Месяц: Январь 2011

В это время года здесь темнеет рано. Уже в 4 часа дня город уходит в сумрак, как по мановению волшебной палочки зажигаются все огоньки, освещая темное небо желто-оранжево-красным заревом. Пологие берега многочисленных рек, заливов и длинных озер, усыпанные разновысокими домиками и припаркованными на зиму большими и маленькими яхтами, вечером особенно красивы. А толстый слой снега, лежащего на кустах и деревьях, так и приглашает попробовать его на ощупь. Зеленым неоновым светом освещаются стеклянные шпили Сити-Холла, где проходят торжественные приемы в честь вручения Нобелевской премии, под бравурный звук барабанов сменяется гвардия у королевского дворца, на которую частенько выходит посмотреть сама принцесса, и где-то на покатой крыше одного из домов с деревянными резными узорами жил (а может быть, и сейчас живет) упитанный Карлсон, наравне с другими жителями Стокгольма просто обожающий мясные тефтельки.

Стокгольм на разных рекламных сити-лайтах частенько называют «столицей Скандинавии». Именно тут мне посчастливилось побывать и встретить Рождество и Новый год.

Две недели мы ходили, бродили, ездили по этому шикарному городу и были за его пределами, впечатлений накопилась масса, но самое яркое осталось почему-то одно, словно застывшей картинкой стоящее перед глазами.

… Вечер, канун Рождества. Двухэтажный желтый домик на два подъезда, резные крышу, балконы и подоконники которого украшает белый снег. Все окошки темные, только традиционные рождественские звезды, гирлянды и канделябры светятся в каждом из них, и все это так уютно, по-доброму, по-домашнему, что, кажется, загляни в это окошко – и увидишь там камин, маму с ребятишками, выпекающими пряники – джинжербреды, и папу – Санта-Клауса, или Герду с Каем, сбежавшим от чар Снежной Королевы. В общем, попадешь в скандинавскую рождественскую сказку, какой она представлялась мне в воображении с детства.

В Скандинавскую сказку я таки попала. Но обо всем по порядку. Во-первых, как?

Добро пожаловать в Швецию

Визу в Швецию открыть на самом деле легко. Без туристических агентств, агенств-посредников и всяких прочих помощников, услуги которых обычно обходятся очень дорого. Просто готовишь самостоятельно документы (паспорт, справку с работы, приглашение или бронируешь отель), платишь символический визовый сбор – и вперед, в Киев, лично отвозить набор немногочисленных бумаг. Посольство Швеции, в отличие от многих других, работает ежедневно. Там царит какая-то особая домашняя атмосфера, и процесс подачи документов не превращается в стресс. Тебя встречают сотрудники посольства или страховые агенты, которые популярно рассказывают, как все будет происходить. Само по себе знакомство с ними успокаивает, и люди перестают нервно дергаться. Кстати, раньше я не думала, что Швеция – настолько популярная для украинцев страна. Но, оказалось, ежедневно за визой обращаются десятки людей, и большинство ее получают.

Разговорившись с народом, пришедшим за визой, удивилась еще раз. Подавляющее большинство – молодые и постарше женщины – отнюдь не туристы, они едут в Швецию «к женихам». Так что, оказывается, «горячие шведские парни» довольно популярны среди наших невест, многие из которых впоследствии становятся женами. Но вот начинается прием граждан. И опять приятный сюрприз – сотрудники этого посольства очень лояльны. Если ты забыл привезти какую-ту бумагу или же не перевел ее на английский, не беда. Тебя просят не уходить, отдать то, что есть, а недостающие справки прислать электронной почтой или по факсу. Предварительно детально просматривают твои документы, чтобы все было в порядке (и не было поводов у них же для отказа), и душевно с тобой разговаривают. Времени это занимает порядочно, зато ты уверен – перед тобой не враги, которые просто мечтают не впустить украинца в свою драгоценную страну и смотрят на тебя, как на человека второго, если не третьего сорта.

Все, кто сталкивался с тягомотной визовой процедурой, поймут, насколько это психологически важно и нетипично. Периодически, в ожидании своей очереди, мы выходили на улицу, где делились впечатлениями с людьми, толпящимися под посольством Австрии, что находится через дорогу. Там народ чуть не плакал. С ними говорили сквозь зубы, через одного отправляли домой (хорошо, если ты киевлянин, а если из Крыма приехал?), при входе обыскивали металлоискателями и вели себя крайне высокомерно. Просящие и ждущие глотали слезы, искренне надеялись, что с ними австрийцы обойдутся не так сурово, как с незадачливыми товарищами, и нам, «шведам», тихонько завидовали.

Пройдя собеседование, которое проводил молодой сотрудник Густав, я удивилась еще раз. Швед попросил прощения за беспокойство («я просто обязан с вами поговорить»), задал пару уточняющих формальных вопросов и, прощаясь, искренне сказал «Добро пожаловать в Швецию».

… Через 7 дней я получила паспорт с визой, а еще через неделю улетела в Стокгольм.

God Jul!

Рождество в Швеции, в отличие от многих других католических стран, отмечается 24 декабря. Нет привычного Сочельника, 25-го утром ты не находишь подарки под елкой, как это принято в той же Америке. Только вечер 24-го, и на этом все.

Недели за две до Рождества, чуть ли не с начала декабря, начинается предпраздничная суета. Наряжаются елки, большие и маленькие, на главных площадях и в небольших скверах, а практически в каждом дворе, где растет сосна (их местные ЖЭКи специально высаживают), дерево оборачивают гирляндами, которые загораются каждый вечер. Да, еще практически возле каждого офиса, магазина, в снегу утопают свечи.

За несколько недель до Рождества магазины делают огромные скидки. Народ спешит купить подарки заранее, поэтому в канун праздника людей там, конечно, много. Подарки шведы просто обожают. Причем предпочитают дарить не практичные вещи, «чтоб пригодилось», а сувениры и всякие мелочи «со смыслом». Очень популярны игры (например, перед пати – вечеринкой с горячительными напитками – приятно поднять настроение гостям смешными конкурсами, которые написаны на картонках), игрушки (как мягкие, так и механические), конечно же, парфюм и дорогие спиртные напитки.

Повсеместно продаются елки – специально выведенный «рождественский» сорт с длинными неколючими иголками, очень пушистые, которые стоят в воде и не опадают недели две.

Украшения – стандартно западные: одноцветные шарики разного размера и минимум «дождиков». Многие игрушки ты должен доделать сам – это превращает процесс украшения елки в интересную забаву. То тут, то там стоят передвижные магазинчики с пышущим самоваром. Здесь раздают бесплатный безалкогольный глинтвейн и тоненькие хрустящие печеньки – pepparkaka, традиционное рождественское лакомство. Тоже бесплатно. Но народ за халявным угощением в очереди не стоит, разве что туристы подходят по нескольку раз. Душевный продавец – Санта-Клаус – насвистывает веселенькую мелодию и сам греется сладким ароматным питьем.

Кстати, безалкогольный глинтвейн – очень популярный рождественский напиток. Он продается уже готовым, в бутылках, в праздник шведы лишь разогревают его и наливают в специальные кувшины. Только заходишь в дом, тебе сразу же предлагают отведать его из миниатюрных чашечек. Специфическим праздничным напитком является и рождественское пиво. Выпускается оно только под Рождество и раскупается моментально. Это обязательный атрибут праздничного стола. На вкус – обычное темное, довольно мягкое. Также на столе изобилует всяческая рыба – например, селедка 5-7 видов, лосось, разнообразная икра. Мясо тоже есть – например, вяленые ножки барана, огромные куски ветчины (которую шведы советуют обязательно попробовать со сладким яблочным соусом), картошка, ну и как же без обязательных тефтелек, всеми любимых что в праздники, что в будни.

Как я поняла, шведский рождественский стол должен изобиловать яствами, вне зависимости от того, какой достаток у семьи. Ты можешь месяцами экономить, но стол обязан накрыть роскошный.

Рождество шведы празднуют, как, впрочем, и другие католики, в кругу семьи. Здесь, правда, есть небольшое отличие. Жители Стокгольма в большинстве своем атеисты, и этот по сути религиозный праздник не несет для них никакой религиозной нагрузки. По телевизору сплошные добрые старые диснеевские мультики, песни, юмористические программы. Никаких громких поздравительных речей, никаких литургий. Только и слышишь: God Jul! – «С Рождеством!» по-нашему. В церковь они как-то тоже не очень идут. Да, по поводу церквей. Понятно, что в этой стране ты не увидишь позолоченных куполов, культовые сооружения здесь напоминают обычные двух-трехэтажные дома, стенка в стенку стоящие рядом с жилыми. Название их потрясающие – «филадельфийская церковь», «мексиканская», «немецкая», «итальянская». Что имеется в виду, непонятно, но разнообразных храмов Божьих – преимущественно пустых – в столице Швеции навалом.

Как я уже говорила, празднуется Рождество исключительно дома. Никаких «вечерь», «посеваний» и походов к друзьям. Даже если ты одинок, то сиди себе и ешь тефтели в родных стенах. Но все, кто может, стараются поехать или пойти к родителям, предварительно накупив каждому подарков и в ночь перед Рождеством старательно их упаковав. Заворачивают подарки шведы дома, с детства овладев этим искусством, – что женщины, что мужчины. Упаковочная бумага в магазинах – на все вкусы, но нужно еще не забыть о стиках-самоклейках, на которых ты указываешь, кому данный подарок предназначается и от кого он. Наклеечки смешные, милые, и процесс упаковки превращается в радостное действо.

После сытного рождественского ужина начинается приятный обмен подарками, которые складывать под елку необязательно. Просто выносится весь этот ворох в сумках, и мужчина – «а-ля Санта» – торжественно зачитывает надписи. Не спешите разворачивать – пока все не получат свои подарки, интрига сохраняется. А потом бумага поспешно рвется, и народ искренне радуется каждой приятной мелочи.

Чаепитие с пирогом и дружеские разговоры в гостиной венчают рождественский вечер, после чего родственники расходятся по домам.

На следующий день ощущения праздника как и не бывало. Если у нас 25-го только начинаются корпоративы и подготовка к самому главному празднику года, то здесь к этому времени все уже отшумело. Корпоративные рождественские ужины прошли где-то в середине декабря, а новогодние не приняты. 25-го декабря улицы пустынны, как в Кировограде 1-го января, все кафешки закрыты, гуляешь по городу – и такое ощущение, что в Стокгольме ты живешь один-одинешенек. Только к вечеру потихоньку отоспавшийся народ (такое впечатление, что целую ночь гуляли, а не дрыхли, наевшись калорийных блюд) выходит на променад, и часам к 7-ми можно даже обнаружить место, где наливают глинтвейн.

Nytt Ar

Перед Новым годом (Nytt Ar — это он и есть) – полное затишье. В магазинах – пусто, скидки еще выше, 50-70%, народ вышел на работу и к празднику особо не готовится. Разве что наряженная елка и свечи напоминали о том, что holiday еще не закончился. Кстати, многие шведы работают как 31, так и 1-го, некоторые даже ночью, по обычному графику. Ну а те, кому посчастливилось получить выходные, на Новый год массово уезжают из города. Преимущественно на острова, коих в окрестностях Стокгольма немерено.

Мы с друзьями тоже решили не выделяться и забронировали заранее отель на одном из самых северных островов – Sandhamn. Так сказать, выбрали контрастную альтернативу теплому отдыху в санатории Сочи. Добираться туда сложно – вначале час на автобусе, потом столько же – на корабле. Вообще-то в теплое время кораблик отправляется прямо из Стокгольма, но зимой, когда столичные водоемы закованы во льды, народ едет на отдаленную пристань. С самого утра в метро не протолкнуться – шведы с огромными баулами, лыжами и санками движутся к автостанции. Там тоже километровые очереди – веселые мужчины, женщины разных возрастов – от юных влюбленных пар или семей с крохотными детками до морщинистых старушек (в лыжных костюмах, естественно) стоят, выстроившись в одну линию, дожидаясь свого автобуса. Никто не толкается – ждут себе спокойно, прихлебывая кофе. Они знают точно – никто не останется, автобусов подойдет ровно столько, сколько нужно, чтобы всем занять сидячие места.

