Другой Вячеслав Чорновил

Вячеслав Максимович Чорновил ушел от нас ровно десять лет назад. И последний день своей жизни он провел в Кировограде. О том, каким он был в жизни, а не только в политике, «УЦ» рассказал наш земляк Андрей Ницой, который некоторое время был личным секретарем Вячеслава Максимовича. Кстати, Ницой был во второй машине вместе с Удовенко, когда они все возвращались из Кировограда. Костюм какой марки носил Чорновил, как относился к застолью и даже кто из депутатов впервые сломал микрофон в Верховной Раде – читайте в нашем интервью.

— Андрей Анатольевич, как вы оказались в ближнем окружении Чорновила?

— Честно говоря, я особо не собирался в Киев. На момент приглашения в 1998-м на должность первого заместителя главы секретариата НРУ я и в родном Кировограде себя хорошо чувствовал. Я руководил областным Центром занятости, был заместителем главы областного провода Руха. Был вполне реализовавшимся человеком, известным в регионе, со статусом, и динамика жизни в Кировограде тогда была другой.

И если бы кто-то другой пригласил бы меня работать в Киев, даже кто-то из заместителей Чорновила, Богдан Бойко, например, я бы не согласился. Но меня позвал лично Вячеслав Максимович. И я для себя понял, что Чорновилу отказать не могу. Взял вечер на размышления, посоветовался с женой и утром дал согласие. Чорновилу нужен был орговик рядом, так как в то время Богдан Бойко больше занимался делами фракции.

— Как давно на тот момент вы были знакомы с Чорновилом?

— В Рухе я с 1989 года. Потом была аспирантура в Киевском национальном университете, тогда впервые мы познакомились на одном из мероприятий. В 1994-м я уже руководил в Кировограде штабами двух кандидатов в народные депутаты от Народного руха, и, считаю, справились мы неплохо – Валерий Алешин стал депутатом, а Анатолий Ревенко занял второе место после коммуниста Валерия Мишуры. Но и так для «красного пояса», даже суперкрасного, кондового, которым тогда считался Кировоград, результат был очень неплохим даже в масштабах Украины. На выборах мэра Кировограда руховский кандидат также занял второе место.

— Как работалось с Вячеславом Максимовичем?

— Вячеслав Максимович представлял собой тип руководителя, как бы сказать, моментального действия, чем мне очень импонировал. Я сам такого склада, и я у него многому научился. Между, скажем, моим докладом по какому-то вопросу и принятием решения у него проходило максимум минут пятнадцать. И сразу же, не откладывая, он брал трубку и звонил, давал указания или сразу предпринимал необходимое действие. Если вдруг (что было редко) было время, то мы больше расшифровывали, обсуждали, но на завтра никто решения не откладывал.

Чорновил никогда не учил словом, как работать. Он учил примером, все время давал понимать: делай, как я.

Вячеслав Чорновил был чрезвычайно целеустремленной натурой. Он почти всегда знал, как делать, что, зачем и куда. У него была одна высшая цель — государство Украина, это то, что в умных учебниках по менеджменту называют «стратегия компании», «миссия» и т.д., но, кроме этого, у него всегда были конкретные цели на текущий момент. Например, такой-то законопроект. Или он нужен, или необходимо блокировать. И он очень талантливо (хотя его нигде этому не учили, в тюрьмах менеджмент не преподают) распределял людей, ресурсы, ставил правильные задачи для решения именно стоящей цели. Он был великолепным менеджером! Объединял в себе качества и трибуна, и лидера партии, и менеджера.

Вождям часто у нас не везет с окружением, так исторически складывается. Не миновало это и Вячеслава Максимовича. Его окружение формировалось и демократической волной, и советскими спецслужбами, увы. Я пришел в руководство Руха, когда уже начинался раскол. Я видел, что это абсолютно инспирировано извне, но люди, инициировавшие раскол, были заслуженными демократами. И ментальность, воспитание Чорновила не позволяли ему сделать то, что спокойно делает большинство вождей, как Мороз, например, — взял и своих двоих заместителей просто вышвырнул из партии. И все! И никто не упрекает, что Мороз не демократ! А Чорновил такого себе позволить не мог.

И случился раскол. Попрекают Чорновила – если бы отрезал кое-кого сразу, и раскола бы не было. Но я считаю, что раскол был неминуем. Потому что настолько серьезно была дана установка как руководством нашей страны, так и из-за рубежа. Рух был обречен.

