Дрожь земли: взгляд вслед

В декабре 1988-го тысячи людей – военных, медиков, строителей – из разных республик и стран пришли на помощь буквально рухнувшей Армении. Были среди них и кировоградцы. Сейчас, спустя почти четверть столетия, без датского пафоса и эпических прикрас они говорят о том, что довелось увидеть на развалинах Спитака, почему не сразу вернулась жизнь в горные селения близ Ленинакана и как даже общая беда не смогла сплотить два живущих рядом народа…

Справка «УЦ»: 7 декабря 1988 года в Армении произошло сильное землетрясение, имевшее магнитуду около 7 по шкале Рихтера. В зону землетрясения попали десятки городов и поселков в Армении, Азербайджане и Грузии. Наиболее сильно пострадала Армения. Полностью был стерт с лица земли город Спитак, располагавшийся в непосредственной близости от эпицентра землетрясения. Более 80% жилого фонда было разрушено в Ленинакане – втором по величине городе Армении. Половины застройки недосчитались в Кировакане. Всего пострадавших селений – 400, из них 58 сильно разрушенных. По оценкам, погибло 25 тысяч человек, раненых было более 17 тысяч, лишилось крова 514 тысяч человек.

«Раскапывать, разбирать, доставать…»

Рядовой Юрий Рогало декабрь 88-го встретил в Нахичевани, где проходил срочную службу в подразделении, прикомандированном к Ракетным войскам, но ориентированном на выполнение миротворческих миссий. Обеденное время, патрулирование города, окрестности летнего кинотеатра – солдаты только присели отдохнуть на скамейки, вспоминает Юрий, как почувствовали, что колышется земля. Сначала подумали – шутит кто-то из своих, двигает лавки, но услышали отдаленный гул: эпицентр землетрясения, как потом выяснилось, был за перевалом, в Спитаке.

Когда вернулись на пост, из подъехавшей машины выбежал лейтенант и сообщил: Спитака, Ленинакана и Кировакана больше нет.

«С каждого поста сняли по два человека – и вперёд… Дорога была очень сложной: трещины в земле доходили до 2-3-х метров ширины… Первое впечатление от города – сплошная пелена, дым, пар: как выяснилось – из разрушенных коммуникаций газоснабжения и пожаров в результате замыканий электричества. Постоянно качает, координация движений нарушена. Кошмар. Наверное, Содом и Гоморра выглядели именно так».

За ночь после землетрясения температура в окрестностях Спитака опустилась с 24 градусов тепла до 17 градусов мороза. Поэтому первым делом военные отдавали местным жителям теплые вещи, которые привезли с собой. Конечно, тем, кому они были ещё нужны:

«По обеим сторонам улиц – что-то, закрытое простынями, мы сразу и не поняли, что именно. А потом посмотрели – это тысячи, тысячи погибших людей. И начались будни: раскапывать, разбирать, доставать…

Из-за постоянного нестерпимого запаха невозможно было нормально есть, работать без водки – нереально. Буквально на второй-третий день нас отправили к месту, где разбился югославский самолет. Перед этим на “уазике” привезли водку, но мы ещё не знали, зачем и что нас ждет. Потом нам сообщили – поедете собирать останки на месте крушения…»

Буквально через день после этого, замечает собеседник, в городе наступила странная апатия. После взрыва эмоций первого дня люди стали ходить, словно заторможенные, делать ничего не хотелось. В первую очередь это состояние воцарилось среди местных жителей, военные же по-прежнему работали на завалах. Тогда и предположили, что над городом распылили с самолетов специфическое вещество, газ, под влиянием которого эмоции и трагический надрыв почти угасли, как и способность и желание действовать: «Местные жители – и это было очень обидно – только наблюдали за нами, но помощи от них не было». И даже когда молодого солдата привалило плитой в то время, как он пытался достать очередное тело, на помощь, говорит, пришли только сослуживцы. Под плитой Юрий Рогало провел два с половиной часа, травму – спинно-мозговую – сначала лечили итальянцы, потом долечивался в Нахичевани и дома, в Кировограде. Вообще, можно считать, уцелел чудом, но по другой причине: перед отправкой из «учебки» их, курсантов-выпускников, разделили — половину отправили в Нахичевань, остальных — в Ленинакан: «Говорили, что все они погибли во время землетрясения»…

После того, вспоминает Юрий, как начали прибывать спасатели из других стран, особенно итальянцы, у которых были собаки, помогавшие обнаруживать людей под завалами, стало легче.