Оказалось, народ едет в одном с нами направлении. Точно по расписанию – минута в минуту – автобус тронулся, а там и корабль уже поджидал. Часов в 9 утра стало понятно – нас ждет шикарный новогодний подарок от небес. За две недели я впервые увидела северное солнце. Весь пейзаж сразу же заиграл яркими красками, и стало понятно, что красивее шведской солнечной зимы я ничего раньше не видела. А уж как здорово стоять на палубе и смотреть на крохотные острова, засыпанные снегом, с небольшими уютными домиками, утопающими в хвойном лесу. Или на стеклянную поверхность Балтийского моря и наблюдать, как наш небольшой ледокол прорывается сквозь льды, кроша метровые глыбы. Периодически то тут, то там появлялись смешные мордочки морских львов (или котиков) – посмотрят, подышат да и уйдут снова под лед.

Народ на кораблике вел себя не по-новогоднему тихо – пару человек попивали пиво, остальные плотно завтракали. Ни тебе тостов, ни тебе бурного веселья в предвкушении. Обычный выходной, не более того.

Доплыли. Народ высыпал на остров, и только теперь все это стало похожим на праздничную кутерьму. Все разбрелись по отелям, забросили вещи и отправились гулять по этому сказочному зимнему острову, наслаждаясь солнечным днем.

Вдоволь нагулявшись по лесу и насладившись зимними красотами, ближе к вечеру гости перебрались к берегу. Картинка перед глазами появилась очень странная – зимний пляж, да и только. При -10°С люди разгуливали в бикини, шлепанцах, с пивом и в полотенцах, периодически падая на снег. Оказывается, рядом сауна – но не простая, а шведская. Парная — маленький домик, а рядом – большие бочки с горячей водой. Народ забирается туда в купальниках и сидит себе часами. Затем, разгоряченный, выходит пройтись или заглянуть в бар. Изредка – в парную. Мы тоже решили не остаться в стороне и, переодевшись, бодро потрусили в купальниках по снежному пляжу.

Вдоволь напарившись и даже окунувшись в море, пошли готовиться к праздничному ужину.

Новогодний ужин – обычный, несколько блюд, довольно специфических, преимущественно из морепродуктов, – затянулся часов на пять. Люди сидели за столиками, неспешно жевали, изредка переговариваясь, и ждали кульминации – Нового года. Ждали как-то без фанатизма – рано или поздно наступит. Минут за 10 перед 12-тью массово ринулись за шампанским и высыпали на улицу. Ни телевизора с новогодним поздравлением руководителей страны, ни часов с привычной стрелочкой. Просто фейерверк и отсчет секунд в один голос. «12, 11, 10…3, 2, 1!» Вот вам и весь Новый год, надеюсь, что встретили мы его вовремя. Массовые объятия, поцелуи, фотосессии – незнакомые люди поздравляли друг друга, желая обычного счастья.

От былой вальяжности ужина и следа не осталось. Гости острова от мала до велика (и 4-летние малыши, и пенсионеры с большим стажем) под громкие звуки начинающейся дискотеки начали плясать. Коктейли рекой, хороводы… Пьют шведы, надо сказать, не меньше нашего, и вся новогодняя вечеринка, если не знать, что ты на северном острове, в общем-то ничем не отличается от обычных украинских гулянок.

Званый ужин

…Прогуливаемся по центральной части Стокгольма. Вдруг слышу русскую речь, что в общем-то неудивительно – в новогодние дни в столице Швеции много русских. Их узнать легко, даже когда они молчат. Если барышня в кожаных высоких сапогах на каблуках, в мороз ходит без шапки, не кутается в пуховик и необъятный шарф, дрожит, но все-таки плывет лебедушкой в расстегнутой шубейке – точно наша. Заговорит – и догадки подтверждаются. Да, еще «наши» почему-то очень любят за границей публично «строить» мужей. В любой туристический магазинчик зайди – и увидишь, как на русском языке очень капризным тоном женщина поучает спутника, что и ведет он себя неправильно, и купить надо «воо-от этот свитер», обязательно. На них даже внимания не обращают, хотя большинство продавцов великий и могучий язык знают – самих много лет назад привели в Стокгольм любовь и брачные узы.

Возле красивого, какого-то массивного, стоящего на берегу бурлящей реки здания русскоговорящий гид торопит туристов: «Быстрее пойдем! Сейчас будет смена королевской гвардии!» Пропустить такое событие было бы просто преступлением.

Двор королевского дворца находится на возвышении. Этой резиденции лет и лет, еще король Оскар II здесь жил. Когда-то это был классический средневековый дворец, окруженным естественным водоемом, с отвесными стенами и поднимающимися на скрипучих механизмах мостами. Сейчас он немного модернизирован, но ощущение средневековья сохраняется. Во дворе пушки – скорее всего, бутафорские, рядом с ними выстроились гвардейцы в черных полушубках и белых меховых шапках. По команде дружно развернулись, прошествовали парадом нога в ногу с оркестром. Интересно, что, в отличие от смены караула возле Букингемского дворца, куда и близко не подпускали туристов, шведская гвардия прошагала метрах в пяти от нас. Секьюрити разве что мягко попросили людей не двигаться с места, а так – смотрите на здоровье, фотографируйте. Вся процедура заняла от силы минут двадцать. После чего туристы разбрелись по дворцу, мы тоже от них отстали – купили билет и самостоятельно стали бродить по королевским апартаментам. Живут члены правящей династии тут же, но в другом крыле. Говорят, что младшая принцесса частенько выходит полюбоваться на смену караула, и вообще она – барышня очень общительная. Например, девушку можно встретить в обычном стокгольмском ресторане с друзьями. Зал они не бронируют, сидят спокойно за отдельным столиком, и только наметанный глаз может узнать в мужчинах, пьющих кофе тут же, сотрудников тайной полиции.

К сожалению, фотографировать в королевском дворце категорически запрещено. Никто тебе об этом не говорит, только на картинках с перечеркнутой камерой это видно, однако когда мы, в силу украинского менталитета, решили не обращать на предупреждающий знак внимания и щелкнуть зал для приема дипломатических делегаций на мобильный телефон, к нам тут же подошла откуда-то материализовавшаяся служительница и настойчиво попросила телефон убрать. Ослушаться как-то в голову не пришло – законы шведы чтят, как Отче наш.

Сама обстановка во дворце роскошная, много комнат переоборудованы под музей, а некоторые используются до сих пор – например, зал для приема гостей, украшенный новогодними гирляндами, или «столовая» со столом на 160 персон.

Шведы почитают своих правителей, но как-то без излишнего пиетета. Они вообще исключительно благодаря масс-медиа стали частью гламурной жизни страны. Например, свадьба старшей принцессы, правопреемницы трона, стала настоящим событием. Магниты, брелки, картины с фотографиями молодоженов пополнили туристическую индустрию.

А вот младшие сын и дочь короля пока еще свободны. Об этом мы услышали шутку в Сити-Холле – месте, где проводятся ужины в честь вручения Нобелевской премии. На этот ужин продаются билеты разной стоимостью. Все равно что на самолет – ты можешь взять места в бизнес-классе, а можешь довольствоваться экономом. Желающих попасть на званый ужин с каждым годом становится все больше и больше, а Голубой зал (вообще-то он сделан из темно-бордового кирпича, но, как архитекторы назвали, так говорят и сейчас) не безразмерный. И если ты занял место в эконом-зоне, то расстояние между тобой и соседями будет занимать всего 60 см. То есть сел, прижал локти к туловищу и развернуться не можешь. Бизнес-класс попросторнее – здесь стулья стоят на расстоянии 90 см. Не фонтан, но все же. Кстати, рассаживают гостей, как Бог на душу положит, поэтому, шутят экскурсоводы, если холостые парни и незамужние девушки хотят жить в Швеции, они могут купить билет на Нобелевский ужин, сесть рядом с принцем или принцессой и попытаться им понравиться…

Голубой зал, в котором каждое слово отдается звонким эхом, кажется пустынным музеем. И сложно представить, что здесь 12 декабря 2011 года будут снова стоять шикарные столы, а нобелевские лауреаты – произносить благодарственные речи. После ужина вся званая тусовка перебирается не второй этаж, в Золотой зал – роскошный холл, сплошь выложенный мозаикой, на ночной бал. Говорят, частенько сами лауреаты, наплевав на каноны, отплясывают так, что члены королевской семьи только рот разевают.

Сити-холл знаменит не только нобелевскими торжествами. Здесь же проходят и церемонии регистрации браков для желающих. Но поскольку желающих очень и очень много, то максимальное время процедуры – 1 минута. Расписался, улыбнулся – и на выход. Следующий!

А в соседней комнате – сессионный зал Стокгольмского городского совета. Мягкие кресла амфитеатром с пультами (видимо, система «Рада» работает здесь давно), над головой – балконы для жителей и гостей столицы, которые пожелают присутствовать на заседаниях. Я пыталась расспросить стокгольмцев – какой у вас мэр? Но внятного ответа не получила – не интересуются люди местной политикой, даже имени градоначальника толком не знают…

Коммунальный рай

Хорошо это или плохо – судите сами. Все коммунальные службы работают без сбоев: ночью выпал снег – в 7 утра уже все дороги расчищены, маленькие тракторы ездят круглосуточно. Чистота везде такая, что на нее просто перестаешь обращать внимание. О том, что может не быть воды, они даже не слышали. Кстати, воду здесь все пьют из-под крана и очень удивляются моим попыткам ее закипятить. Процедура выбрасывания мусора – вообще отдельная тема. Народу в голову не приходит, что для личного удобства можно пластиковый мешок выбросить в первый попавшийся контейнер. Нет, вначале они его дома прилежно сортируют. Пластиковые бутылки сдают в ближайших супермаркетах (не потому, что семейному бюджету уж очень нужны скромные 10-15 крон, а потому, что эти бутылки пригодятся в производстве). Прозрачную стеклянную тару выбрасывают в один контейнер, а зеленую и желтую – в другой. Смешивать нельзя – никто за этим не следит, но шведы и не думают ослушаться неписанных правил. Обычный бытовой мусор – в мусоропроводы, которые очищаются два раза в день.

За время поездки я столкнулась с единственным коммунальным казусом – однажды пропал свет. И то как-то странно, только холодильник и телевизор выключились, все остальные лампочки работали. Народ – в полном шоке, куда звонить и что делать, они просто не имели понятия…

Швеция – не Голландия, но возле каждого подъезда стоят десятка два засыпанных снегом велосипедов. Без присмотра стоят, о том, что их могут украсть, даже и мысли нет. Кстати, ни одного патрулирующего полицейского я не видела, зато на глаза очень часто попадались люди в ярко-салатовой одежде, которые сбрасывали снег с крыш, собой ограждая тротуары.

За весь этот коммунальный рай платят стокгольмцы исправно и много. Более 1000 крон в домоуправление, еще 1000 – в двороуправление, потом – в управу микрорайона и еще кучу всяких учреждений. Это все – помимо чеков за свет, воду, тепло… Кстати, газ здесь не очень популярен – народ предпочитает электрические плиты.

Налоги тоже сумасшедшие – по нескольку тысяч. Для справки – средняя зарплата здесь 35-40 тысяч крон (по курсу 1 крона = 1 грн.) И еще для справки – обед в ресторане (а питаются они в основном не дома) обходится в тысячу, а то и больше.

И последняя зарисовка, учитывая любимый всеми нами восточный гороскоп. Вместо привычных нам бездомных кошек и собак в Стокгольме на улицах живут кролики. Да-да, обычные симпатичные пушистые кролики, которые то и дело шныряют по дворам. Одно время их пытались истребить, но бесполезно – уже очень быстро они размножаются. Летом – это просто беда. Норы, кроличьи домики, портят детские площадки, и даже коммунальные службы справиться с ними не в состоянии. А зимой кролики безобидны. Едят безбоязненно из твоих рук морковку – усаживаются тут же и мило ею хрустят.

А вообще здесь, в столице Швеции, ты не ощущаешь себя в гостях. Менталитет схожий, шутки одинаковые, условия для жизни комфортные, и слова знакомые. «Апельсин», «ананас», «лампа», «душ» звучат одинаково что на русском, что на шведском. А особое ощущение – от того, что повсеместно видишь желто-голубые флаги. Нет, это не территория посольства, а обычный старый город. Просто шведский флаг в уменьшенном варианте идентичен украинскому.

