Была такая традиция в семидесятых годах: если тебе плохо на душе, если одному быть тошно и никого из друзей видеть не хочется (с ними надо что-то обсуждать, «держать лицо», а обсуждать и «держать» мочи нет), — надо пойти в кабак. Нет-нет, не для того, чтобы напиться, — хотя и это тоже, таким нехитрым образом люди лечили хандру во все времена, а для того чтобы… поговорить с лабухом. С обычным ресторанным музыкантом, который играет на «Ямахе», поет «за жизнь» и перевидал на своем веку сотни таких вот клиентов с разными судьбами.
Сидя в слегка прокуренном зале со слегка сомнительным контингентом, можно было послушать музыку, ни о чем не думая, просто отпуская мысли побродить, пока не закончится незатейливый мотив. А потом заказать песню, а параллельно — рюмочку самому лабуху, пригласить его за столик и неспешно поговорить. Не обязательно изливать душу. А можно и излить — уж он, чужой, незнакомый музыкант, как никто другой, поймет, что на работе полная засада, начальник, мягко говоря, не справедлив, жена запилила, а дети отбились от рук. С ним можно всласть поругать правительство и так в неспешных разговорах скоротать несколько часов, еще недавно казавшихся пустыми до тошноты.
Лабухи нынешние, конечно, другие. Но они по-прежнему играют на «Ямахе», поют «жизненные» песни, тонко чувствуют клиента и, как и раньше, не прочь поговорить. Нашего нынешнего собеседника мы нашли случайно — зашли на «рюмку чая» в кафе «Фонтан», засиделись немного и под настроение порасспрашивали музыканта Диму (он так представился, на фамилии мы не настаивали) о разных музыкальных и немузыкальных вещах и ненавязчиво напросились на интервью. В перерывах между «Мадам», «Девочкой-пай» и «Поворотом» Дима признался, что его нисколечко не оскорбляет звание «лабуха», потому что «это — работа».
Как выяснилось, Дмитрий — потомственный музыкант, и папа играл, и брат, и племянник — «в крови у нас это». Дима закончил в Кировограде музыкальную школу №1 по классу баяна, потом — музучилище, а после — Донецкую консерваторию. Имея такое достойное образование, он карьеру классического музыканта решил не строить («не по душе мне это»), а пошел работать аккомпаниатором в обычную школу. Естественно, бюджетной зарплаты на содержание не то что семьи, но и самого себя не хватало, и Дима начал играть в местных кафе-ресторанах, как признается сам, чтобы выживать. Выбирал не слишком «крутые», а такие себе, «народные» заведения, где и клиенты попроще, и песенки понезатейливей.
— В консерватории наверняка классику играли, а сейчас — «Какая осень в лагерях». Внутри ничего не переворачивается?
— Нет. К классике у меня особо душа не лежала. Хотя в детстве я любил произведения Моцарта, вальсы Штрауса. И сейчас их играю, когда есть настроение, баян не забросил. Одно время, понятно, не нравилось то, что пою сейчас, ни мотивы, которые уж слишком простые и слова глупые, ни лексикон, а потом привык… Людям нравится.
— Помните свой первый рабочий день?
— Да. Мне было 19 лет, я пришел в ресторан, репертуара никакого… Но я старался. Пел от души, играл. Это был ресторан «Українські страви». В общем, народ меня нормально воспринял. Я вообще и свадьбы играл, когда был совсем молодой, а потом пошло-поехало… Так и работаю.
— Какие песни сейчас наиболее востребованы вашей публикой?
— У каждого человека свой вкус — молодежь, ясно, любит «кислоту», кто дискотечную музыку, кто рок. Люди в возрасте от 40 и старше предпочитают шансон и ретро. Какая жизнь — такая и музыка. Смотрите, какие были раньше песни? Душевные, лирические, со смыслом… А сейчас что? Три аккорда, «он ее любит», «она его хочет», если текст почитать, можно с ума сойти, рифмы бессмысленные. Просто безобразие.
