Рубрика: 19

Еще год назад мы точно знали, каким будет этот день. Сказать сегодня, какие новости преподнесет нам 9 мая 2014 года, не может никто. Но не радость победы точно! Потому что война – объявленная или необъявленная – продолжается, и конца ей не видно.

Мы сами докатились до войны. Точнее сказать, опустились. Понятно, что сработали вместе десятки факторов – политических, экономических, идеологических, нравственных. Но есть вещи личные, персональные, и есть право выбора человека в любой ситуации. Хоть тресни, я не понимаю, как в радостной, светлой и безалаберной Одессе одни одесситы кинулись убивать других? Покричать на митинге? Это пожалуйста, в Южной Пальмире всегда орали на Соборной площади, но беззлобно, без крови, без смертельной ненависти, без желания убить. Наверное, мир перевернулся, если весь этот кошмар случился в майской Одессе. Дальше – только Кировоград…

Каждый из нас с легкостью назовет «своих» виновников, подробно изложит свою версию причин нынешнего кризиса в стране и даже предложит свой план «принуждения» Украины к миру. Но, к сожалению, большинство украинцев смотрит на ситуацию с позиции одной из противостоящих сторон. Вновь, как в 2004-м, страна разделилась, только теперь все гораздо жестче, страшней, кровавей. Плюс реальная опасность внешней угрозы. Нужно быть полным идиотом и неучем, чтобы не понимать: победить в гражданской войне невозможно, можно лишь подавить сопротивление одной из частей народа. Ну хорошо, подавили, а потом как жить? Кто простит «победителям» кровь и смерть своих близких?

Год назад у братской могилы тысячи расстрелянных в 1942 году евреев в местечке Хащеватое мы с друзьями решили построить на этом месте большой мемориал, который соответствовал бы величине трагедии и навсегда сохранил в камне память о ней. Мы тогда и сами не очень-то верили, что сможем своими силами осуществить этот проект. И тем более всего год назад мы и представить не могли, что Мемориал Хащеватской трагедии нам придется открывать в условиях, когда украинцы воюют с украинцами, когда одессит убивает одессита, когда соседи становятся смертельными врагами. Если бы мои оба деда-фронтовика смогли услыхать фразу «немцы помогают украинцам воевать против русских», они не просто перевернулись бы в гробах – они встали бы из могил.

Война – это прежде всего гибель твоих близких. И, говоря о высоких целях войны, всегда нужно помнить о ее жертвах. Тех, которые уже есть, и тех, которые неизбежно будут. И даже если ты в патриотическом порыве готов послать на смерть своих детей, то поговори прежде с собственной женой или матерью – у них может быть совсем иная точка зрения. Когда стоишь у места, где были безвинно убиты твои предки, давшие жизнь твоим близким и, по сути, тебе самому, это чувствуешь особенно остро. Понимаешь, что войну можно не только выиграть, войну всегда можно остановить, ее можно предотвратить, сохранив сотни и тысячи жизней. Мы можем не знать, как это сделать, но мы обязаны это потребовать…

Сознательно не хочу сегодня писать о патриотах и сепаратистах, о националистах и федералистах, о роли Путина и Турчинова, о милиции и «зеленых человечках». Писать о них означает неизбежно занять позицию одной из сторон – иначе не получится. Это так легко: встать на одну из сторон – видишь врага, знаешь, что делать. Правда, при этом ни в коем случае нельзя думать о том, кто именно перед тобой. А не дай Бог, там брат, сосед или одноклассник? Мне кажется, сегодня все мы (или хотя бы часть из нас) должны всерьез задуматься, как остановить эти встречные потоки ненависти. Как объяснить людям, что они стали пешками в игре политиков и больших стран и что судьба пешек в любой шахматной партии предопределена заранее? И когда же еще это нужно сделать, как не 9 Мая?..

Ефим Мармер, «УЦ».

В кировоградской «Батькивщине» решили отправить в отставку весь персональный состав исполкома городского совета областного центра. Об этом на народном вече, прошедшем в воскресенье на центральной площади города, сообщил член фракции партии в Кировоградском горсовете Павел Топчий.

По словам Топчия, соответствующий проект решения будет внесен им в совет на следующей сессии, которая, скорее всего, будет внеочередной – по информации некоторых местных интернет-изданий, две группы влияния в органе параллельно собирают необходимые 26 подписей для проведения внеочередной сессии. Причем на разные даты.

Городской голова Александр Саинсус попытку отправить исполком в отставку считает весьма вероятной. Даже притом, что особого смысла в такой акции не видит. «Это не более, чем возможная демонстрация силы ситуативного большинства. Ключевых решений исполком не принимает, перераспределением бюджетных средств не занимается», — поясняет мэр.

Секретарь горсовета Иван Марковский солидарен с мэром в вопросе высокой вероятности отставки исполкома, но, в отличие от А.Саинсуса, считает ее закономерной и необходимой. «Исполком формирует тарифы, занимается организацией работы транспорта и торговли, формирует комиссии и, главное, рассматривает и готовит решения для принятия их на сессии горсовета», — аргументирует свою позицию секретарь горсовета.

Стоит отметить, что на прошлом сессионном заседании, когда фракция «Батькивщины» и часть бывших регионалов проголосовали за то, чтобы кандидатуры заместителей мэра выдвигали депутаты, а не сам городской голова, И.Марковский предлагал следующую сессию провести 15 мая и сделать ее «кадровой». В том числе предполагалось проведение замен в составе команды заместителей городского головы и, похоже, без его на то согласия…

Соб. инф.

