Бои под Кировоградом
Из воспоминаний Лисицына Леонида Николаевича (1925-1986 гг.), ушедшего на фронт в 1943 году, рядового солдата-минометчика 63-й механизированной бригады 5-й гвардейской танковой армии 2 Украинского фронта, из минометного батальона. На всю жизнь запомнил он названия сёл Верблюжка, Грузское, Марьевка, Северинка и других, раскинувшихся на много километров по балкам среди безбрежных степей Кировоградщины.
Вниманию читателей предлагаются фрагменты, касающиеся периода боев за Кировоград в начале января 1944 года и до завершения освобождения области в конце марта 1944 года. Мной внесены лишь небольшие правки, по большей части касающиеся названий современных населенных пунктов.
Василий Даценко, краевед, историк.
10 января 1944 г. Встал рано утром. Было туманно и сыро. Солнце ещё не взошло. Вышел из хаты и не поверил своим глазам — всё пространство передо мной, метров 400 на 100, было сплошь уставлено «Андрюшами». Тупорылые снаряды, весом по 96 кг каждый, устанавливались по два вместе с ящиком под нужным к горизонту углом, и к вышибному патрону снаряда присоединялся провод. Достаточно включить ток, и снаряды-ракеты полетят в цель, за бугор, в Лелековку. Трудно представить результат одновременного взрыва порядка тысячи спаренных снарядов.
Только расчеты успели закончить установку последних снарядов и машины отошли от огневой позиции, как раздалась команда: «Отбой!» — снова все снаряды стали грузить на машины. Немецкие танки, которые ещё вечером стояли в пригороде Кировограда Лелековке, ночью ушли из неё.
Я решил идти в г. Кировоград. Солнце уже взошло. Быстро прошел через деревню Мамаевка (Мамайка. — Ред.) и рядом стоящую деревню Зеленый Рог (Зеленый Гай. — Ред.), вышел в поле и вдали увидел большие дома. Через пустынное поле аэродрома я вошел в предместье города — Большаковку (Балашовку. — Ред.) и пересек станцию железной дороги. Кругом было пустынно, населения почти не видно. Я шел через мертвый, разбитый город. Большие разрушенные остовы домов мрачно глядели пустыми окнами. Центр города был небольшой, но предместья очень разбросаны. Одноэтажные домики и мазанки растянулись на многие километры. Заночевал на станции Большаковка (Балашовка. — Ред.), в семье железнодорожника.
Утром 11 января я снова отправился в путь на Лелековку. По первоначальному замыслу мы должны были в районе Лелековки соединиться с нашими частями, которые наступали навстречу нам с целью окружения немецкой группировки в районе города Кировоград. Я надеялся найти в Лелековке свою бригаду.
Пригород Лелековка был расположен на высоком обрывистом бугре. Два, местами три порядка хат растянулись на несколько километров. Кругом много машин, танков, орудий, но наших нигде нет. Я прошел всё предместье и так как наступала ночь, то зашел в хату и устроился на полу спать. Поздно вечером меня разбудил старик-хозяин.
— Вставай, вставай! Немцы бомбят!
Проснулся, спросил: — Ну и что?
Старик опешил: — Как что? Иди ховайся!
— Буду дальше спать здесь! — ответил я.
Старик ушел. Только я заснул, взрыв бомбы подбросил меня с пола. Другие бомбы взорвались дальше. Я повернулся на другой бок и опять заснул.
12 января 1944 года. Утром было ещё темно, когда я вышел из хаты и увидел, что сарай, примыкавший к стене хаты, разрушен прямым попаданием бомбы. Рядом с сараем стояла машина. Она была искорежена, несколько человек было ранено. Я быстро спустился из Лелековки в деревню Обозновка. Здесь я узнал от солдат, что наша бригада находится в совхозе Лаврентьево, километрах в восьми, и отправился туда. Ярко светило солнце, мороз щипал уши и щеки, но идти было жарко. Совхоз Лаврентьево весь был разбит. Ни войск, ни жителей не было. Солнце уже садилось за горизонт. Очень хотелось есть. В одной из разбитых хат нашел половину черной буханки, съел её, запил водой и снова отправился в обратную дорогу, в деревню Обозновка, где и заночевал.