Так что, если у вас возникло желание, обязательно поезжайте в Швецию. Говорят, весной и летом там еще лучше…

Родительский дом, «батьківська хата»… Сколько песен и стихотворений посвящено этому святому для каждого человека месту! Слушаешь или читаешь – и слезы наворачиваются на глаза. Но что сделал каждый из нас для того, чтобы родительский дом остался не только в памяти, в детских воспоминаниях, но и в истории? В лучшем случае мы пересказываем своим детям семейные легенды, связанные с местом, где родились и выросли. Но ведь можно сделать гораздо больше. Как сделал, например, Иван Охрименко.

Иван Кириллович – уроженец села Нижние Верещаки Александровского района нашей области. Сейчас он – житель поселка Павлыш Онуфриевского района, но душой и сердцем – там, на своей малой родине. Он не только часто бывает в родительском доме, сохранившемся до сих пор, но и «роется» в истории, ища и, что немаловажно, находя в ней место своих предков. Историю своего родительского дома он поведал редакции газеты «Вперед» Александровского района. Наши коллеги посчитали, что его рассказ достоин более широкой аудитории, за что мы им очень благодарны.

Вообще-то Иван Кириллович Охрименко назвал свою историю «Загадкова хата». Он уверен, что дома, как и люди, имеют свои судьбы, но судьба каждого зависит от того, кто, где и когда его построил.

Хата, о которой пойдет речь, находится в селе Нижние Верещаки, на одном из пяти холмов, которые почти вплотную сошлись к реке Тясмин. Загадочность этой хаты началась с ее строительства. Когда стропила были уже на столбах, к строителям (а это был сельский мастер, Кирилл, с его тремя младшими братьями, которые были еще неженаты, и со своей молодой женой Марфиной) подошла незнакомая женщина и спросила у Охрименко-старшего: «Это ты, молодой человек, строишь тут дом?» «Да», — ответил удивленный Кирилл и спросил: «А откуда вы меня знаете»? Женщина сказала, что знает все, и добавила, что на этом месте строить нельзя. Кирилл поинтересовался, а где можно? «Идем, я покажу», — сказала неожиданная гостья и повела удивленного хозяина будущего дома метров на сто выше холма, где указала место новой застройки. Странная женщина отказалась от предложенной пищи, а тем более от платы за совет. Попила воды и ушла…

Родители Марфины советовали прислушаться к совету странствующей женщины, а вот братья Кирилла не очень поверили в ее рассказы о том, что новое место имеет Божье благословение и на нем уже происходили благословенные события. На переносе строительства настаивала и молодая жена Кирилла. Ее подкупило то, что незнакомка почти полностью пересказала детские приключения еще маленькой Марфины. Напророчила ей долгую, хоть и не всегда счастливую жизнь. (Кстати, мама Ивана Охрименко прожила 103 года.)

Решили дождаться утра. А утром было принято решение последовать совету незнакомки. Уверенности добавило и то, что, как будто на заказ, утром около строящегося дома остановились чумаки, чтобы напоить волов и напиться самим. Посоветовавшись между собой, они решили помочь молодым. И помогли. Одним словом, начатое строительство хаты за день было перенесено на новое место. Здесь же, около новостройки, все дружно поужинали и легли спать. Утром чумаки собрались в дорогу. Хозяева благодарили за помощь, а гости – за теплый прием.

Странным перемещением строительства заинтересовалась соседка, баба Олита Чумак. На то время она была очень грамотной, имела много книг и читала их. Когда она увидела, куда перенесли хату, пересказала местную легенду, которую рассказывал ее дед. И вот о чем узнали родители Ивана Охрименко.

Холм, на который была перенесена хата, имел интересную историю. Где-то под ним, а вернее, внутри него, была подземная церковь, в которой молились казаки, проходившие здесь службу. Здесь же неподалеку якобы служил и сотник Михаил – будущий отец Богдана Хмельницкого. Сотник был женат, но детей в семье не было. Земляки говорили, Михаил имел отношения с местной девушкой Марией, которая была служанкой. Она родила мальчика, которого подкинула под арку, овитую хмелем. Жена Михаила согласилась усыновить мальчика. Так как он был «данным Богом», то и назвали его Богданом, а фамилию дали – Хмельницкий…

Александровский краевед, член Конгресса литераторов Украины Василий Белошапка говорит, что в легенду можно верить или не верить, ведь документального подтверждения рассказанному не существует. Но уже в наше время бывший сосед семьи Охрименко при раскопках в своем дворе наткнулся на странные фундаменты: расстояние между ними и размеры очень напоминали, что на них опирались или массивные ворота, или какая-то арка. Кирпич с них, похожий на современный огнеупорный, хозяин использовал для перестройки домовой печи. К сожалению, позже, когда и хата, и печь перестали существовать, все остатки были сброшены в пустующий колодец.

Легенду про хату, которая защищена какой-то необъяснимой силой, подтверждают еще и такие факты. Во время немецкой оккупации села на место, где сначала воздвигался дом Охрименко, упала авиабомба. А когда фашисты отступали, сжигали все, что могло послужить советским войскам. Все до единой хаты на хуторе сгорели. Хату Охрименко немцы тоже подожгли, поджог был сделан изнутри. Видимо, для того, чтобы уничтожить документацию, которую немецкий штаб не смог своевременно эвакуировать. Но мать прибежала с соседнего хутора, и с помощью односельчан удалось погасить огонь. Позже в этой хате временно проживали почти все соседи, которые отстраивали свое жилье. Была еще одна причина, по которой дом уцелел: на чердаке сохранялась Плащаница из местной церкви, ее еще задолго до войны местный священник подарил главе семьи за то, что тот отказался разрушать храм по приказу местной власти. Тогда Охрименко-старший не только попал в немилость к власти, но и «частично» был раскулачен – забрали лошадь с телегой и «реманентом» для обработки земли.

Шли годы. Уже в послевоенное время, в грозу, молния расколола напополам грушу, которая росла рядом с домом, а сам дом остался неповрежденным, хотя по высоте и дерево, и строение были почти одинаковыми. И позже дом выдержал еще одно испытание – не подчинился хрущевской реформе, которая предусматривала избавление от неперспективных сел. Хутор таял на глазах – кто умер, кто выехал, кто поспешил разобрать родительский дом на стройматериалы для строительства в другом месте, кто просто оставил отчий дом умирать. А родители Ивана Охрименко продолжали жить в своем доме, на когда-то указанном им месте до тех пор, пока снова, как во время войны, хата осталась одна.

Уже больше двадцати лет она стоит одиноко. Но все-таки стоит! С весны она ждет гостей. Но бывает, что и зимой к ней наведываются непрошеные гости, которые, к огромному сожалению и огорчению, оставляют после себя следы вандализма.

Ежегодно в родительский дом приезжает старший брат Ивана Кирилловича Андрей. Приезжает из Донбасса, и жизнь в доме и вне его просыпается: звучит музыка из радиоприемника, который запитан, как и освещение, от примитивной, но вполне достаточной ветряной электростанции. Весной здесь оживает все! И даже пчелы дружно садятся на цветы хмеля, который снова вьется на воспроизведенной арке. А под аркой — Богдан, но уже не ребенок, а с усами и булавой…

Андрей Кириллович по-своему воссоздает в этом райском уголке жизнь. Из металла он вырезал фигуру прадеда Тимоша, который мотыгой обрабатывает землю. Есть здесь и сказочные герои: драконы, ихтиозавры. А в сарае, где когда-то стояла корова, теперь терпеливо ждет гостей Баба Яга. Летом Андрей планирует поставить символический знак первым девяти казакам, которые основали село Нижние Верещаки, часть которого до сих пор носит название «девятка».

Желающих все это увидеть немало. И приходят, и приезжают… И никто из посетителей этих мест не жалеет о своем визите. Для самых маленьких дед Андрей поставил качели. Правда, на них часто вспоминают свою молодость уже седовласые люди. Для жаждущих есть родниковая вода, которую гости называют целебной. Так и стоит скромная, но аккуратная хата, к которой тянутся мысли-воспоминания, наполненные историей, легендами, мистикой…

Иван Охрименко сейчас готовит материал об истории своего села – Нижние Верещаки. «Обидно, что пропал наш хуторок… Я хочу не только прославить родительский дом. Мы все должны повернуться лицом к своей генеалогии, к истории своего рода. Ведь дворяне знали истории своей семьи до семнадцатого колена, а мы и до третьего не знаем. Понимаю, трудно, но нам надо это делать. Это необходимо будущим поколениям», — уверен Иван Кириллович.

---

P.S. Уважаемые читатели! С удовольствием поместим на страницах «УЦ» историю вашего родительского дома. Пусть она сохранится для ваших потомков и станет частью нашей общей истории.

Это были незабываемые 12 дней. Мы увидели Польшу, Германию, Чехию, Францию, Швейцарию, Италию, Словению, Венгрию и привезли массу приятных впечатлений, рассказывать о которых можно бесконечно. И все же лучше все это увидеть. Хотя есть особенные моменты, которые могут показаться чуть отвлеченными, между тем я бы поделился именно ими. Настолько меня поразили европейские бомжи и пражская история, которую я теперь так называю.

В Праге мы сидели в одном из уличных ресторанчиков, и я наблюдал следующую картину. Вдоль тротуара стояло несколько мусорных урн. Через дорогу – стандартный «Макдональдс». Поначалу я даже не разобрал, что это представители местных бомжей, или малоимущих. Да и немудрено. Экипировка европейских нищих мало чем отличается от того, как одеты, скажем, наши учителя или медики. В хорошей обуви с нестертой подошвой (явно не секондхендовские), в чистых джинсах, стильных куртках, с небольшими рюкзачками за спиной. Сначала такой вот стильно одетый опрятный молодой человек подошел к мусорной урне и стал очень чинно и неторопливо перебирать отбросы. Вытащил пакет из «Макдональдса», пошарив в нем, извлек ломтик жареного картофеля и, положив в рот, отправился к следующей урне.

Рядом на скамье, сочувственно наблюдая, перекусывали хот-догами две девушки. У одной из них, видимо, сжалось сердце, и она положила в урну сосиску. Вскоре с урной поравнялся такой же опрятно одетый, с чистыми седыми волосами нищий в безупречной фетровой шляпе и очках, в общем, профессор. Заглянул в урну, достал сосиску, откусил половину и положил оставшуюся обратно в урну. Не понравилась, подумал я, или не голоден. Но, отойдя от урны, «профессор» отправился к следующей. Тут я озадачился. Отчего же не съесть было сосиску целиком или хотя бы взять про запас? Свежая, только что из «Макдональдса». Что-то нелогичное было в его поведении. Но это так кажется, когда ты представитель постсоветского пространства. Вскоре возле урны, в которой оставалась половина сосиски, возник еще один «страждущий» в джинсах, замшевых ботинках, вельветовом пиджаке, с таким же небольшим стильным рюкзачком на спине. Привычным движением он заглянул в урну. Достал половину сосиски, положил в рот и не спеша, пережевывая, отправился дальше.

Тогда-то меня и осенило. Их нищих существенно отличает не только гардероб, но и менталитет, они превосходят наших отечественных уровнем деликатности и, если хотите, культурой поведения в обществе, даже если это общество нищих, но это нищие Европы. Их солидарность и толерантность к себе подобным, так сказать, гражданская позиция просто обескуражила и восхитила меня — постсоветского гражданина. И я тут же решил – нам не надо в Евросоюз. Мы порушим и испортим сложившиеся безупречные моральные устои в их обществе. Мы не бросим в урну сосиску. А если найдем, то съедим всю без остатка. И мир капитализма, где человек человеку волк, не станет лучше.

Но главное впечатление оставила все же другая история.

В той же Праге среди толпы я обратил внимание на очень красивую, не похожую на других пару. Сказал своей жене Светлане, и мы тихо любовались их изяществом. Им было лет по шестьдесят. Очень аристократичны. Высокий, поджарый мужчина в элегантном летнем костюме, с ермолкой на голове, женщина в длинном восточном наряде – чтобы не расписывать ее красоту, кто помнит Беназир Бхутто, премьер-министра Пакистана, в ее лучшие годы, – вот что-то в этом роде. Ослепительная пара. Но вдруг неожиданно все омрачилось – в толпе появился пьяный необузданный немец, который творил что-то невообразимое. Кричал, ругался, цеплялся к прохожим, толкал мужчин, женщин, явно нарывался. И вот я увидел, как он сорвал с головы мужчины ермолку, напялил себе на голову и понесся дальше по толпе, расталкивая прохожих.