На прошлой скандальной сессии Кировоградского городского совета новое большинство, в том числе, с ходу ликвидировало коммунальное предприятие «Агентство развития города», просуществовавшее чуть больше года. Главным доводом (помимо того, что создавали его «ненавистные» регионалы) стала якобы экономия бюджетных денег. С учетом того, что Агентство как раз занималось привлечением денег в город — налицо парадокс. Мы попытались в нем разобраться.

Для начала — простое сведение дебета с кредитом: согласно прошлогоднему докладу Агентства, в общей сложности за 2013-й на нужды КП было использовано 281 тыс. городских гривен. 56 из них — на приобретение офисной техники, то есть это разовая трата на то, что остается и работает дальше. 29 тыс. — на оборудование и инвентарь, 14,8 — оплата услуг, 14,9 — аренда помещения и коммуналка, аж 4,1 тыс. — расходы на командировки. Еще 162,8 тыс. грн. — заработная плата работникам (их в Агентстве пятеро, бухгалтер на полставки, получается в среднем по 3 тыс. на работника). Нормальная средняя зарплата. Было бы за что платить.

Теперь как раз с этим разберемся — за что и на что, собственно. Для тех, кто не в курсе, — КП занималось привлечением грантов всевозможных иностранных и отечественных фондов под реализацию им же (Агентством) разработанных социальных и инфраструктурных проектов, на которые у городского бюджета денег нет и не предвидится. Например, в прошлом году Агентство совместно с горздравом привлекло грант фонда «Відродження», выигранный «Украинской лигой содействия развитию паллиативной и хосписной помощи», — почти 170 тыс. грн. — на создание стационарного отделения хосписной и паллиативной помощи на базе Центральной городской больницы. На сегодня в такой помощи нуждаются 588 жителей города, из них 151 онкобольной. Для скептиков сразу стоит отметить: эти деньги нельзя «распилить», украсть. Сумма, выделенная фондом, придет в Кировоград уже в виде оборудования для хосписа.

«Договор подписан, тендер прошел, поставка оборудования ожидается в 3 квартале по причине того, что еще не закончены ремонтные работы в здании», — поясняет заместитель директора КП Олег Белобров.

В апреле этого года посольством ФРГ было принято решение о выделении микрогранта в 135 тыс. грн. на предложенный Агентством проект по созданию в Кировограде коммунального центра учета и временного пребывания бездомных лиц. Под него уже выделено помещение, исполкому оставалось лишь принять ряд организационных решений. После того как «Агентство развития города» перестали финансировать (решением с голоса на последней сессии), тучи сгустились и над исполкомом, который кое-кому очень хочется поскорее «перетряхнуть». Если это удастся сделать, проект, скорее всего, будет свернут. И бездомные будут продолжать умирать на улице…

Итого: коммунальное предприятие, обошедшееся городу в прошлом году в 281 тыс. грн., уже добилось привлечения извне чуть больше 300 тысяч, которые гарантированно будут потрачены на хорошие, нужные городу и горожанам дела. Причем два сравнительно небольших гранта, выигранных уже в первый год проб и ошибок, — по сути, только «первые ласточки». На очереди — масса на порядок более масштабных проектов по энергосбережению и энергоэффективности, созданию индустриальных парков, переработке мусора и так далее — всего до полутора десятков наименований. К примеру, в последнее время в Агентстве занимались подготовкой материалов для конкурса на участие Кировограда в проекте «Муниципальная энергетическая реформа» в Украине, который реализуется Агентством США по международному развитию (USAID). Ожидаемая сумма гранта по нему — до миллиона долларов, которые могут быть использованы на работы по модернизации систем теплообеспечения социальных объектов и в целом системы теплотрасс города.

«В этом году Кировоград, к сожалению, не прошел конкурсный отбор. Основная причина неудачи — тот факт, что среди управленческих структур городского совета нет отдела или сектора, который занимался бы исключительно проблемами энергосбережения и энергоменедж­мента. Сейчас ведется работа над организацией такого сектора в городском совете, и, так как конкурс поводится регулярно, Агентство имеет намерение и дальше принимать в нем участие», — говорит Белобров.

С учетом упомянутых процессов в городской власти, судьба этого намерения, опять же, под вопросом. Как под вопросом, по большому счету, и мотивации людей, эти процессы инициирующих. Ведь даже дети малые в курсе, что в город нужно привлекать инвестиции, что собственными силами мы в жизни не потянем ту же модернизацию городской системы теплообеспечения — при кричащей в том необходимости. Но коммунальное предприятие, которое все это делает, — реально окупая свое содержание привлеченными на конкретные объекты средствами, «новые старые люди», договорившиеся голосовать вместе, уничтожают первым делом. Неужели потому, что хотят для кировоградцев «как лучше»?

Андрей Трубачев, «УЦ».

Ежегодно в канун Дня Победы государство и большая часть нашего общества внезапно вспоминают о ветеранах. Им дарят подарки, приглашают в школы рассказать о боевых заслугах и прочая. В остальное время об этих людях заботятся в основном их близкие. Но, как я выяснила во время посещения Кировоградского областного госпиталя ветеранов ВОВ, сами они не обижаются на это и не осуждают нас за забывчивость. Однако они остро реагируют на социальную несправедливость и, кажется, до сих пор ведут свою, невидимую для нас, войну…

– Когда я слышу, что 90-летний ветеран вступает в борьбу с чиновником или водителем маршрутки ради восстановления справедливости, я этому верю, – говорит главврач госпиталя Геннадий Сябренко. – В них есть что-то вроде несгибаемого стержня, они как будто до сих пор не вернулись с войны.

