Мы вновь приглашаем вас, уважаемые читатели, на встречу с Елизаветой. На этот раз хотим познакомить вас с Елизаветой Григорьевной Берковой. Родилась наша героиня в селе Калиновка, но всю жизнь прожила в Кировограде. Через ее руки за долгие трудовые годы прошли тысячи телеграмм. Родина отметила ее заслуги, наградив Елизавету Григорьевну медалью “За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны” и медалью “За трудовую доблесть” и дав ей почетное звание ветерана труда. В свои 75 наша героиня продолжает трудиться в областной стоматполиклинике и живет вдвоем с собакой Анфисой.
Рассказ 4. Обыкновенная история
— Елизавета Григорьевна, расскажите о своих первых детских воспоминаниях.
— Самым сильным воспоминанием детства, естественно, была война. Осенью 41-го в Краматорск, где тогда жила наша семья, вошли немцы. Кое-как пережив зиму, родители решили отправиться домой. 500 километров до Кировограда шли пешком, толкая перед собой тележку с нехитрым семейным скарбом. Останавливались, где попало. Стемнело — разбили лагерь, а наутро обнаружили, что переночевали на кладбище. Такого количества вшей я больше в жизни не видела. Помыться негде было. Разжигали костер и стряхивали эту гадость в огонь. Осталась я в этой поездке без волос.
Мне с братом приходилось ходить по домам и просить у людей хлеб (все более-менее приличные вещи мать сменяла на муку еще в Краматорске). Когда добрались до Калиновки, там стояли немцы. Сельчане нас приняли хорошо. Люди тогда, как мне кажется, были дружнее, добрее, делились друг с другом последним. Отец был хорошим кузнецом, его в селе уважали. Кто помог одеждой, кто продуктами. Женщины, как на каторге, работали в поле, не получая за свой труд ничего. Я с подружкой нянчила грудничков. Никогда не забуду нашего старосту, как он издевался над нами. Идешь с поля, а он заставляет положить ребенка на землю и проверяет, не прихватила ли с собой зерна. А что оставалось людям делать? Чтобы как-то прожить, нужно было воровать.
— Что же было потом, после освобождения?
— Как только наши 8 января 1944 года освободили Кировоград, я сразу ушла к сестре. И 1 февраля поступила в ремесленное училище. Мне тогда было пятнадцать лет. Мы получали профессию токаря. Три раза в день нас кормили и давали по 500 граммов хлеба. Голодно, конечно. Но мы были благодарны и за это.
Помню, у меня были ботинки, 40-го размера на мой 34-й, из одеяла сестра мне пошила юбку, а какой-то солдат-постоялец подарил фуфайку. Когда в 45-м нам выдали форму, вы не представляете, какая это была радость. Рабочая форма — рубашечка под ремень с медными пуговицами, на которых были изображены молот и разводной ключ, юбочка, темно-синий беретик, бушлат, а для выхода нам выдали синие платья. Свои выходные туфли я запомнила на всю жизнь. Они были темно-коричневые, с перепоночкой.
— А как вы учились, как проводили свободное время?
— Мы изучали специальность и заканчивали школьную программу. Очень много внимания уделялось политзанятиям и военной подготовке. Нас воспитывали патриотами, рассказывали о войне и о том, какое у нас хорошее руководство страны, сколько оно для нас сделало. Военную подготовку я тоже запомнила очень хорошо. Военрук Бочковский Анатолий Степанович так нас гонял! Сколько лет прошло, а я помню. И бег, и по-пластунски, и прыжки через барьер, и разборка-сборка оружия. Чуть провинился — ползи. Дисциплина у нас была железная.
Отдыхать мы тоже умели. У нас в училище было пианино, и одна из девочек умела играть. Как только у нас между занятиями появлялась свободная минута, мы бежали в комнату с инструментом и танцевали, пели. Ремесленные были очень дружными. Боже сохрани, чтобы кто-то в городе обидел девчонку из нашего училища. Найдут и отлупят.
— Каким вам запомнилось послевоенное время?
— После окончания ремесленного училища я два года проработала на “Красной звезде”, а когда мне исполнилось девятнадцать, вышла замуж. Муж, пройдя всю войну и дослужив после нее еще один год армии, работал водителем. Мы жили вшестером в двухкомнатной квартирке: мы с братом мужа, а в другой комнате его сестры и мать. Отца моего мужа немцы расстреляли. Жилось очень тяжело. Свекровь была совершенно другого воспитания, очень богомольная. Не пришлась я ей по душе. Детей моих она даже на руки ни разу не взяла. Мне приходилось разрываться между работой и детьми. Бывало, придешь с работы (от свекрови помощи никакой), пока нагреешь для детей воды, пока постираешь, уберешь… Для себя времени никогда не было.
