Убийство, о котором пойдет речь, совершено восемь лет тому назад в райцентре Малая Виска. 23-летний Николай Олейниченко был зверски – с нанесением множественных ударов в голову и туловище — убит топором в июльскую ночь 2002 года по дороге домой. Подозреваемый в убийстве, 18-летний Александр Ш., гражданин Украины, ранее несудимый, неработающий, неженатый, имеющий среднее образование, был найден милицией уже на следующий день. Однако и по сей день кировоградское правосудие не может дать этому преступлению адекватной оценки. Более того – Александр Ш., остающийся подозреваемым в убийстве (и признавший себя виновным ранее), и на прошлой неделе пребывал на свободе…
О жестоких и без преувеличения кровавых подробностях убийства в Малой Виске наши читатели узнали в декабре 2005 года – тогда это уголовное дело во второй раз рассматривал Апелляционный суд Кировоградской области. Свежий номер «УЦ», как нам рассказали позже, в самой Малой Виске шел нарасхват, той части тиража, которая предназначалась райцентру, оказалось недостаточно, и газета передавалась из рук в руки. Это свидетельствовало как о резонансности совершенного преступления, так и о желании жителей райцентра узнать наконец правду о событиях, успевших обрасти самыми разными слухами и домыслами. Теперь, видимо, настала пора рассказать правду о крючкотворстве кировоградского правосудия – самом настоящем крючкотворстве, из-за которого уголовное дело и сегодня не доведено до логического завершения.
Но сначала все-таки – о преступлении, которое пока осталось без наказания.
Самый обычный день
День накануне убийства, 9 июля 2002 года, как говорится, не предвещал ничего плохого. Самый обычный день. Отличался от прочих только тем, что группа молодежи, среди которой был и Николай Олейниченко, отмечала день рождения своей общей знакомой в кафе. Теперь уже – «в бывшем кафе у бывшего универмага». Все, что происходило далее, цитируется нами по документам открытых судебных слушаний.
Позже в кафе «на огонек» заглянул и Ш. вместе с приятелями. В райцентре, где многие знают друг друга, он не был чужаком для участников праздника. Его и его приятелей тоже пригласили к столу, налили по рюмке, предложили выпить за виновницу торжества – обычное дело. Вполне рядовой, увы, можно считать и ссору, которая внезапно возникла между неким Д., участником застолья, и зашедшим Ш. А кончилась стычка тем, что Д., споткнувшись, сломал руку и Николай отвез его в больницу на попутной машине.
Почему именно Николай, а не кто-то другой? Иначе, убеждена Нина Владимировна Олейниченко, его мать, и быть не могло: такой у него был характер. По ее словам, Николай был вполне благополучным молодым человеком. Окончил школу, а затем техникум. Работал в РЭС. Увлекался музыкой и техникой: свой первый мотоцикл собрал собственными руками. Обладал характером мужчины-защитника: если становился свидетелем драки – разнимал дерущихся, если обижали девушку – заступался. Дружил со многими, и теперь, после трагической гибели, рассказывает мама Николая, ежегодно, накануне дня его рождения, на его могиле собирается немало молодежи, помнящей своего друга.
А 9 июля 2002 года, в день, который не предвещал ничего плохого, эпизод с переломом казался тем временем исчерпанным. Ш. сразу после этого убежал. Николай вернулся из больницы в кафе. И компания, которая отмечала день рождения, решила, несмотря ни на что, продолжать веселиться. Жаль, никто не знал, чем это веселье закончится…
Проследил, догнал и убил
Некоторое время спустя Ш. вновь появился у кафе. И теперь уже в новую ссору оказался вовлечен Николай. Александр опять убежал, но, убегая, крикнул Николаю: «Всё, ты труп!» То страшное, что случилось позже, легче (во имя душевного здоровья читателей) не пересказывать, а процитировать по приговору Новоукраинского районного суда (2005 года):
«Пребывая в состоянии сильного душевного волнения, подсудимый, вооружившись топором, который взял дома в багажнике отцовского автомобиля, вернулся к кафе… Следуя на некотором расстоянии (от вышедших в три часа ночи из кафе людей, среди которых был и Николай. – Авт.), дождался, когда Олейниченко остался один, и около 3 часов 30 мин. нагнал его в переулке, где, действуя умышленно с целью лишения жизни, нанес О. не менее пяти ударов топором по голове и трех ударов по туловищу и шее…»
Николая нашли еще до наступления утра. Его родители одними из первых оказались на месте преступления. «Он лежал в луже крови, — рассказывала плачущая мать, — я обняла и прижала его к себе, мне показалось, что он еще жив…» На самом же деле полученные травмы были, говоря медицинским языком, несовместимы с жизнью…
Суды: правые и …странные
Первый суд состоялся в Малой Виске. Сейчас, по прошествии времени, Нина Владимировна Олейниченко уверена, что это был единственный суд, который вынес сравнительно справедливый приговор, – 12 лет лишения свободы. Затем, после апелляции, дело рассмотрел Новоукраинский районный суд, фрагмент приговора которого процитирован выше. И начиная с этого рассмотрения дело стало превращаться в некий невероятно запутанный клубок противоречий.
