Константин Ярынич: «Не могу простить людям ненадежности»

В рамках проекта «УЦ» «Шеф» нашим собеседником согласился стать Константин Ярынич, главный врач Кировоградского областного онкологического диспансера. Человек нужной и важной профессии, занимающий ответственную и непростую должность. При всей сложности своей работы он сохранил открытость, приветливость и жизнелюбие. И еще – искренность, что, собственно, и подтверждает его интервью.

О шефе

«Он у нас очень хороший. И как человек, и как врач. С каким вопросом, проблемой к нему ни подойдешь – никогда не откажет».

«Всегда внимательный, отзывчивый. Ни разу не слышала, чтобы он кричал, повышал голос. Если кто-то неправ – спокойно объясняет. И конфликтов у него ни с кем нет».

«Грамотный, тактичный, уравновешенный. Переживает за коллектив. Не приемлет лжи, грубости по отношению к больным. Профессионал высокого класса, который постоянно совершенствуется».

«Ничего плохого о нем никто не скажет. Потому что нечего. Выслушает, войдет в положение, поможет. Мы не знаем, как он кричит. Бывает, так посмотрит, что лучше бы крикнул».

«Человек современной формации. У него на двери кабинета нет графика приема граждан. Потому что принимает всегда и всех. И позвонить ему можно в любое время, особенно когда это касается работы».

«Не терпит непрофессионализма. Создаст все условия, чтобы специалист учился, рос. Но если тот не хочет – до свиданья».

Шеф. Почти не о медицине

– Константин Владимирович, после окончания школы вы не стояли перед выбором профессии? Ваше будущее было предопределено?

– Ну почему же? В последние школьные годы по программе профориентации нас приглашали на радиозавод. Тогда только развивались компьютерные технологии. И нам сказали, что из отличников могут сделать программистов, которые будут получать по две тысячи в месяц. После услышанного я прибежал домой и сказал: «Я буду программистом». Отец ничего не ответил. Кроме того, я, как все пацаны, любил автомобили. И быть автомобилистом означало повысить престиж, а если работа будет связана с автомобилем – вообще замечательно. Поэтому я хотел стать дальнобойщиком. И когда снова пришел к родителям и сказал, что буду дальнобойщиком, папа одним шлепком по затылку дал мне понять, что ни дальнобойщиком, ни компьютерщиком я не буду.

– Какой была ваша первая руководящая должность? Может, в институте вы были старостой?

– Нет, старостой я не был. Я занимался спортом, восточными единоборствами. Где-то курсе на четвертом мне в институте выделили зал, я набрал крепких ребят из числа студентов – восемь двухметровых «Кличков» – и мы занимались. Тогда я почувствовал, что руковожу каким-то процессом. Мы были единой командой, я был сэнсэем. Вот таким было мое первое руководительство.

А потом был долгий процесс становления. У медиков это достаточно длительно: шесть лет института, три года хирургической специальности. Девять лет ты просто ходишь рядом с врачом, помогаешь, подаешь. На уровне медицинской сестры. В эти годы ты руководишь только собой. И главное – не остановиться. Важно знать, что двенадцать-пятнадцать лет жизни ты себя никем не будешь чувствовать, ты будешь видеть свет в конце тоннеля и идти к нему поэтапно.

Я все эти этапы прошел. Кроме того, втихаря от родителей еще студентом пошел работать санитаром в онкодиспансер. Это был не только способ заработать дополнительные деньги. Я действительно хотел знать изнутри всю это кухню. Я понимал, что моя дальнейшая жизнь будет связана с онкологией. Позже в Полтавском онкологическом диспансере я работал медбратом. Так мне было интересно.

– Когда вас назначали на должность главного врача, звучала фраза «должность по наследству». Как вы к этому отнеслись?

– Продолжая тему становления, хочу сказать, что со временем я достиг определенного врачебного уровня: мог оперировать, оставаться один на один с пациентом и понимать, что сделаю для него все необходимое. Потом я стал заведующим поликлиникой. Затем я был начмедом по хирургии. И только потом начал решаться вопрос о том, что я стану главным врачом.

