Сегодня он – военный психолог. В армии с начала сентября 2014 года, а с начала ноября по настоящее время находится в зоне боевых действий на Донбассе. В армию ушел добровольцем, чтобы защищать Родину и чтобы проверить гипотезу своих более чем двадцатилетних научных изысканий относительно реализации личностью своего «дела жизни». Можно сказать, что это психологический эксперимент над собственной личностью.
С первых дней пребывания в зоне боевых действий у Александра Ткаченко появилась идея излагать свое представление о том, что происходит на Донбассе, в форме «заметок военного психолога». Это авторская точка зрения и личностная саморефлексия. Автор старался максимально дистанцироваться от политики и затрагивать исключительно психологические проблемы, которые отражают реалии жизни на войне.
Справка «УЦ». Ткаченко Александр Анатольевич. Родился в 1955 году в семье ученого-практика и учительницы. По базовому образованию авиационный инженер (в 1979 году закончил Киевский институт инженеров гражданской авиации). До 1993 года – инженер авиаотряда, преподаватель и научный сотрудник Кировоградского высшего летного училища гражданской авиации. Занимался психолого-педагогическими исследованиями профессиональной надежности летного состава, на основании чего защитил кандидатскую диссертацию. За последние 15 лет полностью переориентировался на психологию, работая заведующим отделом профессионально-психологического консультирования областного центра профориентации, доцентом на психологических факультетах Кировоградского института регионального управления и экономики и Кировоградского государственного педуниверситета.
Беседа по душам
В ходе моего посещения одного из опорных боевых пунктов нашего батальона, находящегося на нейтральной территории на еще функционирующей «сепаратистской» шахте, мне удалось поговорить по душам с одним из работников (сепаратистом по убеждению, возможно, даже воевавшим, возраст около 50 лет, он просил не называть его, поэтому условно обозначу его как Л.). Разговор проходил наедине и поэтому был максимально откровенным. Поскольку мы оба относимся примерно к одному поколению, учились в одинаковых школах, воспитывались на одинаковых коммунистических идеалах, у обоих уже есть и дети, и особенно любимые и любящие внуки, сразу отбросили политику и сконцентрировались на главном – что мы передадим нашим внукам.
Еще в начале разговора стало понятно, что все, что происходит на Донбассе, – никому из нас не нужно и это надо прекращать. Сначала Л. попытался апеллировать к Минским договоренностям с ДНР. На мой вопрос, много ли там криминалитета, он, не колеблясь, ответил, что ВСЕ. И сразу вспомнил случай, когда позвонила жена и в панике сообщила, что их соседи устроили разборку с применением гранат, поэтому все сильно испугались и позакрывались. Все кончилось двумя «двухсотыми» и одним тяжелым «трехсотым».
В дальнейшем разговоре мы все больше стали понимать, что нам нечего делить и мы вообще находимся по одну сторону баррикад в этой войне. А по другую сторону – те, кто зарабатывает на этой войне огромные состояния, и криминалитет, который им служит и прикрывает. По сути это единое олигархическо-криминальное образование, куда входят и московские, и киевские «уроды». Они умело используют человеческие слабости наших народов и сталкивают нас между собой, масштабно применяя психотехнологии, опираясь на «ватные» мозги россиян и вытеснение чувства национального достоинства колбасными интересами, замешанными на страхе, у жителей Донбасса.
Это стало понятно, когда я спросил у Л., есть ли у него Родина и как она называется. Он сразу ответил: «Да, и это Украина». Потом добавил, что его лучший друг воюет против нее… У Л. глаза наполнились слезами… Но поднять украинский флаг и крикнуть «Слава Украине!», как они кричали «Россия, Россия…» – он боится. Как боятся и многие другие, готовые и дальше молча сносить унижения и издевательства местного и пришлого криминалитета и прочего человеческого отребья, заполнившего сейчас Донбасс.
