Закрытая зона

Очень многое, практически все поменялось в нашей жизни за почти полтора десятка лет независимости — система власти и люди в этой власти, название и номинал денег, внешний вид кировоградских улиц, одежда горожан и многое, многое другое. Кажется, неизменным осталось лишь одно — местное телевидение. Когда смотришь программы областной государственной телерадиокомпании, то не всегда определишь, какой нынче год на дворе — 1989, 1996 или 2005-й. Те же вести с полей, тот же кондовый официоз, яростное и неумолимое отслеживание каждого шага первых лиц области… Хотя не все так считают. Немало людей работающих на самомом этом телевидении, думают иначе. А именно: что оно — телевидение — со временем стало лишь хуже.

О самом рейтинговом когда-то, самом мощном по покрытию областном телеканале, о его прошлом, настоящем и будущем мы говорили с одними из наиболее известных журналистов КОГТРК Евгенией Шустер и Марией Лебедь. Конечно же, мы говорили о ТВ и политике, и слова звучали все больше грустные и, как никогда, откровенные. Вопросы даже не приходилось задавать — это были монологи о давно наболевшем.

Евгения Шустер: — Ветер перемен пока минует Кировоград, к сожалению. После 21 ноября все столичные каналы начали работать по-другому — наши не изменились, все работают, как раньше.

Почему такая журналистика в Кировограде? Я много думала об этом… Вот есть же “Украина-Центр”, она имеет свой собственный взгляд, свой почерк. С телеканалами почему-то так не случилось… Не буду давать оценку “Стимулу” или TTV, у нас несколько разные возможности, даже технические, но я на недавнем собрании коллектива всех наших спрашивала: “Когда мы уже скажем свое слово, ну нельзя же так!..”

Высокого профессионализма в освещениии выборов-2004 не было ни на одном кировоградском телеканале. Отдаю должное ребятам из “Стимула”, их гражданской позиции. Они пытались сбалансировать, перевесить, показать то, что мы не давали, хотя и должны были. Но технически… К сожалению, похоже, профессионализм вообще ушел с кировоградского ТВ. Кто уехал, кому не дают работать, и это больно.

Стыдно говорить, как мы осветили нынешние выборы. Даже при том “внутреннем редакторе”, который сидит внутри меня, я понимаю, — есть какие-то пределы. Так, как работаем мы, работать нельзя. И мне грустно. Вспомните — мы совершенно спокойно прошли выборы 1998 года. А они не были легкими, Кировоград раздирали противоречия, по всей области, практически по всем пяти округам, шли новые люди, но мы же смогли отработать достойно. Мы тогда смогли сработать на уровне высоких стандартов, не теряя лицо. Нам никто в спину не смеялся и в лицо не плевал. Абсолютно все, вне зависимости от идей, которых они придерживались, все партии и кандидаты были у нас в эфире. И никто в итоге не держал на нас зла.

Что, у нас было тогда другое государство? У нас был другой президент?

После тех выборов я как главный редактор на тот момент собрала летучку и сказала буквально следующее: “До вчерашнего дня мы помогали каким-то командам, кто-то выиграл, кто-то проиграл. Но наш коллектив остался. У нас есть свой дух, свой почерк, своя внутренняя профессиональная Конституция. С сегодняшнего дня мы продолжаем работать так же профессионально, как и вчера.” К сожалению, мы все это потеряли потом со временем… Для меня это была личная трагедия. Подходя к выборам уже 2002 года, я понимала, что у нас уже что-то не так. Мы изменили своим традициям, своей профессиональной норме.

А нынешние выборы — это был уже просто ком, мы в нем катились. И внутри у нас все кипело, но не выходило наружу.

Помните, как вы, газетчики в основном, собрались здесь, на площади, в поддержку “5 канала”, а мне было стыдно, что я от нас вышла одна. А в следующий раз присоединилась Мария Лебедь. Никто больше. И не скажешь ведь, что у нас работают плохие люди. Сказать, что мы воспитаны не так? Тоже нельзя.