А по поводу тех, кто был против, я могу рассказать, как это было. У нас практически все вопросы решаются на политических волнах. И на тот момент не было людей, которые выступали против врача Ярынича, но были политические моменты, взгляды, которые переходили на личностные отношения. Но, когда на сессии областного совета начали задавать вопросы профессионального характера, когда попросили аргументировать, почему Константин Владимирович не может стать главным врачом, ответов на эти вопросы не было. Было голосование. А подговорить или уговорить сто человек облсовета нереально.

Давайте по-другому посмотрим на эту ситуацию. Я ничего плохого не вижу в преемственности. Кого, как не сына, отец может научить всем премудростям профессии? Если раньше у земских врачей были преемственность и династия, то все этим гордились, потому что понимали, что если, условно, профессор Преображенский имеет сына, то именно ему он передаст нюансы, которые могут не попасть в уши обычного ученика. Это нормальная ситуация. Я учился у отца и оперировать, и управлять, и понимать, и знать глубину онкологии. А это сложнейшая специальность, к ней надо быть готовым психологически. Это горе, это смерть, это не родильный дом, где каждый день радость и цветы. Здесь мы оперируем другими категориями.

Безусловно, мало быть только сыном. Надо пройти серьезную школу, определенные этапы. Владимир Илларионович всегда, как и сегодня, критически относился к моей персоне. И это нормально. Ведь подчиненные не всегда выскажут критику, а отец остается для меня главным учителем, он заместитель главного врача, и в любое время может зайти в кабинет и сказать: «Костя, это не так». У нас могут быть споры, может громко закрыться дверь, но это все касается профессиональной деятельности. Мне это помогает, и это, наверное, хорошо.

– Говоря о преемственности, вы видите своего сына в этой должности?

– Расскажу о двух интересных ситуациях. Пациенты ведь всегда волнуются, у любого врача. И мои пациентки от волнения иногда путают имя и отчество: говорят не «Константин Владимирович», а «Владимир Константинович». А сына моего зовут Владимир. И те, кто приходит впервые, в лицо меня не знают и спрашивают: «А когда Владимир Константинович будет на приеме?» Я отвечаю: «Лет через двадцать пять вы его увидите». И я бы этого очень хотел.

А недавно у него спросили, кем он хочет быть, на что мой восьмилетний сын ответил: «Главным врачом онкологического диспансера». Посмотрим. Это большой и нелегкий путь. Старшая дочь сказала, что не сможет быть врачом: «Я могу тебя послушать, пойти учиться, но хорошим врачом я не стану». И мы ее поняли, она гуманитарного склада. Сейчас она учится в высшей школе гостиничного и ресторанного бизнеса. Но мы ее с детства не готовили к врачебной деятельности. А с Володей мы часто говорим о медицине, и скелет он собирает из специальных детских наборов. Он задает серьезные вопросы, у него есть живой интерес. А как будет дальше – посмотрим.

– Есть расхожее мнение, что быть шефом любой структуры, любого уровня крайне сложно, не будучи членом Партии регионов. Есть у вас в связи с этим какие-то сложности?

– Вы же знаете, что я не член Партии регионов. Более того, я член оппозиционной партии. Но в облсовете стал главой комиссии здравоохранения. Думаю, что вы много подобных слов слышали, но я все же скажу от чистого сердца: хочу отдать должное Сергею Николаевичу Ларину. Он столько сделал для онкологического диспансера, мы столько проектов осуществили. Наверное, политика здесь ни при чем. Я не какой-то сексот, который состоит во «Фронті Змін», сливает информацию в Партию регионов и получает какие-то дивиденды. Я в прекрасных отношениях со всеми. Видимо, Ларин на первый план вынес все-таки профессиональные качества и возможность работать в команде не по политическому принципу.

