Юрия Сергеевича Филипова вот уже пятнадцать лет нет среди нас, однако и сегодня многие вспоминают о нем с благодарностью и любовью. Каким же он был — Человек, который построил “Радий”? В ответ его вдова Валентина Ивановна кладет передо мной ученическую тетрадку в клеточку, густо исписанную авторучкой с наливными чернилами.
“Наступает период в жизни, когда подводишь итоги, пытаешься проанализировать свои действия, успехи и ошибки, — этими словами незадолго до внезапной кончины Юрий Сергеевич начал свое послание к сыну Сергею. — В период твоего детства мне очень редко приходилось беседовать с тобой из-за моей извечной занятости, жажды добиться успехов, самоутверждения. Поэтому мне хочется поговорить с тобой, рассказать о себе и нашей фамилии, насколько я о ней знаю сам из рассказов моей бабушки Марии Павловны, моего отца — Сергея Николаевича, моих воспоминаний и впечатлений…”
Вот вам типичный случай журналистского везения: о родословной этого удивительного человека и о некоторых страницах его детства мы имеем возможность узнать, как говорится, “из первых рук”. Публикуем эту своеобразную исповедь с некоторыми сокращениями, полностью сохраняя стиль изложения:
“Род наш уходит в глубокую историю нашей родины — его можно было бы проследить (если бы мы располагали архивом) до Х-ХI века. Как рассказывала бабушка, в нашей крови подмешана кровь Батыевых сподвижников, пришедших на Русь и оставшихся служить ей (раскосые татарские глаза и широкие скулы “проглядывают” у многих Филиповых, в том числе и у дочки Юрия Сергеевича — Наташи — Т.С.); Хитрово, возведенных за неведомые мне заслуги в княжеское достоинство; Пожарских, который явился инициатором создания русского ополчения и разгрома поляков — ему памятник стоит в Москве; Каменских (скульптура “Первый шаг” находится в Русском музее); Фигнера — участника войны 1812 года и др. О своем происхождении я пишу не для бахвальства, а чтобы было понятно, что род наш “не лыком шит”, и мы уже тысячелетие России честно служим. Многие из предков вошли в историю нашей страны летописями, своими делами, и фамилии многих из них — в Большой советской энциклопедии…
Фамилия наша происхождения греческого — из двух корней: фил — любитель, ипп — лошадь, исковерканная давным-давно (потеряно второе “п”), но отец мой Сергей настоятельно писал её через один “покой” — поэтому и я так пишусь. На фамильной иконе, переходящей из поколения в поколение, можно найти записи лет на 150 назад”.
Притом, что Юрий Сергеевич был убежденным атеистом, икону Николы-чудотворца хранил очень бережно (впрочем, как и его отец). На обороте доски и сегодня можно прочесть каллиграфическую надпись: “Дорогой Николай! (обращение — к дедушке Юрия Сергеевича — Т.С.) Сто лет тому назад твой прадед Иван Николаевич Филипов благословил этим образом твоего деда Ивана Ивановича в день отъезда из Кременчуга в Курск на службу. Тот в 1859 году — твоего отца, Дмитрия Ивановича — в день отъезда в Дерптский университет… Желаю, чтобы еще много поколений этот образ переходил таким же достойным, умным, добрым и честным Филиповым, какими были их предки, владевшие образом предыдущее столетие. 28 мая, 1897 год”. Сегодня драгоценная реликвия переходит уже в девятое поколение рода Филиповых по мужской линии.
Однако вернемся к воспоминаниям “от первого лица”.
“Родился я в Днепропетровске, и в моих самых ранних воспоминаниях остались довольно большой двор двухэтажного здания на углу Второй Чечелевки и Сквозной. Во дворе — флигель, в котором я родился. Некоторые картины помню с двух лет — как драл хвост петуху, а хозяин дома вытянул за это меня кнутом… Рос я мальчишкой очень подвижным, драчливым, умеющим на своих кулаках себя отстаивать. Доставалось мне крепко: в драку лез, сил своих не соизмерял, и поэтому среди своих сверстников был заводилой. А после того, как появился мой двоюродный брат со стороны матери — чемпион Украины по боксу среди юношей 1938 года, — меня трогать вообще перестали, а время было воинственное.