Возвращаясь в АТО после отпуска
Я возвращался на поезде в первом купе плацкартного вагона с первого своего армейского АТОшного отпуска. «Вы на войну?» – это первое, что у меня спросила проводница, которая, как мне сразу показалось, была с Донбасса. Наверное, мой вид мобилизованного добровольца после двухмесячного пребывания в зоне АТО и, наверное, еще что-то, понятное только ей, позволили сделать такой вывод. Я медлил, пытаясь найти лучший вариант ответа или может вообще отмолчаться, чтобы не обострить ситуацию и не испортить себе поездку. Но она еще раз повторила свой вопрос уже более настойчиво. Не мудрствуя лукаво, я решил ответить прямо – «Да, на самую что ни на есть войну». Такой прямой ответ ее, по-видимому, вполне удовлетворил, и она сразу громко объявила, что есть пиво, водка, коньяк.
В купе было еще три женщины, ехавшие до города Г., где на тот момент активизировались боевые действия. Две постарше, где-то пенсионного возраста, а одна – молодая мама с чудным двухлетним мальчиком Васей, возвращавшаяся домой после полугодичных скитаний по родственникам и знакомым. Именно Вася и разрядил несколько напряженную обстановку. Со всей своей детской непосредственностью, говоря на только ему и маме понятном языке, он просто начал со мной играть. Мне было не сложно ему подыгрывать, поскольку только несколько минут назад я расстался со своим внуком-первоклассником. Вася настолько разыгрался, что у него даже начало проскакивать что-то похожее на «папа». Мне даже стало неудобно. В таких случаях очень трудно одновременно сохранить нейтралитет и не обидеть ребенка холодным отношением. Ведь папа, к которому они ехали, мог быть моим военным противником. Я принял вид военного человека, позволяющего себе быть немного добрым и забавой для малыша. Судя по Васе, такая игра его вполне устроила.
На этом фоне стала разворачиваться основная тема нашего общения в купе – тема войны. Женщины постоянно разговаривали по телефону со своими знакомыми и родственниками в Г., где разгорался один из наиболее интенсивных обстрелов после прибытия очередного российского «гуманитарного конвоя». В таких случаях обычно сталкиваются практически все субъекты военного конфликта – местные сепаратисты и бандиты, казаки, кадыровцы, те же партизаны, российская армия и бог еще знает кто. В такой каше междуусобных разборок боевиков, к которым в случаях «выхлопов» в нашу сторону подключается и украинская армия, практически невозможно понять, откуда прилетело и упало в жилой квартал. В этих случаях местные жители обычно выбирают себе «врага» по собственному желанию. Мнения женщин в купе по этому поводу также разошлись, но все же доминировало понимание того, что это больше междуусобные разборки. Такой здравый смысл особенно был заметен на фоне возмущения одной из них, явной сепаратистки, – «почему украинская армия бомбит жилые дома, хотя совсем рядом остаются нетронутыми блок-посты ополченцев?» Любой здравомыслящий человек сразу понимает – кто бомбит.
По мере приближения к Донбассу обстрелы в Г. нарастали, и женщины заметно волновались. Лишь Вася оставался совершенно спокойным, много играл, мало капризничал, хотя было уже довольно поздно, и ему давно пора было спать. Это и вселяло во всех спокойствие и даже какую-то уверенность, что все закончится хорошо. В спонтанном разговоре на военную тему все сошлись в том, что все это надо прекращать, вопрос только – КАК?! Наблюдая за тем, как маленькому Васе удается всех мирить и своим спокойствием и непосредственностью вносить уверенность во взрослых, я четко понимал, на кого мы должны ориентироваться в решении проблемы этой войны. Всем было понятно, что на фоне обеспечения пристойного будущего для наших детей и внуков, а также общего советского прошлого, у нас, простых людей, нет никаких противоречий.
