Андрей Курков, абсолютно счастливый человек

На этой неделе в Кировограде побывал один из самых интересных украинских писателей Андрей Курков. Андрей Юрьевич передал в «Елисаветградский книговорот» свои книги «Последняя любовь президента» и «Форель а-La нежность», презентовал в супермаркете «Буквица» свой последний роман «Львовская гастроль Джимми Хендрикса», провел пресс-конференцию и дал эксклюзивное интервью «УЦ».

Темы пресс-конференции и интервью, конечно, в чем-то пересекались. Но тон их получился совершенно разным. Во время интервью Андрей Курков, проза которого всегда отличается потрясающим «фирменным» юмором, был максимально серьезен и, кажется, даже не пошутил ни разу. А вот на пресс-конференции и на презентации был, скорее, поп-вариант: Андрей Юрьевич не столько отвечал на вопросы, сколько веселил присутствующих, рассказывая забавные (и почему-то кажется, не всегда полностью документальные) истории из жизни.

— Вы много раз подчеркивали, что, несмотря на язык своих произведений, вы — украинский писатель. Что такое «русскоязычный украинский писатель», «русскоязычная украинская литература», почему не просто русская или просто украинская?

— Это очень сложный вопрос, потому что никто на самом деле до сих пор вообще не занимался ни исследованием русскоязычной литературы Украины, ни ее историей. Только сейчас, кажется, первые диссертации начали писать по этому вопросу. Украиноязычные писатели у нас объединены, монолитны, а сообщества русскоязычных писателей практически нет. Половина из них считает себя русскими писателями, здесь они остаются неизвестными, печатаются в России, хотя и там не очень-то известны. Часть писателей стали двуязычными или перешли на украинский язык. Сергей и Марина Дьяченко, например, писали на русском, потом на украинском, потом опять на русском. Ирэн Роздобудько, которая начинала писать на русском, потом полностью перешла на украинский язык.

Да и за все годы не было попыток консолидации, чтобы как-то приподнять, показать народу, что у нас есть русскоязычная литература, хотя это было бы логично. Так что целостного ощущения русскоязычной литературы в Украине сегодня нет.

— Вы начали издаваться в довольно сложный для украинской книги период и какое-то время были более популярны за рубежом, чем в Украине. Не было ли соблазна писать по-украински – ну, чтобы государство издавало и популяризовало ваши книги или чтобы войти в школьный курс «современной украинской литературы»?

— Я владею разговорным языком, могу писать на украинском эссе, публицистику. Но есть такое понятие, как генетическое ощущение языка. Мой родной язык русский, я родом из Ленинграда, вырос с двухлетнего возраста в Киеве, но в русскоязычной семье, учился в русской школе. Я никогда не смогу написать то, что я пишу по-русски, на украинском языке. Я много экспериментирую с языком, и ощущение лексических, стилистических нюансов в русском языке у меня гораздо более тонкое.

— В прессе вас чаще всего называют автором «Пикника на льду». Я больше люблю другие ваши книги. С каким произведением вы хотели бы войти в историю литературы?

— Наверное, с теми книгами, которые почти никто не читал: «Бикфордов мир» и трилогия «География одиночного выстрела».

— «География» — это как раз мое любимое!

— Мое тоже, девять лет моей жизни эта книга забрала – по три года на каждый том. Я считаю эти романы своими лучшими. А если из недавних, то это «Последняя любовь президента» и все-таки «Львовская гастроль Джимми Хендрикса» — я сейчас очень дорожу этой работой.

— Легко ли было писать о Львове и львовянах на русском языке?

— Сложно. Но я сначала взялся писать, а потом уже задумался. «Львівський гвар» – он как лондонский кокни – он мог бы «сыграть» в романе. Но в конце концов я решил, что главное – воссоздать атмосферу Львова, а не его лингвистическую окраску.

— «Последняя гастроль» вышла одновременно на русском и на украинском языках. Вы сами переводили?

— Нет, перевод делал харьковский поэт. Сейчас я вам скажу, кто (листает книгу. – Авт.). А вот:
В. С. Бойко — все время забываю.

— Вы с ним не знакомы?

— Нет, вопросов он мне не задавал, к сожалению. На контакт не выходил… Но в целом я переводом доволен, хотя есть небольшие претензии, в основном, кстати, они касаются языка. Живя в Харькове, он, конечно, не знает каких-то тонкостей «львівського гвару», а с этим можно было бы поиграть. Но, кстати, что интересно: украинское издание все равно продается лучше, чем оригинал!

