В горниле наркодиспансера, или Из огня да в полымя

В прошлом году некоммерческая организация «Всероссийская сеть снижения вреда» (ВССВ) представила результаты исследования эффективности работы государственной наркологии в России «глазами пациентов». В опросе принимали участие около тысячи респондентов из Волгограда, Воронежа, Екатеринбурга, Калининграда, Красноярска, Москвы, Оренбурга, Санкт-Петербурга, Пензы и Уфы — и почти 97% из них не удалось вылечить.

О подобных масштабных исследованиях в Украине нам пока слышать не доводилось. Однако и оснований предполагать, что наша ситуация в корне отличается от положения дел в соседней России, нет, по большому счету, никаких. В рамках проекта «УЦ» «Наркомания. История болезни» наш журналист попытался, с учетом собственных возможностей, провести опыт, подобный российскому, и переговорить с несколькими бывшими пациентами отечественных наркодиспансеров.

Нашей целью было приподнять завесу секретности, окружающую то, что происходит за зарешеченными окнами заведений официальной медицины, которые, как правило, становятся первой инстанцией для родителей и родственников украинцев, оказавшихся в плену наркотической зависимости. Ведь в первую очередь они обращаются именно туда — куда же еще…

Сразу отметим: по понятным причинам мы опустили все детали, которые касались личностей наших респондентов, а также отдельно взятых клиник и их должностных лиц, — опрошенные проходили лечение в диспансерах разных областей страны, и журналист «УЦ» не ставил задачу «изобличить» конкретных людей или учреждения, а скорее очертить общее положение дел. Тем более что в этом есть очевидная необходимость — в прямом смысле больная тема почему-то обходится вниманием большинства средств массовой информации. «Картинка», скажем сразу, вышла достаточно безрадостная…

«Дивный новый мир»

— Там строгий режим — фактически приближенный к тому, который есть в местах лишения свободы, я бывал и там. Тебя могут свободно обыскать — вплоть до самых последних «инстанций». Отношение персонала — по разному, зависит от смены, врачи попадаются разные, некоторые ведут себя более жестко, могут нагрубить, оскорбить. Ну а санитары знают свое дело — скрутить, связать, уколоть…

Сходство с теми самыми местами диктуется, видимо, той публикой, которая там пребывает, ведь далеко не все туда ложатся по собственной воле. Кроме того, там смешанное проживание мужчин и женщин, общий туалет для пациентов обоих полов, рассказывает один из наших собеседников, в свои 30 с небольшим добровольно проходивший лечение несколько раз и, кроме того, отсидевший в свое время срок.

Возможно, именно его «привычностью» к подобного рода условиям объясняется довольно сдержанный тон, в котором описывается «диспозиция». Причем касается это и других наших респондентов. А вот так описывает мир одного из криворожских наркодиспансеров мать его бывшей пациентки — ее письмо было опубликовано не так давно в газете «Кривой Рог вечерний» в публикации под красноречивым названием «В наркодиспансере не лечат, а калечат?»:

«В небольшом помещении пять палат, в каждой располагается от 8 до 12 человек. По коридору ходят мужчины и женщины с сигаретами в зубах. В палатах тоже курят. Палаты СОВМЕСТНЫЕ! Мужчины и женщины лежат рядом, причем администрация не вмешивается в распределение мест — палату и конкретную койку, на которой он будет лежать, выбирает сам наркоман (или алкоголик). При желании пациенты “переезжают” с места на место, из одной палаты — в другую. Короче, самоуправление.

Люди, которые когда-то сидели в тюрьме, объяснили мне, что там очень важно занимать “престижную нару”. В зависимости от того, какой статус имеет зек, он и выбирает себе нару. В наркодиспансере все делается по этому “зоновскому принципу”. Мне тяжело описывать эту бредовую ситуацию, ведь там лежала моя дочь. Представьте: “паханы” на “престижных нарах”, парни и девчата рядышком на коечках, клубы дыма под потолком, днем и ночью варится “чифирь”, собирается “общак”…»

Действительно, из бесед с бывшими пациентами наркологических клиник можно составить своего рода классификацию, в которой для каждого из их «коллег» по лечению отводится особое место, ступень в своего рода иерархии. Причем, возвращаясь в диспансер раз от раза, они, как правило, переходят с одной ступени на другую. Отметим: условные названия для разных «классов», описанных ниже, придуманы нами и не являются общепринятыми в «среде обитания», о которой идет речь.

Вне условной иерархии находятся только алкоголики, которые, по словам наших респондентов, там практически живут. «Я их не считаю, они ж не наркоманы», — говорит один из наших собеседников.