Проблемы начинаются лишь тогда, когда в нормальные человеческие отношения вклиниваются политика и искусственные, бредовые, манипулятивные идеи, по известной причине нашедшие благотворную почву на Донбассе. Ведь тут фактически всегда правили криминальные понятия. А советская идея принималась лишь тогда, когда она вписывалась в эту жизнь «по понятиям», которая определяется лишь материальными благами – работой, зарплатой, пенсией… Ни о каком личном достоинстве, национальной гордости и речи не шло. Поэтому и получилось так, что фактически по одну сторону баррикад оказались те, кто на войне зарабатывает огромные деньги, и криминалитет, все это обслуживающий, а по другую – народ, часть которого оболваненная «ватной» российской пропагандой, – поддерживает это самое состояние войны. И, пока последние не обретут такую же национальную гордость и личное достоинство, как это сделала вся Украина, эта никому из нас ненужная война будет продолжаться. Нечто подобное я изложил в доступной форме женщинам в купе. Особенно жестко бил мой аргумент, что «люди без личного достоинства, национальной идентичности и в конечном итоге без души – не имеют будущего». Было заметно, что мои слова их явно задели, но каких-то серьезных возражений не прозвучало…
«Я никогда не буду воевать»
С Никитой и его мамой мы встретились в прифронтовом городе Д. под аккомпанемент взрывов мин и снарядов, которые ложились совсем рядом. На их лицах выражалась тревога. Когда они уселись на диван в холле перед телевизором (мы находились в пансионате, где они приютились), я сказал, что психолог, и предложил психологическую помощь. С разрешения мамы я почему-то сразу обратился к мальчику, на лице которого выражалась недетская взрослость. Восьмилетний Никита оказался живым и довольно разговорчивым. Я узнал, что они приехали из Артемовска, который постоянно обстреливали. Когда в их дом попал снаряд, они решили уехать к родственникам в Краматорск. Немногим больше месяца назад Никита получил серьезное ранение в тазобедренную область.
Ему повезло. Осколок прошел навылет внизу левой части живота. Рана быстро зажила, и он уже нормально ходил и даже не хромал – молодой организм взял свое. Он мне показал шрамы и даже позволил их сфотографировать. Когда я спросил, как ко всему этому относится его отец, мама сразу ответила, что с мужем они не живут, но его мать к ним относится хорошо. Я сразу прекратил расспросы на эту тему, понимая ее деликатность, поскольку муж мог находиться в противоборствующем лагере.
Я решил не терять инициативу и назвал Никиту полноправным участником боевых действий. Тот сразу ответил, что хочет стать военным и у него будет автомат. Тогда я рискнул задать главный вопрос, на чьей стороне он будет воевать. Никита вдруг со своей детской непосредственностью и взрослой серьезностью ответил, что он никогда не будет воевать… Потом немного подумал и добавил, что никогда не возьмет в руки оружие.
Я решил внести ясность в такую противоречивую ситуацию, продолжив Никитину логику, и предложил пойти в военные психологи. Я – военный психолог, и у меня тоже есть автомат, которым я еще ни разу не пользовался по прямому назначению.
Никита как-то сразу повеселел, сказал, что ему уже здесь нравится. А через некоторое время он уже свободно общался с украинскими бойцами.
Бой, который «лечит»
Всем известен нашумевший факт, когда две небольшие группы украинских бойцов четверо суток держали оборону в Углегорске, находясь в полном окружении. После их возвращения предполагалось, что там будет много проблем, связанных с боевым стрессом. Но в действительности оказалось, что психологическая помощь больше нужна не тем, кто активно участвовал в этом бою, а тем, кто со стороны наблюдал и активно переживал за своих друзей, находясь в полной безопасности. Оказывается, что в активном и грамотно проведенном бою человек психологически укрепляется и стабилизируется и, если хотите, развивается как личность. Главное – наличие позитивной патриотической морально-этической мотивации и успешно, грамотно и эффективно проведенный бой.
Именно так получилось в этот раз. Мне удалось пообщаться с командиром и некоторыми бойцами, благодаря чему я сделал для себя важные выводы и даже небольшие личные открытия. Оказалось, что решающую роль в этой ситуации сыграл именно командир, для которого это был всего лишь второй бой. Единственное, что мне он разрешил при упоминании себя в публикации, это использовать его позывной – «Грач». Хотя бойцы в общении между собой называли его более уважительно – «командор» или «комбат».