Помню, как после войны отменили карточки и появился хлеб. В 50-х полки магазинов были завалены продуктами от крупы до красной икры, но все стоило очень дорого. Поэтому в основном семья питалась борщами, кашами да картошкой. Появление на столе сливочного масла воспринималось как праздник.
Еще одним важным годом в моей жизни был 57-й. Тогда мы взяли у государства ссуду и построили себе дом. Двадцать один день лили его вдвоем с мужем из шлакобетона. Теперь я в нем живу одна.
— Как вы проводили досуг? Что осталось в памяти от 60-х?
— Да как все. Ездили летом дикарями на море в Железный Порт. Изредка семьей ходили в театр или кино. Ведь большинство женщин на выходные себе оставляют крупные домашние дела. Напашешься так, что потом работа кажется отдыхом. Хотя труд телеграфисток никогда не был легким. У нас не было обеденного перерыва. Бывало, принесешь с собой обед, а вечером забираешь его домой. Теперь такого в современном “Укртелекоме”, конечно, нет. А тогда в смене работало по двадцать человек. Норма на телеграфистку была 60 телеграмм в час.
Я была активисткой, ходила на все собрания, пела в хоре народные украинские песни, мы выступали в клубах и на праздниках. Помню, как коллективом ходили на демонстрации. Кто не на смене — явка обязательная. Зайдем во двор, накроем быстренько стол, а потом — маршем по улицам с цветами, транспарантами…
— Чем вам запомнились 70-е?
— Мои девочки выросли. Тяжеловато, конечно, было. Зарплаты у нас с мужем маленькие. Купишь что-нибудь одной, другая обижается. Все было. Но ничего, вырастили. Обе окончили строительный техникум. Лариса уехала учиться в Ленинград и там вышла замуж — представляете, за бразильца. Я не хотела, чтобы она уезжала в этот город, а известие о муже-иностранце чуть ли не довело меня до инфаркта. Все кругом говорили: пропал ребенок. Но, к счастью, зять у меня оказался очень хорошим человеком. Вот уже 25 лет они живут в Бразилии. Раз в два года Лариса приезжает в гости.
Оля тоже окончила институт. Сейчас живет и работает в Одессе. У меня двое внуков: мальчик и девочка, учатся в строительных институтах.
— Давайте вернемся к основной причине нашей встречи — вашему имени. В честь кого вас назвали?
— Да, просто тогда оно было модным. Честно скажу, я свое имя никогда не любила и не люблю. Не знаю почему. Мне нравились Наташа, Валя, Маня, только не Лиза. Я когда знакомилась с мальчиками, то забывала и их имена, пока свое скажу. Когда позвонила дочь моей подруги и сказала, что назвала свою девочку Лизой, я ей в ответ: другого имени ты ребенку не могла дать? Что ты в нем нашла?
— Вы прожили большую жизнь. Война, оттепель, застой, перестройка. Теперь вот в независимой стране живем. Когда же было, по вашему мнению, немножко легче?
— Да, наверное, никогда не было. Появилась я в семье, когда родителям было под пятьдесят. С сестрами разрыв в возрасте составлял восемнадцать лет. Так что моим воспитанием занимался брат, который был старше меня на три года.
У меня не было детства, да и юности тоже — война забрала. Сталинский послевоенный период запомнился людям ежегодными снижениями цен на все. Что еще народу надо? Хрущев ассоциируется с перебоями с хлебом. Как-то пришла с работы домой, а девчонки пошли за булочками в магазин. Так их там чуть не задавили. Прибежали домой в слезах. Лучше всего было жить при Брежневе. В магазинах по ценам все было доступно. Существовала рассрочка. Можно было поехать в любую точку страны на экскурсию, свозить детей к морю. Сейчас же все наоборот. Как прожить на нищенскую пенсию?
Хорошо, что я еще работаю в стоматологической поликлинике. Кстати, уже четырнадцать лет. У нас хороший коллектив, пенсионеров уважают, считаются с нами. Это меня очень поддерживает. Значит, я еще что-то могу делать, я еще кому-то нужна.
