«Слишком высокая цена»

Председатель Кировоградской областной организации Украинского союза ветеранов Афганистана (воинов-интернационалистов) Виктор Остащук рассказал «УЦ» о своем боевом пути и поделился мыслями по поводу последних событий в Украине. Главный вывод: сейчас — страшнее.

СПРАВКА. Виктор Николаевич Остащук родился и вырос в Онуфриевке на Кировоградщине. Из своего родного поселка в апреле 1985 года ушел в ряды Советской Армии. Сначала был в учебном подразделении в городе Грозный. Потом — с августа 1985 года — в Кабуле, в составе 181-го мотострелкового полка на должности пулеметчика-регулировщика. Окончил сборы офицеров запаса, в 1990 году получил офицерское звание, работал преподавателем начальной военной подготовки, сервисным инженером в Кременчуге.

В 1999 году зарегистрировал Онуфриевскую районную организацию Украинского союза ветеранов Афганистана (УСВА) и возглавлял ее до 27 апреля 2013 года, когда его избрали председателем областной организации.

Сейчас Кировоградская областная организация УСВА насчитывает около полутора тысяч членов.

— Помните тот день, когда попали в Афганистан?

— Очень хорошо помню. Это был День ВДВ, 2 августа. Нас самолетом переправили из Грозного в Кабул. Мы, молодые, выходили из самолета, а в него садились дембеля. Они — счастливые, а мы — запуганные, потому что прекрасно осознавали, куда прилетели. Чуть дальше стоял грузовой самолет, возле него — какие-то ящики сложены. Позже до нас дошло, что это были цинковые гробы.

В этот же день нас забрали в полк. Буквально полчаса прошло, как начался обстрел. (Нам вообще на все праздники от душманов «подарки» были — в виде реактивных снарядов или мин.) И при обстреле мой товарищ погиб. Вот так печальный счет открылся. Настроение, конечно, было подавленное. Вернее, как — сначала ничего не поняли, только потом уже: мы же рядом стояли, за метр друг от друга. Его задело, а нас Бог миловал.

Такие первые впечатления были от Афгана…

— Во многих боях побывали?

— Честно говоря, такой статистики не вел. Операции были разные — и по продолжительности, и по сложности. Например, операция по поиску «Стингера» продолжалась сорок пять суток. Думаю, я принимал участие в более чем тридцати операциях.

Я год был пулеметчиком, ходил в горы. А потом стал водителем. Мой командир полка как говорил: «Сынки! Чтобы машину водить — надо в горы походить».

ИЗ ИСТОРИИ. Война в Афганистане началась в декабре 1979 года нападением спецподразделений КГБ СССР на президентский дворец в Кабуле и убийством президента страны Хафизуллы Амина и его окружения, а также введением в страну ограниченного контингента Советской Армии. Военные действия продолжались до вывода основной массы советских войск 15 февраля 1989 года. В результате войны погибли около 1,5 миллиона, или 10%, жителей Афганистана. Советские потери, по официальным данным СССР, составляли около 15 тысяч военнослужащих.

Через горнило советско-афганской войны прошли более 160 тысяч украинцев. Из них 2378 погибли, в том числе 60 считаются пропавшими без вести или попавшими в плен.

Ранения получили более 8000 украинцев, из них 4687 вернулись домой инвалидами.

— Как был организован быт советских солдат?

— Мы жили в палатках, в обычных армейских палатках — как сейчас пункты обогрева. Сбивали щиты с бомботары. Ну и я прибыл туда в 1985 году, наши предшественники из камней каптерку уже соорудили, между ней и палаткой поставили столы — это было что-то вроде учебного класса. Сверху все было накрыто маскировочной сеткой. Чуть позже, когда участились обстрелы — а они не только ночью, и днем ​​случались, — начали копать окопы. Прятались в них от бомб и мин.

Питались неплохо. Мне было с чем сравнивать. Когда нас из Кировограда повезли в Чугуев Харьковской области (там танковая дивизия была), на полигоне мы зашли в столовую. На полу был сплошной слой жира, каток просто. Плюс вонь от кислой капусты…

Наш полк стоял как раз на окраине Кабула. На их языке — Хайрахана, по-нашему — Теплый Стан. Рядом с нами формировались и отстаивались колонны. Отсюда уже ехали в сторону Баграма.

— А праздники как отмечали?

— Хотелось сладкого, мы делали себе такие торты: покупали печенье, орешки какие-то, изюм и заливали все это сгущенкой. А еще поздравления от командиров, офицеров, телевизор посмотреть — больше в принципе нечем было заняться.

