Рубрика: 17

В Иерусалиме, на так называемой Горе Памяти (Хар Зикарон), расположен огромный мемориал Яд Вашем, посвященный памяти жертв Холокоста и героизму людей-представителей разных национальностей, помогавших евреям выжить во время истребления. На огромных каменных плитах выбиты имена тысяч людей – французов, чехов, поляков и многих других. На отдельной плите мемориала – имена украинцев. Среди них – имя кировоградки Зинаиды Жиленко.

В качестве благодарности за участие и спасение представители еврейского народа в 1953 году учредили звание «Праведник мира». Зинаида Викентьевна – единственный Праведник мира, живущий в Кировограде. Во время немецкой оккупации 1941–1943 годов ее семья спрятала у себя девушку-еврейку Аллу Грановскую.

Человек от Бога

– Алла была моей одноклассницей, мы вместе учились в 6 школе, – рассказывает Зинаида Викентьевна. – По правде говоря, своим спасением она обязана моему отцу Викентию Юхнелю. Отец был человеком от Бога – великодушным, благородным, он всего себя отдавал другим людям. Перед революцией он работал у военного офицера поваром и неожиданно завязал с ним крепкую дружбу. Когда грянула революция, отец с мамой жили в Одессе. Когда тот офицер покинул Россию и переехал в Англию, он часто писал отцу и даже приглашал его вместе с семьей к себе жить. Но мама была против. Из Одессы в Елисаветград решили уехать после ужасного случая: папу с мамой прямо на улице остановили трое молодчиков. Двое взяли отца под руки и поставили к стенке, к каждому виску приставили по пистолету. Третий держал маму. Требование у них было простое: «Отвечай, ты за белых или за красных?» А по самим молодчикам ведь не узнаешь, за кого они. Отец ответил, не знаю, что именно, – и угадал, их отпустили. Но после этого было решено перебраться к маминой сестре в Елисаветград, там было тихо, никто власть не делил. Я родилась в 1925 году и была у них единственной дочерью. Сначала жили на съемных квартирах, отец пек хлеб, все средства откладывались на покупку собственного жилья. Во время НЭПа это стало возможным – собрали денег и купили себе дом по ул. Чапаева (сегодня – Верхняя Быковская). Чтобы вы понимали, каким человеком был мой отец: во время голода 32–33 годов он работал на круподробилке, туда регулярно приезжали люди из сел. Так вот, если отец видел, что человек голодает, он тайком давал ему стакан крупы – если больше, могли заметить, а прятать крупу или брать с собой было категорически запрещено. Благодаря работе отца наша семья не голодала – он ежедневно тайком приносил в одежде по стакану крупы. Если кто-то просил еды – никогда не отказывал. К нашему дому в это время почти каждый день ходил один человек – высокий такой, помню. У него было двое маленьких детей, он просил для них милостыню. Отец делился с ним тем, что было у нас. В 37-м его забрало НКВД, он попал в лагеря в Котласе (Архангельская обл. – Авт.), но благодаря чуду через два года его отпустили, и он вернулся домой – совершенно седым.

Война

– Я помню момент, когда узнала о нападении немцев на СССР, наша семья была в театре. Мы вообще обожали театр, всей семьей ходили на спектакли, не пропускали ни одной премьеры. И вот тогда, в воскресенье 22 июня, мы тоже пошли в театр на дневной спектакль. Во время антракта вышли на улицу, меня встречает одноклассница и говорит: «Случилось такое ужасное, но я не знаю, правда это или нет. Пообещай, что не расскажешь никому». Я пообещала. Тогда она и рассказала мне, что слышала от кого-то, что немцы пересекли границу. А вечером уже над городом кружили немецкие самолеты. Мы в погребе обустроили себе укрытие, набили мешки подсолнечной шелухой, постелили на полу. К Кировограду немцы подошли в начале августа, у нас, конечно же, паника. Многие горожане решили перебираться в окрестные села. У нас гостила тогда моя родственница, а она была беременная на последнем месяце, и мы с ней вдвоем решили идти в одно из сел. Шли пешком, и тут, как назло, испортилась погода, начался дождь. У меня
обувь расклеилась, иду босиком. Уже совсем вечером пришли, просимся во двор к одной женщине. И надо же, чтобы мы столкнулись с таким человеком… Она нас поместила в сарае с дырявой крышей и даже ни разу не пришла узнать, как мы. Чтобы вы понимали – это было исключение, тогда люди помогали друг другу, если попроситься к кому-то в дом на ночь, то не откажут. Но мы наткнулись на исключение из правил. Утром решили возвращаться домой. Вошли в город со стороны грузового вокзала, слышим – свист в воздухе. Родственница сразу падает на землю и мне кричит: «Ложись! Это снайпер!» Я тоже падаю на землю. Пролежали мы с ней некоторое время на земле, больше по нас не стреляли. Поднялись, пошли дальше. Решили, что по центральной улице не пойдем. Идем и видим: город, будто вымер, на улицах никого. Пришли домой, а мама с папой диву даются: как это нас не подстрелили, в участок не потащили, никто не заметил…