Рано утром 13 января я вышел на окраину деревни. Дорога поднимается в гору. Справа насыпь, слева одноэтажное здание, на стенах и крыше дома намалеваны красные кресты. Навстречу мне идет группа раненых солдат, тяжелораненых везут на подводах. Подводы поворачивают к госпиталю. Подхожу и вижу — на крыльцо выходит упитанный, в белом халате, мужчина. Спрашивает:
— Кто такие?
— Не видишь, что ли?
Снова настойчиво:
— Какой части?
В ответ:
— Такой-то дивизии.
— Не наша, не принимаем!
Подходят ещё солдаты.
— Ты, гад, сейчас же примешь, а то душу из тебя вынем!
Щелкают затворы: — К праотцам отправим! Ну, гад, шевелись!
Из домика, как горох, посыпались санитары с носилками. Раненых стали переносить с подвод в здание.
Я только опять пошел, как меня догоняет «газик». Из машины выскакивает мордатый, сытый, весь перетянутый ремнями, с кобурой на боку, в шапке-ушанке и яловых сапогах — прямо картину писать — офицер. Всё обмундирование с иголочки. Глаза блестят. Тут подошла группа солдат, человек пять, и сразу — с хода в карьер, он засыпал первого же солдата градом вопросов:
— Кто такие? Откуда будете? Как фамилия?
Перед ним стоял высокий, худощавый молодой паренек с перевязанной рукой.
— Пулеметчик? Очень рад! Я корреспондент фронтовой газеты. Где был ранен? — всё записывается в книжку. — Сколько немцев убил? Что? Не считал? Ну, десять, двадцать, пятьдесят? — и опять, не глядя на солдата, записывает в книжку. — Ну а ты? Как фамилия? — и снова, как из пулемета, весь трафарет вопросов. Главное, побольше героизма — это модно. Всё остальное неважно.
Сначала солдаты подходили, слушали, затем по-одному, матерясь, отходили. Их интересовало совсем другое — где госпиталь? Где кухня? Где переспать, помыться и освободиться от вшей? Где можно хоть немного отдохнуть, подлечиться, пожить простой, негероической жизнью простого смертного человека? Я расспросил солдат и вернулся в деревню Обозновка. На другой стороне деревни я увидел минометы.
— Лисицын идёт! Вот это да! Лёнька! Откуда?
Расспросы, что, как и почему. Здесь я узнал, что наш минометный батальон потерял в деревне Осиковата (Осыковатая. — Ред.) свыше 70 человек. Из них 64 человека попало в плен к немцам. Весной вернулся в батальон наш повар, сержант Черняк. Он один смог убежать с дороги, вечером в снегопад, и прятался в одной из деревень. Ещё позже узнали, что немцы сожгли пленных вместе с сараем, куда их загнали на ночь. Раненого комбата, капитана Розума, вывезли из деревни Осиковата на нашей последней машине. Старший лейтенант Каратаев, раненный в ноги, был расстрелян немцами. Наша машина с кухней, на которой находился продсклад и вещсклад батальона, перед Обозновкой была сожжена. Снаряд из танка прямым попаданием поджег её, и вместе с ней сгорели запасы продовольствия и одежды. Солдаты плевались и кляли замкомбата по продовольственно-вещевому обеспечению, старшего лейтенанта Петрова, выдавшего всему личному составу старое — бывшее в употреблении — зимнее обмундирование. Всё новое обмундирование сгорело вместе с машиной в 150 метрах от деревни Обозновка.
Ворчали на Рютина, который с утра до конца дня 8 января доставлял приказ из штаба бригады:
— Хорошь гусь! Семь часов искал батальон!
На меня едва не отправили извещение — «без вести пропал».
Опять я был со своими, опять в строю — это меня радовало.
Товарищи мне рассказали, как и что произошло в моё отсутствие.
Немецкие части в 16 часов дня 8 января с ходу повели атаку на Обозновку. Артиллерийский дивизион и остатки танкового полка залпом отбили атаку и сожгли 3 немецких танка. Бригада получила приказ двигаться ночью в направлении разъезда железной дороги с целью перерезать её и лишить немцев возможности снабжать группировку своих войск всем необходимым. Колонна машин и пушек с солдатами в сопровождении танков медленно двигалась по дороге, когда случилась неполадка в танке, механиком-водителем которого был Ким Шатило. Танк остановился, и экипаж стал устранять неисправность. Колонна далеко ушла вперед. Устранив неисправность, танкисты завели двигатель и тронулись догонять своих.
