«А коль придётся в землю лечь, так это ж только раз…»

Наш разговор с Борисом Григорьевичем Зозулей — еще один пример неожиданных совпадений и того, что работаем мы — журналисты «УЦ» — не зря. Публикация «Другая весна 45 года», построенная на отрывках писем разведчика Жоржа Завадского, который погиб за несколько дней до конца войны, вызвала большой резонанс. И как же мы удивились, когда узнали, что наш сегодняшний герой Борис Зозуля, оказывается, хорошо знал Завадского: «Мы же с Жориком с детства дружили, за одной партой сидели. Его папа директором школы был, а мама — учительницей в младших классах… Я думал, он вместе с отцом погиб, а вот оно, значит, как было…»

До января 1943 года Борис Зозуля находился в оккупации. Говорит, глумились фашисты над мирными жителями, все подчистую отбирали, по чердакам лазили, чтобы найти и отнять последний кусок хлеба. А еще колоннами вывозили наших людей в Германию. Он сам чуть не попал туда, спасли случай и собственная отчаянная находчивость.

— Меня со всеми остальными из Крупского повезли на сборный пункт, он находился возле театра Кропивницкого, трехметровым забором огороженный. Немцы промах допустили, поверили, что мы — дети еще — будем спокойно стоять и ждать своей участи. А я решил сбежать. И вдруг вижу: мужик какой-то на будке подъехал, харчи привез. Я, недолго думая, вскочил в нее, затаился… и выехал так за ворота. И… бегом оттуда, в село…

Больше Бориса в Германию фашистские полицаи забирать не пытались. Добрые люди сообщали, что немцы планируют делать, вот он и прятался в лесу или подвалах.

— Кировоград освободили, в Крупском бои велись, там линия фронта как раз проходила. И нас с мамой отправили в соседнее село, для безопасности. Я тогда стал ходить в военкомат, проситься воевать. Один раз офицер из военкомата и говорит мне: «Хочешь на фронт? Вот и поедешь на полуторке, куда отвезут». Сел я и попал в Анненское. Не понимал, что и как. Вижу, а там снаряды рвутся. Там я первый раз почувствовал запах войны…

После этого Борис Григорьевич попал в «учебку». Подготовка молодого бойца была «серьезная» — аж 14 дней.

— Выдали нам в руки палки вместо винтовок, чтоб тренировались их держать, обмундировали… Потом дали настоящее оружие, поставили на пни 7 банок, — Борис попал в 2. Это был рекорд. Всех остальных его друзей отправили в запасной полк, а его одного взяли в действующий. И в тот же день, точнее ночь, отправили на передовую.

— Никакого страха я не чувствовал. Думал делать просто, что говорили: добежать к проволочному заграждению, накрыть колючки на проволоке шинелью, перелезть — и вперед…

Именно тогда полк, в который попал Зозуля, прорвал 3-месячную оборону немцев. «Наша артиллерия ух дала! Даже проволоки не осталось, все разбили!» Освободители праздновали локальную победу — «немцы кухню полевую покинули, убегая, так мы поели нормально».

Прорвав линию фронта, полк понемногу продвигался вперед. Одно село заняли, другое. Окопались.

— Тут тревога. Оказывается, калмыки (из них была сформирована часть, которая сражалась на стороне немцев. — Авт.) сделали в тылу засаду. И когда руководство нашей части беспечно шло уже по своей территории, расстреляли всех. Командира нашего полка, Героя Советского Союза, прямым в голову убило. А заодно и всех, кто рядом был: тех ребят, моих односельчан, что банки в «учебке» не разбили. Вот «шутка» войны — я на фронте живой, а они — в запасе — погибли…

На пути в Европу, еще в Украине, Борис Зозуля был ранен. В ногу. Несколько длинных отчаянно страшных дней он провел в немецком тылу, истекая кровью, практически умирая….

— У нас была задача: взять станцию. Мы в лесу, а с другой стороны — железная дорога. Окопались и отбиваем фашистскую контратаку. А я с товарищем по заданию командования взял «ручники» (ручные пулеметы. — Авт.) и пошел посмотреть, вдруг немцы в обход будут идти. Еще детство в голове играло, это уж потом я солдатом стал, когда начал бояться. А тогда… — улыбается ветеран. — И правда, немцы в обход. Я стрелял, пока мог, а потом к нашим решил возвращаться. О-па, а они уже отступили, то место, где находились наши окопы, немцами занято. Ничего не пойму, иду по лесу, и тут пуля попадает рикошетом ну прямо в подошву. Боли не было вначале, просто наступать не мог. Но сразу понял, что дело плохо. Другу говорю — беги, спасайся, я ж быстро не уйду…