После подробных расспросов и уяснения для себя хода и психологической сути этого четырех‑ суточного боя я пришел к выводу, что благодаря умению и грамотному поведению командира удалось сберечь почти весь личный состав (потери составили два бойца) и, что еще более важно, не только сохранить, но даже улучшить их психологическое состояние. Похоже, этот боевой стресс оказал позитивное влияние на многих бойцов. (Кстати, нечто подобное наблюдалось и на Майдане, когда люди туда шли, чтобы уйти от негативных психологических переживаний за счет активных действий в экстремальной ситуации, находясь в той особенной социально-психологической среде переживания личного достоинства.)
Теперь подробней о самом бое, вернее, о его психологической картине, которую я для себя представил.
В первый день под действием сильного артиллерийского обстрела и затем мощной танковой атаки с целью сохранения бойцов и выбора лучшей позиции для обороны подразделение «Грача» отошло с окраины в глубь города и закрепилось в добротном здании школы-интерната. Там их вскоре окружили россияне несколькими танками и пехотой и начали периодически атаковать. Танковые обстрелы сменялись атакой пехоты. Поначалу пехота подходила очень близко и смело, почти вплотную к дверям здания, так что отчетливо можно было рассмотреть форму российских десантников. С характерным российским говором они кричали: «Укры, сдавайтесь, у вас все равно нет другого выхода!» Но бойцы «Грача» сдаваться не собирались. Они были готовы стоять до конца, что называется, «насмерть». На крайний случай было принято коллективное решение о самоподрыве, и для этого была специально подготовлена взрывчатка. По сути психологически они оказались «по ту сторону смерти». Возможно, это отодвинуло чувство страха, и на первое место вышло чувство личного достоинства и неподдельного патриотизма.
В результате грамотно организованной обороны с каждой новой атакой вокруг школы-интерната появлялось все больше и больше «двухсотых» и «трехсотых». Это подтвердил один из российских военнослужащих в Интернете, заявив, что в боях под Углегорском было убито около трехсот россиян.
Так продолжалось четверо суток, пока не стало понятно, что нужно уходить. Говорят, что для этого украинским командованием даже была подготовлена специальная операция. Но «Грач» решил действовать по собственному плану, применив обходной маневр. Очевидно, это и позволило сберечь бойцов. Они поступили абсолютно нелогично. Вызвав огонь своей артиллерии «на себя», отошли в сторону противника, где их никто не ждал. Правда, некоторые местные жители, еще несколько дней назад «радушно» принимавшие украинских военных, бросали в них гранаты и пытались стрелять из ружья…
«Киборги» с человеческим лицом
В небольшом магазинчике областного центра центральной Украины, где продается всевозможный камуфляж, что-то себе выбирали несколько молодых парней в форме украинских десантников. Молодая продавщица, явно с целью привлечь к себе внимание, стала им предлагать приобрести, как ей очевидно казалось, «хит сезона» – шеврон с надписью «киборг». Сейчас в Украине так стали называть бойцов, защищающих донецкий аэропорт, за их непобедимость и стойкость. Но реакция получилась явно неожиданной для девушки – один из парней довольно резко ответил, что покупать такую налепку они не будут. Девушка удивилась и игриво спросила: почему? И получила еще более неожиданный ответ – мы не «киборги», а простые люди, и умираем как обычные люди. От этого лицо девушки вдруг стало серьезным, мне показалось, что она уловила суть такого ответа.
Недавно мне удалось довольно плотно пообщаться с этими десантниками и понаблюдать за ними со стороны в процессе психологического тестирования и личных бесед. Это были молодые, крепкие парни в возрасте до тридцати лет. В итоге появилась такая формула для их короткой характеристики – «киборги с человеческим лицом».
На вопрос, как им удается так эффективно отражать все атаки не только обычных «ополченцев», но и российского элитного спецназа, был дан несколько неожиданный ответ: «Мы не имеем права уходить и не имеем права умирать, поскольку за нами наша Родина, и, кроме нас, некому будет ее защищать».