— По версии журнала «Корреспондент» вы входите в сотню самых влиятельных людей Украины, вы много пишете о политике, в Европе (судя по интервью в прессе) вас считают чуть ли не главным экспертом по политической ситуации в Украине. Почему вы сами отказываетесь от участия в политике?

— Политика лишает человека независимости. Если бы я куда-то вступил, то уже не мог бы объективно и вслух говорить то, что я думаю, нужно было бы все время улыбаться в сторону своей партии. А украинская политика – она еще и аморальна, потому что она вне идеологии. У нас 184 партии, из которых идеологической можно назвать только одну «Свободу», да и то, на мой взгляд, это не самая лучшая партия.

О политике


— После приключений, которые я имел с романом «Последняя любовь президента», больше не хочу (писать о политике. — Авт.). Я его писал, чтобы понять, почему некоторые мужчины так рвутся в политику, чтобы достичь какой-то политической цели, а потом жалуются, что и народ плохой, и страна какая-то недоразвитая. Это история человека, который случайно становится президентом Украины в 2011 году, в 2013 году его отравляют во время перевыборов друзья, у него появляется странное кожное заболевание, струпья по всему телу. В романе есть персонаж, которого зовут Владимир Путин, он – президент России до 2016 года. Роман вышел в марте 2004-го, потом были помаранчевая революция, отравление Ющенко. Меня пригласили на кофе два генерала СБУ, спрашивали, не думаю ли я, что моя книга могла быть использована как сценарий. Я объяснил, почему не могла: профессиональные отравители не читают романы, они, наверное, какую-то профессиональную литературу читают… После этого романа мои книги убрали из всех российских книжных магазинов, издательство «АСТ» выбросило меня из всех планов.

Хотя был и позитив. В романе герой часто пьет коньяк «Хеннесси», и когда книга вышла на французском языке, меня пригласила семья Хеннесси в город Коньяк, в гости. Я пять дней пил «Хеннесси» с Хеннесси. И сейчас мы с ним дружим: он меня читает, я его пью. Но я решил, что это слишком, очень много нервов ушло на эту книгу. И я решил писать вообще без политики, просто о любви.

Следующий роман будет с политикой, но европейской, а не украинской.

— Что вы сами читаете? Каких писателей открыли для себя в последние годы?

— Я слежу и за украинской, и за зарубежной литературой. Два года я был членом жюри Букеровской премии. За это время мне прислали больше 150 англоязычных романов. Я открыл для себя Джеймса Келмана – шотландского писателя потрясающего, довольно жесткого. Его переводили на русский язык, на украинском не было переводов. Элис Мунро — очень интересная канадская писательница. Петер Эстерхази – это лучший венгерский писатель, я думаю, будущий лауреат Нобелевской премии. За украинской литературой я тоже слежу по работе как соучредитель общественной организации «Книжковий простір», где мы продвигаем хорошую, качественную украинскую литературу. Мои любимые писатели: Мария Матиос, Тарас Прохасько, Сергей Жадан, Таня Малярчук. Очень понравился Тарас Антипович, Ирыся Ликович – это молодая писательница из Закарпатья, которая сейчас живет в Австрии. В принципе сейчас очень богатая палитра молодых писателей поколения 25-35-летних.

— А кого из современных русских и украинских писателей вы считаете близкими себе по духу?

— Андрей Геласимов, Владимир Сорокин. Из украинских — Юрий Винничук – мы с ним дружим, я описал его в романе «Львовская гастроль», а он меня – в романе «Танго Смерти». Хорошие отношения у меня с Оксаной Забужко, с Юрком Андруховичем.

— Кстати, каково было писать людей с натуры, а потом переносить в роман? Будете ли еще использовать такой прием?

— В «Львовской гастроли» три персонажа, написанных с натуры. Кроме Юрия Винничука, еще один из первых советских хиппи Алик Олексевич, который до сих пор хиппует, и Оксана Пороховец, актриса корпоративного театра, которая работает на свадьбах, юбилеях, а все свободное время отдает львовским бездомным. Я с ними подружился и писал их с натуры с их привычками, адресами, фамилиями и т.п. А потом переносил в абсурдные обстоятельства романа. Каждые два месяца я приезжал во Львов, по вечерам мы ехали на окраину города, где живет Алик, и там я в беседке с фонариком читал главы о них. Оксана иногда просила что-то изменить – женщины более щепетильные, а Алик сразу со всем соглашался. Мне очень понравилось так работать, это интересно. Для следующего романа я бы тоже хотел найти прототипы — там по сюжету три молодых пары. Хотя… В романе с ними происходят довольно драматические события, и, наверное, я не буду выводить их под реальными именами, чтобы «не накаркать».