Друг послушался. А Борис выломал палку вместо костыля и поковылял в ближайший ярок, где вода рытвину вымыла. Затаился там. И правильно сделал. Сидит он в своей яме и слышит, как сверху немцы бегают, кричат что-то, стреляют… Но раненого чудом не заметили. Час он подождал, да и вылез. До самого вечера добирался к концу леса, знал, что рядом находится наше село. «Был март, ночью приморозок, надо укрытие. Не могу уже брести, на коленях ползу. Вижу — человек лежит. Мертвый. Советский солдат. Пушка рядом, вещмешок с сахаром и хлебом немецким. Немцы специальный хлеб делали, он твердый, как кирпич, топором надо рубить…» — почему-то о своей адской боли и страхе Борис Зозуля говорит спокойно. А вот об убитом неизвестном парнишке не может рассказывать без дрожи в голосе. Тогда он понял, что зря брел и полз. В селе были немцы.

— Слышу, машина дырчит. Убегать сил нет, я лег в канаву, затаился, она ближе и ближе. Немецкие слова, смех. Куда дальше идти? Я оказался в окружении…

Не чувствуя абсолютно ногу, набравшийся кровью сапог с которой уже и снять было невмоготу, так ступня распухла, вернулся Борис к тому мертвому солдатику. Переночевал рядом с ним. Так прошел еще один день. А ночью голова раскалывалась от бешеных взрывов.

— Утром открываю глаза: где был густой лес — пусто. От раскидистых шелковиц одни стволы остались. Бой был сильный. И тут вижу: на меня солдаты идут, двое. Я на колено, пулемет пристроил, приготовился стрелять: меня-то убьют, но и я их тоже постараюсь, — сложно сказать, что у измученного болью, холодом и безнадегой Бориса было тогда в голове. «Не стреляй! Мы свои!» — как в бреду, услышал он. Советские войска в ту ночь, оказывается, провели контратаку и отодвинули немцев.

Потом были носилки, госпиталь в Знаменке, долгое-долгое выздоровление. «Я думал, полежу чуток — и в бой. Но меня не оперировали, опасно было. Мог ногу потерять…» Потом хирург подарил злосчастную пулю Борису, но тот ее выбросил: «Еще такой памяти мне не хватало!»

И только в конце лета всех выздоравливающих из Знаменки направили в Румынию. Они шли по освобожденной территории почти до Арада, что на границе с Венгрией, пешком. Там военные действия для бойца Зозули начались снова, но все было очень динамично «за ночь по 3 раза приходилось окапываться, так быстро мы продвигались. Окопы рыли солдатской лопаткой, тяжело…».

— Помню, заходим в венгерское село на рассвете. Что такое, не поймем — все дома красные. Я-то привык, что они должны быть побеленными, — улыбается Зозуля. — Оказалось, венгры даже в войну не отступали от своих традиций, густыми гроздьями на фасаде паприку сушили.

Тяжелые воспоминания связаны у Бориса Зозули и с боями под Балатоном. Видимо, очень жутко было, в памяти сохранились все подробности, но произносить их, переживать все заново, он не хочет.

— Моя часть сильно истощилась, а немцев — туча. Они по 6-7 раз контратаковали. Наши артподготовкой разнесут пехоту, мы в окопах сидим, в песок зарылись, а фашисты танки выпускают. И они над нами проезжают. Вперед, потом назад… — в этой мясорубке Зозуля получил еще одно ранение. И как назло — в ту же ногу. Прямо перед Победой в полевой госпиталь отправили.

— Выздоравливал я. Вот капитан и говорит: «Кто ходячий, давайте, собирайтесь — и в военную комендатуру, контролировать порядок на освобожденной территории». Так наш собеседник попал в австрийский город Санкт-Пельтен, где и встретил праздник окончания Великой Отечественной войны.

— Как отмечали 9 Мая?

— Ого! Как мы праздновали! В вине купались! Мы на рассвете узнали и сразу же везде свет повключали, чтоб ярко было…

После войны Борис Зозуля — обладатель двух медалей «За отвагу» — вернулся в родное Крупское, стал работать комбайнером. Закончил институт и всю последующую трудовую жизнь — 26 лет — занимал должность главного агронома в Кировоградском районном управлении сельского хозяйства.

— На Валы в этом году я не ходил. У нас здесь, в районе, на Балашовке, хороший праздник был. Губернатор Ларин приезжал, конкурс духовых оркестров устроили… Праздник же какой, что вы хотите, — улыбается ветеран, а на глазах слезы. Они, наверное, никогда не высохнут, сколько бы юбилеев с весны 45-го ни прошло.