— Назовите топ-пятерку кабацких песен, давайте сделаем свой рейтинг хитов.
— Михаил Круг точно: «Мадам», «Золотые купола», «Исповедь», «Девочка-пай». «Золотко» Наговицина заказывают — «Золотком упала с неба звезда…» потому что она веселая… Здесь же Григорий Лепс: «Натали», «Рюмка водки на столе», «Спокойной ночи, господа». «Машина времени» народу нравится, Антонов… Бывает, что молодняк не попсу просит, а ретро заказывает, песни, на которых они росли, которые их родители слушали. Сердючку люди любят, украинские народные песни — мало.
Пугачеву не заказывают, разве что девчата любят страдать под песню «Ты, теперь я знаю, ты на свете есть», они предпочитают ее сами петь. Земфиру — нет. Киркорова — очень редко. Так же, как и Меладзе, и это странно, столько у него песен популярных, и все мимо.
— Но новые песни вы все-таки разучиваете?
— Редко. Понимаете, они — однодневные, живут не больше месяца. Смысл их разучивать?
— По какому критерию вы подбираете песни в свой песенник?
— В самом начале я просто смотрел на клиентов. Как они одеты, какие сигареты курят, что заказывают на стол… По внешним признакам можно определить, какие песни они захотят услышать и как себя поведут. Вот, например, приходит человек. Видно, что водила: руки грязные, джинсы, свитерок. Он такой добрый, напьется, отдохнет… И я точно знаю: он не жадный. Он знает цену деньгам, он заработал в рейсах потом и кровью. И другим дает заработать, потому что ценит труд. А тот, который в пиджачке, в галстуке, будет сидеть, пить и ни копейки не даст, сдачу еще, мелочь какую-то, попросит.
— То есть вы еще и психолог?
— Ну да. Это тонкая работа. Надо понимать, как к людям подойти, как пообщаться, что предложить…
— Почему люди так любят песни о жизни на зоне?
— Потому что они открытые. В них сюжет: «год прошел — он дошел», мама его дождалась, а девчонка бросила. Людям это нравится — как сериалы, интересно, что будет в следующем куплете. Есть и веселые песни шансоновские, как вот Пугачевой: «За монеточку, за таблеточку сняли нашу малолеточку». А что? Весь город танцевал, это был настоящий хит.
Но, если люди заказывают «зоновские» песни, — это не значит, что они сидели. На самом деле, люди, которые там были, очень редко просят это спеть, разве что «Белый лебедь на пруду». Они не хотят вспоминать, не хотят переживать заново. «Мурку» — не дай Бог.
А вот те, кто не сидел и воспринимает тюрьму, как романтику, хотят там хотя бы виртуально поприсутствовать.
— Вам же не все песни, которые вы поете, нравятся. Не надоедает петь сотый раз одно и то же?
— Конечно, надоедает. Но это моя работа. Другого выхода нет — петь все равно надо. Надо зарабатывать. И помнить, что клиент — всегда прав. Если хочет, надо песню красиво объявить, исполнить, понравиться ему. Людям нравится, когда ты к ним непосредственно обращаешься.
— Были курьезные случаи?
— Всякое бывало. И драки бывают, и напиваются, и догола раздеваются. Но я считаю, что если отдыхают, то пусть отдыхают так, как хочется, хоть и стриптиз танцуют. Самое главное, чтоб не были сильно пьяные, чтоб вели себя нормально, адекватно. Если такие пристают: «Давай я с тобой спою», я культурно всегда отвечаю, чтобы человека успокоить: «Конечно, но только чуть-чуть попозже». Главное — ни в коем случае не нарываться, в агрессию не впадать, а то можно же и пострадать.
— Вам нравится эта работа?
— Да. Если бы не нравилась — не работал бы. Мне нравится делать приятно, чтобы люди отдыхали, петь от души.
— Не оскорбляет, когда лабухом называют?
— Нет почему. И «лабух», и «тапёр» и «бременский музыкант». Я тот, кто я есть. Чего ж обижаться?