— Не так давно у нас в области была создана комиссия по защите морали. Нам, журналистам «УЦ», создание такой комиссии с ее функциями и полномочиями показалось совершенно бесполезным и абсурдным. Но, читая вашу биографию, я с удивлением узнала, что вы входили в состав национальной комиссии по защите общественной морали… Неужели помогает?

— Комиссия, как ни странно, возникла благодаря Ющенко. Костицкий — он должен был получить должность судьи в Верховном суде и ради этого переехал в Киев. Но вместо этой должности ему предложили создать такую вот комиссию, дали штат – тогда не было понятно, что это и как будет работать. У меня трое детей, и когда я ездил покупать им тетради, а мне предлагали полуголую Бритни Спирс на обложках, — такие вещи меня раздражали очень. Поэтому, когда меня пригласили войти в комиссию, я согласился. Я был пару раз всего на заседаниях. Там такой механизм: поступает жалоба и образец продукции или ссылка на клип и т.п.- мы этот образец передаем на экспертизу психологу, а потом составляем заключение. И все! Никаких юридических прав комиссия не имела. Так что я с вами согласен: это абсурдная организация. И не только потому, что она не имела рычагов влияния на производителей тетрадей и вместо этого занималась попытками цензуры литературных текстов. А потому что вообще начинать надо с другого: с воспитания общества, с изменения менталитета… Во многих странах такие комиссии существуют и активно работают, но они везде общественные, а не государственные.

— Тогда вопрос вот об этой книге. Ваш «Пикник на льду», 2000 года. Что вы скажете об обложке (на обложке изображены роковая блондинка и голый мужчина, прикрывшийся клавиатурой)? Какое отношение к роману имеют эта обложка и аннотация, в которой читателю обещают остросюжетный детектив о группе «Альфа»?

— Обложка ужасна, аннотация – ужасна. К счастью, первая моя книга вышла в 1991-м в издательстве «Радянський письменник» — со мной согласовывали и обложку, и аннотацию. В 1992 году у меня было пиратское издание 100-тысячным тиражом в Ленинграде моих сказок «Одиннадцать необыкновенностей из жизни чепухоносиков, их друзей и соседей» — оно было культурным. Следующие две книги я издавал за свой счет на одолженные деньги, и обложки там тоже были нормальные. В конце 90-х мои книги продавали как детективы, хотя они не являются детективами, и рисовали эти жуткие обложки — типичные для того времени. Мне было обидно, стыдно, я пытался поговорить с издателями. Они отказывались печатать меня в другом виде, мол, иначе книга не продастся — надо конкурировать с книжками в таких же обложках. Наверное, так оно и было. У меня вышло с десяток книг с такими обложками… Но иначе их никто не хотел печатать! К счастью, это уже история.

— Кстати, о сказках. Детские книги – это хобби, отдых от взрослой литературы или что-то принципиально другое?

— Это другая литература. Войти в то состояние, в котором ты можешь писать для детей, очень сложно, романы писать проще. В роман – хочешь не хочешь – попадает социальный негатив. В детскую книгу негатив просочиться не должен, там даже зло ненастоящее, которое может трансформироваться в добро. Вот у меня сейчас вышла новая детская книжка в Тернополе «Чому їжачка ніхто не гладить» (показывает. – Авт.). Тут главное – рисунки, текста всего одна страничка, и история довольно простая, но эту страничку я шлифовал несколько недель. Одно — два предложения под рисунком, но каждое слово имеет огромное значение.

У меня есть еще неизданные сказки. Детскую литературу сейчас сложно издать, потому что иллюстраторам у нас платят мало или вообще не платят. И не все соглашаются работать над книгой, которая в лучшем случае принесет им славу, но никаких денег. Бывают удачи: скоро вот эта книга («Чому їжачка ніхто не гладить». — Авт.) выйдет в Тунисе на арабском языке с этими же иллюстрациями, и иллюстратор Татьяна Горюшина получит нормальный гонорар.