На сегодняшний день в Кировограде и области живут более 34 тысяч ветеранов и лиц, приравненных к ним. Более 200 ветеранов Великой Отечественной войны встретят праздник Победы в госпитале.

– Ветераны – люди особенные, и отношение к ним у нас в учреждении тоже особенное, – говорит главврач госпиталя. – В какой еще больнице вы увидите вот это (показывает внушительный список культурных мероприятий)? В принципе мы не обязаны организовывать подобные вещи, но для наших пациентов это важно. Для ветеранов выступают самодеятельные коллективы, краеведческий музей организовывает тематическую выставку, к ветеранам-интернационалистам в их праздник приглашаем барда. Многие ветераны – одинокие люди, они страдают от недостатка внимания, поэтому работа с пациентами организована так, чтобы человек чувствовал себя занятым, нужным, чтобы вокруг него что-то все время происходило. Эти люди выстрадали, пережили то, что для нас немыслимо, они заслужили это. День Победы – праздник, которым эти люди, по сути, живут.

Сегодня бойцам, победившим фашизм, приходится снова воевать, уже не с вражеской армией, а с фронтовыми увечьями, болезнями, старостью и нашим равнодушием. Но они сохраняют бодрость духа – первый собеседник Владимир Жученко (на фото) встретил меня шутками и анекдотами. Но за ними – бездна боли…

– Я инвалид Великой Отечественной войны, кавалер шести орденов, 16 медалей, служил наводчиком противотанкового орудия в артиллерийском дивизионе в парашютно-десантных войсках. Имею 74 прыжка с парашютом, был ранен в Вене. Вот такой я Володька, – с улыбкой резюмирует ветеран. – Мне уже 88 лет, без 12-ти 100, как говорил Жванецкий. Сейчас живу один – похоронил отца, жену, сына… Никого нет. Пережил все ужасы, которые выпали на долю нашего народа, – Голодомор, оккупацию, войну. С 30-х годов моя семья жила в Новомиргороде возле железнодорожной станции, так что все детство прошло на железной дороге. Во время оккупации меня, 16-летнего, дважды отправляли в Германию – убегал. В первый раз убежал из лагеря, а во второй – во время посадки в эшелон. После этого ночевать дома было нельзя, спал то в мастерской, то на берегу речки, то в лесопосадке. Один раз пришел домой – вечером слышу стук в дверь. Пришли немцы, полицай, эшелоны в Германию набирают. А у нас сундук стоял большой, я туда – раз! Заходят в дом: «Где сын?» А мать говорит: «Не знаю, ушел, дома не ночует». Они давай искать – на печь, под кровати, на чердак. Не нашли. Искали долго, пока ушли, я в этом сундуке чуть не задохнулся (смеется). После этого дома уже ночевать не рисковал. А в конце войны, когда вошли в Австрию, увидели девчат-украинок, которых угнали на работы. Как они обрадовались – побежали обнимать, целоваться – а нам, солдатам, не до того, высматриваем, чтобы никакая зараза из-за угла не выстрелила. Самое страшное сражение, которое пережил, – бой на озере Балатон в Венгрии 16 марта 1945 года. На нас бросили 11 танковых дивизий – это примерно полторы тысячи танков. А я наводчик орудия, и это по сути моя битва была. Как себя чувствовал? Страшно было – не передать! Хотелось все бросить и бежать без оглядки. Выдержал благодаря тренировкам, благодаря прыжкам. Смог преодолеть страх перед прыжком, и тут выстоял! Тогда я получил первый орден Красной Звезды и благодарность от Сталина, а она уважалась больше, чем орден. Второй орден получил во время штурма Вены. 4 апреля мы подошли к Вене, прошли Венский лес – я там был на могиле Штрауса, великого композитора! А 6-го числа подошли к самому городу. Вызывает меня командир штурмовой бригады и показывает: «Там в предместье “Тигр” закопан, продвигаться нам не дает. Надо приблизиться и вдарить из пушки по башне, чтоб заклинить». До этого мы возили пушки с помощью «Студебеккеров», но незадолго до штурма Вены эти машины у нашей дивизии забрали, и пришлось везти пушку лошадьми. Дали три пары лошадей, и двинулись мы. А как двигались: как танк поворачивается в сторону от нас – едем, поворачивается к нам – затихаем. Подобраться надо было метров на 500, а там уже улица начиналась, а по ней подобраться уже проще. Выстрелить надо было один раз, но в самую точку. И тут смотрю – башня в нашу сторону разворачивается. Выстрел… Мимо! Бегом до улицы – только спрыгнул с пушки, поднял провода, чтобы пушка проехала, пропустил первую пару лошадей, вторую – и тут – бах! Меня контузило, швырнуло в кювет, ранило в руку, колено, лицо… Пролежал без памяти часа два, а когда оклемался, по кювету отполз. Увидел санинструктора – навстречу мне ползет. Взвалил меня на спину и потащил. Высунуться было нельзя – немцы из окон домов стреляют. На этом эпизоде для меня война закончилась, День Победы я встречал уже в солдатском госпитале. Нас в палате было около 20 человек, лежали на двойных нарах. Утро. И тут кто-то заходит и кричит: «Ребята, победа!» Такой невообразимый шум поднялся, радость, откуда-то взялось ведро вина. Раненые посползали с нар, кричат, обнимаются. Я выполз на крышу первого этажа и грелся на солнце…

В том историческом сражении на Балатоне участвовал и уроженец с.Тарасовка Сергей Дощенко. У него своя история и свое отношение к полученному боевому опыту – спокойное, уравновешенное.

