Кароль Шимановский называл его Генрихом Великим, а Осип Мандельштам – Мастером Генрихом. Ему посвящали свои стихи Борис Пастернак и Белла Ахмадулина. Его по праву считали гениальным пианистом современности – и коллеги, и бесчисленные ученики, и слушатели. Невзирая на статус профессора Киевской и Московской консерваторий, доктора искусствоведения, народного артиста РСФСР, он скромно величал себя учителем. Ему суждено было родиться в тихом, но в музыкальном отношении отнюдь не провинциальном городке Елисаветграде. Родиться, чтобы спустя сорок лет заложить основу абсолютно нового пианизма – выразительного, вдохновенного, чувственного.
История первая. Под знаком Голубиной башни
Генрих Нейгауз. Пианист и педагог, мыслитель и философ. Странствующий по Европе рыцарь в первую половину жизни и моральный, а в годы Великой Отечественной и физический узник коммунистического режима. Личность легендарная и вместе с тем загадочная. О барышне, имеющей честь быть его возлюбленной в те далекие дни европейских триумфов, деве, ожидающей возвращения дорогого сердцу юноши в тихой обители немецкой добропорядочности, наш сегодняшний рассказ.
Давайте знакомиться: Ада, Адье-Адекен – на польский манер кузинка, то есть двоюродная сестра, дочь ближайшего к елисаветградской семье дяди Фрица (Фридриха) и тетки Иоганны, жителей нижнерейнского Калькара. Девушка из далекой Пруссии, Ада никогда не была ни в Елисаветграде, ни вообще в России или Украине. Но мысленно, в воображении, постоянно разговаривала с ним, своим женихом, единственной любовью всей жизни. Какая она, Адекен?
Портрет немецкой невесты Генриха до сегодняшнего дня неведом. Известно лишь, что Адекен по характеру была милой и ласковой, имела несомненное психологическое воздействие на строптивого и эмоционально неустойчивого, легко попадающего под влияние друзей молодого пианиста.
Согласно документам, полное имя девушки – Адольфина Мария, она появилась на свет 3 ноября 1887 года в Калькаре, с Гарри-Генрихом они были почти ровесниками. Детьми встречались не часто, периодичность их общения зависела от редких приездов елисаветградских Нейгаузов на прусскую землю. В 1912-1913 годах Генриха постоянно тянуло к рейнским родственникам, он месяцами музицировал в домике возле Голубиной башни, детская дружба переросла в юношескую влюбленность именно тогда. Почему-то представляется мне Ада симпатичной, с миловидными чертами лица, со стройной фигурой и проницательными глазами. Гордая осанка, неторопливость, особая значимость в каждом движении – вот главные отличительные признаки уравновешенной, самодостаточной во всех своих начинаниях, будь то домашние заботы, чтение или музицирование, барышни.
Чтобы обратить на себя внимание экзальтированного эстета Генриха Нейгауза, нужно было быть «интересной и своеобразной девушкой», разбираться в музыке, неординарно излагать свои мысли, иметь собственную точку зрения на предмет разговора. Тематика общения Гарри с окружающими представительницами прекрасного пола всегда плавно переходила от музыки к литературе, от философии к живописи и скульптуре. Главное – женщина должна его хорошо понимать! Как говорил Гарри словами Бекмессера из оперы «Нюрнбергские мейстерзингеры»: «Она (потенциальная невеста!) должна приходиться мне по нраву».
В случае с Адой так и произошло. Все, чего недоставало в характере Генриха, дополнялось манерами поведения и жизненными правилами Адекен. Выносливость и сострадание, позитивность мышления и умение радоваться каждому дню, благоразумие и дальновидность – впрочем, именно такими чертами обладала каждая из трех реальных жен Генриха Густавовича. Как и музыкальным потенциалом – обязана владеть музыкальным инструментом, чтобы играть в ансамбле с возлюбленным! Должна хорошо разбираться в музыке, чтобы вести бесконечные беседы, диспуты, давать советы со стороны акустической позиции слушателя, разбираться в стилистических особенностях творчества композиторов-классиков и уважать нейгаузовских кумиров – Р. Штрауса, Р. Вагнера, К. Шимановского, А. Скрябина и других. То есть должна быть прогрессивно мыслящим музыкантом!
Вместе с этим, воссоздавая образ Прекрасной дамы знаменитого Мастера, не обойдем и будничные, такие важные для него вещи, как разумное ведение домашнего хозяйства. Вспомним, что пиком своей хозяйственной компетентности Генрих Густавович считал умение застегнуть английскую булавку и искренне радовался, когда ему удавалось самостоятельно налить чашку чая! Воспитанный в образцовых порядках родительского дома, где мудрая мать контролировала работу наемных работников – кухарки, горничной, прачки, – ни Генрих Густавович, ни его жены не могли предсказать будущий раскол мира, изменение государственности и перенос на хрупкие женские плечи всех хозяйственных сложностей, таких, как растопка камина, посадка картофеля и овощей для выживания в голодные годы…
Возвращаясь к общению Генриха и Ады, укажем, что именно с этих отношений начинается период уравновешенности и устойчивости эмоций в жизни пианиста. Отходят на второй план юношеский сарказм и максимализм, прекращаются желчные замечания. Любящий и любимый Генрих превращается в трезво мыслящего, рассудительного и иногда даже слишком прагматичного человека!
