Среди одесских художников, участвовавших в пленэре, который организовала галерея «Елисаветград», заметно выделялся Анатолий Кравченко. Большой, колоритный, он привлек всех без исключения журналистов. С ним хотели пообщаться, сфотографироваться, посмотреть его работы и его в процессе работы. От него веяло спокойствием и мудростью.
Справка «УЦ»
Анатолий Григорьевич Кравченко родился 13 марта 1956 года в селе Гринивци Житомирской области. 1971–1975 – прошел обучение в Одесском государственном художественном училище им. Грекова. С 1983-го по 1984 год учился в Ленинградском институте им. Репина. С 1985-го по 1991-й – в Украинском полиграфическом институте им. Федорова. Член Национального союза художников Украины с 1992 г. Работает в технике акварели, живописи, монументальной живописи, книжной графики. С 1979 года участвует в областных, республиканских и всесоюзных выставках, а с 1986 года – в международных. Заслуженный художник Украины.
Говорил мастер спокойно, размеренно. Жаль, что для общения с ним было не так много времени, как хотелось. Но все-таки получился портрет – акварельный, как его полотна.
– Анатолий Григорьевич, вы наверняка не раз были в Седневе.
– Конечно, был. И сейчас туда возят, но не так просто попасть – слишком большая очередь. Когда-то это была одна из лучших всесоюзных творческих баз, а сейчас – украинская. Можно поехать за деньги, но не всегда есть такая возможность, редко найдешь свободные художественные деньги.
– Можно ли сравнить Седнев и Светловодск?
– Светловодский пленэр – это нечто другое, но не хуже Седнева. Расскажу такую историю. У нас сложились очень хорошие отношения с турецкими художниками. Мы ездили на пленэры к ним, и надо было чем-то ответить. Мы даже принимали в Одессе сто турецких художников. Их сторона финансовые расходы брала на себя, и, насколько я знаю, страна вложила в эту творческую поездку сто тысяч долларов.
Как-то мы повезли великолепного мастера из Турции в Седнев. Киевские художники говорили ему, что это «украинский Барбизон». А он мне говорит: «Толя, я только что приехал из Барбизона, и мне есть с чем сравнивать. Седнев – это прекрасные, энергетически наполненные места, где бывали выдающиеся художники. Но здесь нет менеджмента, нет галерей, что есть в Барбизоне. Там художник может реализовать свое творчество посредством выставки и даже продажи работ. Когда это будет в Седневе, никакая Франция не сравнится».
У нас много прекрасных, живописных мест. Иностранцы с удовольствием к нам едут. Мы в Одессе принимали и немцев, и итальянцев. Они оставляют дома свое материальное благополучие и едут к нам, открывают для себя Украину. Вот так я здесь открыл для себя Кировоградщину.
– Вы в наших краях впервые, но, насколько я знаю, здесь ваша историческая родина.
– Мой дедушка, Назар Назарович Кравченко, родился и жил в Малой Виске. Приехал в Одессу, нашел одесситку, мою бабушку Настю, своего тестя, моего прадеда. Женился, окончил школу военных летчиков и летал. Авиация дореволюционной Российской империи начиналась с Одессы. Первые самолеты, первые полеты, первый завод, первая военная школа летчиков. После рождения моего отца, после 1925 года, его начали преследовать, и он был вынужден уехать в Россию, где его вроде бы временно оставили в покое. В 37-м году и дедушку, и бабушку расстреляли. Оставшаяся семья, в том числе мой отец, который был самым маленьким, вернулась в Украину. И, как писал Шевченко, «розлізлися межи людьми, мов мишенята»…
Мой папа всю войну прошел сыном полка. Был в плену. Когда колонну пленных вели, какой-то солдат вытолкнул его из строя, сказал, что он ребенок и его не тронут. Так он спасся.
Мы с женой сейчас составляем родовую книгу. Когда-то это не было принято, а сейчас испытываешь в этом необходимость. Нужно возвращаться к корням. У моей Гали не менее трагическая судьба рода. Ее отец – из семьи богатых церковнослужителей. Папа в войну учился в училище бутафоров при ленинградской киностудии. Они там изготовляли бомбы-обманки. А мама ее с Черниговщины. Дедушка был простой крестьянин, его в двадцатые годы раскулачили и отправили в лагеря. Во время войны он был в штрафбате. Искупил кровью, прошел войну, даже был награжден орденами. Два года его не трогали, а потом опять забрали. В шестидесятых годах его реабилитировали, и он доживал век с нами в Одессе.
Все детство я бегал в летном шлеме деда. Сначала его носил мой старший брат, потом я. Сейчас он находится в одесском музее авиации.
– Как вы стали художником?
– Я рос и воспитывался у дедушки по маминой линии с Житомирщины. Над кроватью у меня висела картина, на которой изображена девушка, провожающая казака на войну. Ее нарисовал мой дядя Коля, который был врачом по специальности, бандуристом и художником-любителем. Она мне очень нравилась, я ее много раз копировал. Наверное, это и подтолкнуло к тому, чтоб стать художником.
– Что вам больше по душе – акварель, масло?
– В поездках больше нравится акварель. Для меня это материал настроения. Знаете, как есть проза и поэзия. Акварель – поэзия. Техника более подвижная, воздушная, ситуативная. Проще передавать какие-то нюансы.
– У вас такая колоритная внешность. Откуда такой образ – борода, длинные волосы, шляпа?
– Борода у меня давно. Я ее отпустил, как только отслужил в армии. Экономия времени, больше ничего. Время, которое уходило бы на бритье, я тратил на то, чтобы утром сбегать к морю, написать этюд. Что касается волос, то после армии я стригся налысо, а бороду носил. А потом перестал стричься. Наверное, природная лень.
– Пообещайте, что вы снова к нам приедете и мы вместе съездим в Малую Виску.
– С удовольствием. Может, там еще живут люди, которые помнят моего деда.
Елена Никитина, фото Елены Карпенко, «УЦ».