Собственно же среди тех, кого «считают», на «низшей», начальной ступени, стоят те, кто лег в диспансер впервые, кто действительно решился на это самостоятельно. Условно назовем их «сознательными» и отметим: решиться на подобный шаг — уже поступок:

— Тебя ставят на учет, об этом обязательно будут знать родители, — рассказывает бывший пациент. — То есть люди, которые действительно хотят бросить, там есть, может быть, процентов десять, двадцать максимум — те, кто действительно пришел туда, веря в то, что они смогут исцелиться и так далее. Они первое время в «движении» не участвуют…

Отметим: в Украине, в отличие от большинства цивилизованных стран, постановка человека на учет при обращении в диспансер обязательна, и отсутствие возможности лечиться анонимно, по оценкам экспертов (да и самих наркоманов — как бывших, так и «действующих»), является одним из основных факторов, останавливающих многих наркозависимых людей.

При иных обстоятельствах «сознательных» пациентов было бы намного больше — добровольно получить «волчий билет», который будет сопровождать тебя в дальнейшей жизни, создавая проблемы при приеме на работу, получении водительских прав и так далее, соглашается далеко не каждый, пока не «припечет» окончательно, а то и вовсе никогда…

А уже имея трех-пятилетний «стаж» — обычно именно на этой стадии к наркоману впервые приходят «прозрение» и понимание, что «так дальше жить нельзя», излечиться намного труднее. Да и сознательности таких пациентов часто хватает ненадолго:

— В принципе и я первый раз лег действительно потому, что хотел бросить. И первые дня три-четыре, пока была «барбитура» в крови, мне было нормально. А потом — «да нет, надо еще полкубика хотя бы», и я начал искать способ затянуть туда наркотик, — признается один из собеседников.

Справка «УЦ»: «Барбитура» — сленговое название барбитуратов, лекарственных веществ, получаемых на основе барбитуровой кислоты, которые угнетают активность центральной нервной системы; ранее эти лекарства применялись в качестве успокаивающих и снотворных средств. На жаргоне так называют и препараты сходного действия.

Далее. «Притворщики» — ложатся либо под давлением родителей, либо под давлением обстоятельств, чтобы показать родителям, что «вот, я ложусь лечиться». Хотя, на самом деле, реально бросать уже не собираются.

Третья категория — «Бывалые». Это наркоманы, которые колются давно, имеют «большой стаж» и ложатся в стационар (как правило, повторно), чтобы… отдохнуть, «поправить здоровье» и «сбить дозу»:

— Когда у тебя уже большая доза, там очень хорошие условия для того, чтобы ее сбить. Тем более что в любой момент (если ложился добровольно) ты можешь написать отказ от лечения и уйти. Я, например, был там 4 раза и 4 раза писал отказы, — рассказывает один из бывших «бывалых».

И, наконец, последние — уголовники. Без кавычек. Те, на кого заведено уголовное дело и кому надо «снять статью». Раньше была 14-я, теперь первая часть 309-й (статьи УК Украины — незаконное производство, изготовление, приобретение, хранение, перевозка или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов без цели сбыта карается ограничением или лишением свободы на срок до трех лет. В соответствии же с частью 4 той же статьи, лицо, добровольно обратившееся в диспансер и «начало лечение от наркомании (дословно)», освобождается от уголовной ответственности за действия, предусмотренные частью первой. — Авт.).

— Там есть люди, которые не один год отсидели, имеют вес в наркоманской среде, именно они там строят погоду. Они любят «варить воду», типа: «Ты должен, вот придет мама, давай мути у мамы деньги, потому что ты должен, ты не прав…» и т.п.

То есть человек, попав в диспансер, вместо того, чтобы лечиться, «повышает квалификацию», получает новые знакомства, узнает, где можно, «солому» взять, где «ширку» и так далее, утверждает бывший пациент…

«Подъем конями»

Самое страшное — что возобновить прерванный «стаж», как утверждают практически все, кто побывал в наркологическом стационаре в качестве «клиента», можно прямо там — «не отходя от кассы». Вот что пишет Екатерина Уманец, мать наркоманки, в своем письме в редакцию «Кривого Рога вечернего»:

«…Наркотик “заходит” регулярно — пациенты в очередь становятся. Одни за деньги покупают, другие расплачиваются ценными вещами — часами, мобилками, передачами, полученными от родственников…»

Наши собеседники, в свою очередь, делятся личным опытом:

— Понятно, что, если наркоманы, находящиеся в стенах диспансера, не хотят лечиться, они будут искать способ достать наркотик, находясь там, и находить его. Было бы желание, а возможность найдется — затащить, договориться, принести… Разных схем много.

Первая из них — через родителей. Я, например, уговаривал своего отца, находил, как его замотивировать, и он умудрялся проносить мне наркотик прямо туда. Другой путь — когда я ложился, уже зная, как они просматривают, как «шмонают», где что можно припрятать, заносил сам.