Стало быть, наши «киборги» – это бойцы, которые не имеют права ни умирать, ни отступать – в этом может состоять та главная формула их стойкости, основанная на глубокой и энергетически мощной идее, которую еще предстоит осмыслить и сформулировать, но которая уже четко обозначилась в лозунге «Слава Украине! – Героям слава!». «Мы никогда не отступим», – был однозначный ответ «киборгов».
Кроме этого, общее впечатление – абсолютно никаких «понтов». Если бы встретил такого парня на улице, никогда бы не подумал, что это тот самый «киборг». У этих ребят, так напряженно и беспрерывно воюющих, практически не проявляются общеизвестные по итогам вьетнамской, афганской и других войн психологические синдромы. Оказывается, что на этих ребят боевые действия и соответствующие стрессы оказывают позитивное, созидающее влияние – очищающее и облагораживающее.
Отсюда логично вытекает вопрос определения современного национального «героя». Вот такие «киборги с человеческим лицом», позитивно и иногда даже восторженно принимаемые современной молодежью, вполне могут стать примером подражания для нашего молодого поколения, способного создавать свое будущее уже в другой, свободной и великой стране, – занять место героев советской эпохи, УПА, Холодного Яра, знаменитых украинских казаков и далее вглубь до архетипа Киевской Руси.
Недавно в Интернете я наткнулся на любопытное видео, где было представлено «дознание» украинских пленных, захваченных в аэропорту Донецка 21 января 2015 года. Его проводил российский журналист с выраженным московским говором. Автор изо всех сил старался показать и продемонстрировать, что украинские «киборги» – никакие не герои и не сверхчеловеки, а простые украинские парни и мужики, которые раньше не имели отношения к армии, а пришли на войну, будучи водителями, строителями, сварщиками, слесарями, столярами и пр. Исходя из логики автора этого видео, получается, что простые украинские парни и мужики, которые толком даже не могут разобрать и собрать автомат, невероятно долго были грозой не только для «ополченцев», но и элитных российских военных подразделений, понесших в аэропорту за последние полгода весьма ощутимые потери.
Ловлю себя на мысли, что мы с автором этого видео совершенно независимо пришли к одинаковому выводу, но с той существенной разницей, что настоящие украинские «киборги с человеческим лицом» держатся прежде всего на чувстве патриотизма и личного достоинства. Они прекрасно понимают, что воюют не за бизнесовые интересы политиков и олигархов разных мастей или мировое господство США или тем более против российского народа. За все время пребывания в АТО я редко слышал украинскую речь. Большинство общается на нормальном русском, безо всяких московских, донских, вологодских или других «говоров». Они воюют за свою РОДИНУ, СВОИ СЕМЬИ, РОДНЫХ И БЛИЗКИХ, ЗА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО.
Дебальцево. Не отступили, а отошли
Говорят, что поражения и неудачи учат больше, чем победы и успехи. Примерно к такому выводу я прихожу, беседуя и проводя психологическую работу с бойцами, которые воевали под Дебальцево, а потом отошли на позиции второй линии обороны. Это обстоятельство было основным предметом и стимульным фактором, заставлявшим задуматься и анализировать не только общую обстановку, но и личные переживания и психологические состояния.
Можно сказать, что эта ситуация «планового отхода» показала истинное состояние дел в сложившейся боевой обстановке, а также, как лакмусовая бумага, проявила личностные особености людей. Заправские «знатоки» военного дела, военной стратегии и тактики, «великие воины», как правило, хорошо экипированные и обвешанные самыми разными видами оружия и «примочками» к ним, ранее проявлявшие бурную активность, в боевой обстановке вдруг сникли и потерялись в окопах, блиндажах и других всевозможных «норах». Но большинство было таких, которые стояли до конца, до последней возможности, защищая свои позиции, и ушли последними, оставляя за собой поле боя, усеянное «двухсотыми» и подбитой техникой противника. Общее мнение таких украинских бойцов – мы однозначно сильнее россиян и сепаратистов, сильнее прежде всего духом, и мы никогда от этого не отступим. Но, к сожалению, такими не являются те, кто управляет страной и армией… И в этом – главная проблема.