Алла

– А потом начались зачистки евреев. До войны мы с Аллой не очень тесно общались, у нее был свой круг подружек, у меня – свой. Она была очень одаренная, умная, активная. Первой из всего класса вступила в комсомол. Когда война началась, нам было по 16 лет. Ее семья жила по ул. Яна Томпа (сейчас – Верхняя Пермская). Чем они жили, я так и не узнала, да и какая разница? Хорошие были люди. Когда полицаи пришли к ним домой и забрали ее родителей, она спряталась за дверью, и ее не заметили. Больше никто ее семью не видел, мы не знаем, что с ними случилось. В первую ночь Алла переночевала у своей одноклассницы, а на следующую попросилась к нам. Переночевала и утром хотела уже идти проситься к кому-то другому из одноклассников, но отец сказал ей: «Никуда ты не пойдешь, будешь жить у нас». А потом обратился к нам с мамой: «Запомните: никому ни единого слова. Если вы сейчас поклянетесь, что ничего никому не скажете, мы все останемся живы». Мы согласились. Так Алла осталась в нашей семье. Мы, конечно, боялись, что в какой-то момент полицай постучится к нам в дом. С теми, кто прятал евреев, поступали по-разному, но всегда ужасно: поджигали дома, расстреливали, один раз было такое, что в подвал, где люди прятались, бросили гранату. На случай прихода полицаев было придумано место, где Алла могла бы спрятаться. В то время шкафы не ставили вплотную к стене, модно было ставить шкаф в углу, по диагонали к стенам. Между углом и шкафом получалось пространство, куда как раз можно было спрятаться.

Во время оккупации горожане старались без особой необходимости не выходить из домов, соседи перестали ходить друг к другу в гости, например. Естественно, Алла старалась поменьше выходить из дому, но внешность у нее была нееврейская, и через некоторое время мы с ней вместе уже ходили в город по делам. И в один день она предлагает пойти к актеру театра Христенко. Чтобы вы понимали – по нему все местные девушки сохли, встречали у входа, провожали после спектаклей. Оказалось, что у него была любимая женщина-еврейка, она работала здесь же, в театре, то ли буфетчицей, то ли гардеробщицей. Я ее помню, это была очень красивая женщина. Христенко ее любил и, используя свои связи, хотел вывезти в Одессу – там стояли не немецкие, а румынские военные, и притеснения евреев были гораздо слабее. Алла тоже хотела уехать вместе с ними, и он согласился вывезти и ее. Но у них был уговор: встречаться как можно реже, когда придет время, он сам за ней зайдет. Алла ждала, ждала, потом встревожилась и предложила мне вместе с ней пойти к Христенко, чтобы узнать, в силе ли их уговор. Пришли, он вышел во двор. Они поговорили буквально минуты три, он подтвердил, что заберет ее в Одессу, но нужно подождать еще немного. Возвращаемся домой – видим, идет навстречу полицай, на руке нашивка… Подходит к нам, показывает на Аллу и говорит: «Гражданка, вы пройдете со мной». И уводит ее. Я как сейчас помню: это было напротив здания, где находился магазин УТО. Перед моими глазами в тот момент это здание легло на землю, а потом снова поднялось. Как только я пришла в себя, побежала домой, рассказала, что Аллу забрал полицай, значит, скоро и за нами придут. Выбежали все из дому, пошли к речке, а там, по ул. Пушкина, как раз был недостроенный дом, мы спрятались там. А уже глубокая осень. Пришел вечер, стемнело, все замерзли. Вернулись домой. А на следующее утро слышим – кто-то стучит в окно. Глядим – Алла пришла. Она рассказала, что с ней приключилось. Полицай привел ее в участок, посадил перед кабинетом начальника, сказал ждать. А у нее в кармане были талоны на хлеб, а на этих талонах указывались все наши данные – имена, адрес. Чтобы не выдать нас, она эти талоны съела. Заводят ее в кабинет к начальнику, а начальником оказывается… директор нашей школы Петр Федорович! Естественно, он ее, активистку-комсомолку, сразу узнал. Выдал ей документ на другое имя – Галина Ткач – и сказал, что она должна как можно скорее уйти из Кировограда. Так она и сделала – попрощалась с нами и сразу же ушла. Насколько я помню, она поселилась у старушки в одном из пригородных сел. Но тут наступил 42-й год, началась кампания по отправке людей с оккупированных территорий на работы в Германию, работников собирали по селам, брали молодых и желательно не отягощенных семьями. Аллу забрали в Германию. Она нам регулярно писала оттуда, присылала открытки. Работала она у одной женщины, которая держала небольшой ресторан. Та обращалась с ней хорошо, не обижала. А после того, как война закончилась, Алла вернулась к нам. Вернулась и практически на следующий же день сказала, что хочет побывать в доме, где жили ее родители. Мы все понимали, поэтому не трогали ее. Не было ее целый день, а вечером она вернулась и рассказала, что, когда уходила из дома, встретила своего соседа – Аркадия Красного. Его младший брат преподавал в КИСМе, его многие кировоградцы знают. В общем, встретились они и начали сначала общаться, а потом и поженились. Аркадий был военным, был здесь недолго, вскоре его отправили на службу в Ташкент, позже – в Ленинград. Алла уехала вместе с мужем. К сожалению, она прожила мало – умерла в 1959 году. Сердце не выдержало. Алла страдала сердцем с самого детства, а война, лишения оставили свои шрамы. И климат в Ленинграде был слишком суровым для нее. У нее остался сынишка. К сожалению, я не знаю, где он сейчас и как живет, связь потеряна.