Основными нашими героями были Чапаев, Пархоменко, Котовский, Буденный. Мы играли в войну, игры проходили в драках, зачастую настолько кровавых, что вмешивалась милиция. Мальчишки постарше в своих “боях” применяли “пришмолки”, которые изготавливались в больших количествах, а мы — мелкота — были вооружены рогатками. Тоже не безобидное оружие, особенно если снаряжалось оно “чугункой”. На резину кромсались камеры отцовских велосипедов. Кожу отрезали от языков ботинок, которых в те времена было негусто, за что пороты бывали систематически. Виртуозности достигали поразительной — попасть в воробья на расстоянии 25-30 метров считалось явлением обыкновенным. Охота на “горобцов” и другие “хулиганства” занимали почти все время, когда бывал на улице.
Предвоенные годы были голодными: сахар давали редко, мясо видели далеко не каждый день. Зачастую за продуктами выстраивались очереди с ночи. Полуголодные, полураздетые, воинственные, практически без контроля родителей, мы росли настоящими бойцами. Взрослым было некогда. Да и время было жестоким. Ребята постарше ходили с песнями “Если завтра война, если завтра в поход”, во дворах происходили опыты: представители ОСВОДа и ОСОАВИАХИМа на глазах честной публики травили ОВ (отравляющими веществами) мышей. “Ворошиловский стрелок”, БГТО (будь готов к труду и обороне) и другие довольно ярко оформленные значки носили на груди как ордена, а настоящих орденов в те времена были единицы. Орденоносцы — редкость, и льгот для них было значительное количество: за орден платили деньги, плюс бесплатный проезд в общественном транспорте, раз в год — бесплатный проезд в любой конец Союза туда и обратно и др.
В музее Завода им. Петровского выставлены ордена и книга вашего деда, а моего отца Сергея Николаевича. Несмотря на то, что он мальчишкой в возрасте 18 лет с отрядом Котовского ушел из Одессы, жизнь у него была крайне несладкая. Прадед ваш Николай Дмитриевич с братьями Дмитрием, Иваном (16 лет) и Юрием (11-ти лет, в честь него я назван) в 80-х годах прошлого столетия бежали из дому — Варшавы, потому что их отец — Дмитрий Иванович (после смерти их матери) женился вторично. Мачеха была женщина своенравная, и не пришлась по нраву подросткам. Ребята добрались до Ростова, где проживал их дядя, который определил их в Ростовскую мореходную школу. Все они стали моряками. Иван Дмитриевич погиб на Дальнем Востоке; Юрий Дмитриевич плавал мало, ушел на берег, и, как и его отец, стал юристом. Говорят, был человеком одаренным — писал стихи и прозу. Дмитрий Дмитриевич умер в 1927 году в должности главного инженера не то Ижорского, не то Коломенского завода. Он — автор многих изобретений, связанных с флотом, принимал участие в строительстве первой русской подводной лодки, разработчик крейсера с электрическим двигателем. Его посылали за границу, он работал на заводах, где в глубокой тайне выпускались “дизели”. Разведать что-либо серьезное не удалось. Однако, вернувшись в Россию, с группой инженеров создал свой “русский дизель”.
Мой дед Николай Дмитриевич (кстати, на него как две капли воды похож сын Юрия Сергеевича — Сергей — Т.С.) умер в 1911 году в Одессе смотрителем Одесского порта. До этого он все время плавал, и в 1897 году стал капитаном. Плавал на парусниках, пароходе в русских и иноземных компаниях, “стоял” на линии Цейлон-Лондон. Тянулся всю жизнь, чтобы обеспечить семью, плавал без помощников, надорвал свое здоровье и был вынужден за год до смерти сойти на берег. Все это делалось ради “милой Маруси” — Марии Павловны — моей бабки. Она его очень любила и говорила, что у нее потом было много “выгодных партий”, но замуж больше так и не вышла. Детей у них было четверо.
