Рубрика: 41

В Кировоградской области ежемесячно по государственной линии продается имущество должников на полтора – два миллиона гривен. За разного рода долги. Один человек должен другому, или должен банку, или одно предприятие должно другому, или кто-то за коммунальные услуги задолжал критичную сумму, или неуплата налогов обнаружилась. Любое решение суда, которое предполагает возврат истцу денег, – основание для таких действий.

Нет денег у должника – Государственная исполнительная служба конфискует имущество. Оценивает его и передает для продажи в СЕТАМ (Систему електронних торгів арештованим майном). И знали бы вы, чем только ни приходится торговать специалистам СЕТАМ! Например, приходится выставлять на продажу один метр водопровод­ного шланга ценой в 1 гривню. А когда спустя время он не продается, уценивать его до копеек. Ради этого шланга как-то пришлось переписать программное обеспечение всей системы – до этого она не была «заточена» на операции с копейками…

С чем еще приходится сталкиваться в работе с конфискатом, «УЦ» рассказал Дмитрий Литвиненко, руководитель Кировоградского филиала ГП «СЕТАМ».

— До создания системы, до 2014 года, торговлю конфискованным имуществом осуществляли частные фирмы, которые формально соблюдали все требования – объявление в газете (пусть тиражом в два экземпляра), торги с физическим присутствием участников, что отсекало значительную часть потенциальных покупателей. Ну не поедете вы из Ивано-Франковска в Кропивницкий купить приглянувшийся телефон по хорошей цене! Поэтому и была создана СЕТАМ, которая позволяет участвовать в торгах в любом месте страны из любого другого места.

Моментально после запуска системы мы увидели прирост цены. Если раньше конфискат в среднем продавался за 70 процентов выставленной стоимости, то сейчас в среднем он продается за 114 процентов. Больше денег получает истец, получает государство, и получает тот, кто должен! К примеру, человек должен 100 тысяч, у него забрали машину. Раньше ее продали бы за 70 тысяч, и у человека уже нет машины, и он еще должен. А теперь он гасит долг, и еще часть денег остается. Это очень позитивный момент работы системы.

Мы подчинены министерству юстиции, но из бюджета не финансируемся, СЕТАМ – хозрасчетное предприятие. Мы получаем 5 процентов как организатор торгов. В эту стоимость входит и складское хранение движимого имущества, у нас два своих склада – на Балашовке и в районе онкодиспансера. Мы отвечаем за сохранность этого имущества.

Примечательно в нашей работе то, что мы не контактируем ни с должником, ни с тем, кто взимает долг. Мы даже не знаем зачастую, кто эти люди или организации, – должен ли эти деньги человек ЖЭКу, или какой-то завод должен иностранному банку. Это такой антикоррупционный момент – мы получаем только заявку от исполнительной службы. В перспективе мы даже исполнителей не будем видеть, все будет в электронном виде. Думаю, что в обозримой перспективе даже оценку залогового или конфискованного имущества не надо будет делать. Рынок, открытые торги сами отрегулируют цену, и она будет реальная.

Нам по закону предоставлена свобода действий и другого рода. На сегодня мы заключили договора с Фондом гарантирования вкладов физических лиц – продаем имущество разорившихся банков, с Национальным банком сотрудничаем. Фонду госимущества мы предложили свои услуги по организации процесса малой приватизации – у нас готовая система под это. Мы предлагаем продать все дороже. Причем берем свой процент мы только за проданное имущество! Не продалось – что ж…

Нам позволена и добровольная продажа. К нам может прийти любой с целью продать свою квартиру или машину. И хорошая цена будет! Знали бы вы, как много сейчас покупателей квартир и другой недвижимости в Кропивницком и в области из Ивано-Франковской области, Днепра, Харькова, Киева. Часто выставленные у нас машины покупают люди из других городов, как и наши люди покупают в других местах.

На продажу попадают самые экзотические лоты. Коллеги из Запорожья как-то продавали триста коров – у каждой имя, описание окраски, веса, надоев. И что – продали! Но намаялись с «ответственным хранением» они сильно…

Продается все на свете. Давайте глянем, что сейчас на актуальной продаже у нас в области. Шпагатно-веревочная фабрика в областном центре за 3 с лишним миллиона. Здание церкви на Николаевке. ЗИЛ-130 за 10 тысяч. «Мерседес» за 400 тысяч. Тысяча кубических метров бутового камня. Несколько мопедов. Это все стандартные, нормальные, скажем так, лоты. Бывает, что с должника особо взять нечего, и тогда – глядите (Дмитрий показывает на сайте страницы торгов. – Авт.): футболка «Найк» за 90 гривен. Очки солнцезащитные – 30 гривен. Шорты – 130 гривен. Кроссовки, бывшие в употреблении, – 30 гривен. Наушники для плейера – 30 гривен. Исполнители обязаны исполнять решение суда о взыскании задолженности и вынуждены иметь дело и с такими вещами. И кто-то такое иногда покупает.

Если срок первых торгов прошел и никто не купил товар, мы уцениваем его на 30% стоимости. Второй раз, если не продалось, до 50%. Если же и тогда товар не куплен, то в случае взимания долга товар предлагается забрать в собственность истцу. Если он не хочет, то товар переходит в разряд безоплатных. Речь о товаре, конфискованном в пользу государства. И мы его отдаем в детские дома, интернаты – эти все вещи так же учтены, список можно просмотреть на нашем сайте, если вашему интернату или детдому что-то покажется необходимым, просто надо нам подать заявку, и мы вещи передадим.

Непроданные автомобили мы обычно передаем в АТО нашим военным. Такое бывает с авто, скажем, восьмидесятых-девяностых годов производства, с двигателем объемом в 3-4 литра, стоимость растаможки таких заоблачная, цена доходит до 400-500 тысяч. Никто их не покупает из-за этого. Мы размещаем объявление, заинтересованные военные обращаются, и мы передаем им транспорт.

Естественно, находится много критиков нашей системы. При всей нашей прозрачности – даже не регистрируясь, любой желающий может наблюдать за торгами, какую цену кто предлагает, как все происходит. Авторизация для участия в торгах не сложнее, чем в «Фейсбуке», занимает пару минут и ни к чему не обязывает. В торгах с суммой до 5 тысяч не нужен даже гарантийный взнос. Если стоимость лота выше, нужен взнос, который вам вернется, если не вы покупатель лота. Возврат денег происходит после оплаты лота выигравшим торги. И все равно недовольных хватает – «а почему не выиграла моя заявка в 10 гривен?!» Потому что кто-то дал 12 гривен! Но аргументы не работают, все равно находятся те, кто считает, что «нам занесли», «тут все куплено» и т.д. Большинству критиков просто очень нравилась система, которая была раньше, когда конфискат продавался в полтора раза дешевле и потом его можно было еще перепродать.

Другой разряд критиков – должники. Они часто считают, что их телевизор, купленный еще при Брежневе, должен стоить многие тысячи гривен.

Сейчас мы предлагаем бюджетным и коммунальным предприятиям с нашей помощью решить проблему старых компьютеров. У многих на балансе стоят такие допотопные устройства, но избавиться от них, чтобы ничего не нарушить, непросто. А если продать через нашу систему, государственную систему, с прозрачно сформированной ценой, это решит проблему. А покупатели на такие компьютеры есть.