Лучше поздно

О подвиге людей, прятавших у себя евреев, помогавших им покинуть оккупированные территории, в послевоенном СССР не было принято говорить. Запретной эта тема не была, но некому, наверное, было привлечь к ней внимание. Отношения СССР с молодым государством Израиль быстро испортились. О том, что она может претендовать на звание «Праведник мира», Зинаида узнала уже после того, как Советский Союз перестал существовать. Она прожила долгую и плодотворную жизнь: окончив историко-филологический факультет пединститута, стала преподавать русский язык и литературу в школе. Вышла замуж за военного моряка Михаила Жиленко, родила двоих детей.

– Я уже на пенсии была, это был то ли 96-й, то ли 97 год, – говорит Зинаида. – Я люблю слушать радио, а тогда о праведниках мира говорили довольно много, рассказывали, что так евреи благодарят тех, кто помог им во время Холокоста. И я подумала: а ведь мои родители, наверное, тоже могут получить звание «Праведник мира». Почему бы нет? Сначала я пообщалась с представителем еврейской общины в нашем городе, рассказала ему все подробно, как вам сейчас. Он сразу предупредил, что процедура будет долгой, два-три года. Так оно и было. Специальная комиссия изучала мои свидетельства, запрашивала подтверждение от моих знакомых, проверяла их. Если бы Алла осталась жива и сама могла рассказать, эта проверка была бы не такой длительной. Но все равно ее результат был положительным, моя история была признана правдивой, и в 1999 году я получила вот такую грамоту и медаль Праведника мира.

Я часто рассказывала об отце, о войне и Алле своим детям. Наша семейная история – это маленькая часть всеобщей истории, ее просто не было бы без этих частичек. Поэтому семейную историю нужно хранить и передавать из поколения в поколение. Я рассказывала об этом детям, а они рассказали внукам. У меня уже есть правнук, и ему тоже расскажут об этих событиях. Об этой войне, о ее ужасах нельзя забывать, ни в коем случае нельзя…

Виктория Барбанова, фото Павла Волошина, «УЦ».

В пятницу в театре им. Кропивницкого состоялась, наверное, самая долгожданная премьера – на суд зрителя была представлена «Кайдашева семья».

Надо сказать, что «Кайдашеву семью» в нашем театре ставили не единожды. Театралы-старожилы, скорее всего, помнят предыдущую, «дореставрационную» постановку, и у них была уникальная возможность сравнить два спектакля.