Скоро они догнали колонну и пристроились к ней в хвост. Начинало сереть, настало утро. Совсем неожиданно для экипажа оказалось, что это колонна немцев в сопровождении танков движется вслед за вперед ушедшей нашей бригадой. Думать не было времени. Отстать? Немцы обязательно спросят по радио, что случилось? Единственное решение — на полной скорости бросить танк вперед — на колонну автомашин. Так танкисты и сделали. Огнем из пушки расстреляв ближайшие три танка, тридцатьчетверка протаранила всю колонну и уничтожила 51 автомашину вместе с солдатами, офицерами и шофёрами. Непрерывно стреляя из пушки, почти в упор подбили ещё четыре танка, но и в их танк попал снаряд, и машина вспыхнула.
Примерно в километре впереди шел хвост нашей бригады. Горящий танк на полной скорости вошел в расположение бригады. Кима Шатило, тяжело раненого и обгоревшего, удалось спасти. Все остальные члены экипажа погибли. За этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР Киму Шатило было присвоено звание Героя Советского Союза — первому в нашей бригаде (одна из улиц Кировограда названа именем Героя. — Ред.)…
Командир расчета 82 мм минометов старший лейтенант Лобанов рассказал про злоключения, выпавшие на его долю. Остатки минометной роты получили приказ поддержать огнем 3-й мотострелковый батальон. В ночном наступлении бригада совместно с 64, 48, 68, 41 бригадами перерезали железную дорогу и заняли деревню Марьяновка (Маловисковский район. — Ред.), в районе которой располагался немецкий аэродром (речь идет о знаменитом танковом рейде, увенчавшемся крупным успехом. — Ред.). Все немецкие самолеты моментально были раздавлены танками и разбиты пушечным огнём.
Днём оказалось, что немцы окружили наши потрепанные бригады. Отбиваясь, целый день простояли на огневых позициях. Ночью отдельным подразделениям удалось выйти из окружения, в том числе и нашей бригаде. Часть солдат, в том числе и минометный расчет Лобанова, выполняя приказ, вели огонь в другом направлении, создавая у немцев впечатление, что всё в порядке — в окружении находятся все части.
Утром, когда немцы обнаружили, что окружили воздух, они перешли в яростное наступление на прикрывавшие отход части, оставшиеся в кольце. Всё смешалось — налетевшие немецкие самолеты бомбили деревню. Лобанов укрылся в старой траншее, но к ней направились немецкие танки и автоматчики. Он перебежал к речке и думал спрятаться среди кукурузы, оставшейся неубранной в тот год. Когда он бежал к кукурузному полю, разрывом снаряда его сбило с ног, засыпало голову.
Дальше он так рассказывал: «Лежу и не знаю, жив или нет? Пошевелил ногой, рукой, услышал — кто-то стонет. Сколько лежал — не знаю. Никого нет из своих. У речки немцы, трупы, кровь. И тут спикировала третья партия бомбардировщиков. Одна бомба разорвалась близко, вторая упала рядом и не взорвалась. Только вскочил и не успел отбежать и одного метра от воронки, как взрыв бомбы опять бросил меня на землю… Всё же удалось перебежать на другую сторону поля, где попал в овраг с крутыми, отвесными стенами. Очень уютно мне показалось лежать среди природных стенок, не видеть самолетов и рвущихся бомб. Самолеты улетели…»
Была безлунная темная ночь. Колонна сразу растянулась на полкилометра. Слева, на белом снегу, выделяются черные остовы сгоревших машин и танков. Прямо на дороге стоит и наш «Студебеккер» с полевой кухней, от него пахнет гарью. На снегу отчетливо видны следы танков. Три немецких танка сгорели посередине балки. Медленно извивается колонна солдат. Тихо, ни разговоров, ни огонька. Только прошли мимо сгоревших немецких танков, как впереди меня, метрах в двадцати, раздался взрыв. Сразу мысль — мины! Всех сдуло с дороги. Стонет раненый солдат. Отбежав метров 10-20, все остановились. Непонятно, что случилось. Подходим к раненому. Товарищи рассказывают: «Он ударил ногой по противотанковой гранате». Взрывом гранаты солдату оторвало ноги. Снова построились. Опять тишина. Только шелест множества ног слышен вокруг. Шли полями, обходили деревни и только на рассвете пришли в деревню Полетаевка, где в хатах и сараях устроились спать. Ночью снова в путь, снова полями, через деревни Новомихайловка, Новоникольское…
Вы пропагандируете романтический анализ войны. Жертвы, кровь, миллионы погибших. Да, на войне действительно убивают. В. Высоцкий пел, что для солдата война начинается, когда видишь гибель друга в бою, до этого бой просто книжная романтика. Так начинается ненависть и страх. Война начинается, когда начинаешь задумываться, что положить в вещмешок банку тушёнки или ещё одну коробку патронов. Такая себе переоценка ценностей.