Есть много своих нюансов в работе. Например, конфисковали у кого-то машину – в таком состоянии, как она стояла во дворе, так и забрали. Грязную, замызганную. Но мы не имеем права к ней прикасаться, даже чтобы помыть. Наша обязанность – только хранение. Начни мыть, краска полезет, и мы по закону виноваты – мы не имеем права производить действия, которые могут снизить цену предмета. Как получили, в таком же состоянии и отдадим.

Всего в СЕТАМ по стране сейчас более ста тысяч активных участников торгов. В нашей области их несколько тысяч. Будет и больше, надеюсь – прозрачность и понятность нашей работы будут привлекать людей.

Геннадий Рыбченков, «УЦ».

Елена Рой родилась в Кременчуге. Когда ей было восемь лет, отец, летчик, перевелся в Кировоград, был пилотом-инструктором тогда еще ШВЛП. Школа, вуз, работа, семья. Работала главным бухгалтером инвестиционной компании «Айко». В 99-м году переехала в Киев. В 2004 году всей семьей уехали в Канаду.

Друзья удивлялись: люди обычно уезжают от проблем, у Елены же все было замечательно. В столице она работала заместителем главного бухгалтера инвестиционной компании. Второй раз вышла замуж, родила дочь. Квартира, машина. Муж был диспетчером, бортрадистом, начальником международного отдела «Украэроруха». Но они все же решились на кардинальные перемены, рискнули начать с нуля.

Когда уезжали, взяли с собой троих детей – сыновей от первых браков и общую дочку. Конкретно Канаду не рассматривали, были разные варианты, но, как это часто бывает, помог случай. Там, за океаном, она остается украинкой. У нее во дворе даже мальвы растут. Елена сейчас в Украине, в нашем городе гостит у мамы, и нам удалось встретиться и поговорить.

– Елена, как вы решились на эмиграцию?

— Мы не были «колбасными» эмигрантами, которые ехали за куском колбасы, за пособиями. Мне просто настолько надоело ожидание перемен к лучшему, когда депутаты начнут задумываться о судьбе народа. Надоел уровень коррупции, борьба с ЖЭКами, с налоговой. Внутренний протест постепенно зрел и созрел.

Мужу на работе коллега дал буклет с программой эмиграции в Канаду. Решили попробовать, и у нас все получилось. Мысль, как известно, материальна. Мы давно думали о переезде в другую страну. Когда ты ставишь перед собой определенную цель, обстоятельства складываются таким образом, чтобы ты ее достиг. Я в этом убедилась на собственном опыте. Например, до тех пор, пока мы не начали процесс эмиграции, я не могла продать свою квартиру в Кировограде. Просто не было покупателей. Как только мы стали заполнять бумаги по эмиграции, квартира продалась очень быстро.

– Вас там ждали?

— Нет. Вообще процесс подготовки к переезду занял у нас более двух лет. Для этого нужны были большие деньги, которых у нас не было. Получали зарплаты, откладывали какие-то суммы. Финансовая ситуация осложнялась тем, что я была в декрете. За этот подготовительный период федеральная программа изменилась, канадцы снизили количество баллов за высшее образование, урезали пропускной возраст и стали требовать больше денег на ввоз. Отъезд отложился.

Потом снова поменялась программа, и мы проходили по квебекской. Возникла еще одна проблема. У мужа был отличный английский, и мы рассчитывали, что он будет паровозиком, который повезет с собой семью. Получилось же наоборот: стало выгодней меня ставить во главе нашего семейного поезда – и по возрасту, и по образованию. Правда, французский у меня был нулевой, пришлось учить.

Дочери был год, когда я вышла на работу. Нам уже назначили дату собеседования в посольстве, и я три раза в неделю по вечерам ходила на курсы французского. Этого было мало, пришлось учить дома самостоятельно. Вся квартира у нас была увешана листочками с французскими фразами, все было перед глазами. Мне ведь на собеседовании надо было не просто рассказать о себе, а отвечать на вопросы, почему я еду в Канаду, об опыте моей работы, ее специфике. Нужно было серьезно готовиться. Уровень языка показывает способность к адаптации в другой стране.

Собеседование было успешным. Потом мы все впятером прошли медкомиссию. В декабре 2003-го мне позвонили и сказали, что 30-го декабря мы можем забрать паспорта с визами. Это был чудесный подарок к Новому году. В конце марта 2004 года мы улетели.

– Канада вас впустила. А дальше сами устраивались?

— Признаюсь, мы не знали, какие трудности нас ждут. Думали, что, если нас отобрали, значит, мы им нужны. Оказалось: въехали, а дальше гребитесь, как можете. Спасибо новым знакомым, супружеской паре из Черкасс, которые нас встретили и даже заплатили за двухкомнатную квартиру, которую для нас сняли.

Началась практическая адаптация. Нам с мужем было сложнее, чем детям. Хоть Квебек франкоязычный, английский все равно нужен. А я ведь им не занималась. Для того же, чтоб найти нормальную работу, надо знать два языка. Мы с мужем пошли учиться в колледж. Маша сначала ходила в частный русский детский сад. Когда надо было готовиться к школе, мы отдали ее во французский садик. Первые три дня наш ребенок просидел на стульчике возле окна. А через неделю она уже понимала, что ей говорит воспитательница на французском.

Сыну Антону было семнадцать лет, в Кировограде он закончил 25-ю школу. В Канаде подал документы в университет Конкордия, чудом с первого раза сдал английский язык. В сентябре пошел учиться и параллельно работать. Успешно окончил, сейчас он руководит тремя бизнес-проектами в компании Hitachi. А самый старший, Леша, сейчас работает в транспортной компании в Торонто.

– С молодежью понятно. Как вы с мужем нашли работу?

— Здесь я работала бухгалтером, программистом. Там не изменила своей профессии. Но в Канаде другая специфика бухгалтерского дела. Есть фирмы, имеющие лицензии и ведущие бухучет разных компаний. Фирма, в которой работала я, ведет детские сады, магазины, парикмахерские – разные типы бизнеса. Год колледжа по ускоренной программе подготовки бухгалтеров, практика в компании, которая в итоге меня пригласила на работу.

Муж окончил колледж по транспортной логистике. Работал в транспортной компании, но душа просила самолеты. Устроился в летную школу. Со временем мы открыли свою компанию, которая стала официальным дистрибьютором самолетов TUNDRA, которые производятся в Квебеке. Экспортировали их в Россию.

Там хорошие возможности для обучения и развития. Я по работе стала для клиентов, покупающих недвижимость, готовить файлы для банков. Это резюме для ипотечного кредитования: доход, наличие долгов по кредитным карточкам, алименты, дети, бизнес и тому подобное. Я помогала подготовить эту информацию, мне стало интересно, как это работает. Купила книжку, прочитала, сдала экзамен и получила лицензию. Сейчас я имею свою клиентскую базу. Кроме того, я ипотечный брокер – посредник между клиентами и банками.

– Вы через шесть лет из Монреаля переехали в Оттаву. Почему?

— С сыновьями была определенность, а Маше надо было продолжать учебу. Квебекские школы – это французский язык. Они только делают вид, что учат английский. Дочь на этих уроках рисовала. А мы же понимаем, что английский – международный, и он нам очень нужен, нам нужна англоязычная среда.

Если честно, нам надоели разговоры о сепаратизме. Мечта о независимом Квебеке постоянно, везде и всюду. Надоело. В Оттаве у нас были друзья, мы к ним неоднократно ездили. И когда встал вопрос о покупке недвижимости, мы остановились на Оттаве. Купили таунхаус в очень хорошем районе, с хорошими соседями. У нас уютно и просторно. Это очень важно, потому что сейчас застраивают участки таким количеством недвижимости, что из своего окна люди видят только окна соседнего дома.