– Родился я в Тарасовке в 1925 году, а детство провел в Кировограде. Закончил школу № 1 на Кущевке. Отучился 8 классов – и началась война. Два года мы прожили на оккупированной территории, а потом, в 1943 году, я с отцом пересек линию фронта, и меня практически сразу призвали в армию. В 1944 году под Балтой в Одесской области я был ранен в руку – осколок до сих пор там сидит. Отлежав в Балте в госпитале, попал в запасной полк десантных войск, это была 20-я воздушно-десантная бригада. Вывезли нас в Беларусь, под Могилев, я там пробыл где-то до сентября. После этого – на фронт. Взяли столицу Беларуси – быстро, кстати, взяли, Минск капитулировал, и сражения там фактически не было. После этого нас бросили под Будапешт, там мы дрались где-то два с половиной месяца. В конце января 1945 года Будапешт наконец был взят. А затем было озеро Балатон. Со стороны противника – 11 танковых дивизий, с нашей – две танковые армии. Борьба длилась недели три. Она была страшная, невообразимая просто, иногда казалось, что это происходит в кошмарном сне, не наяву. Такого сражения, наверное, не было до этого никогда. Люди были на втором плане, это была битва машин, битва между пушками и танками, а не между людьми. На Балатоне мы разбили немцев и пошли на Австрию. За сутки дошли до Вены, оттуда практически без боя вступили в Чехословакию и дошли до Праги. Прага оказалась пустой – в ней стояла армия Власова, но к нашему приходу они ушли. В тех краях я отслужил аж до 1950 года – меня бросали из дивизии в дивизию то в Венгрию, то в Австрию, то в Чехословакию. В Чехословакии и Победу встретил. А узнал я о ней не 9-го, а 8 мая, за сутки. Дело вот как было: вечером сидим мы вчетвером на травке, а рядом штаб дивизии. Смотрим – выходят командир и начальник штаба, целуются. Думаем, что случилось? Победа! Правительство приняло положение о Дне Победы 9 мая, а я 8 мая уже знал!..

В нашем детстве подобные рассказы казались далекими, почти нереальными, как страшная сказка, а ветераны, говорившие об этом, были похожи на пришельцев из иного мира. Их, имеющих опыт войны, и нас, знающих о ней только из книг, телепередач, документальных фильмов и таких вот рассказов, разделяет незримая пропасть. Мы не в состоянии представить, как чувствует себя человек, стреляющий из артиллерийского орудия по вражескому танку, в котором находятся другие люди. Не можем вообразить, что ощущает человек, убивающий другого человека из винтовки. Нам не хватит сил и мужества представить, какие эмоции охватывают того, кто видит, как его близкого друга разрывает на части противопехотной миной. Опыт войны – за гранью мирной реальности. До недавнего времени нам всем казалось, что эта грань прочна. Но, увы, мир имеет коварное свойство: он бесконечно хрупок, а его мнимая стабильность создает иллюзию, что это – навсегда. Между тем всего одна ошибка политиков или чрезмерные амбиции всего одного человека у власти могут обратить эту иллюзию в прах. Мир зависит от нас, его необходимо хранить, как огонь костра в дождь, и прошедшие ад ветераны напоминают об этом. Опыт войны бесценен, но я уверена, что никто не желает испытать его на себе.

Виктория Барбанова, фото Елены Карпенко, «УЦ».

Внешне он очень похож на популярного в советские времена актера Николая Крючкова. Особенно когда улыбается. Но в ходе нашей беседы улыбался он крайне редко — Григорий Сергеевич вспоминал о войне…

Кировоградец Григорий Дяченко окончил ФЗУ и в составе всей группы (28 человек) был направлен работать на завод в Ворошиловград. В августе 41-го стало известно об оккупации родного города. Заводской лектор показал ребятам карту и сказал, что немцы захватят всю Украину и что все ее жители станут рабами. Группа отказалась становиться рабами, добровольно пошла в военкомат и была отправлена в танковое училище. Весной 42-го роту перебросили в Нахичевань, где все бойцы переквалифицировались на водителей машин. «Поехали мы, получили «Студебеккеры», потом еще раз ездили. Со временем мы оказались в Грозном, в Северокавказском военном округе. Возили снаряды, солдат. Когда немцы подошли ближе, к нашим машинам прицепили пушки, и мы в составе артполка их возили», — рассказал Григорий Сергеевич.

От Грозного он дошел до Венгрии. Вспоминает, что освобождал Кубань, Краснодар, Ростов, Батайск, Таганрог, Никополь, Николаев, Раздельную, Тирасполь, Одессу. Затем — почти полностью Белоруссию. Дальше — Люблин, после чего участвовали в Ясско-Кишиневской наступательной операции. «Наш механизированный корпус подчинялся только верховному главнокомандующему. Освободили Румынию, дошли до Венгрии, где меня контузило. Оттуда тяжелораненого везли через всю Белоруссию, Украину обратно в Грозный, в госпиталь №1807. А потом домой, в освобожденный Кировоград. Так моя война окончилась», — сказал ветеран. Но это было только начало нашего разговора, потому что спросить у девяностолетнего героя хотелось о многом.

— Кто вас ждал с войны?

— Отец, мать, которые остались в Кировограде. Брат Николай был на фронте. Сестру Марусю угнали в Германию. К счастью для родителей, домой вернулись все. Маруся с двумя подругами пешком в течение трех месяцев шла домой. (Одна из подруг позже познакомилась с Григорием, когда он лежал в областной больнице. У молодого мужчины к Любови вспыхнула любовь, и они поженились. — Авт.)

— Письма с фронта часто писали домой?

— Да какое там! Кировоград был занят, не было возможности писать. И нас так часто перебрасывали с места на место.