Да, я агитирую 🙂 . Агитирую критически подходить к манёврам РККА, без предубеждений. Не заниматься бухгалтерией для сравнения сил противоборствующих сторон. Не забывать ,что Вторая Мировая это война технологий и индустриальной мощи, научных открытий и изобретений. Война, закончившаяся ядерной бомбардировкой.
Вы знаете,я могу согласиться с преамбулой Вашего поста.Но тогда давайте называть в этом плане ВСЕ вещи своими именами.Если мой акцентированный негатив является "пропагандой"(хотя Вы итак и не пояснили ,чего именно!), то Ваш,назовем,позитив ТЕХ ЖЕ событий, является не чем иным,как КОНТРпропагандой.Или — еще более популярным в СССР и особенно любимым термином приснопамятного Суслова! Поэтому ,если Вы действительно хотите серьезно дискутировать, то давайте, в самом деле, оставим заезженные советские штампы псевдоисследователям от истории.
А пока я в очередной раз хочу поблагодарить автора за его ТРУД, а редакцию,за публикацию!
В ваших словах «…бросавшей на верную смерть миллионы солдат» чувствуется пропагандистские шаблоны, которые нам вбивали в голову в СССР.
Пулемёт перестал быть страшилкой уже в конце 1-й мировой «…по цепи врага густой…» строчить стало не возможно из-за отсутствия такого построения пехоты, а снайпер не дремлет, и больше 10 секунд построчить вам не удастся. Но, тем не менее «гнали солдат на пулемёты» у многих любимый аргумент. Помните «лучший танк ВО Т-34»? Но в реальности в 1941г это была очень сырая машина напоминавшая кучу металлолома с усиленной бронёй. А поскольку это был единственный серийный массовый танк СССР, требовалась серьёзная промывка мозгов вроде «пожаробезопасного :)» дизельного двигателя и наклонной брони (учитывая баллистическую траекторию снаряда 45мм брони явно не достаточно). Воевать на нём каторжный труд, а не только героизм. До конца войны Т-34 многократно, в спешном порядке модифицировали, прекрасно осознавая тупик данной модели. Немецкие танки были боле приспособлены для боевых действий, о чем разумеется по разным причинам предпочитают молчать как немцы так и современные украинские историки. Напомню, что «артиллерия бог войны, но танки наши быстры :)». Т.е. задача танка весьма специфическая. В результате «танком Победы» был справедливо назначен ИС-2. До сих пор слышны нападки на Ворошилова и его кавалерию, хотя с началом войны она показала себя эффективным родом войск, с обоих сторон её количество увеличилось в разы.
Но наиболее чудовищный удар по истории ВО в бухгалтерском подходе. Хотя все знают, что в начале войны Германская армия была единственной, кто обладал новой стратегией войны полностью изменившую тактику войсковых подразделений, дававшей огромное преимущество перед отработанной в 1-ю мировую стратегией глубоко эшелонированной обороны (война на истощение). Сравните Финскую, где обе армии использовали одинаковую тактику и оккупацию Франции уступающими по силе и вооружению германскими войсками. Так почему кого-то удивляет отступление РККА в 1941г.? А «Операция Багратион» в 1944г. не удивляет…?
СССР и союзникам требовалось время на освоение, обучение отцов командиров воевать по новому. Окружение Паульса ноября 1942г. под Сталинградом можно считать экзаменом сданным на отлично. РККА в Сталинграде разработало новую эффективную тактику боёв в городских условиях, принудив немцев сдавать города без боя. Германия потеряла своё ноу-хау, её поражение стало вопросом времени, Гитлеру осталось надеяться только на «супероружие» клепавшееся с потрясающей быстротой на укрытых под землёй заводах недоступных для авиабомбёжек. А СССР на скорое поражение Германии, прежде чем перевес в технологии стал бы необратимым, и не давая немцам перевооружиться наступать.
Поэтому любые намёки на то, что кто-то там бездумно гробил войска рассматриваю как пропаганду, или непонятное нежелание разобраться, в чем же состоял Подвиг советского солдата, командира, генштаба (если хотите) времён ВО.