Но если нужно идти на операцию — в горы или колонну сопровождать, — то никаких праздников. Новый год, День Советской Армии — приказ есть приказ.

Есть и сейчас ребята из Кировоградской области, которые там, в Афганистане, проходят службу — практически на том же месте, где служили мы. Они, конечно, в составе миротворческих сил, а не регулярных частей украинской армии. Мы с ними по «Скайпу» общались, они из Знаменки сами. Говорят, что от наших военных городков почти ничего не осталось. Разобрали, разбомбили все на свете.

Американцы наладили свой ​​быт совсем по-своему. То есть у них есть четкое расписание службы. Время принимать пищу или конец рабочего дня — все по расписанию, никаких боев. Местные очень часто нас вспоминают. Мол, шурави (советские солдаты. — Авт.) воевали — так воевали. Ни праздников у них не было, ничего. Если вышли на сорок пять дней — то сорок пять дней и проводят операцию.

Слышал, что жители Кабула хотели поставить там памятник шурави. Наверное, действительно прониклись самоотверженностью советских воинов, их подвигом. Мы же не только стреляли. Мы же и помогали всем, чем могли. Наши строители строили им школы, больницы, а мы защищали их от уничтожения. И техникой помогали, и горюче-смазочными материалами, и вооружением, и продуктами, и медикаментами.

— Страшно было?

— Трудно ответить. Сказать, что нет, — это неправда. Сказать, что боялись и прятались там от кого-то, — тоже. Страшно было потом. Имею в виду, пока продолжается обстрел или бой — не страшно, времени на это нет. А вот когда все заканчивается, ты расслабляешься, начинаешь прокручивать события в памяти — вот тогда уже приходит страх.

К тому же нас учили, как вести себя в той или иной ситуации. Некоторые вещи на уровне рефлексов уже были. Если сказано, что автомат нельзя терять, то ребята, даже получив достаточно тяжелые ранения, оружия из рук не выпускали.

Иногда сознательно шли на смерть, чтобы не попасть в плен. Правда, я плена не боялся. Правило как у нас, так и у душманов существовало: в бою пытались первыми убить снайперов, пулеметчиков и командиров. Я был пулеметчиком, поэтому до плена вряд ли дожил бы. А вот те, кому не везло и они попадали к душманам, часто умирали там от зверских пыток.

Мы старались после боя забрать с собой всех своих, в том числе мертвых и раненых. Бывало, что за одним солдатом высылали целую воинскую часть. Работали также разведчики в этом направлении, искали убитых и раненых, договаривались об обмене пленными и обменивали их. Иногда живых душманов отдавали за тела наших бойцов.

— Вам убивать приходилось?

— Думаю, что моя тогдашняя должность уже о чем-то говорит… О чем-то говорит… Я не хотел бы об этом вспоминать. Хочется забыть навсегда. Время немного эти раны подлечило, и трогать их теперь…

— Друзей ваших много погибло?

— К сожалению, да. Что такое горная пехота? Это не просто служба, это десятикратные нагрузки. Бывали случаи, когда солдаты просто замерзали в горах. Внизу — пятидесятиградусная жара, а в горах ночью температура падала так резко, что люди погибали от переохлаждения.

Кроме того, наш полк участвовал в очень масштабных операциях. Например, «Панджшер» — в ней очень много ребят погибли. (Имеются в виду восьмая и девятая Панджшерские операции, в результате которых удалось оттеснить отряды полевого командира Ахмад Шах Масуда из ущелья Пандж­шер. — Авт.) К Пакистану ходили — тоже. Мы воевали фактически наравне с десантниками. Они десантируются на одну высоту, мы — на другую, рядом.

Да и с первым выходом на боевые действия с нами особо не церемонились. Не было такого: не иди, мол, ты еще молодой. Вперед — и все!

После боя на место обязательно шла разведывательная группа. Во-первых, чтобы забрать оттуда своих. Во-вторых, чтобы собрать оружие. В-третьих, чтобы забрать раненых душманов. Им оказывали медицинскую помощь, а потом могли выменять на кого-нибудь из наших.

Чтобы собрать раненых, их надо было снести на какое-то одно место. Затем вертолет на время садился, ведь долго не могли сидеть — их легко «снимали» со «стингеров» или гранатометов. Все делали очень оперативно: борт сел, погрузили в него раненых, он взлетел. Буквально с самого первого своего боя я это видел собственными глазами.