Это не могло не возмутить, и я стал преследовать парня, чтобы забрать ермолку и вернуть владельцу. Пока пытался это сделать, мужчина и женщина затерялись в толпе. Вскоре появились полицейские. На дебошира надели наручники, отобрали телефон, еще какие-то вещи и ермолку. Его приковали к скамье, съехались еще полицейские, «скорая», собралась толпа.

С чешской полицией пришлось изъясняться с помощью жестов. Мне удалось растолковать, что ермолка не принадлежит нарушителю. Наверное, я был очень эмоционален — полицейские мне поверили и отдали ермолку. Но задержали еще на полчаса, проверив по запросу на таможню паспорта, мой и жены. Видимо, не я ли Клайд и не она ли Бони.

Когда же нас отпустили, мы сразу стали искать мужчину и женщину, понимая, что в миллионном городе ищем иголку в стоге сена. Ходили по площади, заглядывали в соборы, зашли в несколько отелей. Искали, пока не стемнело, но среди тысяч туристов их не было. Мы были искренне раздосадованы. Но оставался еще один день. Утром мы снова отправились на площадь с надеждой отыскать их. Даже задумали – если найдем, значит, все последующее путешествие будет удачным. И продолжали поиски, все больше осознавая тщетность занятия. Потом я подумал, если они были здесь вчера, то, может, сегодня их следует искать на другом берегу.

Мы перешли Карлов мост и стали бродить среди толпы. После нескольких часов поисков жена устала, и мы вернулись к мосту. Время шло, вечером мы должны были уезжать в Париж, но еще оставалась надежда. И вот что-то меня заставило снова вернуться в старый квартал. Там-то и произошло чудо.

Я уже возвращался. Вышел на какую-то пустынную очень узкую улочку и вдруг увидел их. Они шли мне навстречу. Я подбежал к ним, глупо улыбаясь и не зная, как все объяснить, на каком языке. Было видно, что мое возбужденное состояние не оставило их равнодушными. Я снова стал применять жесты, стараясь быть как можно красноречивее. На меня смотрели, недоумевая. Сначала мне предложили общение на английском, но не тут-то было. Затем последовало предложение на французском, немецком — результат практически тот же. Неожиданно все разрешилось в один миг. «Юкрейнен» – произнес я, и они грустно улыбнулись. Но потом мужчина с акцентом, но очень пафосно вдруг процитировал начало Евгения Онегина, и вот тут-то я блеснул эрудицией в ответ. Вероятно, после этого доверие ко мне усилилось. Я стал манить их рукой, приглашая следовать за мной. Они робко, но шли.

Когда мы добрались до моста, жена увидела мою поднятую руку и пошла нам навстречу. А потом она открыла сумочку и вынула ермолку. Это надо было видеть. Вот в какие моменты знание языков абсолютно не нужно. Женщина обняла жену и со слезами на глазах стала что-то взволновано бормотать. Мужчина пытался мне что-то объяснить, показывал возбужденно на женщину и повторял: Анна, Иерусалим…

Потом он написал мне на листке имя, адрес и e-mail. Я тоже оставил ему электронный адрес и адрес своего сайта. Мы сделали снимки на память. А вечером уехали в Париж. После был Версаль, потом Женева, Венеция, Будапешт. В Киев мы вернулись через десять дней. В дороге я рассказал эту историю гиду и то, что мы обменялись адресами. Опытный турист-профессионал ухмыльнулся и емко констатировал: «Не напишут».

Не знаю, значила ли для них что-то эта ермолка. Но мое воображение почему-то вырисовывало мне некую тайную ее значимость. Ведь она явно была вязана крючком вручную, и не исключено, что именно ею, элегантной Беназир, Анной из Иерусалима. Еще я почему-то думал о том, что они — не семья, а скорей давние интимные друзья. Или так мне хотелось… Уже дома я зашел на электронную почту и обнаружил 80 писем. Многие прочел, стал удалять сомнительные, рекламные и чуть было не удалил еще одно, последнее. Потом все же решил открыть. Писал мне доктор Габриель, вспоминая чудесную пражскую историю, рассказывал о себе, о семье, друзьях и о том, что очень хочет встретиться в Иерусалиме, посидеть, поговорить, попутешествовать…

Бои под Кировоградом

Из воспоминаний Лисицына Леонида Николаевича (1925-1986 гг.), ушедшего на фронт в 1943 году, рядового солдата-минометчика 63-й механизированной бригады 5-й гвардейской танковой армии 2 Украинского фронта, из минометного батальона. На всю жизнь запомнил он названия сёл Верблюжка, Грузское, Марьевка, Северинка и других, раскинувшихся на много километров по балкам среди безбрежных степей Кировоградщины.

Вниманию читателей предлагаются фрагменты, касающиеся периода боев за Кировоград в начале января 1944 года и до завершения освобождения области в конце марта 1944 года. Мной внесены лишь небольшие правки, по большей части касающиеся названий современных населенных пунктов.

Василий Даценко, краевед, историк.

---

На рассвете 8 января на опушке леса, в полутора километрах от деревни Осиковата (с.Осиковатое Кировоградского района. – Ред.) , было замечено движение немецких машин и танков. Мы открыли беглый огонь из минометов. После завтрака здесь же, в окопах, поочередно спали. Я нашел в нишах погреба под остатками бревен несколько банок консервированной вишни. Мы с аппетитом её съели. Часов в 10 утра немцы стали вести редкий методический обстрел из орудий. Батарея 76 мм пушек, приданная пехотному батальону, и мы, минометчики, также отвечали методичным огнем.

Медленно текло время. Отдельные снаряды рвались в деревне: на огородах, улицах, в садах. Деревня Осиковата вытянулась километра на два по обеим сторонам балки. В середине балки протекал небольшой ручеек. Стрелковый батальон занимал оборону на северной стороне деревни. Батарея 76 мм пушек располагалась метрах в 100-150 левее нашей позиции. В 13 часов огонь немцев усилился. Кругом всё гремело. Одна за другой были разбиты все четыре пушки батареи. Мы вели интенсивный огонь из минометов, но немцы ничего не могли с нами сделать. Кругом нас рвались снаряды. Стоял пороховой дым. Стволы минометов накалились от беспрерывной стрельбы. Но вот все стихло. Очень хотелось спать. Тут же, у минометов, грязные от дыма и земли, каждый кто как мог, притулились, сидя в окопах, и заснули. Глаза сами собой закрылись — хоть бы часок поспать после трех бессонных ночей. Сквозь сон слышатся отдельные выстрелы пушек, бьют пулеметы, но после артобстрела кажется тихо. Неожиданно над нами выросла фигура командира роты старшего лейтенанта Каратаева.

— Спите, окаянные, чёрт бы вас побрал! Всё не выспитесь! Отбой! Живо всё грузить на машины!

Моментально разобрали минометы.

— Живо, живо! А ну, живей!

Никогда я ещё не видел его таким сердитым.

Машины стояли за хатой. Вмиг всё было погружено на машины, и они без людей, одна за другой, быстро помчались назад из деревни.

— Живо строиться! В колонну по два становись!

Нас было человек шестьдесят. Я два раза бегал на огневую позицию и очутился в конце колонны.

— За мной бегом марш! — скомандовал старший лейтенант Каратаев, и мы всей колонной побежали за ним.

Дорога шла вдоль хат. Слева была пойма речки, в середине которой, метрах в двухстах от нас, протекала речка. Не успели мы пробежать и двухсот метров, как в голове колонны разорвался снаряд. Все бросились врассыпную в сторону поймы. Старший лейтенант Каратаев был ранен в обе ноги. С ним остался ординарец. Оборона стрелкового батальона была смята атакой 70 немецких танков и бронетранспортеров. …Ещё утром, в 8 часов, командир бригады полковник Жуков послал бронетранспортер с нашим связным Рютиным с приказом отойти в Обозновку, где размещалась бригада. Водитель бронетранспортера наотрез отказался ехать в деревню, и сержант Рютин только в 16 часов разыскал нас. Он вручил приказ старшему лейтенанту Каратаеву в тот момент, когда немецкие танки вышли из леса в атаку. А сейчас танки перестроились, часть из них пошла в деревню, две другие группы стали обходить деревню с двух сторон и вели огонь с верхних кромок балки. Я бросился с дороги влево. Впереди меня бежал командир взвода лейтенант Глебов. Вот он добежал до угла мазанки, стоящей перед ручейком, и остановился на углу, обращенном в сторону немцев. Я побежал к нему. Он с испугом выглядывал из-за угла на ручеек — туда, куда надо было бежать и где не было ещё немцев. В тридцати метрах от хаты протекал ручей, заросший осокой и камышом. За ним, в сотне метров, располагались хаты другого порядка деревни. Я подбежал к лейтенанту Глебову и очень удивился, что он стоит на виду немецких танков и с испугом разглядывает путь, по которому надо было бежать дальше. Только он увидел меня, как сразу закричал:

— Вперед, Лисицын!

Не останавливаясь, я пробежал ручеек по льду и достиг мазанки. Здесь тихо. Разрывы гремят на другой стороне и сзади влево в деревне, куда уже вошли немецкие танки. Добежал до конца деревни — вот и последняя хата. Здесь собралось человек десять. Все рассуждают, как лучше спастись. Впереди голые склоны балки, по которой течет замерзший ручеек. В полутора километрах чернеет массив вишневого сада с левой стороны балки. Укрытий нигде нет. Кто-то предлагает залезть на чердак, кто-то — спрятаться в подвале, а вход засыпать. Но всё это самообман. Минут пять я пробыл с этими солдатами, посмотрел туда и сюда — типичная западня. Разрывы всё приближаются. Нет другого выхода — надо бежать по балке вперед. Я больше не раздумывал и пустился бегом. Через полкилометра достиг вишневого сада. Слева у ручья стоит сгоревший танк типа «Шерман» (такой тип танка поставлялся в СССР из США в порядке лэнд-лиза. – Ред.). Редкий камыш на ручье и такие же редкие вишневые деревья по склонам балки не могут укрыть — с верха косогора всё отлично просматривается.

С другой стороны ручья, в основном впереди меня, бежали толпами солдаты разбитого батальона. Я прошел шагом дорогу вдоль вишневого сада и только поравнялся с противоположной его стороной, как сверху с бугра, метрах в 150 от меня влево и вперед вышли немецкие танки и бронетранспортеры. Ураганный огонь из крупнокалиберных пулеметов прошил надо мной воздух. Я моментально бросился к ручью, метрах в десяти от дороги, в редкие камыши и лег рядом с кромкой льда. Немцы вели огонь по толпам пехотинцев, бежавшим по другой стороне ручья. Минут через десять танки и бронетранспортеры, поразив все цели, ушли верхом балки дальше. Впереди снова очереди, разрывы снарядов. Но вот послышался ответный артиллерийский огонь, болванки зашуршали над моей головой. Вперед по дороге прошли немецкие танки и бронетранспортеры. Орудийный огонь усилился. Залпом ударили «Катюши», и всё смолкло.