Трудно сказать, были ли помолвлены Гарри и Адекен. Хотя, зная устоявшиеся законы протестантизма, а невеста была воспитана именно с ориентацией на правильное, безгрешное заключение брачных отношений, можно утверждать, что подобный акт, предусматривающий проверку отношений между женихом и невестой, состоялся. В противном случае разговоры о женитьбе вряд ли велись бы.
Из писем Генриха Густавовича совершенно очевидно, что будущее, после завершения учебы в Венской Meisterschule, им планировалось за рубежом. В феврале 1914 года, накануне финального экзамена, молодой пианист сообщает родителям, что пытается найти заработок в Австро-Венгрии или Германии, уже имеет четырех платных учеников и хочет умножить их количество: «Я в любом случае более охотно согласился жить частными уроками в Вене, чем руководить школой в Елисаветграде». Его позиция согласована с любимой девушкой: «Мы вместе с Адой твердо решили не жениться, пока мне пришлось бы оставаться в Елисаветграде, даже в том случае, если бы я там зарабатывал золотые горы (вот такая настоящая любовь!)». Гарри отвергает предложение о супружеской жизни в Украине, перспектива стать провинциальным учителем фортепианной игры его не устраивает. Музыкант ощущает силы для движения вперед, ему хочется попробовать себя в крупных городах, среди признанных коллег-музыкантов. По сравнению с неуверенностью и опасениями значимых перспектив предыдущих лет, перед нами предстает фигура самодостаточного, решительного, уверенного в себе художника. Он пишет: «Я твердо знаю, что, где-нибудь начав, я все же со временем добьюсь признания, и при этом не только благодаря моей энергии и жизненному опыту, сколько благодаря своему таланту и тому, что я умею и что собою представляю».
Традиционные немецкие планомерность и согласованность, посеянные Адой на благодатную почву ищущего сознания Генриха, не смогли учесть лишь форс-мажорных обстоятельств – начала Первой мировой войны. «Проклятая война» разрушила стремление Гарри и Ады быть навсегда вместе. Их любовь, будто мираж, развеялась под силой военного сапога. Обстоятельства оказались сильнее их желания.
В 1920-1930-е годы, когда ситуация между Германией и СССР нормализовалась, из Елисаветграда, а затем из Москвы в Калькар летели письма: от старших Нейгаузов к их родственникам, в том числе и к Аде. Впечатления от дружеских бесед летними вечерами в саду калькарского дома двадцать лет спустя становятся семейной легендой. Тот замечательный, взлелеянный семьей сад с поющими птицами, которые разводил сначала дед Вильгельм, далее – дядя Фриц, с необычайным видом на очертания Голубиной башни, станет началом своеобразного пансиона Ады Нейгауз для молодых живописцев-пейзажистов.
Первой в дверь калькарского домика постучится 19-летняя художница Хельма Хольтхаузен, студентка Академии искусств Дюссельдорфа. Приехав в Калькар в сопровождении своего отца, девушка, увлеченная живописной панорамой нижнерейнского городка, решила пожить в заповедном уголке, порисовать на пленэре. Впоследствии ее семья финансировала обустройство в соседнем доме постоянно действующего «Дома художников» под руководством профессора Макса Кларенбаха. Результатом длительного пребывания Хельмы в компании Ады стало рождение вида Голубиной башни из нейгаузовского сада.
В письмах к племяннице Густав Нейгауз, страдая от невыносимого характера сына, эмоционально приписал: «Как хорошо, что Ада не вышла за него замуж! Хотя бы, возможно, при ней он не вел бы себя таким образом».
Последняя открытка дяди Густава была адресована именно Аде. По странному стечению обстоятельств последнее письмо Генриха Густавовича к Аде и племяннице Астрид Нейгауз датировано 1 октября 1964 года, за девять дней до его кончины …
После многолетнего перерыва, в начале 1962 года, к Генриху Густавовичу «пробились» письма из капиталистической Германии – ФРГ, из Калькара, от Ады. «Такой знакомый почерк Ады-Адекен» напомнил 74-летнему музыканту годы молодости, период определения перспектив, составления планов на будущее, которым не суждено было реализоваться. Он вспомнил слова Оскара Уайльда: «Несчастье не в том, что мы стареем, а в том, что остаемся молодыми в душе». И вспыхнули воспоминания, полились слезы…
Каждое письмо Ады пробуждало у знаменитого Маэстро переживания, мысли, чувства. «Пора, проведенная с тобой, была самым прекрасным, самым замечательным периодом моей жизни», – признается он, анализируя прошлое. Ему хотелось хотя бы на короткое время приехать в город юношеских мечтаний, восстановить в памяти события опьяняющих вечеров, радужных, безоблачных дней, которые дарили спокойствие и надежду на счастливое будущее. Образ далекой возлюбленной восставал из глубин сознания, поражая своей зримостью: «Я будто вижу тебя такой, какой ты была и остаешься для меня до сих пор, потому что со временем становишься тем, кем уже был, и остаешься таким, какой ты есть».
Будто на исповеди, он просит прощения перед бывшей возлюбленной, что не был рядом с отцом в последние минуты его жизни и успел только на похороны. Просит прощения за все, что не смог, не успел сделать, сказать.
…Сердце доброго ангела-хранителя и душеприказчицы Ады Нейгауз перестало биться в 1972 году, пережив Гарри на восемь лет. Замуж она так и не вышла: навсегда осталась верной обету, данному Генриху, – он был единственной любовью ее жизни.
Марина Долгих, кандидат искусствоведения.
