Пусть простит нас Лев Толстой, но все счастливые коллекционеры похожи друг на друга… У них одинаковый, горящий, взгляд, они могут часами с упоением рассказывать о своем хобби, их увлечение никогда не заканчивается, потому что коллекционирование — это на всю жизнь.
С одним из таких счастливых коллекционеров мы встретились у него дома. Виктор Токарев владеет уникальными экземплярами виниловых пластинок. По роду собирательства он — филофонист. Он не только показывал альбомы и рассказывал о них, но и предлагал послушать звучание той или иной пластинки. Все наше общение происходило на фоне музыки — красивой, бессмертной, с легким, характерным для винила, поскрипыванием.
— Любовь к пластинкам пришла давно. Привил ее не кто иной, как известный всем кировоградцам Юра Горобченко. Сначала мы слушали легендарного Севу Новгородцева, который на «вражеских волнах» рассказывал нам о группах. К счастью, Фурцева, которая курировала культуру в СССР, пропускала некоторую музыку. «Мелодия» выпускала маленькие миньончики. Кто помнит — с надписью «группа «Жуки»». Мы понимали, что есть другая культура, другая музыка.
Первую пластинку своей коллекции я обменял на балалайку у немца, который в нашем городе работал на каком-то строительстве. Это были Led Zeppelin, альбом Houses of the Holy. Это одна из моих любимых пластинок, она есть в коллекции. Затем я ездил в Долинскую, где работали немцы. Еще у одного я обменял тот же Led Zeppelin, альбом Physical Graffiti, но уже на самовар. Мне пришлось вложиться: купил самовар у бабки за три рубля и получил пластинку, которая по тем временам уже стоила сто рублей.
Юра Горобченко — коллекционер от Бога. Каждая пластинка для него, как ребенок, с которым он никогда не расстанется. У меня же больше был коммерческий интерес: если мне предлагали за пластинку больше денег, чем я потратил, продавал ее без сожаления, потому что понимал, что куплю другую. Сейчас у меня коллекция насчитывает двести пластинок, но это все я люблю, за каждую я в ответе, каждая имеет свою историю, и ни одну из них я не продам и не поменяю. Я бы еще приобрел максимум пятьдесят пластинок, которые меня интересуют.
Когда у нас появились первые пластинки, мы ездили в Одессу на толкучку, где собирались меломаны со всего Союза. Каждый уважающий себя любитель рок-музыки имел две-четыре пластинки. Если пять — человек считался настолько состоятельным, что дальше некуда. Я брал у друзей пластинки, которые они хотели поменять, говорили, на что поменять, и я менял. Три пятьдесят за билет по студенческому — и в шесть утра уже начиналась менка: ты мне, я тебе. Кто кого надурит. Ты ему даешь со скрипом, а он тебе, бывало, еще хуже. Как получалось. Когда тебя там уже знали, обмануть было сложно.
Моя нынешняя коллекция шлифовалась десятилетиями. Здесь собрана моя музыка. Например, я люблю группу Genesis. Из множества их альбомов у меня всего пять пластинок, но это пять любимых пластинок. Rainbow у меня весь, Deep Purple весь, Uriah Heep — начальный период. Alice Cooper представлен всего двумя пластинками, Sweet — двумя, Suzi Quatro — тремя. А Beatles — тремя отдельными коллекциями. Первая — Black Box set. Это коллекция всех пластинок с книжкой. Это лимитированное издание, всего десять тысяч экземпляров на весь мир. Половина уже убитая, часть пропитая, пропаленная, выброшенная. В мире осталось процентов двадцать. У меня еще есть Blue Box set. Плюс у меня есть пластинки на голубом виниле и на красном. Тоже достаточно редкие и дорогие издания. Берешь их в руки и млеешь. Я с возрастом уже не знаю, что мне доставляет большее удовольствие — общение с друзьями или пластинки…
В молодости мы ломали голову, почему говорят «альбом», а не просто «пластинка». А вот открываешь «Венеру и Марс» Пола Маккартни и понимаешь: конверт раскрывается, внутри собственно пластинка, затем находишь там большой постер. Кроме того, еще один постер, наклейка, а еще линейка с расстояниями между планетами. Ни один коллекционер не будет ценить этот альбом, если в нем не будет всей этой «начинки».