– Что украинская диаспора?

— Да нормально. В Монреале это церкви, общины, фестивали. А в Оттаве украинский фестиваль только второй раз прошел. Дико популярный среди местного населения, которое приходит поесть вареники, голубцы, борщ. Концерты проходят.

Если коснуться политики, все мы в курсе того, что происходит в Украине. Более того, мой муж дважды был международным наблюдателем от Канады на выборах президента и Верховной Рады. Поскольку он родом из Луганска, ему довелось побывать в Луганской области, видеть Старобельск и в мае 14-го, и в октябре, когда он был весь изъезжен танками и бронетранспортерами. Сталкивался с миссиями ОБСЕ, и уже тогда говорил, что им не верит. Они вели себя странно, всегда знали, где что будет, откуда и когда будут обстрелы.

События от Майдана до Крыма очень раскололи общество. Как украинцы перестали общаться с родственниками из России, так и в Канаде произошло. Если Маша ходила в русскую школу и я не была против, то теперь я не могу ее туда отправить. Хоть школы не политизированы, они не восхваляют никого, но этот День Победы, эти «победасты», кокошники с березками… У меня отторжение.

Со временем все утихомирилось, наступил паритет. Есть, правда, проплаченные люди, которые откровенно работают на пропаганду Кремля. У нас представители бывшего Советского Союза делятся на две группы в зависимости от ответа на вопрос «Скажи мне, чей Крым?» Много адекватных людей, много неадекватных. Поляризация произошла.

– Как диаспора оценивает нынешнее руководство Украины?

— Когда Порошенко приезжал в Оттаву, вся диаспора там была. Надежды на него были очень большие. Сейчас – разочарование. В Канаде есть компания, которая производит беспилотники. В 15-м году предлагали их Украине: представители компании рассказывали, что неделю ходили по минобороны, у генералов не было времени с ними встретиться, а когда встретились, выслушали предложение, спросили, что им будет за то, что они купят беспилотники… И это притом, что в стране война.

Мы собирали средства на берцы для солдат. Собрали очень быстро и гораздо больше, чем рассчитывали. Закупили и отправили. Канада много помогает.

– Когда вы были в Украине предыдущий раз? Как изменился наш город?

— Восемь лет назад. Я могу сказать, как изменился Киев, он стал заметно чище, нет стихийной торговли. В Кировограде ничего особенного не увидела. Правда, порадовало то, что в Кировоградской области дороги лучше, чем в Черкасской. Я поняла, где снимает сюжеты «1+1». Хотя и в городе дороги стали лучше.

– Надолго приехали в Украину?

— На три недели. Неделю я была в Киеве у брата, неделю – здесь у мамы. Потом поеду в Кременчуг к тете.

– Что вы повезете из Украины в Канаду?

— Я уже купила сувениры. Буду дарить их клиентам и знакомым, лояльным к Украине. А таких там много.

Записала Елена Никитина, «УЦ».

«Детство мое прошло на юге России. Летом мы жили всегда в деревне, зимой в городе Елисаветграде, где мой отец преподавал в юнкерском училище. В шестнадцать лет я покинул отчий дом и ушел в Добровольческую армию. Во время отступления походным порядком попал с армией Бредова в Польшу, из Польши переехал во Францию. Хлеб насущный всю жизнь добываю работой, ничего общего с литературой не имеющей», - писал Анатолий Евгеньевич Величковский — поэт прекрасный, тонкий, но какой-то очень уж незаметный.

Впрочем, одно его стихотворение в нашем городе знают, наверное, все. Это он в Париже в 1969 году написал:

«Это было где-то

Далеко от Сены:

Солнце пахло летом,

Ветерок — сиренью.

Было на параде

Под апрельским небом,

В Елисаветграде,

На плацу учебном:

Светлых шашек гребень,

Лошади, знамена.

Слушали молебен

Оба эскадрона —

О христолюбивом

Воинстве имперском,

И святым порывом

Отзывалось сердце.

Грянула музыка.

С нею юнкера

Во имя Великой

Грянули ура!

Отзвучали гимны,

Отзвенел парад —

И не стало имени

Елисаветград.

На песке — сердечки —

Конские следы…

И уходят в вечность

Конные ряды.

Ясно и дождливо

Будет — как всегда,

А христолюбивых

Воинств — никогда!»

Это стихотворение спустя тридцать лет нашел в старом нью-йоркском журнале Виктор Васильевич Петраков. Оно заинтересовало его не только потому, что о Елисаветграде, но и потому, что написал его, безусловно, человек очень талантливый. В 2002 году в «Московском журнале» была опубликована статья Петракова «Анатолий Евгеньевич Величковский».

Сегодня стихи Величковского входят во многие антологии поэзии русского зарубежья, его имя появилось в литературных энциклопедиях и справочниках, даже в хрестоматиях по русской литературе для 11 класса. Но все, что пишут о нем в учебниках и справочниках, - просто пересказы статьи Виктора Петракова, иногда вольные, но чаще — почти дословные.

О Величковском по-прежнему известно немного. Писать он стал поздно, в тогдашней жизни русского Парижа заметного места не занимал. Ирина Одоевцева в книге «На берегах Сены» упоминает его десятки раз, но только упоминает: был там-то, читал свои стихи, обсуждали роман Величковского… Печатался мало и неохотно. В 1975 году он писал писательнице Татьяне Фесенко в Вашингтон: «Без отзвука, без читателей, без малейшей надежды, что книга понравится и разойдется, трудно себя заставить пуститься в эту аферу, во всех отношениях мало интересную. Интересно, что даже сами поэты, за редким исключением, совершенно равнодушны к издаваемым их коллегами стихам.

Сам бы я не решился издавать сборника, но, к сожалению, поддался уговорам и советам немногочисленных моих друзей. И деньги мне дали. Так что экономически я не в убытке».

Но стихи он при этом писал просто удивительные! То, что сам Анатолий Евгеньевич не издавал, после его смерти издал француз Ренэ Герра — его близкий друг и признанный специалист по литературе русского зарубежья. Издал мизерным тиражом — всего 200 экземпляров. Когда Ренэ Герра спросили о том, какой смысл издавать что-либо таким тиражом, он ответил, что если речь идет о стихах Величковского, то даже книга, изданная в одном экземпляре, рано или поздно найдет своего читателя.

Читая сейчас сборник «Нерукотворный свет» в электронном виде, я понимаю, насколько был прав Герра! Именно стихотворение из этого сборника изучают сегодня в школах как образец белоэмигрантской поэзии — поэзии людей сломленных, раздавленных, задыхающихся от любви к навсегда утраченной родине:

«Моей России больше нет.

Россия может только сниться,

Как благотворный тихий свет,

Который перестал струиться.

Советским людям будет жаль

Навек исчезнувшего света.

Россия станет, как Грааль

Иль Атлантида для поэта.

Мы проиграли не войну,

Мы не сраженье проиграли,

А ту чудесную страну,

Что мы Россией называли».

«И не стало имени Елисаветград»

Анатолий Величковский родился 1 (14) декабря 1901 года. Его отец — полковник Евгений Васильевич Величковский — был сменным офицером и преподавателем Елисаветградского кавалерийского училища, семья жила в одном из его корпусов, Анатолий Величковский учился в Елисаветградской мужской гимназии.