В Малой Виске эксперт-криминалист однозначно отрицал, что подсудимый находился в момент убийства в состоянии аффекта. В Новоукраинке, год спустя, тот же эксперт-криминалист утверждал уже прямо противоположное. Более того – на свет родился и был представлен суду и новый акт психолого-психиатрической экспертизы, согласно которой подсудимый действовал в состоянии аффекта. Отсюда и слова в новом приговоре о «состоянии сильного душевного волнения». Вдобавок это был якобы не обычный аффект, который, по определению (загляните в любой энциклопедический словарь), представляет собой бурную, но кратковременную эмоцию. Нет — аффективное состояние не разрядилось в словах «Всё, ты труп!», не выветрилось по дороге за топором и обратно, но «развивалось по нарастающей». Остается только гадать: что же заставило эксперта противоречить самому себе? Но после этого новоукраинский суд вынес значительно более мягкий приговор: 4,5 года лишения свободы, а с учетом отбытого в СИЗО срока (чуть более трех лет) освободил осужденного в зале суда по амнистии.
Адвокат потерпевших Виктор Вишня в апелляционном суде, что называется, рвал сердце, доказывая необходимость отмены приговора и проведения новой психолого-психиатрической экспертизы, которая устранила бы противоречия. По мнению адвоката и прокуратуры, вывод о «нарастающем аффекте» был стопроцентно высосан из пальца и никак не объяснял цепь событий. В состоянии аффекта добежал до дома и взял топор? Но затем, по-прежнему в состоянии аффекта, прошел то же расстояние в обратном направлении, надежно пряча топор под футболкой, а не размахивая орудием убийства и не оглашая окрестности проклятиями? Не ворвался в состоянии аффекта в кафе, чтобы тут же разделаться со своим обидчиком на месте. Наоборот – «в состоянии аффекта» осторожно отсиживался в кустах, дожидаясь, чтобы участники праздника вышли на улицу, таясь, следовал за ними еще около трех километров. И, наконец, «апофеоз»: абсолютно безлюдное место, отсутствие свидетелей, уверенность, что никто ничего не увидит, и удары сплеча топором – по живому человеку, как по осиновому полену. По оценке адвоката, все это свидетельствовало не об аффекте, а о холодной, расчетливой нацеленности на убийство. (Виктора Евгеньевича Вишни уже нет среди нас – достаточно скоро после этого уголовного дела он умер от сердечного приступа.) Но тогда Апелляционный суд Кировоградской области так и остался глух к доводам прокуратуры и адвоката. Приговор новоукраинского суда отменил лишь Верховный суд Украины, четко указав как на несоответствие реального хода событий притянутому за уши «аффекту», так и на невозможность переквалификации преступления под более мягкую статью УК.
Но ничего не изменил и новый суд в первой инстанции, который опять прошел в Новоукраинке. А когда — после очередной апелляции — дело поступило для нового, четвертого по счету рассмотрения уже в Новомиргородский районный суд, ситуация стала еще более странной. Выяснилось, что «частина доказів була втрачена … внаслідок попереднього судового розгляду справи» (цитируем по постановлению новомиргородского суда). Среди них главное вещественное доказательство – топор. Интересно, какой из судов уничтожал улики? И он что, не понимал, что делает? Или, наоборот, – очень даже хорошо понимал?..