«Самое страшное было работать на развалинах школ и детских садиков — сотни лежащих вместе детских трупов…»

Понятно, что сегодня в случае аналогичных ситуаций (в той же, скажем, Японии) с пострадавшими и их близкими сразу начинают работать психологи, как можно быстрее составляются списки погибших – тогда об этом говорить не приходилось. Оперативный штаб появился только через неделю, списки жертв, по словам Юрия, и того позже.

«Родных искали, просто заглядывая под простыни с телами – или забирали хоронить, или ещё надеялись найти их, живых, под завалами. Жуткая картина…»

Одновременно приходилось бороться с мародерами – и местными, и приезжими: «Бывало, что к развалинам подходит человек и говорит: моя, мол, квартира здесь была, семью, наверное, завалило… Мы набрасываемся на завалы, разбираем, а он стоит и ничего не делает. А потом: о, мол, никого нет, но хоть вещи заберу. Берёт и уходит. А потом приходят настоящие хозяева… Банки, магазины – отсюда всё выносилось под охрану, но были случаи, что и на охранников нападали. И тогда появился приказ о том, что по мародерам открывать огонь на поражение…» Тем не менее, признаётся, после возвращения в часть здесь появились и телевизоры, и видеомагнитофоны… Особенно, говорит, заметно улучшилось благосостояние офицеров, которых, в отличие от солдат, «особисты» не обыскивали. Наоборот, офицерский состав имел право самостоятельно изымать и описывать и банковское содержимое, и товары из ювелирных магазинов… Так что из части, уже в Нахичевани, некоторые семьи офицеров уезжали даже с золочеными иконостасами…

Видел в Спитаке рядовой Рогало и тогдашнего председателя Совмина Николая Рыжкова: «Он приехал со свитой чиновников и целой толпой журналистов. Зачем-то спрыгнул в какую-то расщелину, но выбраться оттуда сам не смог, пришлось вытаскивать… Была у меня с ним неприятность, мне как раз только дали лычки младшего сержанта – Рыжков с иностранными журналистами подошел, те начали что-то о подвиге советского солдата говорить. А какой тут разговор, когда в приступе тошноты от очередного трупа то и дело бегаешь за палатку… Да и пьяные все были, ведь иначе невозможно было работать в этом кошмаре. Видно, переводчик и “сдал” меня — Рыжков подскочил и за неподобающий для советского солдата вид демонстративно, перед иностранными журналистами, тут же с меня лычки и сорвал, прикоснулся, так сказать…Так я полтора дня побыл сержантом».

Через 14 дней подразделение отозвали – начались военные действия в Амасии…

«Строительство дома занимало неделю»

Несмотря на катастрофические разрушения и гораздо более острую человеческую трагедию, Армения буквально сразу стала возвращаться к жизни: в республике началось грандиозное строительство. Валерий Кальченко (на фото) тогда провел в горах Армении 10 месяцев. На то время нынешний народный депутат работал главным инженером объединения «Кировоградоблагрострой», а к окончанию восстановительных работ уже был заместителем председателя облисполкома.

Через пару-тройку дней после произошедшего в Армении кировоградцы уже были здесь. Увиденное в Ленинакане шокировало: здания, сложившиеся, словно карточные домики, на каждом перекрестке – гробы, которые тут же разбирали для похорон родственники…

Строителей сразу поставили перед фактом: никаких вопросов о том, где взять материалы и как их доставить к месту строительства, откуда пригнать технику. Вариантов было немного: или «доставать» по месту, или везти из Кировограда. Так что, вспоминает Валерий Кальченко, приходилось в том числе доставлять цементовозами цемент из области в центре Украины в отдаленный – в ста километрах от Ленинакана — горный армянский поселок, на высоте две тысячи метров… Между прочим, по МЧС-ной арифметике, каждый километр «снижает» температуру воздуха на 10 градусов. С учётом декабря – обстоятельство более чем весомое, греться приходилось, по ночам сжигая прессованный навоз из покинутых дворов, где он был заготовлен в качестве топлива…