— После войны вы встречались с однополчанами?

— Только с кировоградцами. Было у меня два сослуживца, но уже никого нет. А совсем недавно я ехал в троллейбусе, и вдруг меня окликнул какой-то мужчина: «Грозный, как дела?» Я стал присматриваться, вспоминать, и он говорит, что мы вместе лежали в госпитале в Грозном. Точно. Вспомнил. Он из Помошной.

— Чем вы занялись после войны?

— Работал водителем на чулочной фабрике, на автобазе, возил бригаду электриков. В селе у Гиталова свет проводили перед тем, как к нему должны были американцы приехать. Строили комбикормовый завод в Павлыше. Много работал по области, пока не заболел.

— Расскажите про ваши награды.

— «За оборону Кавказа» я потерял. «За боевые заслуги» — это за станцию Раздельная. Отечественной войны I степени — это после ранения. Много юбилейных. Часы дарили — от военкомата и в Киеве вручали.

— С кем вы на фронте дружили?

— Были друзья, да давно уже никого нет. Юрка Сахаров из Казани замечательный был парень. Весь расчет — восемнадцать человек — дружили. Это была настоящая дружба. А я к тому же был секретарем комсомольской организации батареи.

— Как вас кормили?

— Старшина у нас был хороший парень. Мы не голодали. Бывало, что и на охоту ездили, кабанов и косуль стреляли. Он умел раздобыть для нас продовольствие. Под Брестом как-то немецкий склад обнаружили. Мы там столько продуктов набрали — макароны, крупы, даже ликеры. А однажды на птицефабрике кур набрали. Возвращались, а навстречу немцы. Ребята пулемет ручной достали, дали по ним очередью, так они все врассыпную.

— Помыться и постирать часто удавалось?

— Штаны мы не стирали, а рубахи — обязательно. Старшина и этим нас обеспечивал, устраивал банные дни. За нами ездила машина, в которой грелась вода. Ставили палатку, корыта, и мы там купались, стирали. И так через каждые десять дней. Когда бои шли, не до мытья нам было, конечно. А только переставали стрелять, мы мылись, чтобы вшей не было. И медсестра проверяла регулярно, чтоб у кого что не завелось.

— Вы освободили много городов. Как вас встречало местное население?

— Да иногда некому было встречать. Иной раз заедешь, а на улице ни души, все сидят в погребах. В одном селе под Ростовом два дня людей не видели. А под Запорожьем в деревне немцы устроили психическую атаку: забрали у людей свиней и коров и выпустили нам навстречу. Мы, естественно, всех перебили, это же был артобстрел. Ну и четыре фашистских танка подбили.

— А как хоронили погибших ребят?

— Если была возможность — везли на кладбище, хоронили, ставили табличку с фамилией и датой гибели. В селе за Одессой шесть человек похоронили. Медсестрой у нас была Аня. Хорошая была, и пули вытягивала, и с поля боя выносила. А бывало, что ребят хоронили в лесу. Раненых отвозили в полевой госпиталь, который за нами шел километрах в пятнадцати-двадцати. Вот и меня тоже сразу в полевой госпиталь отправили. Если бы на пару часов опоздали, не знаю, что было бы. Хорошие врачи были. А потом — санитарный поезд. Повезли в Белую Церковь, потом в Знаменку, оттуда на Днепропет­ровск, Донецк, Ростов. Из Ростова на Батайск, на Краснодар и потом уже Грозный. Две недели везли.

В Грозном хирург Наталья Николаевна спасла мне руку. Хотели ампутировать, а я прошу: «Может, не надо?» Она успокоила, сказала: «Ты молоденький такой, всё сделаем». Семь операций! Я ее всегда помнить буду. Таких людей не забывают. (Григорий Сергеевич не сдерживает слез. — Авт.)

— Немцы, которые сдавались в плен, какие были?

— Очень много одежды они на себя натягивали, особенно зимой. Офицеры в формах были, а солдаты — в платках, пальто.

— Какой ваш самый любимый фильм о войне? Вы же смотрите кино?

— Если показывают правду, я смотрю. А если вымысел — не досматриваю. Много показывают халтуры. Вот недавно показывали «Брестскую крепость». Понравилось. Правда, названий не помню, но об Одессе фильм понравился, о Ленинграде, о Москве.

— Газеты на фронте читали?

— Да, очень часто. У нас в корпусе было три корреспондента. Писали о многих и обо мне тоже. Но газеты никто не сохранял — пускали на папиросы. Курил я тогда, даже сахар на махорку менял.

— Как вы узнали о победе?

— Уже дома, в Кировограде. По радио передали, и весь народ побежал на Кировскую площадь. Там весь город был. Целовались, плакали, кепки вверх кидали, кричали «Победа!».

— Когда вам перестала сниться война?

— До сих пор снится…

Григорий Сергеевич с женой воспитал сына и дочь. Сегодня у него четверо внуков и три правнука. Говорит, что все хорошие, всеми доволен. 9 Мая соберется вся семья, съездит на Валы, накроет стол. Ветеран в канун праздника обязательно посетит три школы, в которые приходит много лет, рассказывает о своей войне и желает, чтобы никому из них не довелось увидеть подобное.

Елена Никитина, «УЦ».

В изданной в 2012 году в России книге «Знать и помнить. Преступления фашизма в годы Великой Оте­чественной войны», составленной на основе хранящихся в архивах документов — переписки читателей с редакцией популярной во все времена «Комсомольской правды», нашел очень много материалов, касающихся Кировоградщины. В частности, о судьбах людей, родившихся на Кировоградщине и сгинувших в водовороте той страшной войны, поглотившей более 27 млн жизней советских граждан. Вот одна из судеб.

