«Их надо лечить», или Долгий разговор с Врачом

Уверен, именно так, с большой буквы нужно называть главного врача Кировоградского областного госпиталя ветеранов войны. Почему? Читайте и судите сами. Для начала – предыстория. Вот уже второй год в зоне боевых действий успешно работает Первый добровольческий медицинский госпиталь (ПДМГ). Помогает всем: и бойцам, и местному населению. Работает он в прямом контакте с местными администрациями и выполняет их заказы на обеспечение медицинскими специалистами. Именно в этом госпитале и провел одну месячную ротацию Геннадий Сябренко. И не где-нибудь, а в Станице Луганской, на самом передовом участке фронта.

– Геннадий Петрович, когда и почему вы приняли решение поехать добровольцем в госпиталь в зону АТО? Ради льгот и медалей?

— Ну, начнем со льгот. Никаких льгот там не дают, мы не попадаем ни под какую категорию для получения льгот. Да этот вопрос никого и не интересовал. Просто было письмо от нашего министерства и департамента, где предлагали желающим поучаствовать на волонтерских основаниях в работе госпиталя. Правда, с сохранением средней заработной платы по основному месту работы. В письме предлагалось желающим заполнить анкету для претендента, и в случае необходимости в таком специалисте можно было получить приглашение. Я заполнил три анкеты, где указал все три специальности, которыми мог быть полезен. У меня есть дипломы фельдшера, дерматовенеролога и медицинского психолога. Вот по любой из этих специальностей я и готов был поехать туда. Какое-то время мои анкеты были не востребованы, но как-то раз позвонили и предложили на выбор должность фельдшера или педиатра. С педиатрией я, конечно, знаком, но не настолько, чтоб заниматься практикой. Согласился на фельдшера. Но когда увидели анкету дерматолога, то сразу предложили работу и по этой специальности.

Причин для работы там я бы назвал несколько. Это не первая моя поездка в АТО, просто раньше я работал с военными в основном. И с третьим полком спецназа, и с другими военными структурами. Было видно, что помощь наша очень нужна. Причем не только военным, но и гражданским, которые остаются там жить.

Ну и не менее важной причиной стало то, что моя супруга (как позже выяснилось) тоже подала ранее анкету и тоже получила предложение поехать в зону АТО, так что сомнения отпали сами собой. Решение было принято буквально за два дня. Так и попал я в Станицу Луганскую.

Ну и, конечно, профессиональный интерес: почему наши ребята приезжают оттуда в таком сложном психологическом состоянии? Почему не могут найти общий язык с местными? В чем причина внутренних конфликтов? Не пробыв там хоть какое-то длительное время, на эти вопросы ответить сложно. Ну и, конечно, волновала ситуация с местным населением: из личного опыта и в общении с военными, уже полтора года назад стало понятно, что местные жители не понимают и не принимают ни Украину, ни наши вооруженные силы. И с этим нужно что-то делать. Ведь когда-нибудь это закончится, и нам жить дальше. Вот пересечение всех этих причин и обусловило мое решение.

– А из вашего госпиталя кто-то еще подавал такие анкеты?

— Я не знаю. Это – личное дело каждого. Информация о приглашении доступна всем, и каждый сам вправе принимать решение.

– Какие проблемы там для вас стали ну если не неожиданными, то наиболее яркими?

— Я бы назвал это «синдром хронической социальной усталости». Военные устали от местных, местные устали от военных. Местные врачи не сильно хотят лечить военных, военные врачи с трудом идут навстречу просьбам местного населения за исключением скорой помощи. Это сейчас самая большая проблема там. С этим надо что-то делать, и наша работа там как раз и позволяла увидеть, оценить и начать решать эту проблему.

Для местных – мы не военные, а гражданские врачи. Для военных мы – «свои». В Станице, по большому счету, был вакуум узких врачебных специалистов. Моей специальности врача не было больше года. Поэтому приемы были большими. Доходило до сорока человек в день. Причем местного населения было даже больше, чем военных. На прием приходили и с малюсеньким, недельным младенцем, а самый возрастной был девяностотрехлетний дед. Ну и мы попали во время ротации военных. Одни подразделения заходили, другие – выходили. Те, кто прожил в окопах около года, часто имеют целый букет всяких «профессиональных» болезней. В общем, работы было много.