Моя бабка была человеком решительным, с тяжелым, неженским характером. Привыкла повелевать и жить в роскоши. Была она родом из кубанских казачек. Её отец — атаман Сидоренко — был станичником и занимал одно из ведущих мест в казацкой иерархии. Жестокий к своей семье и людям, он сколотил изрядное состояние и смог дать самое блестящее образование своей дочери — она окончила восточный факультет Института благородных девиц. Бабушка знала в совершенстве шесть языков: японский, китайский, английский, итальянский, испанский и французский. Последним владела не хуже, чем русским. Женщиной в молодости она была очень красивой — высокая, с великолепной фигурой. Дед познакомился с ней, гостя на Кубани, и, не долго думая, женился. Он был счастлив браком и создал такую же безоблачную жизнь своей семье. Бабушка была хорошей спортсменкой — скакала верхом и на скаку стреляла из пистолета. Она сама мне рассказывала, что неоднократно принимала участие в охоте на лис в английском высшем обществе…
До рождения третьей дочери бабушка плавала вместе с дедом и была изумительной рассказчицей, будившей во мне с детства романтику моря. Она рассказывала, как на одном из соревнований на шлюпке, (дед был на ней командиром) шлюпка заняла первое место, и за это он был награжден подзорной трубой (потерялась во время эвакуации). Её квартира была похожа на антикварный магазин, и когда после школы мы с другом прибегали к ней, а это бывало довольно часто, она сначала усаживала нас делать уроки, а потом начинались бесконечные рассказы о её пребывании в экзотических странах. При этом она обязательно уходила в соседнюю комнату и торжественно извлекала из тяжелого кованого сундука, опоясанного медными полосами, какую-нибудь редкость: то статуэтку Будды, купленную где-нибудь в Индии, или старинную монету, приобретенную в Греции (одну из таких сын Юрия Сергеевича обменял на марки в Кировограде — Т.С.). Конечным ритуалом было чаепитие — заваривание чая специальным цейлонским способом, сахар извлекался из сахарницы, расписанной драконами — одна из немногих драгоценностей, оставшихся у неё.
Бабушка осталась вдовой очень рано и смогла дать необходимое образование в первую очередь моему отцу (до революции он окончил реальное училище) и двум дочерям. Правда, отношение к ним было совершенно разное: мой отец с 10 лет узнал долю старшего мужчины в семье. Недаром позже он был человеком громадной работоспособности, большой физической силы и выносливости, обладал энциклопедическими познаниями и чрезвычайной остротой ума. С раннего детства он рисовал, отлично говорил по-французски. Иностранными языками в семье владели все дети, ибо их сначала учили говорить по-французски, а потом в гимназии и в общении со сверстниками они познавали русский язык.
В 14-15 лет отец отправился к маминым родственникам на Кубань и под Одессу на ферму, где работал наравне с настоящими рабочими и получал за это деньги, которые бабушка неизменно у него реквизировала. Поэтому до конца своих дней он был страшно непрактичным человеком, никогда не мог самостоятельно приобрести себе даже пары носок. Отец косил, ухаживал за скотом — т.е. выполнял самую тяжелую и грязную работу, но позднее с благодарностью вспоминал эти годы, ибо впоследствии ему пришлось пережить времена более тяжелые и унизительные. Он закалялся, как сталь — из жара в холод, это вырабатывало характер и твердость. Девиц же готовили к светской жизни — учили языкам, рисовать, играть на пианино и других музыкальных инструментах. Вот вся эта “великосветская семейка” и уселась ему на шею вплоть до 26 лет, когда он женился (они, естественно, были страшно против).
В гражданскую войну отец ушел из Одессы с отрядом Котовского и стал красноармейцем — начал рядовым. Знание математики позволило ему стать артиллеристом. Их батарея стояла в одной из немецких деревень (в то время в Украине представители многих национальностей проживали “компактно”). Отец сдружился с политруком — студентом 5-го курса Петроградского университета, и они практиковались в решении математических задач, а также изучали немецкий язык. Все это впоследствии ему очень пригодилось…”
На этом записки обрываются — обширный инфаркт оборвал их, когда автору едва перевалило за шестьдесят…
Сегодня о Сергее Николаевиче Филипове напоминает большая картина — масляный пейзаж его кисти в гостиной, а также великолепный резной дубовый письменный стол “о двух тумбах”. На нем — старинная настольная лампа, письменный прибор и крохотная печатная машинка — с ней до последних дней не расставался уже Юрий Сергеевич. О его судьбе мы узнаем из рассказа Валентины Ивановны.