В апреле далекого 1965 года в редакцию «Комсомольской правды» обратился житель г.Тула Григорий Гаврилович Кустов, сообщивший о том, что получил письмо от жительницы г. Чернигова Юлии Ивановны Шалар с просьбой сообщить хоть что-нибудь о судьбе ее мужа, летчика, капитана Григория Лукича Шалара. В конце своего письма она написала, что верит, что ее муж жив и состоится долгожданная встреча с ним, считающимся без вести пропавшим.

В ОБД «Мемориал» в отношении уроженца с.Лозоватая Ульяновского района Кировоградской области Григория Лукьяновича Шалара, 1912 года рождения, есть противоречивые данные. В советских документах он значится как пропавший без вести в сентябре 1941 года командир взвода 141-го отдельного пулеметного батальона 6-го укрепрайона, лейтенант. В трофейных же немецких документах Г.Л. Шалар значится попавшим в плен 30 июня 1941 года (в другом документе 25 июля) в качестве командира одного из подразделений 5-го стрелкового полка. Из числа родственников указана жена Юлия Ивановна Шалар, проживающая в г.Чернигове, по ул.Урицкого, 37. В немецкой же картотеке (на фото) указано также, что Шалар Г.Л. был перемещен в лагерь для военнопленных летчиков в г.Лицманштадт (Лодзь). Значит, он почему-то назвался летчиком, а не командиром стрелкового взвода. В том же ОБД «Мемориал» есть разыскная карточка на бежавших из плена советских офицеров, где в отношении бежавшего 27 июля 1943 года Григория Шалара, 1912 года рождения, указано его воинское звание — капитан. Загадка?

Прошедший ужасы гитлеровских лагерей смерти Григорий Кустов надеялся, что редакция «Комсомолки» в год 20-летия победы над гитлеровской Германией ознакомит читателей с его рассказом о Г.Л. Шаларе. Увы, письмо легло по непонятным причинам в архив, и о судьбе Г.Л. Шалара никто не узнал.

Вот что хотел рассказать Григорий Кустов о героизме нашего земляка. 16-летний узник гитлеровских лагерей (лагерный номер 17 655) Гриша Кустов познакомился и сдружился с Григорием Шаларом в концлагере смерти Дахау. Было это в 1944 году, когда туда пригнали военнопленных офицеров Красной Армии, Из их числа выделялся капитан Григорий Лукич Шалар, который являлся старшим этой группы. Это был человек огромного мужества, воли и железной стойкости. По рассказу Кустова, Григорий Шалар попал в плен без сознания. Его самолет сбили, когда он бомбил гитлеровские воен­ные объекты в Польше. Кисть правой руки, локоть левой руки, лоб, нос обгорели. Гитлеровцы подобрали его и лечили в госпитале, рассчитывая привлечь на свою сторону, сделать предателем. Но на предложение перейти на сторону врага после выздоровления Григорий Шалар ответил гитлеровцам, что «советский человек никогда не предаст свою Родину, какую бы казнь палачи ему ни придумали». После отказа от предложения последовали пытки, избиения. Все перенес Григорий Шалар — и голод, и подземные темные камеры, и ослепление светом, и страшные избиения, сохраняя в себе чистое, человеческое.

Г. Кустов писал, что 74 командира Красной Армии были привезены в концлагерь смерти Дахау для новых мучений. Теперь понятно, что после бегства из лагеря военнопленных в июле 1943 года Шалар был пойман и водворен в концлагерь Дахау для умерщвления как «опасный для рейха человек». Кустов вспоминал, что в лагере Дахау Шалар развернул агитационную работу среди многих тысяч узников. Он разъяснял, что Красная Армия перехватила стратегическую инициативу у врага и громит его войска по всему фронту, освобождая народы других стран из-под фашистского рабства, что ненавистный враг будет разбит окончательно и навсегда. В лагере разбрасывались листовки, написанные под диктовку Григория Шалара, где говорилось: «Будьте сплоченней, товарищи! Скоро придет свобода, советские войска громят врага везде: в воздухе, на земле и под водой!» Григорий Шалар был связан с подпольным комите­том, который действовал в концлагере смерти Дахау.

Он давал поручения Кустову распространять изготовленные комитетом прокламации со сводками Совинформбюро. В радостные минуты жизни, когда удавалось выполнить задание подпольного комитета, он рассказывал Кустову о своей жизни в мирное время, о семье, любил напевать песенку: «Маленький дом с мезонином, чуть потемневший фасад…»

Когда администрация концлагеря попыталась вызывать узников по одному для агитации, Гри­горий Шалар вышел вперед и заявил, что «у нас, у советских людей, офицеров Красной Армии, одни интересы, одни задачи, одна цель, один враг. Если вы обращаетесь к одному, значит, обращаетесь ко всем. Мы живем по принципу — «Один за всех и все за одного», мы никогда не будем рабами». За это гитлеровцы устроили ему страшную экзекуцию. Во двор 27 блока лагеря привезли специально изготовленный ста­нок для пыток заключенных. Привязали на этом станке Григория и из­бивали плетьми, хлыстами до полусмерти перед всеми выстроенными заключенными. Мужественно, с нечеловеческим терпением переносил Шалар пытки, и никто не слышал ни единого стона. Еле живого, товарищи сняли его, окровавленного, без сознания, и отнесли в барак, куда их изолировали.