И это еще не финал
В «УЦ» уже высказывалась мысль о том, что сегодня в Украине утрачивается сам смысл такого понятия, как воздаяние. Дело об убийстве Николая Олейниченко – еще одно подтверждение этого тезиса. Да, суды должны обеспечить объективное и всестороннее рассмотрение дела. Суды должны помнить о правах подсудимого. Но помнят ли они при этом о правах потерпевших? О их праве на защиту? На иных судебных процессах может возникнуть ощущение, что судам словно бы уже и дела нет до убитого. Подтверждением тому в деле об убийстве Николая Олейниченко могут служить и сами судебные бумаги. Когда читаешь их, глаза лезут на лоб: на многих страницах то и дело перевирается совсем не сложная фамилия Николая и его родителей. А уж если зашла речь о родителях Николая, то впору спросить: а до них есть дело судам и судьям? Наверно, только в самой Малой Виске знают, каким ударом для семьи стала потеря единственного сына. К тому же они, потеряв единственного сына, единственного ребенка в семье, потеряли и саму надежду на чью бы то ни было помощь и поддержку в грядущей старости… Но Нина Владимировна с горечью говорит и о том, что на иных судебных заседаниях ей начинало чудиться, что она присутствует в зале не как потерпевшая – как подсудимая… Надо ли еще раз спрашивать, почему в Украине утрачивается вера как в правосудие, так и в сами суды?..
Неполнота вещдоков дала новомиргородскому суду повод сбросить это дело с плеч долой. К тому же прозвучала в Новомиргороде и новая версия: Ш. – не убийца, убил другой, а Ш. лишь взял на себя его вину (непонятно только: почему молчал об этом восемь лет?). Читатель, видимо, уже догадался, что суд направил уголовное дело (возможно, с огромным облегчением?) на новое расследование. Но что и как можно расследовать восемь лет спустя?..
Об этом и шла речь 2 марта на заседании апелляционного суда, куда вновь были вынуждены обратиться потерпевшие и прокуратура.
Теперь защита – в отсутствие важного вещдока – ставит под сомнение и то, что в предыдущих судебных рассмотрениях фигурировал именно тот топор, которым было совершено убийство. Мать убитого уверена, что доследовать нечего: с самого начала очень четкую и кропотливую работу проделала милиция, а все обстоятельства дела и доказательная база были тщательно исследованы как во время предварительного следствия, так и во время самого первого судебного слушания, которое проходило непосредственно в Малой Виске.
Четким и аргументированным было выступление представителя областной прокуратуры Гюльнары Черныш: решение новомиргородского суда о возвращении уголовного дела для нового досудебного расследование носит надуманный характер и противоречит постановлению Пленума Верховного суда Украины о невозможности доследования дел, по которым утрачена сама возможность получить новые доказательства.
После сравнительно недолгого пребывания в совещательной комнате коллегия судей (под председательством Алексея Драного и при участии судей Петра Ремеза и Андрея Паличука) огласила свой вердикт: постановление новомиргородского суда отменить. Обвиняемого взять под стражу в зале суда. Сразу после этих слов подсудимый Ш. был взят под стражу для препровождения в СИЗО. Дело будет вновь направлено в новомиргородский суд для рассмотрения по сути.
…Николая Олейниченко нет в живых. Его родители на протяжении восьми лет пребывают в состоянии непреходящего горя. А суд… Суд идет?.. Или тоже находится «в состоянии аффекта»?
Редактору
А теперь давайте сопоставим две статьи с соседних страниц "Без права на защиту" и "Не стоит прогибаться под налоговый мир". Одна говорит о том, что в суде нельзя добиться правды. Вторая — не бойтесь судиться с налоговой.
Вывод: Если у кого-то там в суде дядька и он успешно судиться и даже с налоговой инспекцией, то остальным, простым предпринимателям рано еще нарываться на неприятности.
І після цього хтось дивується самосудам? По суті, зараз самосуд — це єдиний спосіб хоч якось покарати злочинця.
Я за то, чтобы аффекты отменить ! Ну скажите мне, если кто — то убил человека, находясь в состоянии помутнённого от алкоголя рассудка, то разве это смягчает вину ? Нет. Но тогда почему аффекты должны смягчать вину ? И самое главное, никто объективно не может доказать, был ли человек в состоянии аффекта ! В самом деле , томограмму мозга невозможно провести во время совершения преступления, а только после, а раз так, то невозможно определить был аффект или не было. И ещё вопрос : а ведь некоторые темпераментные люди от природы такие, что склонны к аффектам, скажите мне, почему они должны иметь такой козырь ? Получается неравноправие. Вывод : аффекты отменить.
И ещё : уважаемая УЦ ! Вы не забывайте дело Александра Михалева, когда ему неизвестно кто напихали в рот палок, веток, он захлебнулся собстенной кровью, а наша милиция и прокуратура признала это самоубийством ! Такая вот милиция, месяцами следящая за дулей (можно подумать дуля — опасное оружие))), а палок в рот напихали, не хотят расследовать !