Дебальцево. Это война на уничтожение
Недавно пришлось общаться с бойцами, только что вышедшими из боя, и которые еще были в состоянии боевого стресса и возбуждения. Это были уже взрослые мужики, многое в жизни повидавшие и пережившие, чем-то удивить которых было сложно. Но и они в своем большинстве находились в таком состоянии, когда «нужен психолог». Обычно в таких случаях обращаются к спиртному.
Меня приняли не сразу. Сначала обратили внимание на то, «был ли я там», затем на мой возраст, профессиональный и жизненный опыт, довольно подробно расспросили о моей личной жизни и даже были «вопросы на засыпку», касающиеся знания предмета работы. (Среди бойцов часто попадаются такие специалисты, так что «лепить горбатого» не получится, они сразу видят подвох и в лучшем случае просто отказываются разговаривать.) Когда это испытание я прошел, предложили выпить за погибших. И лишь после всего этого начался разговор.
Теперь уже я задавал вопросы, которые оказались более сложными для ответа. Сколько вы еще собираетесь «воевать»? Можно ли алкоголем решить проблему своих преживаний?
Стало понятно, что внешний враг, с которым они воевали на поле боя, оказался менее страшным, чем внутренний, с которым нужно воевать уже силой собственного духа, – к примеру, удержаться от алкоголя и попытаться «включить голову» с помощью психолога. Хватило духа у немногих. Для одного из них это уже была не первая война, и он мог анализировать ситуацию. Учитывая свой личный предыдущий военный опыт и то, что происходит сейчас, он сформулировал ответ так – это «война на уничтожение»…
Подобное осмысление того, что сейчас происходит на Донбассе, я уже встречал и раньше. Так кого и что мы уничтожаем?! Хорошо бы только скверну человеческую…
Дебальцево. Дорога в никуда
Для многих россиян, прибывающих на Донбасс в качестве срочников, кадровых военных и т. н. добровольцев, – это дорога в одну сторону. В разговоре с одним из офицеров, принимавших активное участие в боевых действиях рядом с населенным пунктом Б под Дебальцево, я поинтересовался количеством уничтоженной ими живой силы противника. Недолго думая, он ответил – немерено. А потом добавил, что они это определяли по количеству воронья, которое там собиралось после боя.
Недавно в Интернете появилось видео российских интернет-изданий, где показаны личные видеозаписи наших ребят, которые стояли в селе Чернухино под Дебальцево, и видеозапись уже какого-то россиянина (очевидно, «журналиста», собирающего «горячие факты»), которого выдавал характерный московский говор, снимающего их бездыханные изуродованные тела в сопровождении донбасского «ополченца». В голосе донбасского «ополченца» заметно переживание и даже сожаление по поводу гибели молодых украинских парней. Очевидно, осталось еще что-то человеческое – возможно, потому, что у самого есть дети. Интересно, о чем думал и что переживал в этот момент российский «журналист» – скорее всего, лишь о том, сколько он получит за этот материал?
О факте их гибели мы узнали еще две недели назад, но никак не могли вывезти тела, чтобы этот факт подтвердить. Оказывается, погибшие тоже стали предметом торга. И теперь представленное видео раскрыло подробности этой трагедии (или скорее одного из эпизодов этой войны на уничтожение). Стало совершенно ясно, что российский танк атаковал украинское село Чернухино, которое защищали украинские бойцы. Завязался жестокий и неравный бой, который почти для всех них был первым. В конце фрагмента, который снимали уже россияне, четко виден этот российский танк в нескольких десятках метров с башней, ствол которой смотрит на дом, где были наши бойцы, – расстреливал в упор. Танк подбили, но и сами геройски погибли.
Это видео просмотрели наши бойцы, друзья и побратимы погибших. В выражении их лиц можно было прочитать многое: сострадание и сочувствие, досаду, злость и даже какую-то праведную ненависть, душевную боль и еще много чего. Такое равнодушным никого не оставляет. Не было лишь страха или паники. Скорее, наоборот, даже у тех, кто еще не был в боях или проявлял нерешительность, обострилось чувство патриотизма, появилась какая-то решительность в жажде отмщения.