Гитлеровцы не успокоились, истязая всю группу Шалара, глумились над их достоинством, унижали офицерскую честь. Специально изготовили большую повозку, запрягали в нее пленников, заставляли развозить по баракам баланду, вывозить из бараков трупы, мусор. Но волю узников сломить было невозможно. Чувствуя свой близкий конец, палачи начали уничтожать людей, свидетелей своих страшных, кровавых преступлений.

В ноябре 1944 года всех советских офицеров гитлеровцы загнали в санитарный блок № 3 под видом прохождения медицинского осмотра, по одному заводили в одну дверь и выводили закованными в кандалы в другую. Кустов написал , что видел медленно идущих людей, обреченных на смерть. В первом ряду без кандалов шел Григорий Шалар, его вели товарищи под руки, так как он был очень слаб. Но шел с высоко поднятой лысеющей головой. На его лице была прощальная улыбка. Все офицеры были расстреляны у стены крематория, вместе с ними погиб и капитан Григорий Лукич Шалар.

Мой знакомый поисковик из Одессы Вадим Тодоров, родовые корни которого находятся в с.Лозоватая Ульяновского района, рассказывал, что в селе знают о Григории Шаларе, чтут его подвиг. Может, мой рассказ дополнит биографию героя, имя которого почему-то в областной Книге памяти не значится.

Василий Даценко, историк-поисковик.

Накануне Дня Победы вышла в свет книга кировоградского историка и краеведа Василия Даценко «Зеленая Брама: возвращение к легенде». Работа эта не научная, скорее, публицистическая, написана очень легко, понятно и доступно, за что, как считает автор, ученые, занимающиеся темой Великой Отечественной, его не похвалят. Зато читается взахлеб.

Вместе с Василием Даценко хочется поблагодарить депутатов Кировоградского облсовета за то, что, несмотря на события в стране, книга, над которой автор работал больше четырех лет, все-таки вышла. Причем вышла на русском языке. «Это, – говорит Василий Всеволодович, – принципиально. Трагедией Зеленой Брамы занимаются сегодня историки на всем постсоветском пространстве: в Якутии, Рязани, Казани, Чебоксарах. В послесловии я привожу сочинение девочки из Чувашии о ее прадедушке Якове Егорове, который выжил в Зеленой Браме. В этой книге я называю много имен людей, которые долгое время считались пропавшими без вести и о судьбе которых я смог что-то узнать. Это не только украинцы, но и русские, белорусы, узбеки, грузины и т. д. Мне хочется, чтобы их потомки могли узнать, где и как они погибли. Поэтому я настаивал на том, что книга должна выйти на языке межнационального общения».

Правда, книга вышла мизерным тиражом – всего 500 экземпляров. Поэтому мы с разрешения автора публикуем довольно большие отрывки.

«Из безвестья Зелёная Брама
проявиться должна, наконец:
Тайна жжет, как открытая рана,
ясность – это заживший рубец»

– Идея книги родилась в 2008 году. 15 мая 2008 года мы везли останки младшего сержанта Владимира Билькевича, найденные под Терновкой, на родину – в село Заньки Житомирской области. Я думал о том, что же сказать землякам и родственникам солдата, который больше семидесяти лет считался пропавшим без вести. Тогда еще была жива его сестра, которая в декабре 1943-го получила извещение о том, что он пропал без вести. Просто их село освободили в декабре 1943-го, тогда она и получила почту, а Владимир Билькевич погиб в страшном бою где-то 1–3 августа 1941 года. Я мог рассказать о нем еще кое-что, например, что он был или разведчиком, или десантником (у него был при себе кинжал), что он сражался до последнего (в патроннике был патрон) и был убит на месте огромным осколком.

Но этого сегодня недостаточно, потомки воевавших в Зеленой Браме хотят знать, почему и за что гибли их близкие. А мы очень мало знаем о начале войны. Рассказывая односельчанам младшего сержанта Билькевича о том, как за несколько дней в урочище с поэтичным названием Зеленая Брама были взяты в плен 103 тысячи и погибли около двадцати тысяч советских воинов, я дал себе слово написать об этом, собрать и обобщить информацию, которая долгие годы была засекречена, попытаться понять и объяснить, почему же случилась Зеленая Брама.

Когда вернулся в Кировоград, начал собирать материал. Долго думал: как назвать? «Еще одна правда Зеленой Брамы», «Горькая правда Зеленой Брамы»… Но поскольку Евгений Аронович Долматовский назвал свою книгу «Документальная легенда», то я решил написать «Возвращение к легенде», поскольку я примерно прохожу по тем же темам, что и он. Первая часть «Как случилась Зеленая Брама?», наверное, тяжело читается, потому что там названия частей, дислокация и т. п. Но это важная часть. (Действительно, тяжело, но осилить все эти схемы стоит ради того, чтобы понять, как немцам удалось взять в кольцо и уничтожить буквально за несколько дней больше ста тысяч вооруженных людей – две полноценных армии, внутренние войска, пограничников и т. п. – Авт.) Дальше я вслед за Евгением Ароновичем пишу о подвигах рядовых солдат и командиров, о трагедии генералов Зеленой Брамы, о попавших в плен. Вместе с тем сегодня я могу писать о том, что наряду с героизмом, подвигом были и подлость, и предательство. Еще я хочу, чтобы читатели узнали о тех, кто посмертно унизил зеленобрамцев, забыв их и повелев забыть другим, потому что, как писал в конце жизни ветеран 6-й армии Каменцев, когда он хотел опубликовать свои фронтовые воспоминания, ему сказали: «Красная Армия таких окружений не знала. А кто оказался в окружении и в плену – виноваты сами».

