Это сейчас друзья и коллеги знают кировоградца Игоря Филипенко как талантливого фотографа, журналиста, пресс-секретаря областной организации ВО «Союз. Чернобыль. Украина». А тогда, в апреле 86-го, он задыхался в неисправном противогазе в лесу под Припятью, а потом растил искалеченную мирным атомом дочку и лишь специальными знаниями и силой воли смог помочь себе, пораженному тяжелым недугом.
«Нам сказали: ЧП на электростанции»
Тогда, в апреле 86-го, кировоградец Игорь Филипенко проходил срочную службу в войсках специального назначения в Киеве.
«Как сейчас помню — было утро субботы. В этот день у нас должен был быть ПХД — парково-хозяйственный день, когда проводилась уборка территории части. Поэтому, когда нас построили на плацу и сообщили о срочном выезде, поначалу никто всерьез эту информацию не воспринял — нам сказали, что на какой-то электростанции авария и мы срочно отбываем туда. Вот и вся информация, которой мы на момент отъезда располагали. Погрузили нас в ЗИЛы-«развозки». И хотя до Чернобыля от Киева — километров 160-170 всего, дорога была трудной: народу человек по 30 в каждой машине, ноги затекали… Километров через сто нас высадили — размять ноги. И только тогда сообщили — едем не на электро-, а на атомную станцию. Впрочем, тогда для нас не было никакой разницы в этом, а уж тем более страха — на атомную, так на атомную…»
«Ты — обреченная жертва»
Страха не было и у людей, которые потом, если выживут, всю жизнь, и даже после смерти, будут нести губительную опасность и не то медицинский диагноз, не то социальное клеймо — «чернобылец». Впрочем, живы ли сейчас молодожены и их гости, которые в то роковое утро шли навстречу рядовому-кировоградцу по мосту из Припяти мимо пылающего всего в паре километров реактора?
«На подъезде к Припяти нам дали команду “Газы!”, по которой мы должны были надеть противогазы. Однако потом команду отменили — чтобы не вызывать у местного населения панику. По этой же причине нас, прибывших на место первыми после пожарных, вывезли в ближайший лесок. Помню, трава там была высоченная, по пояс, и мы тут же, уставшие после дороги, завалились в эти заросли. Наш ротный, у которого случайно оказался с собой дозиметр, догадался замерить уровень радиации. Прибор зашкалил! И снова прозвучала команда “Газы!” И тут случилось неожиданное — мой противогаз оказался … нерабочим. Ведь снарядили нас “слониками”, которые были предназначены только для учений и тренировочных упражнений! А боевые привезли только на третий день… В тот день нас так и не покормили — дали только банку консервов одну на четверых да по куску сухаря. А вечером ротный наш построил нас и сообщил: “Ну что, п…сики! Четвертый атомный на грани в…ба. Если п…нет, то девяносто процентов личного состава … накроется. Так что вы далеко не разбегайтесь, чтобы вас в гробы было легче собирать…”
Но настоящее осознание опасности и чувство страха пришло потом. Несколько солдат из соседнего подразделения ночью выезжали к станции радиацию замерять, мы еще видели, как их потом водой обливали, смывали пыль радиоактивную. А уже утром — два трупа…
Я тогда салагой был, четыре месяца прослужил всего. А мужики-дембеля волосы на себе рвали…
Страшно было и тогда, когда вертолеты уже прилетели и мешки с песком сбрасывали… И когда у молодых здоровых ребят простыни от крови были красные, а верхнее давление зашкаливало за 200… Кстати, мы, кировоградцы, по сравнению с остальными, лучше облучение переносили, а у других ребят уже на второй день кровь носом и ушами пошла…
Страшно было и тогда, когда пришло понимание того, что твой враг — воздух вокруг, что ты — обреченная жертва и бежать некуда. Сейчас думаю — в Великую Отечественную проще было, и в Афгане тоже — там хоть врага было видно, а в “зоне”… Бывало, ложишься спать, а часа в четыре утра просыпаешься от того, что кто-то из бойцов бьется головой о стену и кричит страшно “Спасите меня!”»
Град облученный
«И в пустой Припяти страшно было — после эвакуации город опустел, стал гулким. Ходишь по улицам — и заговорить не с кем, спросить некого… Фотографировать, кстати, нам запрещали — пленки засвечивали, фотоаппараты разбивали.
Наш полк сразу всю Припять накрыл, дежурили по 3-6 часов. Попадались и мародеры — все ведь открытое стояло — гаражи, квартиры, так что вещи еще “теплые” выносили… А что — бери, не хочу. Правда, в Чернобыле запаслись сигаретами чуть ли не на полгода вперед. Там ведь жителей уже не осталось, а магазины были еще открыты. Так нам продавщицы раздавали их сотнями пачек! Мы потом их “термоядерными” окрестили, потому что дым уже был радиоактивным…
А вообще боевая задача наша заключалась в том, чтобы подготовить город к консервации, нести патрулирование, обеспечивать спокойствие, не допускать паники. Мы были специально этому обучены — не допускать массовых беспорядков, захвата транспорта и т.д. Оружие было боевыми заряжено. Хотя паники и не было — люди какие-то спокойные были, колонна из тысячи автобусов без происшествий ушла. И старики, остающиеся в окрестных селах, тоже очень спокойные были. И свет им уже отключили, и телефон, а они все равно никуда уезжать не хотели».