Командир, которого любит Бог
С этим Командиром мы встретились еще до моего выезда в АТО. Он вместе со своей ротой батальона территориальной обороны только что оттуда вернулся, и мне было интересно узнать из первых уст о психологических особенностях поведения в зоне боевых действий. Командир начал неожиданно: «В зоне АТО уже была моя вторая война. А первая началась за право участия в боевых действиях».
На тот момент волна патриотизма буквально накрыла Украину. Эта волна вдруг возникла в душах людей, которые почувствовали себя свободными гражданами свободной великой страны и готовы были ее защищать до последнего, как недавно защищали Майдан в Киеве.
Появились жертвы, которых становилось все больше, причем с обеих сторон. Стали появляться все более мощные средства убийства людей, которые уже можно было сравнить с массовым уничтожением «живой силы». Все реально узнали, что такое «грады», «смерчи», «ураганы» и подобные другие обозначения страшного оружия. Все вдруг узнали и стали говорить о «трехсотых» и «двухсотых». Оказалось, это счастье – получить целым и неизуродованным труп своего сына, мужа, отца и похоронить по-человечески. Многие получали их останки просто в закрытых цинковых гробах или вообще ничего, кроме «без вести пропавший». И все это произошло за какие-то месяцы. Ничего подобного еще год назад никто себе даже не мог представить ни в каком страшном сне.
Желание попасть в зону боевых действий у Командира возникло задолго до его реализации. И это была его первая война – за право уйти в АТО. Это была война не оружия, но искреннего реального патриотизма и личного достоинства против коррумпированной и криминализированной власти. Похоже, бросив клич народу «Все на защиту Отечества» (при этом имея в виду себя), власть не ожидала, что это поднимет такую волну патриотизма украинского народа. Похоже, что она сама этого испугалась. Ведь на самом деле это была война народа против коррупции и криминала во власти, на которых, как на китах, она держалась.
Новая власть, получившая бразды правления страной из рук победившего народа, очевидно, еще не могла так же быстро распрощаться с этими «китами». Она видела в Командире и тех, кого он отбирал, реальную угрозу, способную совладать с этими «китами». И это вызывало страх не меньший, чем утрата независимости и достоинства под ударами внешнего врага. Поэтому, прежде чем получить право на участие в боевых действиях и защищать Родину, Командиру пришлось долго и упорно это доказывать во всевозможных властных кабинетах, вплоть до самых высоких…
Как только рота батальона территориальной обороны пересекла границу зоны боевых действий, Командир построил личный состав и начал инструктировать бойцов относительно поведения в боевых условиях и особенностях выполнения боевого задания. Все стали понимать не только умом, но и на уровне какого-то физиологического ощущения новую реальность близости смерти. Когда Командир закончил инструктаж, он вдруг вспомнил о горсти крестиков, подаренных ему совершенно случайно незнакомым священником после службы в церкви. Так, на всякий случай, он вынул из кармана эту горсть символов христианской веры и предложил своим бойцам. И тут вдруг произошло нечто неожиданное. Командир хорошо знал своих подчиненных, среди которых не было особо верующих. Но в этот момент практически все потянулись за крестиками и быстро стали их разбирать. Но на всех не хватило. И надо было видеть искреннее огорчение на лицах тех, кому крестика не досталось. Так начиналась его вторая война.
Рота Командира воевала активно и успешно. Приходилось выполнять задания, которые были под силу опытному спецназу. Но за все время боев практически не было потерь (всего один «трехсотый»). Хотя противнику их рота нанесла урон в живой силе и технике гораздо больший своей численности. Я поинтересовался секретом такого успеха. Командир помолчал и задумчиво ответил: «Наверное, нас любит Бог».
В завершение разговора я спросил у Командира, какая из двух выигранных им войн была тяжелее. Не задумываясь, Командир ответил: конечно, первая, – война против собственной коррумпированной власти. В свою очередь, Командир тоже спросил: «Почему меня так не любит власть?» «Зато вас любит Бог», – таков был мой ответ. Командир задумался, улыбнулся и замолчал.
Продолжение следует.