Мы принимали в помещении местной больницы, и наша работа была не просто согласована, но и узаконена. Я приехал туда со своим докторским дипломом и был официально устроен по приказу на работу в эту больницу на бесплатной основе. То есть мы, врачи ПДМГ, не только имели право выписать рецепт, сделать запись в истории болезни и поставить свою печать, но и несли ответственность за лечение. Мы – не шарлатаны, мы за каждое свое действие несли полную юридическую ответственность. Это было нашим обязательным условием!

– Как получалось находить общий язык с местными? Приходилось заниматься «перевоспитанием»? Как вы считаете, удалось посеять зерно сомнения в головы местного населения?

— Зерен мы посеяли, что называется, мама не горюй! На сегодняшний момент ни одного нашего канала радио и телевидения там нет. Только русские и луганские. Кстати, про нас там объявили по радио очень быстро: высадились хунтовские врачи, станичники, будьте бдительны! На ту сторону информацию «сливали» очень просто. У нас даже было чисто человеческое желание поехать «на ту сторону», посмотреть, как там люди живут. Но местные предупредили: про вас там уже все известно, от паспортных данных до специальностей. Так что мы не поехали…

Общаться приходилось каждый день с пациентами. И даже общаясь на медицинские темы, мы делали многое. Разговоры о лекарствах: российских и наших. Какие помогают, а какие – нет. А когда они узнали, что мы лекарства еще и не продаем, а раздаем бесплатно, то очень многие начали приходить даже с той стороны. Приходили с анализами, сданными в «больнице ЛНР», но к украинскому врачу! За лечением и лекарствами. Детей своих приводили и благодарили за помощь!

Знаете, там министерство информполитики практически отсутствует (громкоговоритель в центре Станицы, с прямым эфиром ВР – не в счет !) А министерство по вопросам временно оккупированных территорий, похоже, только планирует деятельность. Министерство здравоохранения отправило туда добровольцев и различные комиссии, министерства по делам молодежи и спорта также не видать там… Может, и работают, но информационный фронт проигрывается. Вот отсюда и множество проблем. Государство в некоторой мере абстрагировалось… Интересно, что и руководство, и госслужащие района, депутаты преимущественно местные.

– Я знаю, что вы участвовали в посадке сада в Станице Луганской. Как возникла сама эта идея?

— Да абсолютно спонтанно. Мы шли, прогуливались по одной из улиц поселка. Была такая традиция или необходимость – тяжело целый день принимать больных, а особенно некоторых с «выносом мозга». Там можно гулять только в светлое время суток, как стемнеет – уже опасно. И возле пустыря увидели бабушек, которые стояли, опершись на лопаты. Я подошел и предложил помощь. Оказалось, что они решили посадить сад на пустыре, а мы как бы оказались в нужном месте в нужное время. Это была не запланированная акция, а просто спонтанно так получилось. Они потом сказали, что стояли и думали: «Кто б нам помог?», а тут мы как раз. Так и получилось. Мы потом еще и чай вместе пили. Поговорили обо всем… Предлагали им желто-голубые ленточки на наши деревца повесить. Мы же – хунта! (Смеется.)

– Еще раз поедете? Насколько целесообразна такая ваша поездка? Ведь и здесь забот хватает.

— Это и для меня дилемма. Хлопцев в окопах жалко! Вот ради них – поехал бы обязательно и без сомнений. Я им благодарен бесконечно. И ради тех трех процентов местного населения, которые поддерживают Украину. Но выполнять работу медиков, которые там есть и ДОЛЖНЫ работать… Заметил там еще одну проблему: многие считают, что война все спишет. Запущенные формы заболеваний. Даже тех, что видны неспециалисту. Нерешенные бытовые проблемы… Нам приходилось даже решать вопрос подключения газа к зданию ФАПов, где работали наши волонтеры! Звонил, требовал, уговаривал… Решили. А местные не хотели этим заниматься. Война все спишет? Нет!

А вообще эта поездка для меня, как для доктора, как для практика, дала колоссальный опыт! Я очень много вывез оттуда. Ведь, по сути, на «передке» с хлопцами никто не работает. Они там сидят оторванные от мира. Кто-то дембеля ожидает, каких-то фанфар при встрече, а им надо говорить, что их ожидает. Что любовь будет неделю, пьянка еще неделю, а потом начнут говорить «мы тебя туда не посылали»… Они должны быть готовы к тому, чтобы войти в работу, вернуться в семью. Или принять решение о контракте. А об этом поговорить, не будучи на «нуле», очень сложно. Этот опыт бесценен.