«Радиацию смывали водой»
«Через день после нашего прибытия в “зону” нас загнали в речку — смывать радиацию. На улице — всего плюс четыре температура, а мы в воде! Это уже потом для тех, кто позже приезжал, бани построили…
В Киев мы возвращались в канун 1-го мая, чтобы обеспечить праздничный парад. Правда, в город нас впустили только… через сутки! Дело было так. Доехали до Вышгорода, а там уже патрули, милиция, дозиметристы. А мы “звенели” так, что ни людей, ни технику в город не пустили, а отправили на учебный полигон. Там мы больше двенадцати часов (!) простояли под струями воды — смывали радиацию. И только приказом министра нас пропустили в город. Правда, на парад мы все равно не попали — войска буквальным образом лежали, отходили…
А 8-го мая в Киеве проходила велогонка Мира, где должны были быть и мы — обеспечивать безопасность. Прибыла и японская делегация, у членов которой часы были интересные, с встроенными дозиметрами. Так эти дозиметры уже в аэропорту зашкалили, так что японцы сразу развернулись и улетели обратно!»
«Нам не рекомендовали заводить семьи»
За пять дней, проведенных в зараженной зоне, Игорь Филипенко получил дозу облучения в 38 рентген — так записано в его военном билете.
«На самом деле, думаю, эта цифра гораздо больше, но это скрыли. Ведь 50 рентген — это уже комиссия. Так что уже 9-го Мая я оказался в госпитале — накануне, на вечерней поверке, у меня пошла кровь горлом и носом. Но мне сказали — или дальше будешь “косить”, или отправим продолжать служить в Сибирь. Кстати, никого из нас не комиссовали, иначе пришлось бы полностью полк расформировывать или набирать заново. Зараженное оружие мы тоже забрали с собой, потом, после нашей демобилизации, им, наверное, пользовались молодые»…
Более того, вместо лечения Игорь Филипенко снова оказался в самом сердце бывшего мирного атома — уже через месяц те же спецназовцы (!) строили городок для прибывших позже понтонников.
«На этот раз люди уже знали, в какое пекло мы едем, и провожали нас, стоя вдоль дороги, как на войну… Сейчас, наверное, такое невозможно — всем все равно».
А потом были 5-летняя подписка о неразглашении и ненавязчивые рекомендации хотя бы этот период не создавать семьи — пока, мол, не поправится генофонд. «Хотя, скажем, тот же стронций разлагается не меньше 120-ти лет! У всех нас до сих пор руки экземой покрыты, никакие лекарства и мази не помогают».
«В живых осталось мало»
Другим повезло меньше — по словам Игоря Филипенко, из полутора-двух десятков кировоградцев, которые вместе с ним оказались в Чернобыле в первый же день аварии, в живых сегодня остаются всего лишь несколько человек. Хотя насчет повезло, наверное, как сказать — в 90-м у Игоря, который долгое время серьезно занимался спортом, не пил и не курил, заметно пошатнулось здоровье — заболела печень. Дочь родилась не совсем здоровой и вскоре получила статус «инвалид детства». Сам он в 94-м оказался в пограничном, между жизнью и смертью, состоянии. И он выбрал жизнь. А именно — занялся народным целительством, до сих пор, кстати, сам делает целебные травяные сборы. Результат впечатлил даже врачей — работа печени полностью восстановилась, и после семилетней диеты в рацион вернулись мясо, масло, молочные продукты. Уже в 95-м бывший спецназовец стал героем публикации-лауреата в одной из газет в рубрике «Помоги себе сам», в другой вел колонку «Тропинка здоровья». Серьезно занялся парапсихологией — наукой, раскрывающей скрытые способности человека. Был учеником известного профессора Артура Жашкова, который вел школу мантр в Венгрии…
«Мы стали нахлебниками»
«Помоги себе сам» — название газетной рубрики, героем которой стал когда-то чернобылец Филипенко, звучит злой иронией. Ведь ему, как и многим его товарищам по несчастью, до сих пор приходится рассчитывать только на себя и помогать себе исключительно самому.
«“Нормальные” люди тогда по-умному сделали — сразу же оформили себе группу инвалидности. А я не захотел — думал, признаюсь себе в недугах, еще больше болеть стану. Теперь же доказать связь заболевания с Чернобылем очень сложно — медики всё на общий неблагополучный фон списывают. Разве что совсем уж не жильцом нужно быть… Вместо этого нас считают нахлебниками и дармоедами, хотя те, кто, как говорится, на станции разве что свет включал, 5-комнатные квартиры сегодня имеют… Да только льготы все — только на бумаге: и медикаменты, и оздоровление бесплатное. Я за 20 лет, имея право ежегодно проходить санкурортное лечение, в санатории был только три раза — то денег у державы нет, то очередь, то санаторий тендер не прошел…
Да и на работу устроиться — проблема: с нами никто связываться не хочет. Больные, мол, они все, денег им плати… А ребенок-чернобылец в месяц 3,30 (!) гривни на питание получает! Ну не издевательство ли?! Лучше бы я тогда еще умер — чем видеть, как дочка страдает…»
Вместо послесловия
Кому-то «внеплановое» появление статьи в свежем номере «УЦ» на столь «датскую» тему покажется странным и неактуальным — вроде бы и не апрель еще, да и совсем недавно, в декабре, День чернобыльца на державном уровне отметили. То-то и оно, что всего лишь отметили, галочку поставили в отчете. Правда, наши государевы люди и тут умудрились проявить — вполне в духе державы — просто — таки душераздирающую чуткость: в тот самый день за казенными речами проигнорировали голодовку чернобыльских вдов под собственными окнами… В общем, не случайно оно, наше несовпадение с очередной чернобыльской датой — до неё ведь многим из них еще дожить надо…