— Давайте больше поговорим о Чорновиле как человеке.

— За регалиями часто незаметны человеческие качества. Приведу один пример, совершенно не характерный для той эпохи. После очень острого съезда, на котором состоялся раскол, но мы победили, большинство региональных организаций поддержало нас. Подходит ко мне с женой Чорновил и обнимает нас двоих руками, прижимает так к себе и говорит: «Спасибо большое вам, вы создали такую атмосферу» (а я в том числе занимался организацией того съезда). Он больше имел в виду даже не дух, а саму организацию, так сказать, культуру обслуживания. Я на очень многих съездах разных партий бывал. На большинстве из них такое отношение: здравствуйте, ребята-делегаты, вот ваши мандаты, валите в зал, и вот так и так-то голосуете. И прописано, кто будет выступать и что скажет.

Чорновил такого принципиально не допускал. Его обвиняли, что он идет на поводу, позволяет неслыханный разгул демократии, нет дисциплины в Рухе. Все это было, но не из-за неорганизованности, а из-за уважения к личности! Если делегат хотел выступить, он выступал, ему не затыкали рот, не говорили: мы тут сидим — народные депутаты, а ты из села приехал нас учить.

Сейчас встречаю часто оппонентов Чорновила, которые этим «разгулом демократии» его попрекали. Сегодня они рады бы вернуться в ту атмосферу, им этого не хватает, и им этого не дают. Уважением к человеку у него определялась и высокая культура поведения, культура полемики. Он был классическим воплощением знаменитого афоризма Вольтера: «Я не разделяю ваши взгляды, но готов отдать жизнь за ваше право их высказывать». Своим поведением он это доказывал. Была только одна грань, стена даже: это украинское дело, вопросы государственности. Это сегодня у нас все державники, а тогда было немало сил, которые открыто и прямо выступали против самого факта существования Украины, были за вливание в Россию. И вот тут толерантность Чорновила сразу заканчивалась, и он переставал быть демократом и полемику уже не вел. Бывали случаи, что в кабинете его такой крик стоял! Например, помню случай с одним из ближайших соратников – Лесем Танюком. Тот продвигал какую-то идею, явно работающую на раскол. Чорновил долго убеждал, но потом!.. Но по отношению к любому рядовому партийцу он никогда так не позволил бы себе поступить.

Сегодня часто ломают микрофоны в Верховной Раде. Мало кто знает, что первым политиком, который сломал микрофон в парламенте, был Чорновил! Точно не помню, но спикер Ткаченко хотел поставить на голосование какой-то антиукраинский вопрос, и оставалось последнее средство. И Чорновил, не раздумывая, принял решение: сломал и не позволил поставить вопрос.

Другие сделали бы на этом пиар. А Чорновил просто пошел в кассу, и из его зарплаты вычли деньги, починили микрофоны, и все. Другое дело, что оппоненты за это на него набросились.

Знаете, Чорновил мог стать очень богатым человеком. От позиции Руха очень многое зависело… Но он с чем пришел, с тем и ушел. Со своей скромной небольшой квартиркой в депутатском доме. Кстати, и машина, на которой он разбился, была не его, и даже не Верховной Рады (он имел право на машину). Та «Тойота Королла» принадлежала страховой компании, ее владелец симпатизировал Народному руху и давал ее в пользование. Обычная машина, на которой даже не было подушек безопасности…

— Как проходил рабочий день Чорновила?

— Вячеслав Максимович самое позднее в 7:30 был у себя в кабинете в Верховной Раде. Полчаса у него была самостоятельная работа – письма, законопроекты, статьи. В 8 к нему приходили я и заместитель по оргвопросам Вячеслав Коваль, и мы за полчаса планировали день или неделю, если была пятница. Причем, как я говорил, он ни на минуту не откладывал дело. Сразу брал телефон и звонил или в район, где были вопросы, или министру, или начальнику милиции, или еще кому. Часто звонка в защиту человека хватало. Потом полчаса — прием людей. В 9 часов — фракция. Тогда фракция Руха была второй по величине.

