Окончание. Начало в №№9 и 10 «УЦ».
История третья. Девушка со взглядом мадонны
…Лето 1917 года. На перроне елисаветградского вокзала людно — ожидается прибытие столичного поезда. Тревожные события Февральской революции не изменили спокойного и уравновешенного течения времени провинциального города.
А вот и прибывшие! Из вагона выходит изящная, смуглая девушка. Легкая, королевская походка, красивая внешность, прекрасные манеры. Рядом с ней — две миловидные барышни постарше — сестры и пожилого возраста дама, болезненного вида. К прибывшим подошла пара — офицер в чине подполковника и женщина. Присутствующие на перроне юнкера вытянулись, отдали честь, а украдкой хмыкнули: «К «озеру Хамардабану» такие красивые барышни пожаловали!»
Семья исполняющего обязанности командира Елисаветградского кавалерийского училища Александра Савича Карпенко принимала гостей. Дама — вдова генерала Еремеева и сестра жены — приехала в город из охваченного митингами и забастовками, арестами и погромами Петербурга. Она только что стала поправляться после паралича, вызванного нервным волнением.
Среди трех ее дочерей младшая, Зинаида, выделялась особым шармом. О ней подруга С. Калина напишет: «Она была тонкой, стройной, смуглой. Красивые черные волосы, глаза с длинными ресницами. У нее были маленькие (почти детские!) ножки, крохотные пальчики и изящные лодыжки. Внешность своеобразная и, безусловно, красивая».
Девушка со «взглядом мадонны», Зина Еремеева ведет светский образ жизни: совершает уличные променады с барышнями-подружками, знакомится и дружит с юнкерами, танцует на балах. Ее первая встреча с Нейгаузом состоится сначала косвенно, независимо от его на это желания. На Дворцовой внимание петербурженки привлекла афиша молодого пианиста из Тифлиса, программа выступления которого поразила профессиональной насыщенностью. В Елисаветграде, за тысячу верст от Санкт-Петербурга, молодой человек исполняет такие серьезные произведения: Шопен, Шуман, Бах. Кто он и не ветром ли революционных бурь его занесло в провинциальный город? За три дня билетов в кассе не оказалось, пришлось просить подруг уступить билет. Удивительно, этот парень имел среди местных жителей огромный успех!
Его игра эмоционально сразила ее, будто гром среди ясного неба. «Я вернулась домой вне себя от счастья, что этот человек живет в Елисаветграде и такое вытворяет», — писала в восторге впоследствии студентка-консерваторка. Зина доверяла собственному опыту: ведь училась в Санкт-Петербургской консерватории, в классе знаменитого Ф. М. Блюменфельда, слышала плеяду величайших пианистов Европы — С. Рахманинова, И. Гофмана, И. Сливинского. А здесь, в глубокой провинции, перед ней раскрывал душу невиданный талант, неслыханный самородок.
Нейгауз. Генрих Нейгауз… Колокольчиками звучала в ее ясной головке немецкая фамилия музыканта, поразившего ее своей игрой. Зина решила — она должна проникнуть в тайны его исполнительского мастерства, ей необходимо стать его ученицей. Без рекомендаций (и о каких рекомендациях могла идти речь в такое смутное из-за политических событий время?!), девушка предстала перед молодым пианистом собственной персоной и напросилась учиться у него. Но поняла, что произвела впечатление на пианиста-педагога не своим пианизмом, а колоритной внешностью, доставшейся по наследству от маминого рода Джиотто. Ее красота больше подходила для южных широт — узкое лицо, оливковые огромные глаза, стройная маленькая точеная фигурка — некий итальянский мальчик в женском теле.
Для Нейгауза эта встреча была, словно удар молнии: пришла — увидел — и не смог оторвать взгляд от бездонных глаз с голубой поволокой, от античного рта, от смуглой кожи, напоминающей о солнечной Италии. Гарри почувствовал сильное влечение к этой юной женщине. Но ту в тот момент интересовали только музыка и только музыкальные занятия.
