Читатели “УЦ” уже привыкли, что на своих газетных полосах мы регулярно печатаем истории о людях, прошедших через ужасы и лишения военных лет. Не раз и не два героями таких публикаций становились наши соотечественники из поколения “детей войны” — те, которым довелось взрослеть в совершенно нетепличных для этого условиях, а затем выносить на своих еще не окрепших плечах трудности послевоенного периода. Глубоко ценя их жизненный подвиг, около полутора лет назад редакция “УЦ” объявила о предоставлении льготной подписки всем нашим читателям, родившимся до 9 мая 1945 года.
Сегодня в нашей стране насчитывается более девяти миллионов граждан, проживавших на ее территории в период Великой Отечественной войны. Более миллиона из них уже вошли во Всеукраинскую организацию “Дети войны”. Принятие же Верховной Радой Закона “О социальной защите детей войны”, защищающего интересы этой категории населения, который вступит в силу с 1 января 2006 года, и создание региональных ячеек организации говорит о том, что в ближайшее время будет пройден и двухмиллионный рубеж. В том числе и за счет молодых людей, желающих отстаивать права своих родителей или бабушек и дедушек, — с недавнего времени возрастные ограничения при вступлении в организацию отменены.
Движение в поддержку и защиту детей войны возникло около десяти лет тому назад. Его организатором и вдохновителем стала одинокая женщина с весьма трагической судьбой Ольга Татаринцева. Именно ей принадлежит авторство основных постулатов и базовых положений упомянутого закона. Именно к ее заслугам вполне справедливо можно причислить то, что после нескольких лет мытарств и скитаний по министерским кабинетам, равнодушия и насмешек со стороны видных политических деятелей и мелких чинуш закон все-таки был внесен на рассмотрение Верховной Рады. В этом плане трудно переоценить и помощь Александра Мороза, который поддержал инициативу Татаринцевой и убедил возглавлявшего тогда парламентский комитет по социальной защите и труду Юрия Буздугана рассмотреть и усовершенствовать требования “Детей войны”. Так, еще около двух лет назад законопроект по защите интересов пожилых граждан прошел через парламентские “жернова”.
«Кое-кто пытался спекулировать на этой теме, мол, социалисты хотят принять закон в аккурат “под выборы”. Пусть это останется на их совести. Ведь сам закон был внесен нами на рассмотрение Верховной Рады еще два с половиной года назад», — подчеркнул на одной из своих недавних пресс-конференций соавтор упомянутого закона, ныне возглавляющий Всеукраинскую организацию “Дети войны”, народный депутат Александр Барановский. Правда, тогда, в 2002 году, закон, предоставляющий социальные гарантии детям войны, так и не вступил в действие — Леонид Кучма наложил на него свое вето. Чем, собственно, и обеспечил участие оставшихся без статуса пожилых людей в проходившей тогда всеукраинской акции “Украина без Кучмы”. Подписал президент закон только в конце своего правления — 18 ноября минувшего года.
Напомним, согласно закону, ребенком войны считается лицо, которое является гражданином Украины и которому на время окончания Второй мировой войны (2 сентября 1945 года) было менее 18 лет. Среди льгот, предоставляемых детям войны, — бесплатный проезд всеми видами транспорта — городского и пригородного сообщения; право на 25% скидку при оплате за пользование коммунальными услугами, повышение минимальной пенсии по возрасту на 30% и т. д.
И все же самым главным своим достижением организация считает присвоение детям войны соответствующего статуса. Теперь государственная помощь этой части украинского населения станет регулярной и обязательной. Число же рассматриваемых по собесовским кабинетам частных случаев о предоставлении материальной помощи значительно сократится. Ведь ныне действующий в Украине “Закон о статусе ветеранов войны” собственно детей войны касается лишь частично. Так, например, статья 10 этого закона гласит, что если отец погиб на фронте, то сын или дочь имеют право на получение статуса участника войны, что, в свою очередь, обеспечивает им прибавку к пенсии и льготы. Сама по себе статья хороша, если бы не имеющиеся к ней примечания, согласно которым соискатель статуса не должен быть женат или замужем, не иметь детей и хранить у себя похоронку на отца. Любой здравомыслящий человек сразу поймет, что в таком случае шанс получить льготы есть примерно у одного человека из тысячи. Вот почему в качестве своего основного требования дети войны выдвинули именно предоставление им отдельного статуса, и чтобы единственным доказательством причастности их к этой категории служила дата рождения.