Третье — это такая стандартная схема, которая работает постоянно: в наркологическом отделении лежат и алкоголики, они там постоянные «гости» — живут там, что ли, и у них есть свободный выход. И если с ними нормально договориться, что-то «порешать», они могут купить, занести — их не особо «шмонают», к ним у персонала уже есть какая-то степень доверия, — рассказывает один из респондентов.

Работает и традиционный «зоновский» метод подъема «коней», когда пакет с наркотиком привязывают к нитке, спущенной пациентом, например, через форточку в туалете. Конечно, для этого нужно привлекать помощников, находящихся на «воле»:

— Там же есть телефон, можно позвонить — все мы люди: «Ну можно позвонить, ну можно, ну пожалуйста…», тем более сейчас век цифровой техники и связь с друзьями поддерживать легче, — отмечает другой собеседник.

Работает и масса других, менее общепринятых, оригинальных способов, которые находят пациенты наркодиспансера для того, чтобы «скрасить» вынужденное времяпрепровождение в нем:

— У нас в отделении был один цыган, то ли из Знаменки, то ли из Светловодска. Как-то к нему пришли его соплеменники. Пока переговаривались, он — в отделении, они — за дверями (войти в отделение или выйти из него просто так нельзя — нужно получать специальное разрешение), ему тихонько через замочную скважину просунули «куба» полтора «ширки» в запаянном с двух сторон куске трубки от капельницы. Он его за пазуху засунул, но, видать, майку плохо заправил — она у него и выпала. А кругом наркоманы — так никто и не узнал, куда делось. А цыган, бедный, без дозы остался… — один из примеров, приведенных «бывшими». Отмечали они и то, что часто — «за отдельную плату» — курьерами становятся сами сотрудники диспансеров. Хотя, думаю, этот факт мало кого удивит…

Куда бежать?

Неутешительные выводы напрашиваются сам собой: по сути, подавляющее большинство — 80-90% пациентов наркологических клиник — составляют люди, изначально, с момента «укладки», даже не думавшие о том, чтобы излечиться. И «начинающие» наркоманы, попав туда, оказываются за закрытыми дверями в обществе «бывалых» и самых настоящих уголовников. Естественно, не попасть под влияние «харизматических» лидеров из их среды очень сложно.

Получается, что вместо того, чтобы быть местом, где действительно нуждающимся, больным людям могут оказать реальную помощь, на деле государственные наркологические клиники являются перевалочным пунктом для «сбивающих дозу» наркоманов, уклоняющихся от статьи уголовников и самой настоящей «кузницей кадров» для мрачного маргинального мира, вопреки которому, по определению, они существуют.

Косвенно наши выводы подтверждает и доклад российской ВССВ, на который мы ссылались в начале публикации. «При существующем качестве лечения только 3-5% наркозависимых могут рассчитывать, что после лечения в государственном наркодиспансере они сохранят трезвость в течение первого года, в дальнейшем этот процент уменьшится, — в частности, говорится в документе. — 79% респондентов заявили, что первый поход к врачу был связан с искренним желанием избавиться от наркозависимости, однако с каждым новым обращением в диспансер их мотивация уменьшалась: только 35,5% продолжали верить в исцеление. Другая часть респондентов повторно ложилась в стационар лишь для того, чтобы снять ломку, снизить дозы потребляемого наркотика или просто «отдохнуть от наркотического марафона» — поисков денег на покупку очередной дозы… Еще для 36% пациентов первый прием у нарколога сразу же стал последним».

А теперь — «внимание, вопрос»: куда обращаться обезумевшим от горя родителям, ищущим способы спасти своего ребенка, оказавшегося в наркотическом плену? Даже если он сам готов пройти лечение — даст ли оно положительный результат при существующем положении дел?

Конечно, сейчас существует огромное количество частных клиник, но есть ли гарантия, что вместо того, чтобы уберечь свое чадо от лагерных порядков диспансера, вы не отдадите его в руки шарлатанов, единственная задача которых — «выколотить» как можно больше денег из родных и близких пациентов? К слову, о поборах, практикуемых в государственных нарколечебницах, по определению оказывающих БЕСПЛАТНЫЕ услуги, тоже можно было бы сказать немало, но это — отдельная тема. Для отдельной публикации.

И в заключение: по словам нарколога-психиатра, главного врача наркодиспансера № 12 Москвы и члена Общественной палаты Олега Зыкова, самый эффективный среди существующих сейчас способов лечения, — «анонимные группы самопомощи, в том числе созданные при храмах по инициативе священнослужителей». Заметьте, это говорит нарколог, светский человек, задействованный в структурах официальной медицины. И таких голосов в последнее время звучит все больше и больше…