В 17 лет он вошел в отряд, сформированный его отцом, для обороны Елисаветграда от банд. А год спустя, в 1919-м, вступил в Белую армию.

Во время отступления попал в Польшу и домой больше не вернулся, сначала работал управляющим имением у польской помещицы. Потом переехал в Лион, был чернорабочим на металлургическом заводе, ночным таксистом.

Рассказ Анатолия Величковского «Неудачный день», написанный в 1967 году, конечно, не автобиографичен, но очень многое роднит его героя Жильцова с самим автором:

«Из Голландии судьба занесла его в Бельгию, из Бельгии во Францию, в город Лион. Здесь он и обосновался в ожидании того времени, когда ему можно будет вернуться домой, подпрапорщиком с орденами и заслугами перед родиной.

А пока что Жильцов работал на разных фабриках. Шли дни, недели, месяцы, годы. Началась безработица. На заводах пошли сокращения, и Жильцова, как человека не похожего на других рабочих, уволили в первую очередь!

Живет он уже почти целый год на скудное пособие безработных. Два раза в неделю ходит отбивать карточку, раз в две недели получать деньги, остальное время коротает, как может: шатается по городу, рассматривает витрины, заходит на стоянку такси, чтобы поговорить с русскими шоферами, достать у них русскую газетку. Короткий пиджачок сидит на нем так, что, когда он нагибается, виден поясок защитных брюк, растоптанные туфли напоминают лапти, коричневая шляпа выцвела, и носит он ее вроде фуражки — набекрень. На пальце правой руки у Жильцова блестит алюминиевое колечко окопного производства.

(…)

«Прежде всего, — думает он, — как приеду домой, попрошу у тетки Пелагеи позволенья печь баранки в ее большой печке. Люди там сильно соскучились по баранкам. Вначале соседи будут покупать, а там слух пойдет: дореволюционный пекарь, довоенные баранки печет, пойдут заказы по чайным, по ресторанам. Из других сел и городов начнут брать товар у меня. Я мужиков найму за мукой ездить. У кого хорошая лошадь, два раза съездит, у кого плохая — один раз. Денег соберу кучу, в Москву перееду. Конечно, будут упрашивать меня: Семен Григорьич, останьтесь с нами, родной, мы вас так уважаем! Но, конечно, я как подпрапорщик не захочу остаться в глуши. Угощение всем богатое сделаю. Отсюда, например, шампанское выпишу, они там и не знают, что такое шампанское. Я, конечно, посмеюсь и уеду в Москву. Жаль только, что силы не те, и старость придет скоро, помирать придется…»

Дойдя до этой мысли, Жильцов вспомнил свои ночные думы, из-за которых всю ночь не спал. Глядя на ребенка, который, сидя на корточках, пробовал поймать голубя, Жильцов сказал себе: «Не будь этих детей, было бы бессмертие: Господь сотворил человека вечным, а люди согрешили, в наказание Бог и изгнал их из рая и наказал смертью. Но без человека, без лучшего своего творения, Творец не захотел оставаться. Ему человек самое необходимое существо. Вот Он вместо бессмертия Адама и Евы и дал им потомство. Значит, теперь так: допустим, люди все до одного скажут: не хотим рожать детей, обреченных на смерть, и откажутся иметь потомство. Что Он тогда должен сделать?! Другого выхода Ему не будет, как тем, кто живет, дать жизнь вечную. Только, конечно, не всем будет хорошо! Старикам, например, плохо будет: у них все болит, все им надоело, а тут живи да живи! Война если возникнет, смешно: снаряд, например, если в кого попал, а он хоть бы что, живехонек остается! Тогда и войны не будет: все равно убить никого нельзя. Только как все это сделать? Люди не согласятся! Есть ведь, которые и не верят совсем в Бога. Нужно, значит, партию такую образовать и власть захватить». Все эти мысли уже приходили Жильцову в голову ночью. Но тут днем он увидел, что чем больше он думает, тем больше запутывается и тем делается все непонятнее. «Нет, одному мне не додумать всего, - подумал Жильцов, - нужно бы батюшку спросить, да где его найти?»

(…)

Вдруг закричал ребенок. Жильцов оглядывается и видит девочку лет пяти. Она смотрит в небо, губы ее вздрагивают, личико морщится. Жильцов поднимает глаза: шар, помахивая обрывками нитки, летит в небо.

— Упустила? — спрашивает Жильцов. - Вот беда! Ну иди, иди ко мне, маленькая. В его улыбке, в голосе, в глазах есть что-то такое, что располагает к нему детское сердце. Девочка, показывая пальцем вверх, подходит вплотную к Жильцову.

Она пахнет нагретой солнцем косичкой, накрахмаленным платьем и еще чем-то особенным, своим, детским. Жильцов берет ее, сажает к себе на колени и, чувствуя этот детский запах, замирает в блаженстве. Девочка тоже вдохнула в себя запах Жильцова, чихнула и перестала плакать. Он заглядывает ей в глаза, снял с пальца свое кольцо и подает ей. Ему обидно, что у него нет ничего такого, чем можно было бы угостить ребенка. Девочка примеряет на свой крошечный палец огромное кольцо, и оттого, что оно такое огромное на ее пальчике, ей делается весело. А Жильцов вдруг вспоминает, что у него в карманах где-то должен быть кусочек сахара, который он взял с собой, чтобы угостить, если придется встретить, какую-нибудь собачонку. И вот он шарит по карманам, находит этот кусочек сахара, сдувает с него крошки табака и, очистив кое-как ногтем, подает угощение в раскрытый рот ребенка. Девочка кладет сахар себе за щеку, посасывая его, болтает ножками в белых тупоносых туфельках. Жильцов начинает ее подбрасывать на коленях — «гоп-гоп», - говорит он, — «гоп-гоп!» В притворном страхе девочка обнимает его за шею, и оба они чувствуют себя счастливыми.

Купив газету, мать девочки прочла заголовок — «Фюрер требует Данциг!» — неужели, думает она, нам придется воевать из-за каких-то поляков. Ей делается страшно за себя, за мужа, за брата. Страх переходит в ненависть ко всем народам, которые своими варварскими штучками готовы помешать ей наслаждаться налаженной жизнью. В порыве этой ненависти она комкает газету, ищет глазами дочку. И, увидев ее на коленях Жильцова, сразу узнает в нем одного из тех, кого она так сильно возненавидела. «О, о!» — воскликнула она, всплеснула руками. Бежит, стуча по асфальту высокими каблуками, зовет дочь:

— Шанталь! Шанталь!

— Гоп-гоп, - говорит Жильцов.

Вдруг высокая дама в голубом платье со злостью хватает ребенка за руку, срывает с колен Жильцова и сразу начинает чистить рукой платье ребенка так, как будто девочка сидела на чем-то грязном. Девочка плачет и даже протягивает к Жильцову ручонки. Но дама хватает ее на руки и уносит с таким видом, будто спасла ребенка от гибели. Толпа перед газетной будкой поворачивает головы, смотрят на Жильцова. И от этого внимания толпы ему делается так неловко, будто он действительно в чем-то провинился. Ему делается невозможно сидеть, он встает с места, но и стоять невозможно. Он пробует улыбнуться, но улыбка (он это чувствует) получается виноватая, глупая. Он делает шаг вперед, но и тут: в ногах неуверенность. Ему кажется, что, если он пойдет быстро, подозрение толпы увеличится, он поворачивается и медленной походкой, согнувшись так, будто у него на плечах какая-то тяжесть, идет и скрывается за фонтаном».