Оранжевый диск солнца медленно опускается за горизонт. Прошел всего один час после команды «отбой», но где теперь солдаты нашей минометной роты! Оглядываюсь — впереди, на той стороне балки, сплошь лежат убитые солдаты. На моей стороне — гораздо меньше. Как медленно ползет диск солнца! Время как будто остановилось. Решил переждать до темноты. Лег поудобней, автомат спрятал под живот. Опять идут по дороге, но уже обратно, немецкие бронетранспортеры. Один из них не доехал до меня метров пятнадцать, остановился. Немцы спрыгнули с машины и пошли в сторону Обозновки. В это время с другой стороны ручья, проехав метров 15-20 за меня, остановился второй бронетранспортер. Немцы спрыгнули с него и пошли в другую сторону — в направлении деревни Осиковата. Слышна немецкая речь, слова: «Хальт! Стахановец? Дер ист арбейтер?» После этого раздаются отдельные выстрелы из пистолетов. Наконец, минут через тридцать, собрали на дороге пленных — человек 15. Из деревни пригнали подводу для раненых, и колонна в сопровождении немецких автоматчиков направилась в деревню Осиковата. (Позднее я узнал, что обгоревшие трупы пленных обнаружат в полутора километрах от этого места — немцы их заперли в сарае и сожгли заживо.) Один из немцев, очевидно, командир бронетранспортера, который стоял с моей стороны, направился прямо ко мне и, не доходя шагов пять, начал разговаривать с немцем, который подошел от другого бронетранспортера. Они стояли прямо напротив меня, друг против друга на разных берегах ручья, и оживленно говорили о трофеях и пленных. Переговариваясь, немец прошел мимо меня через ручей к собеседнику. Так они разговаривали несколько минут. Остальные немцы залезли в бронетранспортеры и громко позвали своих товарищей. И опять мимо меня прошагали яловые сапоги немца. Очевидно, он принял меня за убитого. Ему некогда было рассматривать каждый из множества трупов. Бронетранспортеры укатили в деревню Осиковата. Наступил закат. Длинные тени упали в балке, наверху было ещё светло. Наконец, солнце село. Всё окутали сумерки, но я решил не торопиться. Впереди — к деревне Обозновка — прошло гораздо больше машин, чем вернулось обратно. Я не видел ни одного танка, а прошло их не менее двадцати. Редкие выстрелы у деревни Обозновка смолкли. Наступила темнота, и вместе с ней стало тихо — так тихо, что не верилось во все то, что произошло за последние 2-3 часа. Лежать на снегу было холодно, да и нужды в этом больше не было. Я приподнялся, вытащил из-под себя автомат, сел и стал ждать.

Мимо меня, не оглядываясь, пробежала согнутая пополам фигура человека, за ним вторая. Метрах в трехстах впереди раздался крик: «Хальт!» — и очереди из автомата. Всё опять смолкло. Неожиданно из темноты минут через пять появился ещё один человек. Шепотом спросил: «Кто?»

— Свои! — ответил я.

Передо мной коренастый мужчина, среднего роста, лет под 30. Разговорились. Оказалось, что он был старшиной стрелкового батальона, разбитого немцами у деревни Осиковата. Вместе с ним стало гораздо веселей. Мы решили переждать ещё немного. Так прошел примерно час…

— Ну, пора идти! Пойдем вправо по дороге, — решили мы. Перешли ручеек. Всюду лежали трупы убитых солдат. Немцы стреляли по толпам бегущих, и трупы лежали на снегу и наледи дороги — там, где их застала смерть. Не останавливаясь, прошли метров 200. Впереди слева из темноты осоки донеслось: «Хальт!» Очевидно, немец не видел нас и поэтому не стрелял. Мы сразу свернули вправо, поднялись по склону балки и метрах в двухстах увидели в поле умёты. Быстро подошли к ним. Вокруг лежали убитые, но нам было не до них. Очень сильный холод принесла ночная темнота. Мы решили переждать ещё немного, залезли в солому и стали чутко прислушиваться. Взошла луна. Она ярко светила, на белом фоне снега было далеко видно. Мы долго сидели молча, внимательно прислушиваясь, но вокруг всё было тихо. Наконец, уже за полночь, окончательно промерзли и решили идти в направлении города Кировограда. Взяв немного левее, быстро пересекли злополучную балку, вышли в поле и скоро, встретив опять балку — овраг, промытый талыми дождевыми водами, пошли по нему. Шли очень быстро. Я сразу, как только вышел, взял ориентир на красную планету и всю дорогу шел, глядя на неё. Наконец, кончился овраг. Мы выбрались в поле. Луна скрылась, вокруг было темно. Неожиданно, метрах в 30 впереди, мы увидели солдат, окапывающихся в степи. Сразу свернули вправо и пошли вдоль линии окопов. Им явно было не до нас — ни одного звука, кроме работы лопаток, не раздавалось, пока мы шли.

Кто они? Немцы или наши? Мы не знали. Обогнули позицию, и снова степь расстилалась перед нами без конца и без края. Опять повстречалась балка, и по ней мы прошли до конца. Наступил рассвет. Кончился овраг, вышли наверх — кругом степь, покрытая тощим покровом снега. Стало совсем светло. В пятистах метрах впереди увидели два умёта — быстрее к ним! Там можно переждать день.

9 января 1944 г. Солнце всходило над горизонтом. В километре-полутора впереди ходили в полный рост солдаты, виднелись бугорки окопов. Но кто там? Свои или немцы? Определить было невозможно. Решили переждать. Внизу умёта старшина нашел пустоты, быстро их расширил, и мы залезли туда. Лежать было тесно, но вполне возможно. Скоро мы увидели, как к нашим умётам приближается какой-то человек. Быстро залезли в нору, замаскировались соломой. Долго идут минуты. Старшина лежал с краю и наблюдал сквозь солому. Вдруг он закричал: «Свой! Свой!» — и выскочил из-под умёта. Он увидел обмотки и подол шинели и догадался, что это наш солдат. Солдат-связист сильно испугался столь радостных воплей и внезапного появления из-под земли нас двоих. От страха он не мог говорить и никак не мог понять, зачем нам потребовалось его пугать. Наконец-то он понял, кто мы и откуда. Он шел прокладывать связь с батальоном, оборону которого мы прошли ночью. На позициях перед нами стояла дивизия, в которой служил старшина. Старшина очень обрадовался, что нашел своих. Мы быстро пошли к передовой, и здесь я расстался со старшиной, позавтракал из походной кухни, расспросил про названия сел и деревень. Мне сказали, что километрах в трех к северу расположена Северинка, откуда мы начали марш. Я решил пойти в неё.

Северинку нельзя было узнать. После бомбежки многие хаты сгорели, везде были воронки, жителей не видно. Я быстро прошел её. Прямой грейдер ведет на деревню Мамаевка (Мамайка. – Ред.), откуда немцы нас атаковали с танками 6 января.

Вечером уже стемнело, когда я пришел в деревню Мамайка и остановился в одной из хат, стоящей перед обрывистым бугром. После всех похождений и переживаний, боев, бессонных ночей в степях на морозе я спал, как убитый.

Продолжение следует.

МАЛАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ КИРОВОГРАДСКОЙ РОК-МУЗЫКИ

«Украина-Центр» продолжает ворошить историю кировоградского рок-музыкального движения. В очередном выпуске МЭКРМ (состоящем из двух частей) мы расскажем о музыкальном журналисте, телеведущем, диджее, продюсере и просто меломане с огромным стажем Алексее Ивановиче, внесшем свою — объективно говоря, немалую — лепту в дело популяризации в нашем городе рок-музыки на рубеже 1980-90-х годов.

Кировоградские любители музыки прекрасно помнят телевизионную передачу «Рок-полигон» (между прочим, одну из первых в Советском Союзе тематическую телепрограмму о роке!!!), эфиры на радио и рок-вечера в лектории, которые вел Алексей Иванович. А как можно забыть его уже легендарный магазин-клуб Rock You? Музыкальное агентство Ивановича «Красный клин» организовывало выступления в Кировограде чрезвычайно популярных на то время групп «Мастер», «Ария», «Коррозия металла», «Черный обелиск», «Хеллрейзер», «Лепрозорий», «Маркиза» и так далее, а также кировоградских рок-команд: «Реаниматор», Smile of death, «Засада», ЛЭП…

Свою любовь к музыке Алексей Иванович называет… ненормальной. «Меня можно диагностировать, как больного человека, — говорит он. — И болезнь эта называется “Меломания”. Я типичный меломан — человек, который никак не может обходиться без звуков музыки. Меня раздражает и угнетает тишина, она мне нужна где-то раз в месяц. А так я постоянно живу внутри звуков. Еду ли я на работу в метро, или на автобусе в Кировоград, всегда слушаю плеер. Дома, приходя с работы, первым делом беру в прихожей пульт дистанционного управления и включаю CD-проигрыватель. Музыка — это уютный комфортный фон моей жизни».

Увлеченно и, что самое главное, осмысленно слушать музыку Алексей начал в далеком 1965-м году…

«Я отчетливо помню свое детство с пяти лет, — вспоминает Алексей. — Именно в этом возрасте я начал слушать музыку. У нас дома был катушечный магнитофон “Яуза”, много записей модных советских эстрадных артистов, поэтому в доме постоянно звучала музыка тех лет. Мы всей семьей смотрели “Голубой огонек”, позже — “Песню года”, папа записывал с телевизора на пленку выступления артистов — таких, как Эдита Пьеха, Лев Барашков, Вадим Мулерман, Муслим Магомаев, Владимир Трошин, Иосиф Кобзон, совсем молодые тогда Лев Лещенко и Алла Пугачева. Так что музыку я полюбил благодаря папиным катушкам, на которых были записи советской эстрады, и благодаря маминому пению. Она всегда пела, что бы ни делала: готовила, убирала. У нее и сейчас очень красивый голос, и она по-прежнему часто поет. Вот этот фон привил мне любовь к музыке, без которой я сейчас не могу жить.

В 11-летнем возрасте начался мой маленький рок-н-ролл. В 1971 году простого советского пионера порвали пополам «Косив Ясь конюшину» в исполнении «Песняров», «Мой адрес — Советский Союз» ВИА «Самоцветы». Эти две песни, а также «Ничего на свете лучше нету…» из мультфильма «Бременские музыканты» — стали тремя маленькими китенками, которые легли в основу моего музыкального мира и которые заставили меня по-другому посмотреть на музыку.

Еще через три года наша семья переехала из небольшого (на 200 тысяч населения) города Южноуральск в город-миллионник Пермь, где я жил с 14 до 28 лет и сформировался как личность. В новом классе своей новой школы я познакомился с моим будущим лучшим школьным другом, который тоже любил музыку. Он не слушал эстрадных исполнителей-солистов, он отдавал предпочтение только вокально-инструментальным ансамблям. И я тоже начал слушать преимущественно ВИА. Абсолютно все, что тогда было доступно на пластинках, гибких и виниловых, продававшихся в магазинах «Мелодия»: «Веселые ребята», «Поющие гитары», «Голубые гитары», «Добры молодцы» и т.д. Все то же самое, что слушали другие сверстники, еще не поддавшиеся «тлетворному» влиянию Запада (поскольку наша семья была типичной советской, то зарубежную музыку, настоящую рок-музыку, я узнал позже, чем следовало бы).

Тогда же не было Интернета (улыбается. — Авт.), где можно узнать все-все-все о любой музыкальной группе. Источниками информации о зарубежных музыкальных коллективах для советских меломанов были журналы «Ровесник», «Студенческий меридиан» и, конечно же, популярный литературно-музыкальный иллюстрированный звуковой (!!!) журнал «Кругозор», выходивший раз в месяц. В этом журнале всегда печатались заметки о каких-то музыкантах, а несколько страниц сопровождались гибкими пластинками. В том числе благодаря «Кругозору» многие в Союзе узнали, кто такие Джон Леннон, Ринго Стар, Джордж Харрисон, Пол Маккартни. Иногда в магазинах «Мелодии» можно было купить что-то из зарубежной эстрады, а если очень повезет — записи «ливерпульской четверки». Если не ошибаюсь, «Мелодия» выпустила три или четыре миньона «Битлз». На конвертах пластинок «битлов» (так группу именовали по-советски, в те годы редко кто говорил «Битлз») даже не печаталось название группы! Просто красовались буквы ВИА, и дальше шел перечень песен. В скобочках обязательно указывали авторов текста и музыки, и уже по фамилиям Леннон/Маккартни мы сами догадывались, что это «Битлз».

— Алексей, а вы только слушали музыку или сами пробовали научиться играть на музыкальных инструментах?

— В пятнадцать лет я уже сформировался как нормальный меломан, для которого музыка — первый интерес в жизни. Моей любви к музыке еще поспособствовало то, что дед Иван (он хорошо играл на гармошке) однажды подарил мне баян. Соответственно, я должен был «отрабатывать» подарок и три года учился «тягать» баян, играл русские народные песни, эстрадные композиции. Я совсем не горел желанием научиться играть на баяне, в свободное от школы время я хотел, как все мои сверстники, играть в хоккей, футбол, ходить на рыбалку, кататься на велосипеде и так далее, но из любви к деду терпел и вынужден был ходить на уроки к репетитору. Только по прошествии трех лет занятий я объявил, что больше так не хочу, и мне разрешили бросить. Потом я озадачил дедушку тем, что хочу играть на гитаре, и он подарил мне гитару…

Дима Четвергов — есть такой талантливый московский гитарист — как-то сказал мне: «Леша, музыкант может добиться успеха только через задницу. Вот ты сидишь на стуле, учишься играть или что-то репетируешь ТАК долго, покуда задница не заболит от сидения на одном месте». А поскольку я человек ленивый, непоседливый и неусидчивый, то играть на гитаре я тоже не научился. Попиликал что-то на примитивном уровне, а потом бросил. На первых курсах университета я играл на ударных в студенческом ансамбле, но музыкантом так и не стал.