В настоящий момент практически все городские и региональные организации “Дети войны” находятся в завершающей стадии легализации. Не является исключением и кировоградская ячейка этого всеукраинского движения, где на сегодняшний день уже зарегистрировались около 10 тысяч жителей города. И хотя призванный защищать их интересы закон вступит в силу только через год, уже сейчас число здешних посетителей порой достигает двухсот человек в день. Люди приходят не столько за материальной помощью, которую здесь пока им не могут оказать, идут за советом, за подсказкой, а то и просто за добрым словом. Каждый со своей проблемой, со своей бедой…
Еще недавно 65-летняя жительница Кировограда, думала, что потеряла всякую надежду получить положенную ей по закону посмертную награду отца. Да и узнала Инна Петринюк о совершенном отцом подвиге случайно, всего 20 лет назад — в одной из газетных публикаций. Ответы на многочисленные запросы в Министерство обороны СССР помогли дочери погибшего летчика установить, что ее отец, старший лейтенант Николай Адаменко, командир авиаэскадрильи приказом от 15 ноября 1941 года награжден орденом Красного Знамени.
Затем последовали неоднократные обращения Инны Николаевны в военкоматы — кировоградский областной и запорожский, по месту гибели отца — с единственной просьбой: выдать ей отцовскую награду. Из-за свалившихся как снег на голову болезней измученная хлопотами кировоградка вынуждена была прекратить начатое дело. Но буквально несколько месяцев спустя Инне Петринюк случайно стало известно, что в Кировограде существует организация “Дети войны”. Там же она познакомилась и с заместителем председателя организации Людмилой Рудаковой. Вникнув во все обстоятельства этого, казалось бы, безнадежного дела, Людмила Степановна взялась помочь дочери погибшего летчика “выбить” у государства отцовский орден…
— Папу я помню смутно, — делится с нами своими переживаниями 65-летняя кировоградка. — Родом он из Батайска, из многодетной семьи. Родители его умерли очень рано, и воспитывался отец в детдоме. Участвовал еще в финской войне, по возвращении с которой поступил в Кировоградское летное училище. Здесь они с мамой и познакомились. Война застала нашу семью в Аккермане, куда отца направили служить после получения диплома. Мама рассказывала, что папа тогда забежал домой буквально на пару минут и сказал ей, чтобы она брала детей и уезжала к родителям в Кировоград. Нас в семье тогда уже было двое — я двух с половиной лет и годом младше брат Валерий. В тот же день мы уехали из Аккермана. Папа был назначен командиром эскадрильи 5-го бомбардировочного авиаполка. Если бы война началась хотя бы месяцем позже, быть может, судьба его, а значит, и наша, сложилась бы по-другому. Дело в том, что тем летом отец как раз должен был поступать в Московскую высшую летную академию. Уже были готовы все необходимые документы…
В Кировограде мы жили на улице Владимирской на Новониколаевке. Оккупировавшие город немцы выгнали нас из дому, и нам пришлось жить в землянке, которую дедушка вырыл в соседском дворе. Я отчетливо помню, как мама, которую немцы заставили прислуживать персоналу их госпиталя, однажды нас с братом хорошенько наказала за то, что мы забежали ее проведать на работу и взяли из рук немецкого солдата шоколадку. Мама очень боялась, что фашисты нас отравят. А нам, как всем детям, просто очень хотелось есть, тем более — сладкое. Помню, как над улицей Короленко на бреющем полете летел немецкий самолет и стрелял по домам, тогда осколком убило соседскую девушку 20 лет. Она была очень красивой, и родители ее все время прятали от немцев. Нашему дедушке тоже однажды пришлось маму упрятать в холодный погреб, потому что кто-то доложил оккупантам, что на улице Владимирской живет жена командира. Но, видимо, не указали конкретно, иначе бы маму сразу нашли и расстреляли… Но больше всего мне запомнился тот день, когда маме принесли похоронку на отца, где несколькими скупыми строчками сообщалось, что он погиб 20 августа 1941 года в городе Запорожье во время тарана переправы через реку Днепр. К слову, когда мама впопыхах собирала в Аккермане наши вещи, она случайно распаровала папины новые туфли и взяла вместе с другими вещами в Кировоград только один. Вот и не верь после этого приметам…
С тех пор о папе мы больше ничего не слышали, пока наши родственники из Запорожья не прислали нам с братом вырезку из их местной газеты “Вперед” от 31 марта 1984 года. В небольшой заметке достаточно подробно описывались обстоятельства, при которых геройски погиб наш отец — уничтожая наведенную немцами переправу, в горящем бомбардировщике он врезался в ее центр. Перед этим самолет, которым управлял папа, загорелся — в него попал немецкий снаряд. Раздался взрыв. А когда дым рассеялся, стало видно, что больше десяти метров переправы взорвано, несколько танков и автомашин противника ушли под воду.