Имени Елисаветград уже очень давно не было, когда Величковский стал поэтом, но он все писал и писал об утраченной родине, молодости, надеждах:

«Нет месяца светлее, чище,

Чем над украинским селом.

Едва зашевелятся листья —

Он их осыплет серебром».

«Украинских чудесных песен

Мне до могилы не забыть,

Как должен ночью

«ясный месяц

В дороге милому светить».

Его Шевченко часто славил,

Не мог и Пушкин превозмочь

Очарованья и в «Полтаве»

Воспел украинскую ночь».

Или:

«В шестнадцать лет румяные,

Безусые и пьяные

От счастья пасть в бою

За родину свою,

Они владеть винтовкою

Учились в конском топоте,

А боевой сноровкою —

Кто выживал — на опыте.

Их кости трактор распахал,

Перемешал, переломал».

«И не хочу служить народу!»

На сайте одной из электронных библиотек мы нашли интересные подробности о жизни Величковского во время войны: «Во время Второй мировой войны был шофером при штабе адмирала Деница в Париже («Русские соотечественники принимают меня за немецкого шпиона», - вспоминал он в неопубликованных воспоминаниях). Печатался в профашистской газете «Парижский вестник»».

Подтверждений этому нам найти не удалось. Доподлинно известно, что во время войны Величковский действительно переехал в Париж. Вероятно, он писал и до этого, но в 1946 году в Париже Анатолий Евгеньевич знакомится с Иваном Буниным и посылает ему свои стихи. В сборнике «С бору по сосенке», в послесловии «От автора», Анатолий Величко­вский пишет о своих отношениях с Иваном Буниным и приводит фо­токопии его отзывов о своих стихах: «Мой дорогой поэт, тут, во всех стихотворениях, много хорошего, настоящего. Дай Бог здоровья и пристальной (а не «тяп-ляп») работы. Сердечно жму Вашу руку. Ив. Бунин. 11/3 1949».

Виктор Петраков пишет: «Присылаемые Величковским стихи супруга Ивана Алексеевича Вера Николаевна Муромцева-Бунина перепечатывала на машинке и давала читать мужу. Вопреки широко распространенному мнению, что Бунин относился к начинающим литераторам безразлично, Величковский получал от него поправки и замечания».

Петраков отмечает, что о судьбе старшего брата Величковского Алексея и его родителей известно мало. Но сегодня, имея возможность прочесть в электронном виде все стихи Анатолия Евгеньевича, можно заключить, что его мать и брат эмигрировали во Францию. В одном стихотворении он пишет о могиле матери в Савойе, в другом — о курорте Кан-ле-Бокка:

«Кан-ле-Бокка — цветы и пальмы.

Стальное море и закат.

Я посетил сей берег дальний,

Который так любил мой брат.

Он умер там… И этот город,

Весь утопающий в цветах,

Впервые видел я сквозь горе,

Сквозь слезы на похоронах».

Информации о Евгении Величковском мы в стихах его сына не нашли.

Петраков пишет: «Анатолий Величковский был женат на Нине Владимировне Ровской, киевлянке, эмигрантке второй волны. На родине она пела в опере, писала пьесы на украинском языке, в эмиграции зарабатывала на жизнь уроками вокала, печаталась в журнале «Возрождение» и «Новом журнале». В последнем есть ее публикация о художнике С. Шаршуне, друге Анатолия Евгеньевича и Ренэ Герра, давшем деньги на издание повести А. Величковского «Богатый» и сборника его стихов «С бору по сосенке». Проживали Величковские в скромной квартирке в Булони».

Детей у них не было. Не знаю, где тут причина, а где следствие, но Величковский вообще странно относился к детям. У него немало стихов о зле, которое дети причиняют животным:

«Мальчики повесили цыпленка,

На костре живьем ежа сожгли,

Камнями прогнали мать-сучонку

И щеночков мучить понесли.

Для животных слабых,

для домашних

Нет страшнее нежных,

детских рук.

Твой ребенок миру

так же страшен,

Как тебе — змея или паук».

И герой романа «Богатый» художник Марк Банкле постоянно с ужасом вспоминает, как в детстве зарезал ежика, чтобы обновить перочинный ножик.

Зато собаки для Величковского — не просто члены семьи, а самые дорогие существа на свете. О каждой из своих собак он написал как минимум одно стихотворение. Цюля, Дадашка и Жучка — полноправные герои его лирики, в отличие, скажем, от жены Нины.

Ренэ Герра писал: «Раннее соприкосновение с природой, с «нерукотворной» красотой ее творений, вероятно, и пробудили в нем страстную любовь к природе, не оставлявшую его до последних дней жизни. Эта любовь не ограничивалась воспеванием одних красот, со временем к ней присоединились трагические ноты, по мере роста «рукотворной техники», губящей, насилующей природу. Во многих стихах его звучат ноты протеста и возмущения (…) А. Величковского можно назвать поэтом-экологом, первым поднявшим свой голос в защиту природы».

Тема защиты природы от человека, наверное, вторая тема в творчестве Величковского после ностальгической. Огромное количество стихов посвящены его ненависти к автомобилям, к технике вообще. В 1975 году он писал Татьяне Фесенко: «Хочу уверить Вас, что, не будь автомобиля, это далеко не конец всяким передвижениям. Правда, медленнее в сто раз, но зато основательнее были путешествия наших предков. Так что обходились бы отлично, и не пели бы моторы на каждом шагу свое обычное «Велл зе вуул». А ржали бы кони, ритмично выбивая копытом дорогу, стонали бы и плевались верблюды, а то и волы медленно переваливались бы с боку на бок, везли бы телегу, и на ней лежал бы я под солнцем украинского неба и пел бы спокойно песню и мог бы сочинять стихи, и мог бы любоваться действительно каждым уголком и изучать каждый василек в жите. Что толку в километрах мелькающих? Разве успевает войти в душу то, что мелькает? Поверхность, внешность в глаза бросается, но в глубь природы не войти с автомобилем. Можно, конечно, пикник сделать, но разве это то?

Конечно, проклятие наше приходится нести и даже думать, что оно очень хорошая и удобная вещь…»

Но, чем больше читаешь Величковского, тем больше понимаешь, что его ненависть к техническому прогрессу и несколько преувеличенная любовь к собакам и лошадям — просто еще одно проявление невыносимой тоски, страха перед земным существованием:

«Читатель, друг — не осуди!

Я запах псятины вдыхаю

И с наслаждением к груди

Свою собаку прижимаю.

Не одинаков человек,

Нет равенства у человека,

Одни опережают век,

Другие отстают от века.

Что ж, я, конечно, отстаю —

Люблю стихи, люблю природу,

И умников не признаю,

И не хочу служить народу!»

Или:

«Глаза лошади

Такой безотчетной печали,

Дивного происхожденья,

Наши глаза не читали

От самого грехопаденья.

Чувствуется, из рая,

Лошадь ушла невинной,

Из верности сопровождая

Тех, кого Бог покинул».

Поэт отчаяния

Когда в 90-е годы вышел двухтомник Одоевцевой «На берегах Невы» и «На берегах Сены», а потом «Некрополь» Ходасевича, я читала эти книги запоем, много раз — сначала просто так, потом выписывая имена, даты, события. Русский Париж казался мне волшебным местом, где собрались только самые-самые: художники, поэты, философы. Казалось, там был рай для творческих людей. У Тэффи, у Дона Аминадо все было уже не так хорошо, много было какого-то злого юмора, смеха сквозь слезы.