– Собственно, необходимость в новой постановке «Кайдашевой семьи» возникла из-за того, что, к сожалению, актеры тоже стареют, – отметил главный режиссер театра Евгений Курман. – Для новых, молодых актеров нужно ставить другую пьесу, более подходящую по духу, лучше отражающую реалии времени. Вообще «Кайдашева семья» – это нечто вроде эталона украинской драматургии, считается, что она должна быть в репертуаре каждого академического театра. Кроме того, на нее есть постоянный спрос: за те несколько лет, что пьеса не шла на сцене нашего театра, большое количество зрителей спрашивало: «Когда же вы поставите “Кайдашеву семью”?» Теперь на их вопрос есть ответ.

Эта история до боли знакома всем – история о том, как в изначально дружной семье было посеяно семя вражды. Непримиримыми противниками становятся самые близкие друг другу люди. Время для того, чтобы снова рассказать эту и смешную, и трагичную повесть, было выбрано как нельзя удачно. Изюминкой постановки, режиссером которой стал уже известный кировоградцам Анатолий Москаленко, стала ее музыкальная составляющая. Почти в каждой сцене спектакля звучали народные песни, причем большую их часть зрители, скорее всего, слышали впервые. Оказалось, что вместо целой группы этнографов над сбором песенного материала к спектаклю трудился всего один человек – музыкальный руководитель труппы и дирижер оркестра Людмила Трофимова.

– У героев этой пьесы невероятно живые и красочные реплики, удивительная речь, демонстрирующая все богатство и выразительность украинского языка, – отмечает Людмила Трофимова. – Этому языку, чтобы зазвучать со сцены во всей своей полноте, не хватало только одной составляющей – народной песни. Чтобы подобрать песни к «Кайдашевой семье», мне пришлось перерыть практически все свои записи, сделанные за много лет работы в театре. Многие из песен, прозвучавших сегодня со сцены, оказались в моей коллекции благодаря одному прекрасному человеку, моей подруге-фольклористу. Сейчас она живет за границей, но когда она жила здесь и мы тесно общались, она поделилась со мной частью собранных ею материалов. Некоторые из этих материалов уникальны. Например, песня «Під дубиною», звучавшая в сцене, когда семья узнает о смерти Омелька Кайдаша. Благодаря ей этот эпизод получился особенно сильным.

Подтверждаем – во время исполнения этой песни многие зрители пустили слезу. Но даже этот трагический момент не способен разорвать круговую поруку ненависти. Своего пика она достигает в самом конце спектакля: к враждующим членам семьи присоединяются односельчане, на меже друг напротив друга стоят две маленькие озлобленные армии, готовые к войне.

– «Кайдашева семья» – прекрасный материал, в котором сквозь призму бытовых отношений можно показать бездну смыслов и их оттенков, – рассказывает режиссер Анатолий Москаленко. – Естественно, я взял за основу то, что происходит с нами сейчас. Начинается действо с идиллии, а потом в этой идиллии прорастают семена вражды. Начинается все с малого, с бытовых мелочей, и нарастает как снежный ком. В конце концов, в ход событий вмешиваются внешние силы, сама природа будто говорит героям: «Довольно!» Казалось бы, эта повесть написана почти два века назад, за это время многое изменилось – изменился наш быт, другими стали обычаи, песни. Но отношения между людьми остались практически те же, с теми же несбыточными ожиданиями, тем же взаимным непониманием, теми же упрямством, жадностью… Мы не изменились за эти полтора века, понимаете? Конечно, необходимо было отразить в пьесе быт того времени, и мы постарались максимально приблизить действо на сцене к тому жизненному укладу. Технически, должен признаться, постановка сложная. В два с половиной часа необходимо было ужать 15 лет семейной жизни. Актеры прочувствовали эту сложность в полной мере, когда стали учить реплики, нередко во время репетиций приходилось пресекать отсебятину – у героев Нечуя-Левицкого очень насыщенная и образная речь, один образ цепляется за другой. Если какое-то слово из реплики выбросить или даже просто переставить два слова местами, теряется ее суть. Так что нам пришлось попотеть. Но результат того стоит. Кстати, отмечу, что в моей постановке играют и те актеры, которые играли в предыдущей вариации «Кайдашевой семьи». Например, замечательная актриса Людмила Короленко раньше играла Мотрю, а сейчас она уже предстает перед зрителем в образе ее врага – Маруси Кайдашихи. Выложиться по полной пришлось всем, и судя по тому, как премьеру воспринял зрительный зал, у нашей «Кайдашевой семьи» впереди долгая жизнь…

Виктория Барбанова, фото Елены Карпенко, «УЦ».