Зина заметила интерес к своей личности со стороны Нейгауза и мысленно решила: «Возьму от него как от музыканта все, что мне нужно, и скажу до свидания». А уроки… Что это были за уроки! «Все новое и новое открывалось мне в музыке, <…> это было сплошное откровение», — свои впечатления она впоследствии зафиксирует в своих выстраданных мемуарах. Оказывается, между собой и ученицей Гарри усмотрел пианистическую общность — слишком маленькую для большого пианизма руку и короткий пятый палец, чем был и удивлен, и восхищен одновременно. На то время пианист переживал кульминационный этап размышления над проблемами звукоизвлечения, основная цель которого заключалась во вдумчивом, аналитически-логическом контроле пианистической техники мозговой деятельностью. Поэтому советы Нейгауза по фразировке, образно-эмоциональной передаче звуковых образов попадали на благодатную почву немедленного использования в исполнении ученицы Зины Еремеевой. Общая увлеченность выразительностью исполнения, сопряженная с высокими техническими характеристиками, сблизила педагога и воспитанницу.
В личном плане Нейгауз, которого в те дни, вероятно, уже связывали близкие отношения с Милицей Соколовой-Бородкиной, и он, несмотря на сильное впечатление от первой встречи, не проявлял особой внешней активности. А вот Зина… Девушка постепенно «очень увлеклась Нейгаузом» как мужчиной. Внешне ее жизнь не претерпела изменений — продолжалась привычная светская жизнь, чередовавшаяся с уроками в музыкальной школе Г. В. Нейгауза то у Генриха, то, во время его отъездов в Тифлис, у его сестры Натальи. А мыслями она уносилась туда, где находился Гарри, старалась быть ближе к нему во время приездов в город.
В 1919 году, после отъезда Соколовых-Бородкиных, уже ничего не мешало перейти их отношениям на предельно близкое расстояние. Кто был инициатором их сближения? Из писем Нейгауза понятно, что Зина первая влюбилась и стала приближаться с необходимыми для него заботами устройства киевского быта, делами по организации концертной деятельности. Напомним лишь неоднократно изложенную различными свидетелями историю о ремонте печи в концертном зале Киевской консерватории накануне нейгаузовского концерта. Умение Зинаиды Николаевны быть востребованной, нужной и приходить на помощь в сложных ситуациях была расценена Генрихом как позиция важного человека рядом с собой. Постепенно их дружеское общение переросло в обоюдную страстную привязанность. Откровенный разговор, предложение руки и сердца состоялись в елисаветградском доме. В письмах Генриха всплывает свидетель важного признания — «наш балкончик». Сидя на нем за маленьким круглым столиком в 1931-м, больше не связанный супружескими обязанностями, Генрих Густавович адресовал любимой женщине, ушедшей от него к Борису Пастернаку, свои покаянные мысли: «Ты меня когда-то полюбила за крылатую надежду, за обещания красоты и вдохновения — в жизни я тебя разочаровал».
А тогда, в 1920-х, он не смог больше жить без этих оливковых глаз, ему хотелось бесконечно любоваться «гордо замкнутым, по-античному трагическим ртом», гордой осанкой, целовать изящные, утонченные руки, удивительно вылепленные природой. «Дорогая Зинуша, Дуся» стала главной любовью его жизни. Хозяйственная и трудолюбивая (трудно представить девушку дворянского рода, разжигающую печь или орудующую колодезным багром!), жизненные ситуации научили ее и торговаться на базаре, и пышно накрывать на стол; она успевала самоотверженно контролировать быт своей семьи, превратившись в домохозяйку поневоле. В их отношениях кто-то один должен взять на себя тыловую сторону — домашнее хозяйство, быт, воспитание детей, заботу об отдыхе. Все это легло на плечи Зинаиды Николаевны — первой официальной жены Генриха Нейгауза.
Лучшего определения, чем женщина-реалистка, для нее подобрать сложно. Рядом с творческой личностью, все время находившейся в мире высшей мысли — в философских поисках, художественном горении, — должен был находиться человек реально мыслящий. На подобной противоположности Творца и его Музы, которая стирала, варила, пекла, мыла полы, рожала детей, основывалась семья Нейгаузов. С завидной твердостью Зинаида Николаевна преодолевала трудности существования среди многочисленных учеников, посещавших их дом, — занимались, ночевали и даже некоторое время жили, не имея крыши над головой, в малогабаритных комнатах, а впоследствии квартирках профессора Нейгауза. Ей приходилось мириться с постоянными концертными турами мужа по городам и поселкам Советского Союза — именно так зарабатывались финансы, и такими же постоянными изменами — «гипноз далеких по духу женщин» действовал сильнее супружеской привязанности. Когда Генрих находился рядом, ей удавалось упорядоченно организовать бытовые дела, касавшиеся его и детей. Единственное, что неподвластно ее контролю, — его мимолетные увлеченности другими представительницами прекрасного пола — коллегами, ученицами, поклонницами.