— Вы чувствовали в душе, что исполняете свой ​​интернациональный долг, а не просто находитесь на какой-то не слишком понятной и нужной вам войне?

— Знаете, как в то время нас воспитывали? Каждый человек должен выполнить свой ​​долг перед Родиной. Если нас Родина туда послала — значит, мы должны выполнить свой ​​долг перед ней. В этом нас, юных, убеждали замполиты — и мы это действительно испытывали.

Очень больно было, когда вернулись. Выполнили свой долг с честью — и выяснилось, что никому это не нужно. Но, как видите, пережили это — переживем и много чего еще.

— Дембель свой ​​вы, вероятно, помните очень хорошо…

— Конечно. Я освобождался после ранения, из медсанбата. 1987 год, весна, объявили перемирие. И, чтобы не провоцировать друг друга, договорились, что самолеты не будут летать. Уже есть приказ министра обороны о демобилизации, а нас никто не отпускает, потому что вылететь нечем. Потом нас собрал комбат, говорит: «Вывезем все-таки на аэродром». Там нас посадили на вертолет, а уже потом мы у знаменитого моста, через который в 1989-м вышла последняя советская военная часть из Афганистана, дождались попутной колонны.

Уже в Союзе была стычка с патрулем. Понимаете, мы въехали в Союз — и сразу хочется всего, да еще и расстаемся, возможно, навсегда. Из Душанбе — в разные концы СССР. Соответственно, решили это отметить. А здесь — патруль. Начали нам что-то там рассказывать… Впрочем, все мирно закончилось.

И в поезде была история. Мы ехали в Ростов, а в Волгограде подсели дембеля из Германии, из стройбата. Едут с огромными чемоданами, форма бархатом расшитая, в карманах деньжищ полно. А мы так — скромненько. Медалька там у кого-то какая-то, еще что-то… Была потасовка, но подраться толком не успели. Подъехала комендатура, их сняли с поезда. Не думаю, что где-то там задерживали надолго — просто чтобы нас в разные стороны развести.

— Связь со своими поддерживаете?

— Да. Со многими. Например, регулярно общаюсь со своим командиром полка, который говорил: «Чтобы машину водить — надо в горы походить». Он сейчас в Москве живет. С замполитом — он в Санкт-Петербурге. С замкомвзвода, который в Ташкенте живет. С ребятами из Молдовы. Конечно, чаще в Интернете «видимся», хотя время от времени и вживую. Скажем, есть такая традиция нашего 181-го полка: его выводили восьмого февраля, командиром тогда был полковник Верещак. Он проживает в Киеве и ежегодно восьмого февраля собирает нас у себя. В прошлом году я встретился там со своим командиром, он меня сам узнал. Так приятно было…

Тринадцатого февраля всех нас во Дворце «Украина» приветствовал генерал Громов. Там я тоже встретил нескольких своих товарищей…

— Как вы оцениваете последние события в Киеве и в Украине вообще?

— Это очень страшно. Это страшнее, чем Афганистан. Тем более что мы, афганцы, знаем, что такое жизнь и смерть. Десятки погибших — это десятки семей, в которые ворвалось горе. Но это только погибшие, а искалеченные!

Мой сын учится в Киевском университете МВД, на факультете внутренних войск, курсант. Он сейчас стоит на Майдане (разговор проходил 20 февраля. — Авт.) Я буквально перед вашим приходом говорил с ним по телефону. Сами понимаете, сердце болит за него. Только что-то по телевизору услышал или в Интернете прочитал — сразу в груди что-то колет, сразу же за телефон хватаюсь.

Я — против войны, против насилия. Есть наши ребята, которые поддерживают Майдан. Но я против своего сына не пойду, что бы ни было. И людей против него никогда не пошлю.

Афганцы уже становились между майдановцам и «Беркутом», чтобы не допустить кровопролития. Как знаем, им это удалось. Но теперь — я не эксперт, просто таково мое мнение — ситуация полностью вышла из-под контроля. И хуже всего, что никто не хочет брать на себя ответственность за это. Пусть бы политики грызлись между собой, но втащили же народ в это. Я лично знаю несколько случаев, когда закадычные друзья ссорятся из-за всех этих событий. Разве оно того стоит?

Можно же было дотерпеть до выборов и выразить свое мнение на участке? Не дотерпели. И что? Сняли президента. Но это не стоит жизни, увечий. Слишком высока цена.

В Афганистане была война двух государств. А в Украине можно было все уладить мирно…

Андрей Лысенко, «УЦ».