Практически на всех альбомах есть тексты песен. Перестали это делать, когда пошла повальная «дискотня». Ну какие там тексты? «Ты меня любишь — я тебя нет…» Это никому не надо.
Моя коллекция не неприкосновенная. Каждый день я слушаю одну-две пластинки. Конечно, когда никого нет дома. Включаю и улетаю и получаю от этого эстетическое удовольствие. Качество звука очень отличается от цифрового. Здесь живая музыка. Вот, к примеру, Брайан Джонсон, солист AC/DC. Пластинка интересна тем, что, когда они записывали, инженер в конце песни не убрал звуки, сопровождающие происходящее в студии. Можно услышать шаги, разговор, затяжку сигаретой музыканта. И создается впечатление, что ты находишься в студии вместе с ними.
Каждая уважающая себя группа выпускает альбом на виниле. Эти пластинки очень дорогие. У меня есть один из последних альбомов Slade, он стоит 150 долларов. Его сложно купить, потому что выпускают ограниченный тираж — до десяти тысяч. Если раньше были миллионные тиражи, то сейчас хватает фанам расхватать, и все. Понятно, что есть ширпотреб, мы их называем новоделами, могут и кустарно издавать. Дум-Дум в Индии штампует, как хочет. «Мелодия» наша тоже дубасила, но это же не качество.
Я часто бываю в Америке, там сейчас настоящий виниловый бум. Каждую неделю в определенном месте собираются меломаны. Там можно купить пластинку от одного доллара до тысячи. У моего приятеля есть пластинка, которая стоит 34 тысячи долларов. Это Beatles, Please Please Me под номером 80. Было сто стереопластинок, битлы их разделили между собой…
Или там есть магазин сто квадратных метров. В час проходит около десяти человек, и каждый уходит с пятью-шестью пластинками. Там до четырех тысяч пластинок, люди приходят, покупают, меняют, платят комиссионную сумму за замену по индексу. У каждой пластинки есть индекс оценивания: по популярности, тиражу, году издания, по прессу. Особо ценятся первопрессы.
У меня в коллекции первый, максимум второй пресс. Есть особенно интересные пластинки — так называемый промоушн. При записи, когда свели весь альбом, делается матрица. Шлепают первую партию и рассылают по радиостанциям и брендовым магазинам. Их раздают бесплатно, чтобы на радиостанции она шла в ротацию. Я умудрился из Америки вытащить несколько таких пластинок. На них написано «не для продажи». Они даже могут иметь другой конверт, но на нем больше информации о группе и композициях — для диджеев. Она даже на ощупь «дубовее», рассчитана на то, что ее будут «юзать» в магазине и на радио. Эти первопрессные пластинки очень ценятся.
Сегодня могут делать копии, но винтажного винила уже не будет. Его выпустили какое-то количество, девяносто процентов ушло в мусор, из оставшихся десяти процента три-четыре держат меломаны. На Западе раньше собиратели покупали по две: одну слушает, а вторая стоит запечатанная, ждет своего часа. И сейчас она стоит от ста пятидесяти долларов. Кроме того, есть еще жены. Мужья уходят в мир иной, коллекция занимает место в доме, пришел виниловый дилер, скупил все по пятьдесят центов и выставил в магазине по двадцать долларов. И тут приходит кто-то типа Вити Токарева, увидел, руки задрожали, купил. Так это происходит там.
Винил жив и будет жить. И молодежь, к счастью, этим интересуется. У меня есть мысль открыть в нашем городе магазин под названием «Виниловый рай». Даже не магазин, а клуб для своих. Чтобы там была непринужденная обстановка, чтоб собирались единомышленники, чтобы послушать пластинки, посмотреть видео. Но это пока в проекте, который надо выносить и затем реализовать. Думаю, что это надо.
Записала Елена Никитина, фото Олега Шрамко, «УЦ».