В какой-то момент я для себя решил: лучше хорошо слушать музыку, чем плохо играть. Начиная с 1979 года я даже не пытаюсь играть на каких-либо музыкальных инструментах, только слушаю музыку.

В чем заключается мое призвание (работа, увлечение, жизнь) все эти годы? Я популяризирую то, что люблю. Это очень простой подход: послушал хорошую песню сам — поделись ею с друзьями. Еще когда я был подростком, то включал музыку погромче и выносил колонки на балкон, чтобы звучало на весь двор. Кое-кто приходил с требованием убавить звук, но были и такие, кто приходил поинтересоваться, что за группа играет, и просили переписать им! Делиться музыкой — это моя норма жизни. Что бы я ни делал, чем бы ни занимался в жизни, я постоянно делюсь музыкой с окружающими.

Проповедник рока

Алексей Иванович: — Хорошая возможность «делиться» музыкой — это дискотеки, которые я «крутил» начиная с 1978 года. Моя первая дискотека времен учебы в Пермском университете была приурочена ко дню рождения Элтона Джона. В аудитории мы задвинули под стены парты, задернули шторы, сначала я прочитал лекцию, кто такой Элтон Джон, потом — танцы под его песни. Дальше карьера диск-жокея пошла по нарастающей. Я начал проводить дискотеки на факультете, потом — «корпусные» (на два-три факультета), потом — университетские и в итоге стал одним из модных ди-джеев в универе. Потом кто-то подсказал попробовать свои силы во Дворце культуры, и я стал проводить дискотеки в ДК. С 1978 по 1986 год я работал диск-жокеем.

Чем отличались дискотеки тех лет от нынешних? Раньше дискотеки проводили в основном люди, влюбленные в музыку, продвинутые в области музыки (по сравнению с общей массой), а не случайные люди с улицы. Ди-джеи тех лет сами слушали хорошую музыку и при любой возможности пропагандировали ее.

На дискотеке нужно танцевать. Поэтому ди-джеи вынуждены были, отдавая в душе предпочтение классическому року, знать актуальную танцевальную музыку и использовать ее на дискотеках. Я всегда популяризировал ту музыку, которую люблю сам. «Медляками» у меня были баллады Джона Леннона, Uriah Heep, Pink Floyd, Genesis. Сегодня это странно и смешно вспоминать, как в промежутках между типичным диско и эстрадной попсой звучали рок-баллады… А еще в начале 1980-х у меня был прикол — проводить дискотеки в режиме рок под девизом Long Live Rock’n’Roll. В этой дискотечной программе не было места диско и попсе. Люди, которые еще вчера танцевали под Boney M, с улыбками на лицах виляли бедрами под старый добрый рок-н-ролл! Правда, немного убавилось публики, и через года полтора мы поменяли формат Long Live Rock’n’Roll на более «человеческий».

В 1986 году у нас с женой родился ребенок, и, поскольку супруге не нравилась моя работа на дискотеках (где всегда было много девушек), я бросил это дело, но бросать музыку не хотел и по совету директора Дома культуры организовал клуб меломанов «Драйв» — как раз в те годы в СССР наблюдался пик движения металистов. В клуб приходили «металлюги»: ребята в кожаных куртках, с браслетами, в перчатках с шипами, с прическами, как у Кинчева, которым не нужны были ни дискотеки, ни попса, и таких ребят мы учили уму-разуму. Мы собирались в лекционном зале вместимостью человек на сто (зал всегда был битком забит!), рассказывали новости из мира рок-музыки, слушали музыку, смотрели видеоклипы и видеозаписи концертов (в 1984 году в Перми уже появились первые советские видеомагнитофоны). Здесь же, в ходе лекции, меломаны обменивались между собой пластинками, кассетами, бобинами, новостями. Люди расширяли свой музыкальный кругозор, внутренне развивались. Если честно, лекторий в плане популяризации музыки давал куда больше, чем рок-дискотеки.

Тогда же я приобрел первый опыт работы на телевидении в прямом эфире — меня приглашали в качестве гостя, как представителя клуба металлистов «Драйв», на телевизионные передачи, посвященные рок-музыке. Кроме этого, с 1981 по 1988 год раз в месяц я делал для пермской газеты музыкальную страницу «Нота», где печатались новости из музыкальной жизни, интервью артистов. Если использовать современную терминологию, можно сказать, я был музыкальным тусовщиком. Причем я посещал не только все концерты, которые проходили в Перми, но специально ездил в Москву, Питер, Свердловск и т.д. тусоваться на концертах рок-музыкантов и записывал интервью для пермской газеты с Владимиром Кузьминым, Александром Барыкиным, Константином Никольским, Евгением Хавтаном. Со многими музыкантами, с которыми я познакомился в те годы, мы по сей день поддерживаем дружеские отношения: с Кузьминым, Андреем Большаковым, Валерием Кипеловым, Виталием Дубининым, тем же Хавтаном…

Еще в период жизни в Перми я начал организовывать и проводить концерты рок-групп, благо, с началом эпохи перестройки и хозрасчета появилась возможность для нормальной коммерческой деятельности. Можно было продать билеты на концерт, заплатить артисту, сколько он скажет (например, 1000 рублей, а не 20 рублей гонорара, как раньше, когда проведением концертов занималась только государственная концертная организация), заплатить за аренду помещения, а «сдачу» оставить себе. Почему многие советские известные артисты стали миллионерами в конце 1980-х? Потому, что собирали целые стадионы публики: десятки тысяч зрителей за концерт. У музыкантов появилась возможность зарабатывать столько, сколько они стоят. Многие артисты тогда обогатились. Некоторые — незаслуженно, но некоторые — наконец-то — заслуженно…

Поэтому, когда в конце 1980-х я переехал в Кировоград, то на новой, незнакомой для себя территории продолжил заниматься своим любимым делом — популяризировать музыку…

(В продолжении интервью читайте рассказ о части жизни Алексея Ивановича, непосредственно связанной с Кировоградом.)

---

P.S. Автор выражает признательность директору бюро металлического джаза «Берн» Эдуарду Геве за содействие в организации интервью.

Вторая часть

С декабря прошлого года в Киеве слушается резонансное уголовное дело экс-нардепа Лозинского – по обвинению в умышленном убийстве жителя Голованевского района Кировоградской области Валерия Олейника в июне 2009 года. Но еще летом 2010 года в Кировоградской области начала разворачиваться отдельная, совершенно особая коллизия, имеющая отношение к делу Лозинского. Происходящее здесь можно было бы окрестить «прокурорским наездом». Причем объектом «прокурорского наезда» стала свобода слова – одно из основополагающих понятий демократического общества. А их субъектом выступил экс-прокурор Голованевского района Горбенко, участник трагического инцидента и ныне такой же подсудимый, как и Лозинский. Ну и пришло, наконец, время сказать, что совершенно беспрецедентному и беспардонному наезду подверглась непосредственно «Украина-Центр».

Евгений Горбенко в различных СМИ Украины не раз именовался и продолжает именоваться «подельником» Лозинского, «соучастником» «кровавого сафари» (вариант – «охоты на человека»), «обвиняемым» и «подсудимым». Был взят под стражу даже раньше самого Лозинского. Но в марте 2010 года выпущен под подписку о невыезде (сошлемся хотя бы на газету «Факты и комментарии», от 27.03.2010):

«Экс-прокурор Голованевского района Евгений Горбенко отпущен под подписку о невыезде – так же, как и несколько месяцев назад его компаньон по кровавому сафари, бывший главный милиционер района… По словам начальника управления по расследованию особо важных дел генпрокуратуры Александра Дегтярева, мера пресечения изменена в связи с истечением срока ареста и примерным поведением». Но далее там же: экс-прокурор «обвиняется в превышении служебных полномочий и злоупотреблении властью. Это преступление считается одним из тяжких и карается лишением свободы на срок до 12 лет. Однако в ГПУ посчитали, что бывший прокурор может дожидаться суда и дома».

«УЦ», одной из первых в стране рассказывая о событиях в Голованевском районе, была куда сдержанней многих СМИ и ни единого жесткого эпитета к имени экс-прокурора не присовокупила. Однако уже через два месяца после выхода на свободу он обратился в Кировский районный суд Кировограда с иском к «УЦ» «о защите чести, достоинства и деловой репутации». Экс-прокурор потребовал опубликовать опровержение «недостоверной информации», изложенной в нашей давней уже публикации «Без свидетелей. Новые факты и версии», и взыскать в пользу истца с редакции и автора «за завдану моральну шкоду» 40 тыс. грн. и судебные издержки.

За что? За использование почти исключительно оценочных суждений, не подлежащих, по украинскому законодательству, ни доказательству, ни опровержению? Чем конкретно не потрафила «УЦ» экс-прокурору?

В названной публикации было рассказано главным образом о похоронах погибшего в инциденте Валерия Олейника, о его семье, о нем самом. А заодно – и о разговорах, которые продолжали ходить в Голованевском и соседнем Ульяновском (где, собственно, и жил погибший) районах. Была также упомянута пресс-конференция заместителя генпрокурора Рената Кузьмина, которая прошла в Кировограде:

«…прокурор района был уволен с должности “за совершение проступка, который порочит его как работника прокуратуры”. Уволенный вместе с отстраненным от должности начальником райотдела милиции направились в столицу. “Там им будет комфортнее находиться. И нам будет комфортнее работать”, – пояснил Ренат Кузьмин. Позже в этот же день в СМИ появилось сообщение, что оба задержаны и помещены в изолятор временного содержания».

Но!.. Отнюдь не это стало предметом исковых требований экс-прокурора. Признать недостоверными (соответственно – опровергнуть) экс-прокурор потребовал следующие фрагменты статьи:

«И не было сомнений, что охотники были, мягко говоря, нетрезвыми. В местном баре, где компания отдыхала вечером 16 июня, побывали все желающие журналисты, убедились в рассказываемом…»; «Самое невероятное и вызывающее ужас – это то, что это было действительно сафари и что жертва была не одна»; «Еще говорят, что Олейника могли сбить машиной и перебить позвоночник. Этим объясняют то, что голова покойного болталась отдельно от тела» и, наконец, «…говорят, что бывший прокурор района Горбенко на допросе “расколется” довольно быстро, потому что на самом деле трусоват, а геройствовал исключительно “под крышей”».

Многое из этого озвучивали и другие СМИ. К тому же непосредственно экс-прокурора касается здесь лишь последняя фраза – но и она относится к числу оценочных суждений: «говорят».

Самое же поразительное в иске Горбенко – требование «признать недостоверной» фразу «Этим объясняют то, что голова покойного болталась отдельно от тела». Это что, было написано о голове самого Горбенко, если он так оскорбился? Или же Горбенко оскорбился за честь и достоинство погибшего Олейника и решил выступить в его защиту?.. Тогда ему следовало сделать это еще 16 июня 2009 года – во время и на месте кровавого инцидента?..

Но… Олейник погребен, его безутешная мать, как сообщают СМИ, требует материальной компенсации от участников «кровавого сафари», а сам Горбенко не жалеет красок для описания причиненных публикацией в «УЦ» моральных страданий (цитаты из иска):

«…я вынужден был выехать из г. Александрии Кировоградской области, где родился…»; «Я постоянно тревожусь за судьбу малолетнего ребенка и безработной жены… родителей-пенсионеров»; «…я вообще не могу устроиться на работу и зарабатывать средства на жизнь своей семьи» и т.д. Только «передчасного посивіння» для полноты картины не достает…

В 2003 году, как помнят наши постоянные читатели, «УЦ» стала жертвой судебного произвола по весьма похожему иску. И лишь в 2010-м Европейский суд по правам человека вернул газете ее репутацию добросовестного источника информации и обязал государство Украина выплатить изданию денежную компенсацию за неправедный судебный вердикт.

