Антоновка – село, входящее в состав Трилесского сельского совета. Расположено на расстоянии 15 километров от районного центра Александровка. Слободу основал польский помещик Антон Врублевский, по имени которого поселение получило название.
Для православных в Антоновке была Троицкая церковь, но в первой половине девятнадцатого века Врублевский построил костел. Сначала он был деревянный, со временем стал кирпичным. На начало XX века он имел 370 прихожан и принадлежал Звенигородскому деканату Луцко-Житомирской римско-католической епархии. Руководил приходом кандидат богословия декан Хмилевский. На большие праздники в костел приезжали верующие со всего Чигиринского уезда. В 1863 году крестьяне выкупили у помещика свои наделы, а вырученные деньги передали в костел.
В 1900 году в селе было 392 жителя. Сегодня, согласно хозяйственной книге, прописано 22. Фактически на территории Антоновки живет 11 человек. Среди них – Аграфена (Горпина) Андреевна Дряпак, 1930 года рождения. Она оказалась гостеприимной, приветливой и, на нашу удачу, разговорчивой. Пригласила нас в прохладный дом, очень уютный и чистый, села на лавку, сделанную еще ее мужем, рядом поставила палочку (ковиньку) и, улыбнувшись, сказала: «Хотите что-то услышать? Спрашивайте!» Но спрашивать не пришлось, рассказ ее был связным, содержательным и очень интересным.
«Ни людей, никого на целом свете нет… Было людное село, детей много было. Потом старики вымерли, дети убежали…» – так бабушка начала свой рассказ о селе, о себе. Хлебнуть ей за всю жизнь довелось немало. Уроженка Антоновки, она рассказала о своих родителях. Отец в возрасте двенадцати лет бежал из Бессарабии, каким-то невероятным образом оказался в Александровке, где подрабатывал на железнодорожной станции. Помещик из Антоновки заметил его и взял к себе батраком. Отправил в школу учиться, благодаря чему отец Аграфены Андреевны был грамотным.
Вырос, женился, родилось четверо детей. В 37-м он был репрессирован. О том, что это была именно политическая репрессия, его потомки узнали лет двадцать назад. Тогда отца арестовали и судили. На суде присутствовали два односельчанина, но до последнего дня жизни они не признавались, что Комаров (фамилия отца) был «политическим». Отец писал письма из Архангельска, но не признавался, не имел права признаваться, за что был сослан. Когда посмертно он был реабилитирован, родные узнали, что ему вменяли в вину шпионские действия в пользу Румынии. И только потому, что он выходец из Бессарабии.
Из ссылки отец не вернулся. Родные писали письма-обращения в различные инстанции с просьбой найти его или подсказать, где искать. Пришел ответ со скупым сообщением о том, что он умер естественной смертью. Где похоронен – неизвестно. Еще позже его внуки пытались найти родственников отца, Комаровых, ранее проживавших на территории Бессарабии. Но тоже безуспешно.
«Мать осталась одна с четырьмя детьми. Бедствовали. Днем мать работала, а по ночам пряла и ткала людям, чтобы мы с голоду не умерли», – вспоминает бабушка. Помнит она и войну, как прятались от обстрелов, как немцы отступали, как пришли наши. После войны Груня пошла в школу в соседние Трилесы «в одном сапоге и в одном ботинке». Жили очень бедно, поэтому образование закончилось тремя классами. С четырнадцати лет была вынуждена работать.
Потом вышла замуж. Мужа Александра она до сих пор ласково называет Санык. Очень любил лошадей, занимался ими. Говорил, что, когда умрет, чтоб ему на могилу положили лошадиное копыто… Санык был на десять лет старше Груни. Прошел всю войну. С женой нажили троих детей. Но в возрасте сорока пяти лет умер. Тридцатипятилетняя вдова осталась одна с тремя малолетними детьми…
Было очень тяжело одной. Без хозяина со временем стал рушиться дом, текла крыша. Не пошла на работу в поисках выхода – где-то надо было найти лес, чтобы перекрыть хату. Для середины шестидесятых не выйти на работу в колхоз было очень рискованным. Председатель колхоза на невыход отреагировал по тем временам адекватно: выгнал из колхоза, после чего Аграфену Дряпак вызвали в райисполком с целью «пропесочить лентяйку».
Плакала она уже по дороге домой, когда осталась одна. А там, в кабинете, была полна злости на кабинетных работников и слова не подбирала: «Мой муж прошел всю войну, умер, я одна осталась с детьми. Не знаю, как их прокормить, а вы животы понаедали. Хотите посадить меня в тюрьму? Сажайте! Там хоть выходные дни будут, не то что в колхозе. Я отсижу и выйду. Но если что-то случится с моими детьми, я вам глотки перегрызу. Я работаю с четырнадцати лет, ишак колхозный, и вдруг – лентяйка?» А вернувшись домой, написала письма в область и в Киев – рассказала обо всем.