Почему прощала и не ушла сразу, как только поняла его неустойчивую, постоянно ищущую новых захватывающих впечатлений душу? Видимо, понимала, что рядом с ней — гений, музыкант высокого ранга. Она была необходима ему, как воздух, как прочный фундамент, как основа его нормального существования. Те, елисаветградские, первые впечатления от его гениального дарования обновлялись снова и снова после каждого концертного выступления — ревность и обиды уступали место страсти и восхищению. Недаром Зинаида Николаевна перескажет фразу бывшего мужа: «Ведь ты всегда любила меня только после удачных концертов, а в повседневной жизни я был невыносим и мучил тебя».
Планы Зинаиды Николаевны в отношении собственного пианистического будущего не реализовались, вернее, были принесены на жертвенник корабля под названием «семейная жизнь». Оставив мысли о сольной карьере, молодая жена между тем не оставляла музицирования. Ее партнерами по игре в четыре руки сначала стал муж, затем — друзья семьи Владимир Горовиц и, возможно, даже Борис Пастернак. Генрих Густавович, вернувшись после рабочего дня из консерватории, усаживал ее за один рояль, сам располагался за другим инструментом, и звучали в унисон этюды Ф. Шопена. Для Нейгауза — необходимая практика, для Зинаиды Николаевны — показательный урок.
Музыкально-поэтическая натура нейгаузовской жены (Нейгаузихи!) нашла отражение в поэтических строках свидетелей ее музицирования в кругу друзей. Николай Вильмонт изобразил Зинаиду Николаевну в образе главной героини собственного перевода «Сонета» Р. М. Рильке:
«Июль жужжит.
Полдневный зной повсюду.
И вот, вдохнув
воздушный свой наряд,
Она рванулась поверять этюд,
Свою тоску по жизни, что хотят
Не знать в живых … »
Напротив, Борис Пастернак посвятил жене своего друга одну из баллад, где за горизонтом, косвенно, всплывают фигуры ее сыновей и Она, будущая Его Прекрасная Дама:
«(Я видел вас пять дней подряд.)
Спи, быль. Спи жизни
ночью длинной.
Усни, баллада, спи, былина,
Как только в раннем детстве спят ».
С рождением Адриана и Станислава все заботы о детях ложатся на хрупкие плечи Зинаиды Николаевны. Пеленки, кормления, болезни, воспитание, творческое развитие — она полностью растворяется в семейной жизни, отказавшись от собственной карьеры. Куда делась та романтическая, изнеженная барышня, которая постучала в дверь елисаветградского дома? Тревоги и бессонные ночи, постоянное напряжение при общении с эмоционально неустойчивым, находящимся под тяжестью депрессий мужем закалили ее душу, превратили в печальную, подмятую весом бесконечных проблем женщину, которую по-современному называли бы дамой с тяжелым характером.
Романтичность отношений Гарри и Зины растаяла под давлением ежедневной рутины и попытки наладить нормальную бытовую сторону существования семьи. Напряжение и недосыпание выражались внешне в выражении ее лица, недовольного жизнью и гнетом нравственных проблем. Тяжесть и мучительность от недоразумений замечалась многочисленными гостями, друзьями и учениками Нейгауза: «Живой, легкий и летучий, он, едва появившись, сразу озонировал воздух, отягощенный, как в предгрозье, дурным настроением Зинаиды Николаевны, чья обычная хмурость усугублялась тревогой за здоровье старшего сына Адика». Смешливая девчонка — бывшая душа молодежных компаний, став зрелой женщиной, превратилась под тяжестью жизненных забот в «неприветливую даму».
…Отпустив любимую жену к влюбленному в нее другу Б. Пастернаку, Генрих Густавович не смог вычеркнуть ее ни из жизни, ни из сердца. Даже спустя три года он посвящал именно ей свое очередное выступление, надеясь, что поймет, оценит …
Говорят, что за каждым выдающимся мужчиной обязательно стоит незаурядная женщина. Определить роль Зинаиды Николаевны Еремеевой — Нейгауз -Пастернак в судьбе двух выдающихся художников ХХ века — пианистического титана и поэтического гения — старались как литераторы, так и музыканты. За величием каждого из них — вдохновение, подаренное ею — музой, любовницей, женой и матерью…
Марина Долгих, кандидат искусствоведения.