Однако все эти писатели были людьми довольно успешными, по-своему они наслаждались жизнью, а многие, как Дон Аминадо, даже черпали вдохновение в ненависти к советской России, к людям, лишившим их Отечества. Анатолий Величковский ненавидеть утраченную родину не умел. Не умел радоваться литературным тусовкам и жизни в Париже. И, кажется, был очень одинок.

Даже друзья Анатолия Евгеньевича, которые его знали и любили, пишут о нем исключительно как о поэте, как будто сознательно опуская все личное, человеческое.

Так, Юрий Терапиано в книге «Литературная жизнь русского Парижа за полвека» пишет: «Анатолий Величковский принадлежит к группе парижских по­этов, начавших свою литературную деятельность после Второй мировой войны, в конце сороковых годов. В 1952 году в издательстве «Рифма» вышла его первая книга стихов «Лицом к лицу», обратившая на себя внимание критики и чи­тателей. С той поры он печатался во многих зарубежных журналах и газетах — в «Новом Журнале», в «Современнике», в «Русской Мысли» и участвовал в антологиях зарубежной поэзии. В 1972 году А. Величковский выпустил роман-сатиру «Бога­тый», восстающий против засилия техники в современном мире и с большой симпатией говорящий о сельской жизни, о полях и лесах, о животных, которых А. Величковский нежно любит. Не думаю, что название новой книги «С бору по сосенке» выбрано поэтом удачно. В ней как раз нет никакого эклектизма, нахватанного отовсюду. Наоборот, поэзия А. Величковского по напеву своему, по сюжетам и по настроению предстает перед читателем в виде цельной, композиционно стройной. Он прежде всего лирик. Природа, личные его переживания, ассоциации и воспомина­ния, люди, животные  - все согрето у него нежным лиризмом».

При этом сам Величковский, называя свой сборник «С бору по сосенке», оказывается, имел в виду совсем другое: «Это не к стихам относится заглавие, а к тому несчастью, что бумага делается из сосен. И на это (т. к. теперь идет неимоверное количество бумаги) уничтожаются леса. В моем сборнике каждая страница может быть из сосенки… Вот и с бору по сосенке». Это уже он сам объяснял Татьяне Фесенко, жалуясь, что никто, в том числе и сама Фесенко, его не понял.

Да и кому было понимать? В другой раз он писал подруге в Вашингтон: «У нас тут стало совсем пусто. На вечере поэзии, где я выступал вместе с Одоевцевой, Тамарой Величковской (это жена моего покойного брата) и Таубер, было ровно три старичка. В Америке все ж, я думаю, еще осталось больше русских, интересующихся поэзией».

Анатолий Величковский незаметно жил и так же незаметно умер 2 января 1981 года, похоронен на муниципальном кладбище города Кламар под Парижем.

Фотографий поэта тоже почти не сохранилось — пара снимков, сделанных Ренэ Герра. Фотоаппараты Величковский ненавидел почти так же, как автомобили:

«На фотографии темней

Твои черты и выраженье.

И холодно изображенье

Улыбки солнечной твоей.

Как видно, Богом данный свет

Не проявляется на снимках.

Для механических побед

Душа осталась невидимкой».

Жена поэта Нина Ровская после его смерти писала его приятелю, другу по переписке Валерию Перелешину: «Ключ к его стихам — отчаяние. Оно и сделало его поэтом. Отчаяние — потеря родины, гибель старой России, гибель природы в наш технический век — природы, которой он молился и которую обожествлял. Он поэт-язычник, если хотите. В каждом её проявлении для него тень Бога: например, в дожде он видит одежду Творца, к которой благоговейно прикасается губами…»

Готовя этот материал, мы многое прочли о Ренэ Герра — «французе, который говорил по-русски лучше многих русских». В одном из интервью он рассказывал, как и почему увлекся русской литературой: «Я, чистокровный француз из Ниццы, оказался приобщен к великой русской культуре с раннего детства. В этом смысле мне просто повезло.

Моя первая встреча с Россией произошла на юге Франции и была столь яркой и неожиданной, что врезалась в память навсегда. Будучи ещё ребенком, я оказался на полковом празднике казаков лейб-гвардейцев. Конечно, это были остатки некогда блестящего императорского полка. Но, Боже, как эти старые солдаты с невероятной выправкой, в красивых, бережно сохранённых мундирах, сверкающие боевыми наградами, поразили мое мальчишеское воображение! Я тогда впервые подумал, что надо очень любить свою родину, свое далёкое прошлое, чтобы вот так на чужбине до самого последнего часа хранить в себе крупицы минувшей эпохи».

Конечно, Величковский не был старым солдатом, он попал во Францию еще совсем молодым человеком, но так и не смог начать жизнь заново. Эти старые солдаты были ему ближе и понятнее, чем Одоевцева и Дон Аминадо.

«Много было генералов старых,

Все они о прошлом вспоминали

И на полуслове мемуаров,

Не закончив боя, умирали.

Опустели штабы и квартиры,

Замолчал о правде голос смелых.

Выйдут внуки красных командиров

И допишут мемуары белых».

Он так и не полюбил Париж. Прожив большую часть жизни в самом красивом городе на земле, Величковский всей душой его ненавидел:

«Сторожа обрезывают ветки.

Нет, весна придет еще нескоро.

Дымен город.

Солнце зимним светом,

Мертвым светом озарило горы.

Этот свет я прежде ненавидел,

Я бежал от этих улиц длинных, -

Десять лет меня никто не видел

В этом страшном

городе старинном.

Здесь провел я

молодость бесплодно,

Не нашел ни в ком к себе участья.

Проходили месяцы и годы,

Никогда не приходило счастье.

Потому мне тяжело и страшно

В городе, где умирала радость, -

Видеть труб

задымленные башни,

Черных стен холодные громады.

С каждым камнем

или старым домом,

Озаренным сквозь туман

закатом,

Я встречаюсь,

как с таким знакомым,

Что меня обворовал когда-то».

«Не только звезды можно славить»

Анатолия Величковского не печатали ни в СССР, ни в Украине. Не то что книг, а даже отдельных его стихов в антологиях в нашей стране не найти. Поэтому очень хочется хотя бы на страницах газеты процитировать как можно больше.

Величковский писал, конечно, и о любви. Наверное, не бывает поэтов без интимной лирики. Но нет в его стихах ни ланит, ни изгибов нежных. От его стихов о любви плакать хочется:

«Ты несколько рубашек днем

Перед уходом постирала.

Всю ночь осеннюю потом

В окошко пуговка стучала.

Стучала в сумерках глухих,

А мне минутами казалось,

Что дело милых рук твоих

В знакомом стуке продолжалось.

И я увидел — мне в стихах

Не только звезды можно славить,

Но даже пуговка в правах

Свой след в поэзии оставить».

Или вот «Эротическое»:

«Ты, наконец, мне позволяешь

В запретный океан входить,

И волны ласково вздымаешь,

Чтоб к берегам скорей доплыть.

Но, выходя из волн на ветер,

Мы ежимся в холодной мгле…

Мир пуговиц, шнурков и петель

Пристегивает нас к земле.