И в нынешнем иске – «моральные страдания» выпячены на первое место, тогда как истинная суть оставлена «за кадром». На одной чаше весов – страшная, резонансная трагедия: кровь, ужас, смерть. На другой – «признать недостоверной» фразу «на самом деле трусоват»? И, если говорить о морали (а заодно и о нравственности!), какая из двух чаш весомей? На чем надо делать морально-нравственный акцент? Увы, в очередной раз редакция «УЦ» убедилась в особенностях свободы слова по-кировоградски: любое «несанкционированное» упоминание любого чиновника грозит судебным преследованием.

К тому же все лето и всю осень истец пребывал на свободе и даже успел – будучи под подпиской о невыезде, но периодически наезжая в Кировоград! – сообщить кировоградскому юристу Игорю Погасию, который взялся представлять интересы «УЦ» в судебном рассмотрении, что «все обвинения генеральной прокуратурой с него сняты». Иными словами – «не был, не привлекался, не участвовал»? Круто!.. Словно и не сообщали другие СМИ, что он остается обвиняемым и ему грозит лишение свободы. Но для обращений Горбенко в суды с исками о защите чести и достоинства (и деловой репутации) это помехой не стало. Причем «УЦ» в этом отношении была не единственной и даже не первой. Ее предшественницей – в судебном рассмотрении по аналогичному иску – успела стать газета «Олександрійський тиждень». Но надо отдать должное Александрийскому горрайонному суду – в завершенном 17 августа 2010 года судебном слушании под председательством судьи Паламарчука иск остался без удовлетворения.

Утверждение истца «…я вынужден был выехать из г. Александрии…» по ходу дела рассыпалось в прах. Как выяснил суд (цитируем), «во время работы на должности прокурора Голованевского р-на он и его семья проживали в городе Умань» (!). И далее: «Его ссылка… опровергается его же пояснениями о том, что он жил в г. Умань, а потом переехал в г. Киев».

Далее:

«…соглашаясь занять должность прокурора Голованевского района, истец должен был одновременно осознавать, что… его деятельность приобретает характер публичности, а потому границы разрешенной критики в отношении него должны быть более широкими».

И, наконец:

«…никто не может быть привлечен к ответственности за высказывание оценочных суждений» и «…статьей 34 Конституции Украины гарантируется право на свободу мысли и слова, на свободное выражение своих взглядов и убеждений»… «Полностью отказать в удовлетворении иска».

Но не поспешил экс-прокурор после этого оглушительного поражения в родном городе отозвать иск против «УЦ». Может быть (это предпоследнее оценочное суждение в данной статье), ему крайне нужен был выигрыш по любому из гражданских исков к СМИ – чтобы потом размахивать им, как флагом, при рассмотрении дела уголовного?

Тем временем в декабре 2010 года в Кировском райсуде под председательством судьи Виталины Мохонько завершилось предварительное слушание по иску Горбенко к «Украине-Центр».

Слушание по сути иска было назначено на 11 января 2011 года.

Но тут грянула сенсация. 10 января, в день очередного слушания по делу Лозинского, оказалось, что мера пресечения в отношении экс-прокурора изменена – он взят под стражу и, соответственно, прибыть в Кировоград не сможет.

Однако чем это обернется для дела по иску Горбенко к «УЦ», пока неизвестно. Будет ли дело закрыто в связи с неявкой истца?.. Или еженедельнику «УЦ» придется ожидать сколько-то там месяцев (или лет?), пока «голова и тело» истца не смогут вернуться к участию в рассмотрении иска «о защите чести, достоинства и деловой репутации»?..

Когда-то при попытке трудоустройства в одно столичное престижное издательство мне в качестве испытания сказали: «Возьмите интервью у человека, которого можно было бы назвать совестью нации. Вот кого вы считаете совестью нации?» Меня этот вопрос убил наповал, и больше в этом издательстве я вообще не появлялся. Потому что тогда, с десяток лет назад, ответить на вопрос о совести нации просто не смог. Теперь, кажется, могу…

Еще ни об одной книге в Украине не говорили так много, притом, что почти никто ее еще не читал. Самая известная украинская поэтесса современности Лина Костенко в семьдесят лет написала книгу прозы. Первую в жизни. «Начинающий прозаик» — так ее назвал издатель книги Иван Малкович.

«Записки українського самашедшого» сразу стали событием культурным и даже общественным. О книге говорят и за ней охотятся — такого в украинской литературе не было давно, когда-то так гонялись, на моей памяти, лишь за «Собором» Олеся Гончара. В Кировограде «Записки…», увы, пока просто недоступны, в книжных магазинах еще не появились, сказали в одном книжном супермаркете, что ждут к февралю.

Для многих сам факт возвращения Лиины Костенко в культурный контекст дня сегодняшнего говорит даже больше, чем сама книга. Лина Васильевна молчала больше двух десятков лет, так, выходили небольшие сборники, но ее не было видно, она принципиально не давала интервью, не «тусовалась» по всяким околотворческим мероприятиям. Хотя, как автор первого украинского исторического романа в стихах «Маруся Чурай», лауреат Шевченковской и множества других премий, могла бы и имела бы право. Но не ее это. Сейчас же, видимо, подошло такое время, что уже и она молчать не может…

«Закономірно, — говорит герой “Записок…”. — Коли починається смерть культури, настає культура смерті».

«Людської якості тепер вже не треба. Не треба совісті, гідності, не треба освіти. Це вже не бренд. Потрібні гроші. Потрібен імідж і рейтинг».

Вот она, летопись «самашедшого» очевидца:

«2000-й ми зустріли пристойно. Один сусід стрибнув з восьмого поверху. Одна знайома втонула у ванні. В Росії прийшов новий президент і почав нову чеченську війну.

У Нідерландах дозволили одностатеві шлюби.

Скандинави схрестили телефон з комп’ютером.

Шотландці — картоплю з медузою.

Китайській миші відростили людське вухо.

Таїландська принцеса бачила мамонта».

«Ось і проминуло 5 місяців (п’ять!) нового століття… Часом мені хочеться закричати до всього людства: “Люди! Давайте зупинимось і візьмемо новий старт…”»

«…Люди дивляться серіали, трилери, детективи, переймаються життям вигаданих персонажів. А реальні події, реальні учасники цієї всесвітньої драми — хай щезають безслідно, не зачепивши свідомості?

Бог з вами, люди. Все, до чого ми байдужі, байдуже до нас. Через те ми такі й смертельно самотні. Хтось же й наше страждання дивиться, як серіал».

«Відсталий ми народ, українці, зі своїми поняттями про кохання. Нам би все, як у пісні: “Я ж тебе, милая, аж до хатиноньки сам на руках однесу”. Тепер би він її тричі трахнув по дорозі».

«У нас є два крени в не-істину. Крен апологетичний і крен в негації. Одні запевняють, що український народ найкращий, історія — найгероїчніша… А інші вправляються в протилежному. Нації ще нема, є недолугий етнос».

«Але що вдієш, реклам тепер більше, як дорожніх знаків, то колись був Ленін на кожному перехресті, а тепер тампакси й снікерси, шоколад “Корона” і презервативи “Дюрекс”. Рекламні щити, білборди, мигтючі літери світлових реклам: “Дихай вільно, живи мобільно!” — а чому й ні?».

Лина Костенко писала свои «Записки…» почти десять лет. Текст написан от лица мужчины — компьютерного программиста, который сумел защитить диссертацию, но не смог стать счастливым да и просто адаптироваться к этой жизни. И он сумасшедший в своем одиночестве, как и весь этот мир.

Сумасшествие здесь — вовсе не негативный диагноз, не приговор. Автор никому из персонажей не выносит приговор: ни г-же Гламур, ни мерзавцу Льву, ни главному герою, ни его жене, ни Борьке… Они все — живые, хоть и существуют в пространстве мертвецов, которые никак не могут насытиться… Мировыми государствами правит Мефистофель; Воланд снова летает над планетой. «Мефістофель дуже реготався б: люди гинуть не за метал — за металобрухт. Когось убило струмом. Когось підстрелив сторож з мисливської рушниці. На хуторі біля Диканьки новітні Вакули літали на зеленому змії, залишивши без тепла і світла тисячі абонентів».

«Мужчини зникають як явище. Іхнє місце посіли круті — ерзац, замінник, гібрид гамадрила й Шварценеґера. Словом, еволюція вспак».

Не обошлось в книге и без политики: «Зараз обливають віце-прем’єр-міністра. Це у нас молода гарна жінка, “газова принцеса” леді Ю. Щойно вона взялася за цю нежіночу справу, паливно-енергетичний комплекс, зробила перші рішучі кроки, як одразу ж її почали викликати в прокуратуру… Чого з неї роблять “Соньку золотую ручку” вже аж тепер? Чи не тому, що вона завжди в опозиції, хоч і при владі, а все одно в опозиції?..»

Книга может показаться очень пессимистичной: «Україну докотили до прірви… Мені дуже шкода було свою рідну, незалежну державу, не хотілося писати чогось прикрого. Але коли я побачила, що ми її втрачаємо, що це моральна катастрофа і винуваті не тільки вороги, а часто самі українці, і навіть патріоти, і навіть з вусами, я свідомо на це пішла, бо колись треба просто скинути з себе останні ілюзії і втримати свою державу над краєм прірви».

По словам самой Лины Костенко, «вона здійснила неймовірно величезну роботу, майже десятиліття відстежуючи найгучніші події не лише в Україні, а й в усьому світі і намагаючись проаналізувати їхню проекцію на життя звичайного українця». Обычного украинца она зовет «самашедшим». И специфика украинского безумия в том, что оно тихо помешанное, от которого, увы, невозможно вылечиться, ибо даже в медицинской практике берутся лечить лишь буйно помешанных. Но Лина Костенко пытается осуществить невозможное, потому как верит, что лечить таких людей надо. В этом и есть специфика нового романа, которая отличает его от гоголевских «Записок сумасшедшего», уверена автор.

Что говорят о книге?

Іван Малкович, издатель:«Я сподівався на подію, а з’ясувалося, що це — вибух. Книжка вражає по-справжньому. Здається, у нас так ще не писали. Сподіваюся, що це буде несподіванка для всіх».

Іван Дзюба, академик: «“Записки українського самашедшого” — вражаюча хроніка душі інтелігента в світі абсурдів — українського і планетарного. Стаючи індивідуально пережитими, вони створюють високий емоціональний та інтелектуальний градус твору. Дуже бажано й важливо, щоб цей роман було перекладено іншими мовами, це дало б змогу світові побачити Україну і самих себе українськими очима».

Новая метла по-новому метёт – примерно такие ожидания питают бывшие избиратели по отношению к недавно занявшей кресла и кабинеты власти. Проще говоря, люди ждут от пришедшего руководства обещанного решения старых наболевших проблем. Не откроем Америки, если в очередной раз признаем – для этого нужны деньги, и немалые. А их, как правило, всегда катастрофически не хватает. Однако есть немало вещей, которые можно было бы сделать без существенных капиталовложений – нужно только посмотреть хозяйским глазом и принять наконец-то конкретное волевое решение.

В Кировограде, где во время выборов ревизорские планы будущей власти озвучивались особенно подробно и настойчиво, а акцент делался как раз на хозяйственной жилке команды фаворита мэрской гонки, таких запущенных мест немало. Повторимся, большинство из них даже не требуют отдельной статьи расходов – городской власти нужно прежде всего обратить в эту сторону предметное внимание.

Взять хотя бы металлический забор, ограждающий придорожный участок возле Крытого рынка. За время конфликта предпринимателей, о котором в прошлом году неоднократно писала «УЦ», он изрядно намозолил глаза и прохожим-проезжим, и жителям расположенного рядом дома. Ведь окончательное решение о запрете здесь строительства давно вынесено, бизнесменам в возведении здесь торгового комплекса категорически и бесповоротно отказано. Чего ждем? Что металлическую ограду снесет ураганом?! В конце концов, почему бы мэрии не предписать тем же владельцам конструкции убрать её самостоятельно – если уж сделать это силами города нет то ли возможности, то ли права?..