Есть команда, которая движется, которая имеет мысли по развитию области, которая имеет результаты. У нас полное понимание. И меня ни разу никто не попросил или выйти из партии, или перейти в другую.

– Совместимы ли медицина и политика?

– Полноценно развивать медицинское учреждение, быть в курсе всех вопросов и знать, куда мы движемся, можно только будучи не столько членом партии, сколько имея активную гражданскую позицию. У меня есть много знакомых из Партии регионов, с которыми мы общаемся каждый день, и у нас нет конфликтов. Кроме того, нельзя забывать о пациентах. Надо понимать, что в нашем учреждении, в этих стенах человек из любого политического лидера, руководителя превращается в обычного пациента. Я стараюсь делать так, чтобы у нас здесь не было белых-синих-красных. Есть люди, которые нуждаются в помощи.

Я столько раз наблюдал метаморфозы, когда человек в свое время выгонял меня из своего кабинета или по каким-то своим принципам негативно ко мне относился. Всякое бывало. Но Земля круглая, и случалось так, что этому человеку приходилось ко мне обращаться. Как они из величайших руководителей превращаются в обычных людей, готовых встать на колени! Но это они здесь понимают. Что может быть дороже здоровья? Ничего. Я уверен, что, если бы меня можно было обойти, обошли бы, обратились бы к любому врачу. Но, наверное, я чего-то стОю как специалист, что заходят именно в этот кабинет. И здесь нет никакой политики.

– Вы, помимо врачебной и руководящей деятельности, реализуете проекты вне учреждения. С Шубиной у вас общее дело. Зачем вам это?

– Вы не представляете, какие глаза были у Людмилы Владимировны, когда она ко мне пришла с идеей. Это не бизнес-проект, она просто вкладывала свою душу, свои финансы, но не ждала, что ей вернутся деньги. Ей возвращается по-другому. Когда есть такие проекты, когда мы что-то строим, открываем, у меня совершенно другое настроение.

Если говорить о работе, то у меня есть два кайфа: когда мы реализуем какой-то проект и когда я в операционной. Я там без телефона, есть пациент и бригада, коллектив, которым я горжусь. Я устаю во время операций, но психологически получаю большое удовлетворение. Если бы меня поставили перед выбором – главный врач или онкогинеколог, я бы однозначно выбрал онкогинекологию. Здесь в кабинете ты сопрягаешься с большим количеством негатива, разборок, недопонимания. Не так все просто, когда с утра приходят и просят о помощи. Финансов нет, но ты понимаешь, что должен людям помогать.

Многого можно не делать, просто ходить на работу и выполнять функциональные обязанности. Но мне интересно много другого. Мы издали брошюры, в которых доступно изложено все о химиотерапии. Я являюсь соавтором. Когда пишу – отвлекаюсь. И от этого я получаю удовольствие. В Украине таких книг нет, и я понимаю, что это людям надо.

И с Шубиной так же. Могла бы себе спокойно делать коляски. Зачем ей реабилитационный центр, наш диспансер, Ярынич? Не может она иначе, и мы нашли друг друга.

– У вас в подчинении около пятисот человек. Какой он, ваш коллектив?

– Я своим коллективом очень дорожу. Он перешел ко мне по наследству от Владимира Илларионовича, который тридцать шесть лет был главным врачом. Он подбирал этот коллектив, он его вышлифовывал. Сильнейший коллектив. Я беру новых специалистов на работу, но говорю: «Мы вас сейчас возьмем на стажировку, но право работать в диспансере вы должны заслужить. И, если через пять лет мы не увидим в вас перспективы развития, мы с вами попрощаемся». Человек должен иметь высокий уровень подготовки, и психологической в том числе.

Что касается общих праздников, то раньше их было гораздо больше. Вообще в онкодиспансере это нежелательные мероприятия. Пациенты находятся в стрессе, и они могут не понимать, что у кого-то день рождения, какой-то повод радоваться, веселиться. Их боль является доминантой. Им тяжело воспринимать смех, веселье, звон бокалов. И я это понимаю. Не сговариваясь, мы решили минимизировать наши торжества. Единственное, что можем себе позволить, это фуршетный вариант, который будет длиться пять минут. Если это день рождения, допускается зайти в ординаторскую, поздравить винов­ника торжества и пойти работать.