Итак, Юрий Сергеевич родился в 1929 году в Днепропетровске аккурат на Благовещенье — 7 апреля — в семье инженера-металлурга Сергея Филипова. Во время войны семья была в эвакуации, где Сергей Николаевич был “главным прокатчиком Урала”, а по возвращении стал главным инженером металлургического завода им. Петровского. Был человеком очень заслуженным — имел орден Ленина и два ордена Трудового Красного знамени, но рано умер — в 60-летнем возрасте в 1957 году.
Сын Юрий, имея неплохие математические способности, все-таки бредил морем (запали в душу бабушкины рассказы — Т.С.) и закончил в 1952 году Высшее военно-морское училище имени адмирала Нахимова по специальности “офицер-артиллерист” (в этом он пошел по стопам отца — Т.С.). Служил сначала командиром бронекатера в Измаиле, потом его перевели на Северный флот — на ледоколе “Байкал” он служил старшим помощником командира. Его корабль курсировал между Североморском и Новой Землей — обеспечивал доставку грузов для ядерных взрывов (Валентина Ивановна демонстрирует картину с изображением огромного корабля, где рубка была с пятиэтажный дом).
В 1957 году в Архангельск к родственникам приехала погостить большеглазая русская красавица Валентина — уроженка этих мест, волею судьбы оказавшаяся с мамой в Украине. Как оказалось — навстречу Судьбе в облике морского офицера. Да и кто, спрашивается, мог устоять против этого рослого красавца в золотых погонах? К тому же очень интересного собеседника, писавшего стихи: “Стройная, как елочка в снегу, ты стоишь у входа в чьи-то сени…” Через два месяца они поженились — на Крещение. Вскоре у молодых родился Сережа (названный, разумеется, в честь деда), но папа впервые увидел его, когда малышу было четыре месяца.
Будущее не мыслилось без морской службы, однако в 1960-м году Н.С.Хрущев издал пресловутый “приказ миллион двести” (о сокращении армии и флота). Филипова демобилизовали капитан-лейтенантом, и семья переехала в Днепропетровск — к его матери. Поступил на “номерной” завод инженером, но уже через пару месяцев стал начальником экспериментального цеха. Вскоре получил двухкомнатную квартиру…
В августе 1964 года Филипову предложили возглавить завод “Динамик” в Кировограде. В то время там работало около 650-ти человек, как шутил Юрий Сергеевич, “и косой Орлик” — старенькая лошадь. Валентина тоже пошла работать на “Динамик” технологом. Каждый вечер жаловалась мужу: то не так, это надо бы иначе… “Мне надоели производственные совещания дома”, — очень скоро оборвал ее Юрий Сергеевич и … уволил в течение суток.
Филипов проработал год, подобрал себе команду единомышленников и завелся со строительством нового радиозавода — как раз появилась такая возможность. Валентина Ивановна вспоминает, что мужа с этого времени она практически не видела: он метался между Кировоградом и Москвой — то что-то “пробивал”, то пропадал на заводе. Она только и знала, что готовить бесконечные “колбасные пакеты” с украинскими гостинцами… Конечно, было трудно: работа, дети, дом… Но одновременно и легко: Юрий Сергеевич был абсолютно нетребовательным в быту, очень скромен в одежде. Рубашки она научилась покупать “на глазок”, а вот с костюмами было сложнее: вытащить его в магазин было непросто, а покупать без примерки на такое богатырское телосложение… Не было проблем и с едой: что бы она ни приготовила — все было “просто замечательно” — и это при том, что на заре их семейной жизни Валюша совсем не умела готовить. “Как-то раз, — вспоминает она, — еще в Архангельске он попросил меня приготовить жаркое. Мы сходили на базар, купили мяса, картошки, лука. Я все это аккуратненько порезала и сложила в кастрюлю. “Ну кто же так готовит жаркое?” — сокрушался вечером муж, пробуя странное на вкус варево. Его-то морская служба приучила к полной самостоятельности!” Именно Юрий Сергеевич научил жену готовить, в том числе и его любимый борщ. И рассказывал всем, что лучше его Валентины борщ сварить никто не сможет… На праздники он и сам мог блеснуть поварским искусством — в огромном казане приготовить плов. Правда, как-то раз вместо соли насыпал соды… На выходные семья выезжала в заводской профилакторий, а вот выбраться вместе в отпуск удалось всего раз (!) в жизни — в пансионат в Адлере, — ведь он все время был занят. А ко дню рождения дарил стихи:
Не охапку принес я весенних цветов,
Не флакон французских “Коти”.
