Заведующий хирургическим отделением областной больницы Николай Эсаулов в семидесятых годах прошлого столетия был в Сомали, оказывал медицинскую помощь местному населению. Посылая туда медиков, никто не предупреждал, что придется столкнуться с войной. Но доктор всегда остается доктором. И в любых условиях он оказывает помощь нуждающимся.
Мы с Николаем Ивановичем говорили о происходящем в Украине, о жертвах Майдана. Он вспоминал прошлое и оценивал сегодняшнее. Жаль, что его мудрости так не хватает людям, от которых зависит судьба миллионов.
Он не просил ничего писать в газете. Просто сказал: «Мне так горько от происходящего. Я хотел высказаться, излить душу. Спасибо, что пришли и выслушали». Но мы посчитали нужным опубликовать сказанное человеком, спасшим десятки тысяч жизней.
– Огнестрельные ранения – очень сложные. С ними справиться тяжело, какой будет финал – неизвестно. А современное оружие не сравнить с тем, какое было в семидесятых годах. Пуля образовывает травматический канал, вокруг него – контузионный пояс, затем еще один. То есть пуля, пробивая ткань, еще и наносит удар. Если объяснить более популярно, то ножевая рана – это канал, ткань вокруг которого иссекается, затем зашивается. А с пулей сложнее. К тому же неизвестно, куда ведет канал. И найти пулю очень сложно. Она может зайти через грудную клетку и оказаться в животе. Сосуды надо искать, кровотечения останавливать. А кость пуля не ломает, а дробит. Это очень тяжелые ранения, требующие сложной, кропотливой работы медиков.
В Сомали подобную помощь я оказывал военным. Госпиталь, в котором мы с женой работали, находился в сорока километрах от границы. Обстановка была, как у нас в 41-м году. Всем говорили, чтоб не поднимали панику. В бухте Бербера стояли советские подводные лодки, и мы ездили в ту местность за продуктами. Приезжали, общались с нашими военными и говорили, что идет война. А нам не верили, говорили, что Советский Союз строит школы, училища, дал кредит. Местные на всё это отвечали, что Саудовская Аравия 300 миллионов кредита дала, и все остальное – мелочь.
Нас в госпитале было четверо: я, Александра (моя жена), рентгенолог и педиатр. Я оперировал, Александра давала наркоз – внутривенный или масочный, хотя она не анестезиолог. Было еще два сомалийских доктора, они помогали. Привозили много людей. Большое значение имеет их «сортировка». Один молча лежит, а другой кричит. Смотришь и понимаешь, что в первую очередь надо брать того, который молчит, потому что это шок. Пирогов описал это состояние: «Шок – это когда лежит безучастный больной, который не кричит, не вопит, а куда-то устремляет свой взгляд». И его надо брать в операционную как можно скорее, и это имеет большое значение.
С 20 ноября 1977 года в Сомали начались серьезные военные события, а через месяц нас срочно вывезли.
То, что происходит в Украине, невозможно понять и объяснить. Так нельзя поступать. Как воспитали людей, допустивших, чтобы украинец стрелял в украинца? Я это понять не могу. Я видел немцев. Да, фашисты, но и тогда не каждый из них стрелял на улице. Я войну видел от и до, но такого зверства я не видел, чтоб свои своим разбивали головы так, что мозги вытекают. Молодые люди разбивают головы! Как ходит по земле тот полковник? У тебя же есть дети, а ты чьих-то детей посылаешь, чтоб они убивали… У меня это в голове не укладывается. После того как всё успокоится, как ты будешь смотреть в глаза людям, своим соседям? Как этот снайпер будет растить, воспитывать своих детей? Что он им будет рассказывать?
Вывозить из больниц раненых – это скотство. Кто-то же дает такие распоряжения. А стрелять по медикам… Мы из области были первыми медиками, поехавшими в Африку. Приехали, и через несколько дней произошел переворот. Через пару недель для его погашения высадился в Бербере десант. Это были военные, но они не убивали протестантов!
Врачи, конечно, на Майдане нужны. Я представляю, что там за запарка. Тут с ДТП привезут нескольких, и не знаешь, что делать. А там – огнестрельные ранения. Медики на Майдане – мужественные ребята, и я искренне восхищаюсь ими. Это трудно и физически, и морально. Я помню, как это, когда одного оперируешь, потом его зашивают, а ты уже другого берешь на операционный стол. И там еще полевые условия.
Говорят, что ко всему можно привыкнуть, что врачи с годами превращаются в циников. Нет! Циник – это не доктор! Надо быть не добренькими, но добрыми. Я могу пошутить с больным. А как иначе? Если больной панически боится оперироваться, я шучу, чтоб его отвлечь. Но это не значит, что я равнодушен к его переживаниям, к его боли.
Никогда не привыкнешь к этому. Людей надо любить. Меня так учил отец, и он любил своих детей. И если все родители будут любить своих детей и учить любви к другим – войн и братоубийства не будет.
Записала Елена Никитина, «УЦ».