– Чего вы не можете простить подчиненному?

– Я увольняю людей очень редко, но это случается. Последняя ситуация меня просто поразила. Наш коллега не поступил неправильно, а только допустил мысль, что для него это возможно. Заканчивался рабочий день в операционной, и анестезиолог позволил себе сказать: «У меня рабочий день закончился. Вы делайте, что хотите, а я ухожу домой». Для нас это было не критично, мы могли бы позвать другого анестезиолога. Но можно по-разному выражать свою мысль: например, можно попросить подменить его. Если говорить более масштабно, то это неоказание помощи человеку, который в этом нуждается. Значит, этот специалист – не в коллективе. Скандала не было, мы спокойно объяснились.

Понимаете, каждый из нас сам по себе ничего не значит. Ничего не значит хирург, если рядом нет анестезиолога, если нет сестрички, которая выходит больного, будет перевязывать, колоть в нужное время. Мы все винтики в большом механизме. И если один выпадает – разрушается все. Независимо от того, врач это или санитарочка, но если он дает сбой – будем прощаться. Я должен быть уверен в том, что это не станет критичным в какой-то момент. Ненадежность людей в нашей специальности простить нельзя.

– Как вы восстанавливаете силы после рабочего дня, недели?

– Я обожаю английский язык. Я окончил спецшколу по английскому языку, у меня есть огромное количество англоязычных фильмов, которые я смотрю. Язык этот бездонный, его можно учить всю жизнь, и я это с удовольствием делаю. Конечно, люблю отдыхать с семьей. Мы любим лыжи, сейчас перешли на сноуборды, и маленькому это очень нравится.

Если говорить о ежедневном отдыхе, то его у меня мало. Я возвращаюсь домой не раньше семи вечера. Смотрю фильм на английском или читаю на английском. Сейчас вот собачонку завели – ксолоитцкуинтли. Таких всего тридцать шесть в Украине. Она без шерсти. Поскольку у меня аллергия на шерсть, то это единственная собака, которую я могу терпеть. И ребенку радость.

Если удается, как вариант релакса для меня отвезти сына на тренировку (он занимается футболом), подождать, пока он тренируется.

– У вас есть любимая песня, фильм, анекдот?

– Вы не смотрели фильм «Пока не сыграл в ящик»? Я вам дарю диск. Его надо посмотреть. И я его время от времени пересматриваю. Не могу сказать, что это мой самый любимый фильм, но он шикарнейший.

Петь я не люблю. А анекдот… Надо вспомнить. Конечно же, на медицинскую тему. Я очень люблю анекдоты. Вот, вспомнил! Решил Бог понаблюдать за людьми сверху. Видит, в райбольнице очередь к терапевту. Спустился и занял место доктора. Заходит согнутая бабушка: «Сынок, спина болит, не могу разогнуться». Бог провел рукой и мгновенно вылечил. Бабуля вышла в коридор, в очереди спрашивают: «Ну как новый доктор?» А она говорит: «Да как все! Даже давление не измерял»…

– Пообещайте что-нибудь своему коллективу и скажите, в какие сроки вы сможете это выполнить.

– Коллектив большой. Кому-то интересна заработная плата, кому-то – духовная сторона жизни, кому-то – собственное развитие. Что можно пообещать абсолютно всем? Что-то предметное не могу, не та у нас структура. Скажу так: в этот кабинет может войти любой человек, с любой проблемой, и помогаю чем могу. Понимаю, что для коллектива это очень важно. Обещаю, что я таким останусь. Я всегда протяну руку помощи. Уверен, что такое доверие – основа всего положительного, что можно сделать в диспансере.

Записала Елена Никитина, «УЦ».