А общение с местными! К концу нашей ротации приходили к нам «сепарши» местные со словами: «Как плохо, что вы уезжаете!» Предлагали занять пустые дома, остаться там, хотя сразу относились очень настороженно. Это потом уже пирожки приносили, чай пили. Один дедушка собрал у себя дома виноград и сливы и принес «дохторам». Мы на пищеблок больницы отдали. Для них было неожиданным откровением, что мы работаем честно, бесплатно и еще и лекарства не продаем, а отдаем. Кстати, версий нашего нахождения там у местных было несколько. Сначала думали, что мы за «длинным рублем» приехали. Потом решили, что мы военные и приехали по приказу. Один кадр говорил, что мы у себя дома никому не нужны, сидели без работы, вот и приехали сюда хоть чем-то заняться. Кто-то считал, что мы за льготами приехали. Даже была версия, что мы – какие-то представители религиозных общин, которых вера обязала! Когда все эти версии отпали, люди задумались… Вот так мы зерно сомнения и сеяли!

– Похоже, что они меряли по себе?

— Да! На последней планерке, когда мы прощались с врачами в больнице, поблагодарили их, нас там тепло провожали, доброе слово сказали, даже грамоты дали. А я там сказал три основные, по моему мнению, вещи: что бы кто ни думал, но Украина – едина, не властью, так волонтерами. Мы своих людей – что солдат, что гражданских – не бросим. Второй момент, который я им озвучил: война не спишет! Здесь остаются ваши люди, и вам с ними рядом жить после войны. И третий момент: я предложил им приехать к нам, на тех же условиях, что работали и мы. Только в спокойной обстановке и без обстрелов. В ответ – тишина… У оставшихся там коллег сильный синдром профессионального выгорания, когда работа становится им как минимум безразличной. И с этим тоже надо бороться.

– А как вы там представлялись? Здесь вас знают хорошо, а там?

— А мы не представлялись по своим должностям. Там мы – волонтеры и врачи. Все остальное – здесь осталось. У нас в команде были классные врачи: профессионалы и интеллектуалы.

ОБСЕ там ничем не занимается, и очень субъективны, по-моему. Иногда мы присутствовали при обследовании мест обстрелов с представителями нашей наблюдательной миссии. Оно и понятно: мы гражданские, нам проще с местными говорить. И у них отношение к военным… не самое хорошее. Вот представьте: приехали, видим – восточная сторона дома со свежей дыркой. На востоке стоят сепары. Спрашиваем у местных: «Кто стрелял?» В ответ: «Укропы!» Там никакой логики не нужно! И переубеждать их невозможно почти. Они так говорят, потому что боятся сказать иначе! И верят в это потому же. Наши им ничего сделать не могут, а сепары – могут. Вот поэтому наших и можно обвинять! И, опять-таки, информационный голод.

– Что делать с этой территорией?

— Я не нашел для себя ответ на этот вопрос. Если по логике, то я поставил этой ситуации диагноз «синдром хронической усталости». Значит, и лечить его надо как синдром. Надо подбирать соответствующую мотивацию, программу восстановления, которые дадут результат. Программы могут быть разными. Там живут в основном потребители, которым… война выгодна! Нет, обстрелы им не нравятся, а вот все остальное… Почему? Да просто у них все сложилось: пенсия и пособия от Украины, если они еще и зарегистрированы беженцами с оккупированных земель, то это еще дополнительные блага. Наши волонтеры привозят гуманитарку, фонд Ахметова привозит гуманитарку, иногда и с той стороны перепадает гуманитарка. Зачем работать? Ну разве что бизнес-чартер на ту сторону. Купил здесь продукты под заказ, туда перевез через речку, собрал деньги, и все – молодец! Это их устраивает! И опять же: они не боятся говорить гадости в сторону Украины. А в ту сторону – страшно. Здесь они безнаказанны за свои слова, свои действия, свои наводки и предательства. Там такое не прощают! Только попробуй сказать, что казаки стреляют… Вот и боятся.

Продолжение в следующем номере.

Беседовал Алексей Гора, «УЦ».