Редакция газеты “Вперед” в статье обращалась к родственникам погибшего с просьбой принять участие в издании сборника “Огненные пилоты”, который готовился к 40-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Мы с братом сразу же отправились на место гибели папы. Там мы увидели, что фамилия отца выгравирована на одной из мраморных плит, у входа на Капустянское кладбище. А вот на бульваре Шевченко, где воздвигнут памятник летчикам, погибшим при защите Запорожья, отцовскую фамилию мы не нашли, хотя по идее она там быть должна. И все же больше всего мне хотелось бы получить по праву принадлежащий нам с Валерой отцовский орден…
Нужно сказать, что с подобными проблемами пожилые люди обращаются в кировоградский штаб организации “Дети войны” довольно редко. В основном же выросший в условиях холода и голода народ жалуется на нехватку денег, на невнимание к ним со стороны государства и городских властей, часто ищут того, кто хоть чем-то мог бы им помочь. Многие из них, кстати, даже не знают, кто из депутатов представляет их интересы в местном совете. Расказ 70-летней жительницы одной из окраин областного центра послужит тому примером.
Лидия Михайловна Ермакова (фамилию героини этой истории по ее же просьбе мы изменили) хорошо помнит, как лично провожала отца на фронт:
— Было уже холодно. Всю дорогу отец молчал и был сильно озабочен. Звучал “Марш славянки”. А на реплику соседа “Да мы их шапками забросаем” отец сказал: “Ты на финской не был? А я был”. И снова замолчал. А я тогда представляла, что сейчас на дороге покажутся немцы, которых мы всей улицей будем забрасывать шапками. Больше я папу никогда не видела.
Через несколько дней в городе появились немцы и началось тяжелое, порой невыносимое время оккупации. Перебивались с мамой, как могли. Есть было нечего, иногда подкармливали добрые соседи, делились с нами последней крошкой хлеба. Мама в то время сильно болела, но немцы заставляли ее им прислуживать, стирать, убирать, только к продуктам не допускали, наверное, боялись, чтобы не отравила. Считалось, что нам тогда еще сильно повезло, так как фашистам наша “хатынка”, видимо, пришлась не по вкусу, и нас из нее не выгнали, как многих других на нашей улице. А я теперь и не знаю, хорошо это или плохо, потому что однажды ночью наши партизаны принесли к нам раненого солдата и попросили у нас для него ночлег. Разумеется, мама отказать не могла, и мы спрятали этого солдата. Когда об этом узнали немцы, они расстреляли маму. Я помню, как она пыталась спрятаться на чердаке сарая, прихватив с собой стремянку, но эти сволочи ее все равно нашли и у меня на глазах, на глазах всей улицы ударили по ней автоматной очередью. При этом фашисты очень громко смеялись.
Не знаю, как я выжила тогда, но помню, что место жительства мне приходилось менять часто — я кочевала от одних соседей к другим, чем могла, помогала им по хозяйству, пока не встретила своего ныне уже покойного мужа. Вместе мы стали строить дом — от моего старого жилища не осталось и следа, немцы его сожгли сразу после того, как расстреляли маму. Сейчас в этом доме я осталась одна, так как детей у нас с мужем не было — сказались заработанные мной во время войны болезни, потом начались осложнения… И мне очень больно и обидно, что многое из того, что было нажито мной и мужем тяжким трудом, сейчас разграблено местной шпаной, вынесено со двора, сдано алкоголиками и наркоманами “на металл”. А все потому, что к нам на окраину очень редко заглядывает милиция, и зарвавшаяся молодежь чувствует себя здесь очень вольно. Моих угроз хулиганы не боятся, знают ведь, что заступиться за меня некому. Я несколько раз вызывала милицию, но помощи от ребят в форме я так и не дождалась. Вот вытащил кто-то у меня недавно из скважины мотор, а мне что теперь прикажете делать, куда за водой ходить, если ближайший колодец только через десять домов?.. И если честно, легче понять тех фашистов, которые в свое время причинили мне так много боли и страданий, — они тогда должны были нас ненавидеть. Но наши-то дети — за что? Почему я должна со страхом наблюдать из окна, как подвыпившие подростки хозяйничают в моем дворе? С чьего молчаливого согласия творится весь этот бардак и беспредел? Куда смотрят наша милиция, депутаты, наконец? И кто мне даст на это ответ?..
Понятно, вступление в силу закона Украины “О социальной защите детей войны” не сможет решить все проблемы, волнующие эту категорию населения. Да и вряд ли восполнит лишения и невзгоды, выпавшие на их долю. Но, быть может, теперь у тех, кто не понаслышке знает, что такое холод, голод, разруха, а смерть видел прямо в лицо, появится маленькая надежда, что государство еще успеет им хоть чем-то помочь. И будет вспоминать о них не только накануне Дня Победы или в предверии Дня освобождения Кировограда от немецко-фашистских захватчиков…
Для справки: по всем вопросам, касающимся деятельности организации “Дети войны”, желающие могут обратиться в Кировограде: ул. Калинина, 32, тел. 24-97-60; в Александрии: по тел. (235) 2-49-71; в Новоукраинке: по тел. (251) 2-40-25; в Петрово: (237) 9-43-67.