И мы уже почти подобны,

И подражаем невзначай —

Той паре, что в тоске утробной

Когда-то покидала рай».

В общем-то, Анатолий Величковский сам все сказал о себе в двух строфах:

«Всю жизнь свою

витаю в облаках

И существую на земле при этом:

Перед земным

существованьем страх

Меня заставил сделаться поэтом.

И я живу, живу поверх всего,

поверх себя,

поверх незримой крыши,

Поверх отчаяния моего —

Меня ведет отчаяние свыше».

Таким был наш земляк Анатолий Величковский — поэт, который не хотел, чтобы его помнили. Он не хотел оставить после себя ничего: ни детей, ни мемуаров, ни даже фотографий. Но оставил СТИХИ. Начав читать Величковского, я не могла остановиться, пока не прочла все им написанное — и стихи, и прозу. Необыкновенно талантливый поэт, он писал все время об одном и том же:

«Ах, наконец-то я увидел,

Что этот я — совсем не то.

Господь, конечно, не предвидел

Такого чучела в пальто».

Подготовила Ольга Степанова, «УЦ».

В который раз нас заставил удивляться Национальный заслуженный академический ансамбль танца имени Павла Вирского. Танцоры вновь и вновь поражали своим мастерством, казалось бы, уже привыкшего к профессиональному исполнению народного танца кировоградского зрителя.

Нет, не зря этот коллектив называют лучшим в Украине. Отшлифованные до миллиметра танцевальные движения, уникальные хореографические постановки и миниатюры, артистизм исполнителей — все это неоспоримые доказательства высокого мастерства. Это уровень мирового масштаба. На концерте коллектива публика наслаждалась не только прекрасным исполнением, но и замечательными костюмами, которые, безусловно, являются неотъемлемой составляющей спектакля. И, конечно же, было приятно любоваться невероятно красивыми девушками, порхающими по сцене, как мотыльки. А хлопцы ошеломляли своей акробатикой.

Невзирая на высокий национальный и даже международный статус киевского ансамбля, директор-распорядитель этого коллектива Иван Костенко в беседе с корреспондентом «УЦ» назвал именно наш город столицей хореографии.

— Кировоград для вашего коллектива — город знаковый. Вы часто приезжаете к нам, радуете своими прекрасными постановками. Но есть еще и другая составляющая — ваш генеральный директор и художественный руководитель Мирослав Вантух хорошо знаком с Антониной Червинской, руководителем нашего ансамбля песни и танца «Зоряне», еще со времен ее работы в полесском ансамбле «Льонок».

— Не только ее прекрасно знает наш художественный руководитель. Он хорошо знаком с Анатолием Кривохижей (экс-руководителем знаменитого ансамбля «Ятрань». — Авт.) и Анатолием Коротковым — руководителем ансамбля «Пролисок» и директором лицея искусств. Созванивается с ними. Они дружат. Кировоград и называют, и признают хореографической столицей Украины. Нам нравится приезжать в ваш город. Особенно когда на наших концертах мы видим наших друзей, наших многолетних поклонников. Да, не всегда удается долго с ними пообщаться, но даже эти минутные разговоры нам приятны обоюдно. Они приходят семьями, смотрят наши выступления, радуются за нас. Артистам очень важно, что приходят именно на них посмотреть. Особенно тем, кто родом из Кировограда. На данный момент у нас трое кировоградцев. В основном это воспитанники школы Короткова.

— Сейчас стало модно проводить танцевальные и вокальные батлы. Была ли у вас подобная практика? С каким из знаменитых ансамблей вы сражались?

— Если углубиться в историю, то подобные соревнования проходили между хореографическими коллективами еще в те времена, когда они не назывались громким словом «батл». Сейчас это модная тенденция, как вы правильно заметили, и что-то похожее мы провели в Киеве с известным грузинским ансамблем «Рустави». Изначально мы не рассматривали это как битву или соревнование. Все-таки мы из разных стран, хотя есть общая хореография, но нужно учитывать, что у каждого коллектива есть разное направление. Можно ставить оценки, кто ярче, кто выше, кто экспрессивнее исполняет танец, но такие же баллы можно ставить во время любого сольного концерта любого танцевального коллектива. Конечно же, мы принимаем участие в подобных мероприятиях, встречаемся на одних площадках с другими ансамблями, но не относимся к ним как к соревнованиям. Каждый танцевальный коллектив по-своему уникален.

— Даже в хороших ансамблях есть потери. От вас уходят артисты на заработки?

— Есть такое. В тяжелые времена, которые переживает государство, люди не только нашей профессии пытаются найти для себя более комфортные условия для работы и жизни. Стоит учитывать и то, что у артистов балета существуют возрастные ограничения, и они хотят успеть больше заработать. Тенденция ухода танцоров из ансамбля была в прошлые годы, теперь этот процесс приостановился. Я не могу как администратор, хоть и наблюдавший это, выразить всю ту тяжесть потерь, которая ложилась на плечи нашего художественного руководителя. Ведь он их воспитывал, вел их, помогал становиться артистами, вкладывал в них всю свою душу, а потом терял их. Он это сильно переживает, но не осуждает. Ведь понимает, что они стараются найти свое место и просто прокормить себя и свою семью. Обидно, что мы не можем на своей родине создать нашим артистам необходимые условия для нормальной самореализации. Хорошо, что сейчас уход артистов не такой массовый, как это было лет пятнадцать назад. Тогда танцоры приходили, учились и уезжали работать за границу.

— Ваши постановки, как и спектакли других заслуженных коллективов, очень дорогие. Это и костюмы, и затраченное на них время.

— Вернусь к тому, что я не творческий работник, а администратор. О творческой составляющей мне трудно говорить. Могу сказать о финансовой стороне вопроса. Костюмы, обувь — это очень дорогое удовольствие. Каждый танец стоит довольно дорого. Если о костюмах, то это вышивка, обувь из натуральной кожи. Обувь вообще можно расценивать как расходный материал, который при гастрольном, ежедневном графике горит на артистах.

— Ваши номера, постановки копируют другие ансамбли. Приписывают себе авторство ваших наработок?

— Конечно же, такие вещи бывают. Но чаще происходит так, что отдельные коллективы ставят наши танцы с припиской, что это постановка Мирослава Вантуха. И это нормально. На лучших примерах нужно учиться и подражать хорошим артистам…

Николай Кравченко, директор областной филармонии, был немногословен, но ясно дал понять, что приезд ансамбля Вирского в Кропивницкий является показателем уважения этого коллектива к нашему городу и его танцевальным традициям.

— Они почти каждый год, один или даже два раза, приезжают в наш город. Это всегда аншлаг, билетов задолго до концерта в продаже нет, и это всегда здорово. Все наши знаменитые хореографы всегда присутствуют на выступлении ансамбля Вирского. И приятно, что из нескольких городов во время гастролей они всегда выбирают Кропивницкий. Этот коллектив — это гордость Украины и даже без преувеличения гордость Европы, - сказал Николай Кравченко.

Руслан Худояров, фото Олега Шрамко, «УЦ».

Эта блестящая труппа выступает в нашем городе в третий раз. Дважды они давали «Поезд «Одесса-мама»», а в минувшую пятницу в театре имени Кропивницкого прошел премьерный показ спектакля «Одесса-мама-2, или Похождения бравого солдата Швейцмана».