30 апреля в филармонии пройдет первый сольный концерт молодого солиста Владислава Кашпуренко. Сольный концерт в восемнадцать лет – это очень круто, тем более что Владислав не имеет профессионального образования и сейчас учится только на втором курсе музпеда. Но слава пришла к Владу с другой стороны – во время «слепых» прослушиваний на шоу «Голос країни» на канале «1+1» к молодому певцу повернулись все четыре тренера!

Впрочем, в Кировограде Владислава знают давно как солиста детского ансамбля «Глекляйн», который исполняет немецкий фолк. Но одно дело петь в детском аматорском коллективе или исполнить одну песню в конкурсе, и совсем другое – сольный двухчасовой концерт на профессиональной сцене. Владислав, конечно, волнуется: ему предстоит петь с академическим театром музыки и танца «Зоряне», ансамблем народной и современной музыки «Елисавет-ретро», родным «Глекляйном», камерным оркестром «Концертино», с другом и коллегой Ярославом Страшным и со своим учителем Сергеем Деминым.

В минувшее воскресенье в шоу «Голос країни» Владислав в батле вместе с Алиной Барановской из Винницы пел «Пісню про рушник» и победил, прошел в следующий тур. Честно говоря, веселая ария из «Травиаты», которую Владислав пел в первом туре, понравилась нам в его исполнении больше, чем «Пісня про рушник». Но камеры постоянно показывали маму Влада, которая, наверное, не «водила його у поля край села», но всю песню проплакала.

А сам Влад, рассказывая о шоу, говорит не о победах, а о том, что кого-то случайно мог обидеть. Владислав в свои восемнадцать лет оказался совершенно не готов к тому, что теперь его узнают, о нем говорят, у него берут интервью и не всегда правильно интерпретируют его ответы.

– Так получилось, что на «слепых» прослушиваниях я сказал, что самоучка, – говорит он. – И этим обидел, наверное, своих учителей. Понимаете: говоришь ведь несколько минут, а потом из этого показывают десять секунд. Я имел в виду, что не имею музыкального образования и ноты начал учить уже в университете. Но, конечно, у меня есть учителя: моя школьная учительница музыки Светлана Михайловна Колос, руководитель немецкого культурного центра «Развитие» Руслана Александровна Ващук, мой теперешний педагог по вокалу Сергей Демин. Я очень им благодарен.

– Вы не ходили в музыкальную школу?

– Пошел, но проходил всего год, мне сольфеджио не давалось. Я пошел в немецкий культурный центр изучать немецкий язык, оказалось, что там есть вокальный ансамбль, я стал петь, мне нравилось. А потом мы поехали на фестиваль детского творчества «Всі ми діти твої, Україно», и там ко мне после нашего выступления подошел народный артист Украины Олег Марцинковский, он очень помог мне, сказал, что если я буду учиться, то меня ждет большое будущее, подарил две своих песни.

– Наверное, тяжело одновременно учиться, петь в ансамбле, быть солистом филармонии и принимать участие в телешоу?

– Тяжело. Очень. Я еще работаю волонтером в центре «Развитие», учу малышей вокалу. Но я ничего не могу бросить, и если я хочу петь на профессиональной сцене, то нужно привыкать к такому темпу. В университете я учусь по индивидуальному плану, и, честно признаюсь, сейчас я туда почти не хожу – занимаюсь дома, когда есть время. Спасибо педагогам, которые понимают, что «Голос країни» – это тоже школа. Кстати, на батлах Потап спросил, как в филармонии относятся к моему участию в шоу, и сам в шутку сказал, что здесь мне все завидуют. Это не я сказал, а Потап, но я теперь очень боюсь кого-то задеть, обидеть. Я хочу сказать, что никто мне не завидует, все очень меня поддерживают, даже этот концерт организовали. Я, когда пришел в филармонию, почему-то опасался, что у меня не сложатся отношения с Ярославом Страшным, что он будет считать меня выскочкой. Но Ярослав очень меня поддерживает, помогает мне, у него есть, чему поучиться.