Из положения с материалами выходили по-разному. В том числе, вспоминает собеседник, и так: эшелон цемента, который пригнали узбеки, разгружать было просто некому. И тогда Валерий Кальченко предложил: цементовозы украинского отряда освободят эшелон и вывезут груз, но каждая вторая «ходка» пойдет на «кировоградскую» стройку. Таким образом, строительство пошло быстрее – машин из Кировограда ждать не пришлось. Или, что не менее сложно, грузы доставлялись из Грузии: как говорит Валерий Кальченко, тогда со стороны Азербайджана направлять транспорт к разрушенным армянским городам было невозможно, этот путь был закрыт.

Технология же строительства, требующая значительного количества цемента, была такова: за сутки ставится опалубка, ещё за сутки – заливается легким бетоном, потом сутки – на выдержку, затем опалубка снимается, идет зачистка и т.д. По большому счету, строительство одного дома занимало неделю, параллельно получалось за это время построить 5-7 домов. Проектировали объекты, кстати, сами: строили дома монолитные — уже с учетом сейсмоустойчивости.

Жили в вагончиках, в том числе тех трёх, которые привезли с нашего КГОКОРа и подарили кировоградской бригаде немцы. Эти времянки разительно отличались от стандартных советских – с водопроводом, отоплением, санузлом внутри…

С декабря 88-го по август 89-го кировоградцы полностью отстроили два приграничных с Турцией поселка, Балахлы и Гюлиджа: кроме жилых домов, и объекты социальной сферы. Валерий Кальченко признается: местные жители практически не помогали восстанавливать свои поселки. Более того, владельцам пострадавших жилищ полагалась огромная по тем временам компенсация – по 70-80 тысяч рублей. Поэтому некоторые хозяева, по его словам, специально нанятыми тракторами тросами растягивали щели и трещины, чтобы усугубить размер повреждений…

Примечательно, что строили кировоградцы в Амасии – на территории, заселенной по большей части азербайджанцами. Так что довелось быть свидетелями и межнациональных конфликтов, когда группа мужчин-азербайджанцев избивала женщину-армянку или когда армянин на тракторе «утюжил» мусульманское кладбище азербайджанцев… Понятно, что украинцы оставались в стороне от этнических стычек и конфликтов. Более того, по словам Валерия Кальченко, он поддерживал дружеские отношения с азербайджанцем-директором совхоза, маленький сын которого даже гостил у него дома, в Кировограде… Позже, уже в 99-м, они снова встречались, а когда Валерий Кальченко был уже министром МЧС, он представил к ведомственным наградам чиновников-армян, которые тогда помогали нашим строителям – главного архитектора района и начальника районного ОКСа… Но во время основных событий, когда уж слишком накалялась конфликтная обстановка, кировоградцы часто укрывали у себя местных детей – для их же безопасности, ведь порядок должен был обеспечивать всего один участковый… Сам же Кальченко к 10-летней годовщине армянской трагедии в числе четверых украинцев получил из рук Президента Армении Роберта Кочаряна государственную награду Армении — медаль Ширакаци за номером 7…

Кстати, в поселке, который восстанавливали кировоградцы, местные жители не остались – все они, азербайджанцы, выехали в окрестности Баку. В основном – из-за периодически накаляющейся обстановки межэтнического конфликта. И только через пару-тройку лет в пустовавшие совершенно новые дома, возведенные на месте полуразрушенных прежних жилищ, заселились армяне…

После отъезда строителей работы в бывшей союзной республике продолжали собственными силами. В десятую годовщину землетрясения Валерий Кальченко снова приехал в эти места – повидать старых знакомых, вспомнить о том времени. Говорит, добираться пришлось на тракторе, иначе никак: разбитые дороги так и не восстановили…

Оксана Гуцалюк, «УЦ».