Вечером обязательно ехал в офис Руха, на улицу Олеся Гончара. Там была и редакция газеты, которую создал Чорновил (он же журналист по образованию!), которой столько внимания уделял – «Час.Time», на то время это было одно из немногих глубоких, аналитических изданий, разве что «Зеркало недели» было такого же уровня. И оно совсем не было руховской агиткой! Чорновил занимался самыми важными вопросами газеты и партии где-то два-три часа. Нередко из аппарата он уезжал в 10-11 часов вечера. Бывало, я его подвозил, потому что два его водителя так выматывались – он для всех дел давал свою машину. Он был трудоголик и наслаждался работой! Не мог долго сидеть на месте. А отдыхал на встречах, митингах…

Много ездил, страшно любил ездить по Украине и часто спал в машине, когда не говорил по телефону. У него был первый в Рухе мобильный телефон. Кстати, этот телефон, с которым он ехал в последний раз, я передал Тарасу Чорновилу и надеюсь, что он передаст его в музей отца.

А у меня хранится ручка Чорновила, которой он подписал с Пинзеником первый в Украине договор между политическими партиями о намерении объединиться. Потом этой чорновиловской ручкой подписали договор Рух, «Реформы и порядок» и Конгресс украинских националистов как основатели Блока «Наша Украина», который победил на выборах 2002 года, я ее дал. Я ее привезу в Кировоград, где в краеведческом музее будет экспозиция к двадцатилетию Руха за перестройку, а потом передам в музей Чорновила в Киеве.

— Как составляющая общего уже мифа о Чорновиле – разговоры о его скромности. Чуть не в одном костюме ходил и т. д. Так ли это?

— В Украине, так сложилось, тогда почти не было нормальной одежды. Как выкручивался Чорновил? Однажды его жена Атена где-то за границей все же затянула его в магазин, и даже без примерки ему купили хороший костюм. Он его носил. А потом в Украине появилась такая компания – «Валди». Человека, ее создавшего и быстро сделавшего успешной эту марку действительно хорошей мужской одежды, начали «прессовать». Налоговая и т. д. И он обратился к Чорновилу за защитой, а к кому еще тогда можно было обратиться производителю? И во время экскурсии на производство Чорновил купил себе костюм там. О подарках не могло быть и речи – купил! И потом Чорновил его в основном и носил. Но не стоит, чтобы у нас в памяти Чорновил был как такой себе прибедняющийся человек. Он за собой очень следил, был очень опрятным. Всегда во всем чистота и порядок – это урок зоны, где, если не будешь следить за собой, быстро опустишься.

Он не преувеличивал значение внешности, но понимал, что он — лицо Руха, и соответствовал.

Очень любил джемперы, особенно красного цвета. Ну и плащ обычный, зимний или демисезонный. Я не помню, чтобы у него вообще было пальто. Он любил плащи.

Любил поесть (и не только «патриотичную» украинскую кухню), получал удовольствие от хорошей компании, нормального застолья. Никто не скажет, что видел его выпившим, он знал свою меру, но и знал цену чарке и мог себе иногда позволить. И на последнем нашем ужине в Кировограде, в «Черной каве», хорошо мы посидели, выпили, но пристойно. Потом по дороге захотелось пить, мы в Черкассах остановились выпить чаю, но взяли еще и бутылку сухого вина. Нормально, все, кроме Удовенко, выпили. А его пресс-секретарь Дмитрий Пономарчук сразу после этого просто лег на заднее сиденье и задремал. Это и спасло ему жизнь, мы так думаем.

Это я к чему? Чорновил любил жизнь во всех ее проявлениях, как все нормальные люди. Стремился жить насыщенно.

— Так ли был прост и доступен?

— Сказать, чтобы он сильно к себе подпускал, нельзя. О панибратстве вообще речь не идет, в его обществе все чувствовали грань, несмотря на всю дружелюбность и общительность. Долго присматривался к людям. Сужу по себе: вроде бы работаем вместе в постоянном контакте, но лишь через несколько месяцев он позволил сократить дистанцию. Хотя все равно обращался ко мне на «вы».

Хочу еще сказать то, что никто не говорит о Чорновиле практически никогда. Одной из линий критиков Чорновила было то, что, дескать, он уже человек из прошлого, эпохи диссидентов-романтиков. А сейчас якобы нужны люди другой формации и т.д. Экономисты, прагматики. И вот на одном из совещаний он и говорит: «Ну что это все меня обвиняют, что я какой-то совсем романтик. Ну какой я романтик? Смотрите – партия существует, газета выходит, работа ведется, выборы происходят, я же нахожу на это все деньги!» Я горжусь, что сказал ему тогда в ответ: «Вы не романтик, вы романтический прагматик». Ему это очень понравилось, и он потом очень часто на встречах, в интервью любил говорить о себе – «я романтический прагматик». А может, и правда – «прагматический романтик»?..