным собеседником.
Однако его творческой натуре, думается, было тесно в музейных рамках. Уже зарекомендовав себя театральным художником, оформив несколько спектаклей театра им. Кропивницкого, он и тянулся к театру, а потому продолжил образование в США. В последние годы, не прекращая практической работы для профессиональных театров (и не только в Украине), преподаёт на театральных факультетах в университетах США и Канады.
И когда в 2014-м, в юбилейный год Тараса Шевченко, Павел Босый завершил (как художник-постановщик) работу над спектаклем «Думы Кобзаря» в Волынском академическом областном театре кукол, он тут же получил от художественного руководителя театра Д. А. Поштарука предложение сделать для театра ещё один спектакль. Причём стать и его художником, и режиссёром-постановщиком. И Босый, в свою очередь, предложил поставить «Фауста». Как спектакль, который может быть интересен как старшим школьникам, изучающим Гёте на уроках литературы, так и взрослым…
«У Творца тоже есть чувство юмора»
Рассказывает Анатолий Юрченко:
— Когда в конце весны — начале лета 2014-го Павел Босый обратился ко мне с предложением сделать инсценизацию «Фауста» для волынского театра кукол, я первоначально отказался. Я переживал в то время, что называется, не лучший период в жизни. Вдобавок продолжались переговоры с кировоградским областным театром им. Кропивницкого о постановке моей эпатажной комедии для взрослых «Комета без расписания»: главный режиссер театра даже анонсировал её в одном из своих интервью для «УЦ». К тому же в это время у меня вызрел и замысел новой пьесы, рабочим названием для которой я выбрал слово «Шестидесятники» (вкладывая в него двойной смысл) и которую начал писать — урывками, насколько позволяли мои обстоятельства зимы-весны 2014 года — в жанре жёсткой комедии.
Но гётевского «Фауста» я всё же полистал — для очистки совести, наверно. И вдруг, неожиданно для самого себя, увидел: всё, что я хочу сказать в «Шестидесятниках», которые бог весть когда ещё будут написаны и будут ли востребованы, всё, что волновало меня зимой, весной и в начале лета 2014-го, я могу сказать уже сейчас, сделав парафраз трагедии Гёте (и насытив её при этом элементами юмора и сатиры), для которой уже есть конкретный заказчик.
Справка «УЦ». Анатолий Юрченко. По первой профессии инженер-электронщик, прошедший путь от инженера-конструктора (награждённого орденом за свои разработки) до руководящих инженерно-технических должностей. С середины 1970-х, не изменяя своему инженерному призванию, начал публиковаться в жанре сатиры и юмора (дебютировал в «Крокодиле» и «Литературной газете») и сохраняет ему верность по сей день. По второй профессии журналист, на штатной работе в «УЦ» с 1994 года.
Продолжает А. Юрченко:
— Прочитав ту часть текста, которую уже успел подготовить П. Босый, я предложил, сохранив канву Гёте, и начать, и продолжить совершенно иначе. Начало, где у Гёте происходит короткий диалог между Творцом и Мефистофелем, мне виделось в виде шахматной партии. Ну да! Вот так вот, вроде бы запросто, заходит Мефистофель к Творцу, чтобы сыграть в шахматы. А соответственно и диалог они могут вести, словно два пенсионера, играющие в шахматы на скамейке в городском парке. Это позволяло и насытить уже самый первый диалог юмором, и ярче обозначить конфликт, задающий развитие сюжета. Больше того — вся пьеса превращалась в одну большую шахматную партию (чего у Гёте, конечно, нет) между Творцом и Мефистофелем.
Позже, уже во время репетиций, Павел Босый счёл необходимым добавить ремарку: Мефистофель — падший ангел (т. е. всё-таки ангел, хотя и падший), вот потому он и вхож к Творцу, а Творец, в свою очередь, не оставляет попыток его «перевоспитать», вернуть на путь добра… Хотя это и не главная линия, она важна, она добавляет красок спектаклю. А настоящую шахматную партию (по ходу спектакля она воспроизводится в мультимедийной проекции) по просьбе Павла Васильевича разработал его канадский студент, шахматная звезда университета…
А ещё мне очень понравилась идея Босого: Фауст, подписав договор с Мефистофелем, становится молодым не потому, что выпил какое-то там молодильное зелье, а потому, что Мефистофель и Фауст обмениваются телами. Тем самым не просто ускорялось сценическое действие, но и возникали почти шекспировские предпосылки для комедийной путаницы. Это зритель знал, кто теперь — Фауст, а кто (в каком теле) — Мефистофель, но не сценические персонажи (земные, разумеется).