– Кстати, о школе на шоу. Я когда-то читала книгу об английском шоу, построенном по такому же принципу. Там речь шла о том, что все это только картинка: тренеры на самом деле никого не тренируют – просто снимают получасовую репетицию. Да и вообще вокальный конкурс – далеко не главное…

– Александр Пономарев – очень крутой тренер! Он с нами занимается. Я вообще хожу за ним и прошу все время: а спойте то, а покажите это… Понимаете: с детства он был для меня кумиром, я все его песни наизусть знаю. Я даже предположить не мог, что когда-то буду иметь шанс у него поучиться, и я стараюсь не упустить ничего. Его арт-директор, его команда тоже очень нам помогают: учат, как настроиться на выступление, как держать себя на сцене и т. п. К Александру Валерьевичу мы ездим на студию, а, кроме того, с нами прямо на ВДНХ занимаются педагоги по вокалу. На генеральных репетициях с нами работает продюсер шоу Руслан Квинта, и он тоже подсказывает. Так что научиться там можно многому.

– И все-таки для вас «Голос країни» – это скорее школа или быстрый путь к успеху?

– В первую очередь школа. Вы, наверное, видели, что и Александр Пономарев, и другие тренеры говорят, что у меня хорошие данные, но мне нужно много учиться. И в филармонии, и в университете мне говорят то же самое. Я и сам это чувствую. Но и путь к успеху тоже. Даже не к успеху, а к возможности дарить людям радость. Это моя мечта: стать народным артистом Украины, петь в больших концертных залах и дарить людям радость.

Одна мечта Владислава Кашпуренко исполнится очень скоро: в следующий четверг, 30 апреля, он будет петь в зале филармонии и дарить радость всем нам. Может, сейчас у нас есть единственная возможность послушать будущего солиста какой-нибудь венской оперы? А то, выбирая между Алиной Барановской и Владиславом Кашпуренко на батле, Александр Пономарев сказал, что выбирает того, кого сможет на работу устроить…

Ольга Степанова, фото Павла Волошина, «УЦ».

Афганец Акбар Хурасани считается одним из самых удивительных украинских художников. Многие искусствоведы и ценители живописи пытаются понять философию его полотен. Говорят, что картины Хурасани – это притчи, каждая из которых столь глубока и мистична, что долго еще возвращаешься к ней в мыслях.

Кировоградцам пока не случилось созерцать притчи Акбара, но некоторым повезло познакомиться с ним лично. Благодаря Николаю Цуканову такая удача выпала и нам. Николай Николаевич пригласил художника с выставкой в галерею «Елисаветград». Акбар пожелал для начала познакомиться с городом и галереей. Первое знакомство, экскурсия по городу, посещение музеев и – мастер-класс. Акбар Хурасани никого не учил, он писал картину «экспромтом», призвав эмоции и чувства. Наблюдать за рождением необычной работы было любопытно. «Вертикаль. Очищение» – посвящение сегодняшней Украине.

«УЦ» удалось пообщаться с художником. Глубокий, доступный, с потрясающим чувством юмора, Акбар говорил с акцентом, но так по-нашему – откровенно и тепло.

– Акбар, вы впервые в Кировограде. Как вам наш город?

– Мне очень понравился Кировоград. С самого железнодорожного вокзала начали складываться впечатления. А потом меня Сергей водил по центру города, много рассказывал о его истории. Старый город очень интересный по проекту, по архитектуре, позитивный. В этом городе есть линия, благодаря которой Кировоград является узнаваемым. Он изначально интересно задуман, но надо его привести в порядок. Я проникся духом Кировограда. Мне очень понравились срезанные углы зданий. Так приятно, когда поворачиваешь за угол и тебе ничего не мешает. Я впервые такое видел.

– Вы много путешествуете?

– Да. Недавно я был в Норвегии. Там очень красиво. Был в Китае, Швейцарии, Голландии, Польше. Во многих странах и городах. Теперь вот и в Кировограде побывал, за что благодарен Николаю Цуканову и галерее «Елисаветград». Они меня пригласили, я приехал, мы познакомились. Поняли, что у нас есть много общего.

Это мой первый визит к вам, но не последний. Созревают планы. Приятно, когда меня приглашают люди с инициативой, с любовью, которые болеют за свое дело и хотят что-то изменить.

– Было заявлено, что вы в галерее напишете картину. Уже знаете, что это будет?

– Нет, пока не знаю. Я буду ее писать в состоянии медитации. Я часто, когда пишу, задумываю одно, а получается совсем другое. Потом я это закрашиваю, замазываю, и появляется совсем другое, еще лучше.