На сцене были те же — Олег Филимонов, Руслана Писанка, Виктор Андриенко, Яков Гопп. Снова прекрасно пела юная Аня Ткач. В «Скайпе» на сей раз был Михаил Полицеймако. Вновь были убойные шутки и гротескные сцены. Но добавилось злободневности и актуальности. Все было завязано вокруг войны, которая идет на востоке Украины. Поэтому трагичных слов и сцен стало намного больше.

Пересказывать сюжет нет ни малейшего смысла, при желании в наши дни можно найти возможность посмотреть спектакль вживую или в записи. Лучше — вживую. Тогда вы будете смеяться и плакать так же, как смеялись и плакали мы — его зрители в прошлую пятницу.

После спектакля актеры признались, что он удался, игралось легко и на кураже, а зал был замечательным — отзывчивым и эмоциональным. В общем, наш зритель тоже оказался на высоте. А в качестве бонуса — разговор с Олегом Филимоновым, актером и продюсером, человеком, который придумал Мишу Швейцмана.

— Скажите, Олег, вы любите Швейка так, как люблю его я?

— Наверняка. Это была моя настольная книга в свое время. Я действительно очень люблю Гашека, в частности, «Похождения бравого солдата Швейка».

Люблю в этом произведении все, начиная от самого главного героя до сапера Водички и фельдкурата Отто Каца. Блестяще написано. Ты видишь всю абсурдность войны и абсурдность тех обстоятельств, в которых оказываются герои.

— Насколько актуально это сейчас в Украине?

— Это списанно с сегодняшнего дня, в этом гений Гашека, можно наложить кальку на сегодняшний день из того времени, из Первой мировой войны. В принципе ничего не поменялось, как видите.

— А почему?

— А потому что такая жизнь, такие на нашу долю выпали испытания.

— Это не мы такие, это жизнь такая?..

— Ну и мы, конечно. Мы же не в вакууме живем, не на Марсе, мы живем в конкретное время, в конкретной стране, которую лично я очень люблю… И никуда отсюда не уеду никогда. Ну если, в конце концов, не выгонят отсюда просто силой. Я люблю Одессу, я люблю Украину. И, понимаете, древние китайцы очень точно говорили: «Не дай Бог жить в эпоху перемен».

— А разве бывают другие эпохи?

— Бывают, конечно, бывают. Европа прошла свои перемены в определенное время, сформировались демократии, сформировались четкие законы, четкий порядок вещей, которые невозможно переползти, ни за деньги невозможно, ни за власть невозможно, ни за что невозможно. Понимаете? А у нас все это возможно. Возможно за деньги, возможно за договориться, возможно по блату. У нас пока не сформировался этот кодекс, свод законов, который неукоснительно нужно выполнять, невзирая на то, кто ты.

— От Гашека вернемся к сегодняшнему спектаклю. Как «Поезд «Одесса-мама»» доехал до станции № 2? Что общего в двух спектаклях и что разное?

— Все разное. Общее — только актерский состав. Он точно такой же, как в «Одессе-маме». «Одесса-мама-2» — это коммерческая часть названия. У меня были большие споры с авторами, потому что я настаивал на «Похождениях бравого солдата Швейцмана» без «Одесса-мама-2». Но в силу того, что у нас все решается в коллективе коллегиально, было принято такое решение и название.

Первый спектакль — о материнской любви, о любви мужчины и женщины и сыновней любви, а второй — это и о материнской любви, и о любви мужчины и женщины, и о любви к Родине, как бы пафосно это ни звучало. Я не сильно люблю пафос, вообще его не люблю, но это именно так.

— В спектакле присутствует военная тема, и причем она злободневно военная. Что вы, авторы, хотели сказать по поводу войны нынешней?

— Во-первых, мы хотели сказать, что война — это очень плохо, что в любом случае война — это крайняя мера. Лучше всего до этого не доводить. Но уж коль скоро она есть, то надо Родину защищать. И мой герой — больной, старый, у которого «некролог в диагнозе», как ему говорит один из героев пьесы, немножко ненормальный одесский еврей произносит главную фразу этого спектакля, когда его жена не отпускает в армию и говорит: «Это идиотизм. Ты умрешь там на фронте, ты даже не дойдешь до передовой! Ты идиот!..», отвечает: «Да, я идиот. Но если такие идиоты не будут защищать эту землю, то умные ее точно не защитят!» Это основная фраза этого спектакля, основной посыл.

Там полный перевертыш у нас, понимаете? Он платит деньги на медкомиссии, чтобы его признали годным, платит деньги в военкомате, чтобы его взяли, но по итогу он оказывается нормальнее всех нормальных. И я считаю, что тема правильно нами поднята, я много общаюсь со зрителями, мы приглашаем на наши спектакли обязательно ребят из госпиталей, из АТО, которые реабилитацию в Одессе проходят, и все они говорят, что это очень точно.

— Как реагируют на этот очень одесский спектакль не в Одессе?

— Мы давали уже достаточно много раз по стране этот спектакль. Провели премьеру в Одессе и сразу повезли в Харьков. Причем специально мы везли его в Харьков, потому что Харьков — это граница, это север, там много русскоязычного населения, мы хотели это показать там. И очень сильно опасались, как люди будут реагировать. Люди реагировали потрясающе. На сцену вышел мужик, вручал Анечке цветы — девочке, которая поет у нас в спектакле, и я вижу, он какой-то такой, как заплаканный. Я говорю: «Мужчина, что случилось?» А он говорит: «Это про меня». А ему лет 50. Его, видать, не брали, но он пошел добровольно и воевал. «Это про меня», - он сказал. Вы понимаете? Это дорогого стоит на самом деле. То есть это показатель того, что мы очень правильную штуку делаем.

— Теперь не о спектакле, но об Одессе. Мы с вами регулярно встречаемся в социальных сетях, чаще всего на страничке Натальи Жванецкой.

— Да, Наташа, да, моя подруга.

— В этой связи: какой сейчас Жванецкий?

— Ой, вы знаете, он потрясающий! Я с ним совсем недавно общался, буквально 2,5-3 недели назад, он еще был в Одессе, вот, мы у него дома были, обедали с ним. Он в потрясающей форме, в потрясающей рабочей форме. Очень много написал за лето. Он пишет в основном в Одессе. А читает везде. К сожалению, я не попал на финальную читку, потому что был уже за границей. Он там созвал человек 70 друзей, знакомых, в общем, накрыл поляну и читал то, что он написал за лето. Он в очень хорошей форме, написал много вещей философского характера, и не только смешных, но каких-то глубоких и тонких. Вообще он, конечно, гениальный, абсолютно гениальный человек. Мы выпили с ним, и он мне рассказывал о своих встречах с Иосифом Бродским, с Барышниковым, с Высоцким. И я ему говорю: «Михалыч, это все надо записывать, все надо записать». Он мне говорит: «Филимон, это не мой жанр!» Невероятно интересно слушать.

— Завидую белой завистью. Напоследок — о еще одном вашем спектакле, который называется «Ураган по имени Одесса». Вы играете его давно, но к нам его не привозили. Можно надеяться?

— Ну я думаю, что да, наверное, можно надеяться. Я играю «Ураган…» с двумя партнершами, очень хорошими, обе прекрасные актрисы. В Одессе играю с Юлей Скарбой, очень хорошая актриса одесская из русского театра, а по Украине и в Киеве я его играю с Наташей Сумской, народной артисткой Украины, тоже замечательной. Ну там совершенно потрясающие темы. Вам понравится.

Беседовал Ефим Мармер, фото Олега Шрамко, «УЦ».