Уходят люди. Мне искренне жаль, что нет на телеканале Люды Лозовой, ушел безвременно Виталий Семенович Цыпин, губернатор Кальченко (в то время) убрал директора Анатолия Венжика, лучшего, на наш взгляд, из директоров. Людмила в 2001-м завоевала второе место на серьезнейшем конкурсе, мы подходили к тому хорошему уровню, казалось, только нащупали ту точку, от которой пойдем вверх, но…

К сожалению, мне кажется, наше руководство окружило себя такими людьми… Им чужды профессиональные нормы. Нет той творческой атмосферы. А какие были когда-то люди, какой дух, какой коллектив! Мы собирались все вместе читать новые книги, выписывали по пять-шесть толстых журналов — “Новый мир”, “Знамя”. Мы были одна семья и были известны не только потому, что два-три раза в неделю появлялись на экране, — это еще не значит, что ты журналист. Ведь нас действительно любила публика, лучшие из нас были знаковыми фигурами. И мы чувствовали громадную ответственность. А сейчас мне иногда кажется, что мы — кружок художественной самодеятельности. Наш город уже не забитый, более того — он теперь известен всему миру. И я иногда думаю — как хорошо, что к нам не заезжают тележурналисты типа Евгения Киселева, Владимира Молчанова, — если бы они увидели-услышали, что идет в нашем телеэфире!..

Но хочу выдать упрек и коллегам-газетчикам. Вы о нас почти не пишете. У нас нет хорошей телевизионной критики. Займитесь! Критикуйте, стоит даже отхлестать иногда кого-то! Нам это сейчас крайне необходимо.

Мария Лебедь: — Знаете, у нас уже давно художественный совет существует только на бумаге. Никто не помнит, когда он в последний раз собирался. У нас не проводятся даже летучки! Вы представляете себе творческий коллектив, где люди не обсуждают внутренние проблемы и никто не знает, что будет дальше?

Нас часто спрашивают с Евгенией Михайловной — почему вас не видно на экране? Да из-за всего вышеперечисленного и еще многого другого мы просто ушли за кадр. Практически не стало работы режиссеров. А ведь на телевидении это главная фигура. У нас номинально есть главный режиссер. Но он молчит…

За коллектив обидно. На том самом известном собрании, где мы пытались пересмотреть отношения с руководством, подписать новый трудовой договор, из более двухсотенного коллектива все молчали, лишь я как человек эмоциональный говорила им: “Я себя отстою, а вы себя не отстоите!” Эти люди ничего не хотят менять, потому что им так нравится.

Люди разучились работать, планка упала. Смонтировано так, ну и пусть будет, хотя можно по-другому, лучше. Можно написать по-другому, но зачем?

Наш генеральный директор приблизил к себе людей, которые не умеют делать телевидение и радио. Они получают какие-то награды, которым мы не завидуем, — упаси Бог иметь что-то от такой власти, позорить себя. Они имеют отношение к каким-то денежным, рекламным потокам. Хотя какая там реклама! Мы потеряли не только авторитет, но и рекламодателя, под наши программы никто не хочет давать рекламу.

А ведь еще недавно мы делали программы для УТ-1, мы довели местное вещание до десяти часов в день! Нас до сих пор еще вспоминают только по тем программам…

Молодое поколение есть. Но ему не дают расти, более того, на тех же самых выборах о них просто вытирали ноги, заставляя делать известные сюжеты, показываясь в кадре…

Евгения Шустер: — Мы вместе с Людой Лозовой после выборов 2002 года, когда нас практически уничтожили, дали друг другу слово не появляться в эфире. Да и где появляться? У нас нет ни одного ток-шоу, а были! У нас нет молодежных программ. О чем говорить, если у нас нет прямых эфиров, а ведь это квинтэссенция телевидения, его глубинная суть и отличие от других СМИ! Мы почти безучастны, по большому счету, к жизни города, городской власти. И какая же мы областная компания, если мы дальше двадцати километров в радиусе от города раз в год отъехать не можем?

И вы правильно написали в газете (в статье “Бельмо на голубом глазу” — авт.), — мы готовим телезрителям невкусное, малопривлекательное блюдо. Да и кто нас смотрит теперь? Когда-то смотрели только нас, просто потому, что было всего одно телевидение. Но мы же выросли из ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО регионального телевидения… Обидно. Мы знавали времена, когда сотрудники КГБ могли обыскать рабочий стол, когда во время прямых эфиров люди в штатском следили, чтобы никто лишнего не сказал, не дай Бог. Но все равно тогда работалось лучше и легче, мы делали гораздо более интересное телевидение.

Можно еще возродить это полуразрушенное здание. Мы не хотим быть бельмом на голубом глазу, как вы назвали нас в прошлой статье. Но, простите меня, я год назад сказала эти слова главе Нацсовета по телевидению и радиовещанию Ивану Чижу: когда в борделе плохи дела, там меняют не мебель. А у нас меняют именно мебель…

Вместо послесловия. Нам, журналистам “УЦ”, нечего добавить к горькому монологу коллег, все уже сказано, и даже не все попало на газетные страницы. Но дискуссию о нашем местном телевидении мы считаем лишь только начинающейся. Ждем ваших откликов по этому поводу. Мы готовы предоставить слово и руководству КОГТРК, которое не раз упоминалось выше.