Картина содержит в себе много всего. Само полотно – квадрат или прямоугольник – это магические формы. Никто не знает, что они несут, а через художника это проявляется, как фотопленка. Таким образом творить мне очень нравится. Я писал одну картину, и она мне очень нравилась. Я пытался что-то изменить, подправить, сделать ее еще лучше, а потом не смог вернуться в изначальное состояние. Я отчаялся и замазал все мастихином. Смотрю – появился тот первоначальный образ, но с другим, мистическим характером. А до этого был этнический. И таких примеров очень много.

– Кто оценивает ваши работы? Чье мнение для вас важно?

– Есть люди, чье мнение для меня интересно, но выводы я всегда делаю сам. Есть люди, которые пишут картины, как ремесленники. Я уверен, что дело не в профессионализме, а в чувствах. В искусстве они должны быть возвышенными, и это не связано с мозгом, это на подсознании. Я пишу картину, пока она не станет гармоничной. А гармония помогает зрителю. Он может один раз посмотреть на картину, еще раз, и в конце концов изображение проникает в подсознание человека. Если картина радует меня, она порадует и окружающих. Если я буду стараться писать только для того, чтобы это понравилось людям, это никому не нужно. Из этого получается ширпотреб. Когда я делаю для себя, чтобы мне от этого было хорошо и приятно, – это обязательно оценят люди.

– Вы говорите, что пишете чувствами, эмоциями, духом. В таком случае, может, не надо учиться рисовать?

– Я иногда думаю, что, если бы не учился в академии, но умел делать то, что сейчас делаю, это меня больше радовало бы. Учиться надо, но нельзя повторять учителя. Это горе. Нужно, когда ты научишься держать кисть и смешивать краски, создавать свой стиль. Нельзя быть озабоченным деньгами. Если у тебя есть возможность просто творить – твори. Я так живу. Материальные блага – это хорошо, но это не должно быть самоцелью. Конечно, нужны деньги хотя бы для того, чтобы купить краски, холсты. Но я не особо волнуюсь по этому поводу, потому что у меня есть много дел. Если нет красок, могу рисовать чем-то другим, нет холста – могу заниматься каллиграфией. Есть много занятий, благодаря которым я могу найти вдохновение, спокойствие, радость. Даже радость от того, что ты просыпаешься среди ночи и пишешь каллиграфию. Это меня уравновешивает и гармонизирует с миром.

– Вы когда-нибудь злитесь, кричите?

– Когда-то было, а сейчас нет. В прошлом году я гулял с собакой и разговорился с девушкой: я планировал поездку и хотел оставить на нее собаку. В доме на втором этаже жила бабушка, которая часто с балкона кричала на людей, выгуливавших собак. И она стала кричать на меня. Она так громко кричала, на весь район, с матами. Я не реагировал, а девушка не выдержала и стала на нее кричать в ответ. Бабушка замолчала и ушла в квартиру. Я сказал, что она не здорова, что нельзя вести себя так, как она. Хотя несколько лет назад я бы отреагировал так же, обиделся бы. Но сейчас такие вещи на меня не действуют.

– У вас есть ученики?

– Да, иногда появляются. Некоторые из других городов. Но это не те, с которыми я занимаюсь рисованием и беру деньги. Это люди, которым я могу помочь, дать совет, духовные ученики. Делаю это с удовольствием.

– Вы дарите картины?

– Когда-то дарил, а сейчас нет. Я убедился в том, что подаренная картина людям не нужна. Она где-то валяется, краски осыпаются, полотно поцарапанное. А те, которые купили, одевают их в классные рамки, вешают на почетном месте, приглашают меня посмотреть. Дарю, если это надо для благотворительности. Если моя картина может кому-то помочь, это для меня радостно.

– А на заказ пишете?

– Да, бывает. Но я пишу на заказ, если человек меня не дергает, не рассказывает, как я должен писать. Я делаю то, что хочу. Если я пишу портрет чьей-то мамы или какого-то писателя, стараюсь, чтобы работа была музейной. Чтобы она не только лежала в доме, но потом осталась для общества, для будущего.

Одна женщина заказала свой портрет и так меня замучила: это не так, это не так. Она хотела фотографию. Но для этого можно просто сфотографироваться. Один мой земляк попросил свой портрет, который я писал густыми мазками. Он посмотрел: что ты сделал? И я ему его не подарил. А потом одна женщина его купила, потому что он ей очень понравился. А если бы ему подарил – он бы точно где-то валялся.