От души я дарю все тепло своих слов,
Через годы что смог пронести…
С ним можно было говорить о чем угодно: об искусстве, литературе, архитектуре, политике. Был заядлым охотником, хоть на настоящую охоту выбрался, наверное, раза 2-3 в жизни…
Приблизительно за четыре года был построен завод союзного значения. Вскоре Юрий Сергеевич вышел, как тогда говорили, “на международную арену” — поехал в Японию и наладил контакты с тамошними фирмами, выпускающими радиопродукцию. Построил филиалы завода в Знаменке и Онуфриевке — все оборудование для них шло из Японии (с тех времен осталась картина — светловодский пейзаж, воспроизведенный с фотографии японским партнером и присланный Филипову в подарок — Т.С. ). По японской технологии на них собирали динамики, которые шли по всему Союзу.
На заводе Филипова очень любили — общий язык с ним мог найти любой. Но в то же время и боялись: горе было тому, кого в рабочее время директор замечал “праздношатающимся”! Рабочий день у него обычно начинался с 8 утра — с обхода цеха, где были установлены новейшие станки с ЧПУ — к каждому подойдет, поздоровается, расспросит о проблемах…
В 1978 году численность рабочих составляла 6636 человек. Было начато производство “передвижек”, которые потом озвучивали Московскую олимпиаду-80. Деятельность Юрия Сергеевича была отмечена правительственными наградами — орденами Трудового Красного Знамени и Знак Почета. Однако его неуемная натура не могла “почивать на лаврах” и требовала покорения новых вершин… Юрию Филипову предложили стать директором Симферопольского телевизионного завода, даже утвердили на коллегии, однако вмешались партийные органы — областное начальство не хотело отпускать “железного” директора. Обиженный Филипов на заводе все равно не остался, а решил “уйти в науку” — организовал СКТБ “Акустика”, планируя в перспективе превратить его в НИИ. Благо, все предпосылки для этого у него были… Очень скоро “Акустика” вышла в число передовых в области.
Юрий Сергеевич Филипов собирался жить долго: “Вместе будем с тобою стареть…” — писал он жене на очередной юбилей. Мечтал, “чтобы дети, и внуки, и внуки детей окружали теплом и заботою нас. Мир чтоб был без войны и накала страстей, чтобы разум светил и не гас…” Материальных богатств особых не нажил: деревянная халупа на дачах Песецкого — вот вся его “маєтність”. Главное же богатство — замечательные дети и внуки, как он и мечтал, согласно заветам предков. Детей Юрий Сергеевич особо не баловал, держал в строгости. Однако всегда был им другом и советчиком. Сын пошел по его стопам — закончил Ленинградскую мореходку, служил на противолодочном крейсере “Очаков”, потом главным механиком на крейсере “Керчь”. Сейчас вышел в отставку, живет с семьей в Сочи. Внучка успешно изучала французскую и английскую филологию, стажировалась в Париже. Младшая дочь Наташа получала высшее образование уже без отца. Кстати, свой трудовой путь она начинала на его заводе. Сотрудники отца видели в ней Филипова — и в энергичной походке, и в разговоре, и в поступках. Такой же трудоголик. Сегодня она работает в престижной киевской фирме. Главная же гордость семейства Филиповых — двухлетний Юра — как две капли воды похож на портрет Юрия Сергеевича в таком же нежном возрасте. Кстати, такой же непоседа. Так что фамилия Филиповых продолжается!