Ещё один камень преткновения – ограждение на углу улиц Шевченко и Чорновила (бывшая Луначарского). Напомним, ещё лет десять назад один из нынешних нардепов во время выборов клятвенно обещал – «в любом случае, выберут меня или нет» — построить здесь молодежный центр, даже надпись соответствующую на заборе сделали. Как известно, этот посул так и остался пустым звуком: здесь ржавеет какая-то, отнюдь не только строительная, техника, забор за это время основательно обветшал, а крыша деревянного тротуара, проложенного вдоль «стройки десятилетия», того и гляди, обвалится на головы прохожим. Понятно, что местные власти не вправе обязать уважаемого владельца земли вернуться к своим прошлым обещаниям и начать здесь «молодежную» стройку. А вот начать забирать у бизнесменов землю, которую те определенное время не используют по назначению, – вполне. Ну хотя бы – для начала и как минимум – попросить разобрать гнилой «тоннель», чтобы люди не застревали в провалившихся досках. Раз уже на стройке окончательно поставлен крест… Между прочим, зачастую жизнь за такими заборами начинается, как только к ним обращается внимание общественности. Взять, к примеру, другую стройку на улице Шевченко (у перекрестка с улицей Володарского) – стоило только заговорить о возведении здесь памятника Тарковскому, как из-за забора начало расти что-то коммерческо-кирпичное…

Вполне по силам дому с колоннами призвать к порядку организацию, которая выполняла работы по прокладке кабеля к Нацбанку на улице Дзержинского. Несмотря на то, что ответственные за эту работу обещали восстановить порушенное ими же плиточное покрытие, имеем откровенную халтуру: плитка подорвана, а в условиях снега и льда ходить здесь совершенно невозможно. И это – в центре города…

Кстати, о центральной части областного центра. Вернее, о двух главных улицах Кировограда – Карла Маркса и Ленина. В конце концов, кто-то может внятно объяснить, с чьей конкретной подачи основная транспортная магистраль областного центра стала практически непроездной, а изначально пешеходная – совершенно непроходной?! Проще говоря, почему автомобилям разрешено парковаться по обе стороны проезжей части Карла Маркса, в результате чего пространство для движения в обе стороны в первую очередь пассажирского транспорта сегодня сведено до минимума? Или для того, чтобы городская власть обратила внимание на транспортный хаос под своими окнами, нужна, не дай Бог, жестокая, с человеческими жертвами, авария?!

В свою очередь, почему до сих пор не выполнено обещание раз и навсегда сделать «Ленинскую» пешеходной? Мало того, что зимой здесь практически не убирается, сплошной каток или горы обледенелого снега, но и в любое время года люди вынуждены жаться по обе стороны улицы, шарахаясь от автомобилей… Неужели и для этого отдельная строка в бюджете нужна? Или просто добрая воля мэра вместе с начальником ГАИ и их же принципиальная позиция по отношению к расположенным здесь учреждениям и магазинам?

И уж совершенное безобразие – вмешательство в дорожное покрытие муниципальных (!) коммунальных контор. С упорством, достойным лучшего применения, они работают по известному принципу «одно лечим – другое калечим». Ямы, которые оставляют после себя рабочие в форменных куртках, скажем, того же водоканала (и не они одни!), живут глубокой внутренней жизнью месяцами, а то и годами. В лучшем случае их предупредительно оградят красно-белой ленточкой, натянутой на несколько сломанных здесь же веток… И дай Бог, чтобы только по счастливой случайности в такую, прикрытую сучьями и замаскированную снегом, воронку не упал случайный прохожий…

Но даже если яма и будет рано или поздно засыпана, то ходить здесь ещё долго будет невозможно – как, скажем, сейчас возле магазина «АТБ» на Попова, где люди в оранжевых жилетках месяц-полтора назад «расковыряли» тротуар и полгазона, но даже после ликвидации ими последствий своей работы пройти тут всё равно нереально. Неужели город не может заставить своих же работников выполнять работы не только качественно, но и аккуратно?! И не курочить хотя бы остатки нормальных дорог и тротуаров…

Многие хронические недоделки и неудобства вполне можно было бы ликвидировать, наладив нормальный диалог с местным малым бизнесом. Скажем, обязать владельцев аптек и магазинов, нотариальных контор и салонов мобильной связи добросовестно убирать возле своих заведений, а зимой посыпать подходы к ним солью или песком. И бизнесменам не шибко накладно, и прохожим удобно, и мусора на городских улицах стало бы гораздо меньше.

Отдельная тема – пандусы. В областном центре таковой имеется разве что возле здания, куда идут за субсидиями и прочими государственными выплатами мамочки с колясками и инвалиды-колясочники… И ещё – на крыльце облгосадминистрации. Между тем, скажем, в Александрии установить такие конструкции примерно обещал на выборах нынешний городской голова, этот пункт даже был в его предвыборной программе. Но, как говорится, инвалидная коляска и ныне там… Опять-таки, для бизнеса это – не бог весть какой расход.

Достаточно нынешняя власть критиковала предыдущую и за разбомбленную дорогу через микрорайон «Победа», по которой сами же александрийские чиновники ездят в Кировоград. Чтобы сэкономить каких-то полчаса, не проезжая через Знаменку, они калечат ходовые своих иномарок на местной «дороге жизни», хотя восстановить нужно всего несколько сотен метров…

Годами раздумывают, где взять машину отсева, и в Знаменке – очень, видать, сложно засыпать огромную яму на дороге от железнодорожного вокзала. Так и ездят из года в год по центральной (!) улице чиновничьи машины, в дождь черпающие порогами воду из гигантской лужи…

В Александровке жители дома по адресу: ул.Ленина, 96, по-прежнему живут буквально на свалке – местные власти так и не нашли возможность наладить вывоз отсюда мусора…

Не сподобились решить похожую проблему и в Гайвороне. Здесь местные власти – ни прежние, ни нынешние – до сих пор никак не решатся штрафовать нерадивых отдыхающих, регулярно гадящих на живописных берегах Буга в его «населенной» части. Речь даже не о логичном обустройстве здесь зон отдыха с элементарной, простенькой инфраструктурой. Но, чтобы дать понять несознательным гражданам, что у территории есть строгий и рачительный хозяин, – бюджетных денег не требуется…

Понятно, что этот список можно продолжать, таких точек достаточно в любом населенном пункте области. Хотелось бы, чтобы власти взяли «на карандаш» хотя бы вышеперечисленное. А вас, уважаемые читатели, просим дополнять нашу информацию, будем вместе подсказывать и помогать местной власти исправлять малобюджетные «недоделки» её предшественников. Если, конечно, у наших с вами чиновников имеются на то желание и добрая воля…

Похоже, долгоиграющий конфликт в коллективе кировоградской городской больницы скорой помощи в конце января может разрешиться. На заседании временной депутатской комиссии, созданной специально для рассмотрения дел в кировоградском здравоохранении, под руководством зама городского головы Ларисы Андреевой, которое прошло с участием врачей больницы, было принято решение предложить мэру Александру Саинсусу уволить начальника горздрава Любовь Пивоварчук и главврача КГБСМП Александра Минича. Произойти сие событие может на следующей сессии горсовета, которая состоится 25 января.

Александр Минич ну точь-в-точь, как сказочный Кощей Бессмертный. Его все хотят уволить – начиная от немалой части коллектива и заканчивая губернатором, – а никак не получается. Более того, он с завидным постоянством умудряется выдать новый повод для собственного увольнения. То ветеринарный инструментарий в хирургическое отделение закупил, то два отделения ликвидировал и совсем не торопится выполнять решение сессии по возобновлению их работы, теперь вот отдал 700 квадратных метров больницы в аренду некоему благотворительному фонду, устав которого еле-еле на руки депутатам получить удалось. Кстати, руководят этим фондом несколько человек, в том числе и сын начальника горздрава Юрий Пивоварчук.

Когда КРУ провело проверку больницы и вынесло постановление о многочисленных нарушениях, в частности, о нецелевом использовании бюджетных средств в сумме более 100 тыс. грн., Александр Минич не смутился… Он подал в суд, и хотя, конечно же, его проиграл, но вот время выиграл. И по-прежнему главврач! Даже доплаты за напряженность работы получает от горздрава…

А то, что до сих пор больница не получила аккредитацию и лицензию на медицинскую практику, для ее главврача и руководства горздрава, видимо, мелочи. Нормально функционирующих палат интенсивной терапии при анестезиологическом отделении, попросту говоря, реанимации, в больнице, по мнению опытных специалистов, по-прежнему нет, с помпой открыли 6 койкомест, да только без особого толку. Как говорят доктора, их показывают гостям, рапортуют, как все хорошо, и на этом дело заканчивается. Ведь кислорода в этих палатах нет, точнее, он есть, в баллонах, которые привозят на тележке по старинке, потому что недавно закупленные аппараты не соответствуют технологическим нормам, попросту непригодны. Один из них в кардиологию отдали, а два остальных разве что в терапевтических целях могут быть использованы, но никак не в реанимационных. А денег ушло на их приобретение более 190 тыс. Централизованной же подачи кислорода не было и нет – а надо всего-то трубы нормальные медные провести, и все будет в порядке. «Спешили, да и купили лишь бы что, с реаниматологами даже не посоветовались», – сетуют врачи.

Что еще? Бывший, уволенный тем же Миничем, завотделением гнойной хирургии жалуется на элементарное отсутствие своей прачечной. Точнее, она вроде бы есть, но делали ее на скорую руку и поставили трубы не того диаметра. Деньги потрачены, а результата никакого. «Один шлагбаум только и работает», – горько усмехаются медики. А ведь лежат в этом отделении в основном бомжи и прочие неблагополучные граждане, их невозможно держать в одежде, в которой они поступили. К слову, по негласному указанию таких вот бездомных с обмороженными ногами в новенькую палату интенсивной терапии не берут…

Часть помещений, в частности комнату для приема пищи, у отделения гнойной хирургии руководство распорядилось отобрать, а в палатах запах невыносимый, есть там люди не могут…

А лаборатория, аппаратура для которой тоже при Миниче закуплена, однако так и не прошла соответствующую проверку? Можно ли доверять сделанным в ней анализам? Врачи говорят, что и не доверяют. Кстати, платят за анализы пациенты отнюдь не символическую сумму, а 60 грн. за каждый, хотя раньше их стоимость колебалась от 10 до 20 грн.

«Мы выходим в приемный покой, как на фронт, – жалуются депутатам врачи. – Пациенты на нас просто бросаются, они недовольны. За прием в больницу – 20 грн., потом – обязательные платежи за анализы, УЗИ, рентген и т.д.. А иногородние, которые сюда попадают, несмотря на многочисленные протесты прокурора, обязаны по-прежнему отдавать по 70 гривен. Понятно, что не у всех, кого привезли по “скорой”, есть с собой деньги, а бесплатно мы их принимать не имеем права, начальство запретило. Вызываем в срочном порядке родственников, ищем обходные пути…»

Есть проблемы в КГБСМП и с кадровой политикой. Проверка выявила, что у самого главврача в должностной инструкции занижены квалификационные требования, что является прямым нарушением приказа минздрава. А еще доктора жалуются, что на ответственнейшее место заведующего анестезиологическим отделением Минич взял не опытного врача со стажем, а специалиста, имеющего квалификационную категорию даже ниже, чем у подчиненных.

Тем временем дамоклов меч занесен уже и над инфекционным отделением – урезается количество коек и, соответственно, штатное расписание. А это, между прочим, единственная специализированная «инфекция» в городе, которая оснащена специальными мельцеровскими боксами со специфической системой вентиляции. Сюда, как правило, попадают дети из интернатов, детских домов, бездомные, наиболее уязвимые в период эпидемий.

– Понимаете, люди стали бояться обращаться в больницу, где такая плохая организация лечебного процесса. Впервые не выполнен план по койкоместам в урологии, – говорит завотделением Виктор Мягкий.

– Если раньше все стремились попасть именно в 4-ую больницу, то сейчас люди все чаще просятся в областную, – дополняет его Лариса Андреева.

Всех этих фактов, согласитесь, более чем достаточно, чтобы члены депутатской комиссии единогласно решили рекомендовать мэру уволить Минича и Пивоварчук с занимаемых должностей. И все бы ничего – дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Если бы не ощущение дежа вю. Помнится, весной 2006 года Любовь Григорьевну уже таким макаром увольняли. Тогда она вовремя ушла на больничный, месяцев эдак на 8, «переболела» сгустившиеся над головой тучи и после очередного переворота в горсовете преспокойненько вернулась на прежнее место. Как-то оно будет на сей раз?..