О сказках


— Я начал писать сказки в одесской тюрьме в 1984 году. Я просто в армию попал по блату. Потому что приписан был служить в войсках КГБ, у меня был диплом переводчика японского языка, мы все были зарегистрированы в КГБ на случай войны с Японией. И я был приписан к какому-то отделу радиоразведки на Курильских островах. Я очень не хотел там служить, а мама работала врачом в госпитале МВД, и нашелся добрый генерал, который поменял мне код службы, меня переписали на Внутренние войска. Когда я приехал, я сразу заявил офицерам, что я — писатель. Они сказали: нам очень нужны писатели, потому что у нас каждую неделю партсобрание и кто-то всю эту муру должен писать. Мне дали ключи от кабинета начальника штаба майора Василюка, и по ночам я сидел за его столом. У меня были печатная машинка, радиоприемник и куча журналов «На боевом посту», из которых я плагиатом делал тексты для собраний, а потом до утра писал сказки.

— Есть ли у вас идея романа, сюжет, который вы много лет обдумываете, но никак не можете взяться?

— Я много лет веду дневники, у меня там много задумок, историй. Когда история созревает, я за нее берусь. У меня сегодня есть сюжет следующего романа и примерное ощущение того, который я буду писать потом, – пока без плана и подробностей… А такого романа, который я бы вынашивал двадцать лет и не мог никак начать, такого нет.

О счастье


— Я уже давно счастливый человек. У меня была мечта стать профессиональным писателем, и я им стал в 1997 году, когда подписал первый контракт с иностранным агентством. Теперь я просто работаю: я могу быть независимым и финансово, и в мыслях. Мои книги возят меня по миру. В этом году я ездил в туры по Китаю, по Тунису, в следующем году буду представлять свои книги в Индии и в Абу-Даби. У меня прекрасная семья: трое детей веселых и жена, которая поддерживает меня. Когда в 1988 году я отказался жить на ее родине в Англии, она переехала со мной в СССР, сказала: «Ты сиди и пиши, а я пойду зарабатывать» и пошла в кооператив преподавать английский язык.

Для меня это и есть счастье…

Ольга Степанова, фото Елены Карпенко, «УЦ».

Андрей Курков, абсолютно счастливый человек: 6 комментариев

  1. Уникальная страна:народные депутаты очень далеки от народа и писатели щасливы,а народ, о котором они пишут, глубоко несчастлив.Гламуру никогда не стать классикой.

  2. Из рецензии Олега Качмарского
    ««— Ну что? — нарушил паузу голос Рябцева. — Давай думать вместе! — Я готов, — Алик посмотрел на бывшего капитана вполне серьезно. — Только я не знаю, как и о чем думать!

    Пожалуй, именно это место наиболее точно характеризует всю книгу — ее полную бессмысленность. Причем относительно не только персонажей, но также и всего авторского замысла, который можно сформулировать следующим образом: мне нужно написать очередную книгу, вот только не знаю о чем… поэтому буду писать ни о чем. А те редкие мысли, которые иногда пытается ввернуть автор, все как на подбор какие-то недодуманные и недоделанные. Например: «Сколько сюда от Польши ехать? Смешно подумать. Польша вполне могла оказаться пригородом Львова — такие тут расстояния!» (стр. 18) «Но последний камень держался, как последний боец Брестской крепости» (стр.108). «Новенькая ступенька молчала, как советский партизан в советском фильме на допросе в гестапо» (стр. 377)»

  3. ага, украинский писатель — он обязательно должен рыдать во время публичных выступлений. И вообще выглядеть как «поет з обірваними крилами».

    О гламуре — не согласна принципиально. Да, и «Пикник», и «Львовская гастроль» — попса, но качественная и хорошо написанная. «Три мушкетера» или там «Здравствуй, грусть» — тоже попса, но, тем не менее, классика.

    А вот «География одиночного выстрела» — это все-таки литература хорошего качества. На мой субъективный взгляд, одно из лучших произведений в современной украинской литературе.

    Почему Курков, умеющий писать ТАК, сознательно ушел в «попсу», в общем-то понятно. И мало кто из нас имеет моральное право осуждать его за это.

  4. «ага, украинский писатель – он обязательно должен рыдать во время публичных выступлений. И вообще выглядеть как «поет з обірваними крилами». -А может Ahaco вспомнилось:
    «Поэт в России больше чем поэт»?

  5. И повременим сочинения Куркова зачислять в разряд классики.Время рассудит.

Добавить комментарий