Спустя какое-то время к Груне приехал представитель райисполкома, осмотрел двор, дом и убедился в том, что крышу нужно срочно перекрывать. Дал распоряжение, чтобы женщине выписали лес. Пошла в колхоз за машиной, а председатель не дает, Дряпак же выгнали из колхоза, пусть сама нанимает. Но односельчане не остались в стороне: и машину нашли, и лес привезли, и хату помогли перекрыть…
У бабы Груни четверо внуков и уже пять правнуков. Живет одна, держит гусей, обрабатывает огород. Раз в неделю приезжает социальный работник. Племянники обрабатывают огород по соседству и привозят бабушке хлеб и все, что нужно в хозяйстве. Читает газеты, по телевизору смотрит новости и программу «Стосується кожного».
С ностальгией вспоминала бабушка о прошлом Антоновки. Помнит она костел, в который на службу съезжались поляки со всей округи. Потом в костеле был склад – зерно хранили. Потом костел разобрали, из кирпича построили овчарню. Уже и ее нет. Жили в Антоновке поляки – Грушевские, Пшетоцкие, Пеля. Было польское кладбище, вход на которое до сих пор обозначен двумя огромными вековыми грабами. Но территория – сплошные заросли…
Поблагодарив собеседницу за душевный рассказ, мы сказали, что планируем заехать к еще одной жительнице Антоновки – Елене Кузьминичне Шпак. «Да это же моя кума! Я ее уже несколько лет не видела. Привет передавайте», – сказала баба Груня.
Елена Кузьминична 3 июня отметила 92-летие. Нет, гостей и праздничного стола не было, просто ей исполнилось 92 года. Она и девяностолетие, юбилей, не хотела отмечать, но соседки пришли поздравить и предложили: «Баба Лена, давайте отпразднуем! Мы в качестве подарка предлагаем прополоть ваш огород. А вы сварите нам вкусный борщ». На том и порешили.
«Как живу? – сказала Елена Кузьминична. – Когда хорошо, когда плохо. Если бы ничего не болело – было бы хорошо». Всю жизнь проработала в колхозе, и прицепщиком была, и трактористкой. Пенсию получает в размере 1211 гривен. Живет одна, но соседи очень хорошие, часто проведывают. Тот же социальный работник Елена Коваленко недавно хату помазала, наняла людей почистить колодец. Бабушка очень слабенькая, но мы обещали ей приехать на девяностопятилетие. Она обещала ждать и сварить свой известный вкусный борщ…
Итак, Антоновка. Ей как можно быстрее необходим патриот, чтобы выжила, чтобы жила. Самому младшему нынешнему жителю села 45 лет. Есть несколько человек, которые вернулись на малую родину – сначала просто обрабатывать родительский огород, а со временем остались. Там сложно не остаться: к селу ведет довольно приличная дорога от самой Александровки, на улицах Антоновки постелен хороший асфальт. Удивительно, как такое возможно, но местный фермер Скрипник не дал разрушиться ни одной хозяйственной постройке. Там, где была колхозная ферма по содержанию крупного рогатого скота, сейчас содержатся свиньи. Фермер помогает селу: дорогу зимой расчистить или транспортом кому-то помочь никогда не отказывает. Но нужен человек, одержимый желанием возродить село.
Идей и программ по возрождению украинского села за двадцать лет мы слышали очень много. Вот некоторые из них. Еще в 2006 году Ющенко обещал возродить село за счет создания семейных ферм и развития зеленого туризма… В 2012-м в парламенте утверждали, что возрождение села возможно за счет кооперативов, беспроцентных кредитов фермерам на развитие хозяйства и привлечения в село молодежи… Год назад Верховная Рада предлагала законопроект, согласно которому заброшенные предприятия в селах (сахзаводы, коровники, лесопилки и т. д.), которые во времена СССР давали работу местным жителям, поможет возродить частный инвестор, если государство уменьшит для него налоги. Но все это осталось декларацией. На самом деле необходима даже не экономическая, а нравственная программа. Нужно призвать, убедить людей сохранить свою малую родину: приехать на то место, где жили предки, ликвидировать заросли, почистить колодец, обработать землю. Словом, почистить и возродить свою память, свою историю.
Кстати, оказалось, что Антоновка имеет свой флаг и герб. Может, найдется желающий подхватить знамя?
Елена Никитина, «УЦ»