По-своему «комедийной» была и работа над пьесой — текст на моём компьютере периодически слетал напрочь, без возможности восстановления (правда, я после первого сбоя предусмотрительно копировал его на флешку). Эти «шутки» компьютерной программы мы прозвали проделками Мефистофеля, и Павел Васильевич всерьёз опасался, что что-нибудь похожее начнётся и в репетиционный период… Да что там, иногда я и сам, безжалостно выбрасывая всё, что не устраивало меня у Гёте (убийство Фаустом брата Маргариты, убийство Маргаритой ребёнка и т. д.), и выстраивая новый событийный ряд и трактовку, с тревогой думал: а Иоганн Вольфгангович в гробу не переворачивается?.. Но… ведь думающие педагоги просто дадут школьникам (или студентам) тему: «Чем и почему спектакль отличается от трагедии Гёте?» — а это позволит глубже вникнуть в первоисточник и одновременно лучше понять, в чём современность и злободневность нового произведения…
Конфликт — основа драматургии, без него нет зрительского интереса: конфликт между Творцом и Мефистофелем, между Мефистофелем и Фаустом и, наконец, конфликт между Фаустом и Вагнером, его адъюнктом. Он вроде бы и обозначен Иоганном Гёте в одной из первых сцен, но… затем и «забыт» автором. У Гёте Вагнер — второстепенный, проходной персонаж, но в «Фаусте, або…» главному герою нужен антипод, которым становится Вагнер, чем в конечном итоге и задаётся пафос спектакля: человек и власть, власть и народ, и, наконец, кульминация: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой» (бессмертная фраза Гёте). Правда, получилась в итоге не инсценизация, а совершенно новая пьеса, хотя и «по мотивам»…
И уже в июле мы с Босым начали делать украиноязычную (стихотворную — по его настоянию) версию пьесы. И, думаю, Павел Васильевич был прав: пусть стихотворных цитат из перевода Лукаша в пьесе немного, но чисто прозаический текст рядом с ними выглядел бы проигрышным. Впрочем, соревноваться с Лукашом я не собирался, но на компромисс пошёл — белый стих и верлибр. Хотя в тех местах, где был крепкий прозаический текст, я оставлял, не желая его «портить», прозу — в конце концов есть такое дело и в пьесах Шекспира…
«Театр — искусство сотрудничества»
Подготовка пьесы к постановке заняла около полутора лет. Но, возможно, это по-своему даже хорошо: и куклы, и костюмы, и декорации, и сопровождающая действие анимация — всё сделано на очень высоком, можно сказать, европейском (если не мировом) уровне. В этом заслуга и театра, и П. Босого как режиссёра и художника, и привлечённой к работе над спектаклем анимационной студии.
— Очень талантливые актёры, - отмечает П. Босый, - профессионалы, совершенно потрясающий ансамбль, я им очень признателен за всё, что мы вместе сделали для этого спектакля.
— Скажите, Павел Васильевич: чем определялась сверхзадача спектакля?
— Справедливость и прощение. То есть грех, воздаяние и покаяние. Эту задачу я и ставил перед актёрами. Каждый из персонажей что-то в результате получает, но то ли, чего он хотел, - это уже другой вопрос. Особенно это верно для Вагнера. Но тут есть ещё и тема любви — и она тоже тесно связана с воздаянием и покаянием. Не надо понимать это так, что Маргарита, пожертвовав собой во имя Фауста, тем самым вымолила ему прощение — нет, всё сложнее. Но тема любви очень важна — она поддерживает всю эстетическую структуру спектакля.
— А в чём вы видите его современность?
— Наша действительность сегодня очень тяжела, порой безнадёжна, люди теряют саму надежду, что справедливость в этом мире может существовать. Но для себя и актёров я определился так: мы верим, что справедливость действительно может восторжествовать. Хотя… сейчас в это верить, наверно, даже трудней, чем два года назад, когда создавалась пьеса… Правда, в своё время, думая о «Фаусте», я никак не мог найти ответа на вопрос: а справедливо ли вмешательство Творца в конфликт Фауста и Мефистофеля — «Оставь его, он Мой»? И тут я очень признателен Анатолию Петровичу Юрченко за то, что он придумал очень элегантный ход и тем самым развязал всю пьесу…
Есть уже первые оценки спектакля и пьесы. Одну из них дал по просьбе «УЦ» Данило Андреевич Поштарук, худрук театра, театровед, режиссёр, актёр, заслуженный деятель искусств Украины и заслуженный деятель культуры Польши:
— Достойная, очень оригинальная и чуть провокационная работа. В ней есть ассоциативный ряд, но каждый зритель увидит, конечно, своё. На премьеру собралась вся интеллигенция: писатели, актёры, музыканты, художники, пресса и телевидение. Спектакль приняли «на ура»…
Неплохи и первые рецензии на спектакль, по-хорошему радует и то, что отдельные фразы из него рецензенты уже начали «растаскивать» на цитаты.
Александр Татаринцев, «УЦ».