– Обнадежьте нас, что вы приедете с выставкой.

– Это будет, скорее всего, в следующем году. Сейчас я не готов, так как ближайшее время у меня распланировано. И мне надо подготовиться, написать новые картины. Это должно быть что-то, связанное с вашим городом, с впечатлениями. Мне очень понравилась галерея, здесь можно сделать хорошую выставку. Не знаю, сколько людей придет, но я обязательно приеду.

Записала Елена Никитина, «УЦ».

За последние несколько месяцев певец Евгений Литвинкович посещает Кировоград уже во второй раз. В первый его приезд нам не удалось пообщаться с белорусским певцом. Тогда его оккупировали поклонницы и пробиться было тяжело. В нынешний приезд Евгений построил свой график в угоду журналистам. Времени для вопросов и ответов было достаточно, и сам Литвинкович был с представителями СМИ откровенен, весел и добр.

– Проснуться знаменитым – это не о вас. До музыкальных конкурсов вы уже были известны на своей родине, играли в КВН…

– Это так и есть, но настоящую славу я познал в Украине. Правда, если говорить о музыкальных конкурсах, то мне очень нравится в них участвовать.

– Вы учились и музыке, и с отличием закончили художественную школу…

– Откровенно говоря – это родители меня подтолкнули к искусству. Технические школьные предметы мне давались тяжело, зато к гуманитарным знаниям я тянулся. К сожалению, папа ушел в мир иной, и весь груз воспитания взяла на себя моя мама.

– Вы уже второй раз в нашем городе, и концерты ваши проходят с живым звуком. В теперешнее нелегкое время не каждый вокалист может себе позволить содержать еще и группу.

– Экономически очень сложно. Но другого пути нет. Можно назвать наши концерты благотворительными, но не в материальном смысле. В этот период люди культуры должны поддержать всех остальных. Быть полезными. Уводить от негатива. Наш тур – «Любви и мира» – отвечает и названию, и содержанию. Я верю только в добро. Мне даже больше нравится любить, чем быть любимым. Дарить добро, дарить близким подарки, маленькие радости.

– Популярным людям достаточно сложно строить свою личную жизнь. Все на виду, и сложно что-то скрыть.

– По гороскопу я Скорпион. И если со стороны выглядит так, что я человек открытый и откровенный, то это далеко не так. Мало кто знает, что у меня внутри, как строится моя личная жизнь. Сюда я не впускаю. Достучаться ко мне тяжело. Может, я часто надеюсь на высшие силы, к этому я предрасположен.

– Вы верите в мистику?

– Моя старшая сестра меня к этому приучила. Я как младший брат всегда старался быть рядом, а она к этим вещам относилась с уважением. Вот и меня приучила понимать мистические события.

– Творческим людям приходится чем-то жертвовать.

– Приходится. Когда приехал в Украину, мне пришлось все оставить в Беларуси. Друзья, семья. Все остались там. Так сложились обстоятельства, что на родину я вернуться пока не могу.

– Вы играли в КВН, как теперь обстоит дело с юмором?

– Не люблю пошлый юмор. К этому отношусь негативно. Люблю шутить, но на моих концертах никогда не будет юмора «ниже пояса».

– Вы сами пишете песни. Не было идеи начать их продавать другим исполнителям?

– Каждая песня – это моя личная история. Отдавать кому-то свои переживания не хочется.

– Бытует мнение, что некоторые музыканты перед концертом «принимают» для храбрости или для голоса. У вас есть такая практика?

– Нет (смеется). За собой такого не замечал. Знаю, что некоторым это необходимо. Волнение перебороть. На здоровье.

– Многие знаменитости начали писать книги о себе, о своем окружении. У вас не зародилась такая мысль?

– Мои поклонники знают, что я умею и люблю готовить. Иногда хочется для них написать маленькую брошюрку с рецептами, но времени не хватает. Жду, когда увеличатся сутки и в них будет больше, чем двадцать четыре часа.

– Вы строите планы на будущее?

– Только на ближайшее. Не могу сказать, что плыву по течению, но что-то в этом есть. Правда, вот сейчас мы откатываем тур весенний, а я уже думаю об осеннем. Хотим попробовать сделать концерт с симфоническим оркестром.

Руслан Худояров, фото Елены Карпенко, «УЦ».