Действительно, автор все время апеллирует к очевидцу событий Долматовскому, так что получилось своеобразное продолжение «Документальной легенды о первых днях Великой Отечественной войны». Василий Всеволодович приводит диалог еще одного исследователя Зеленой Брамы Юрия Лискина с уже стареньким Долматовским, где тот объясняет, почему, будучи очевидцем всех событий, имея в своем распоряжении документы и воспоминания участников, он не написал всей правды о том, что случилось 1–7 августа 1941 года под Новоархангельском. Евгений Аронович отвечает Лискину, что правда затрагивала слишком много «икон» – военачальников, которые после войны считались непогрешимыми, – трогать их поэту было нельзя.

– Я освобожден от этого сегодня, – говорит Василий Даценко. – Страна не та, людей этих давно нет. И сегодня доступны документы, которые доказывают, что в 1941 году они не были такими уж непогрешимыми и тоже совершали ошибки.

Правда, в книге Василий Даценко, цитируя распоряжения и рапорты начальника генштаба Г. Жукова или командующего войсками Юго-Западного направления С. Буденного, оговаривается, что его дело – только опубликовать документы, а выводы он предлагает сделать академикам. Это еще одна важная особенность «Возвращения к легенде». В предисловии Василий Всеволодович приводит слова Цицерона о том, что писать об истории надо так, чтобы не дать себя заподозрить ни в сочувствии, ни во враждебности, и старается писать именно так. Насколько это удалось автору – судить вам.

«Долгий поиск ведётся с расчетом,
что под натиском фактов и дат
Дать пока безымянным высотам
имена неизвестных солдат»

В книге очень много имен, фотографий, дат и мест рождения рядовых солдат и командиров. Эти короткие биографические справки не вписываются в общее повествование, но Василий Даценко объясняет, что хочет сказать хоть что-то о каждом. Меня поразило – за каждой такой справкой стоят годы работы многих людей.

– Поисковики нашли останки солдат, у двоих из которых были медальоны, – рассказывает Василий Всеволодович. – Они передали медальоны мне (я тогда работал в управлении СБУ). Прошло семьдесят лет, и бумага плохо сохранилась – эксперт-криминалист СБУ Александр Пономаренко пинцетом собирал фрагменты документов. Получилось: «Субботин… Ряз… абл…». Мы предположили, что речь идет о Рязанской области. Я полтора года на сайте ОБД «Мемориал» искал этого Субботина. И нашел: Рязанская область, Кораблинский район. Я обратился в администрацию Рязанской области – получил формальный ответ, что данных никаких нет, написал в архив пограничных войск – мне тоже пришла отписка. Тогда я написал непосредственно в ФСБ России – нашлось все: документы, фотография, родственники. Во втором медальоне были документы Худойберды Пардаева из Самаркандской области, а дальше какой-то набор букв. Я перелопатил справочник населенных пунктов Самаркандской области и нашел совпадения – село Санчикьюль Пастаргомского района. Я туда написал и откликнулся журналист Шавхад Мухидинов, он нашел его родственников, людей, которые его знали…

Вообще Интернет, по словам. Василия Даценко, очень облегчил работу по установлению судеб погибших, попавших в плен и выживших в Зеленой Браме:

– На сайтах ОБД «Мемориал» , «Подвиг народа» человек, имеющий навыки работы с документами, может найти массу информации. За четыре года через меня прошли тысячи и тысячи судеб. Благодаря Интернету я имел возможность работать с немецкой картотекой военнопленных – это уже и документы, и фотографии. Сайт «Зеленая Брама» , который создал одессит Вадим Степанович Тодоров – это вообще целая библиотека, там собраны не только документы, но и воспоминания, письма, которые хранятся в школьных и народных музеях, в семьях. Аналогичный сайт 141-й стрелковой дивизии создал внук бойца этой дивизии Евгений Вениаминович Федорченко из Оренбурга. Он все свое свободное время посвящает сбору и поиску материалов о бойцах и командирах этой дивизии, каждое лето приезжает к нам, в Подвысокое, работает в народном музее. Переснимает и потом выкладывает в Интернете документы, переписку. А ведь бывает, что всего одна строчка в письме дает возможность установить судьбу человека. У меня в разделе о военных медиках упоминается Соня Карпиловская – медсестра из киевского роддома, которая была призвана в начале войны. Долгие годы она считалась пропавшей без вести. И вот в письмах находим, что Соня в Уманской яме ухаживала за ранеными и там же ее убили – утопили в глиняной жиже, поскольку она была девушка и к тому же еврейка…

Я также имел возможность прочесть газеты «Известия» и «Красная звезда» за июль-август 1941 года – материалы, которые писал Долматовский с места событий. И если в «Зеленой Браме» он уже вынужден был опираться на штампы, то во фронтовой корреспонденции все по-другому.

Один из бойцов, о котором Даценко пишет более подробно, – командир отделения 44-й горно-стрелковой дивизии, младший сержант Сибирцев Иван Афанасьевич, отец известного в нашей области человека Василия Ивановича Сибирцева:

«Уманская яма – это индюшачья ферма на окраине Умани и примыкающий к ней огромный карьер, где добывали глину для кирпичного завода. Все это было огорожено колючей проволокой с пулеметными вышками, патрулями с собаками. Пленные находились под открытым небом, на голой земле. Тяжелораненые помещались под навесами, где раньше сушили кирпич. Ни кухонь (были только бочки), ни уборных не было. Этот лагерь при нормальных условиях мог бы поместить 6–7 тыс. пленных, а по свидетельству очевидцев там могло быть от 40 до 74 тыс. человек. В бочках готовилась какая-то пища, если ее можно так назвать. Эти бочки могли обеспечить едой около 2 000 человек в сутки. Ежедневно умирало 60–70 человек, да еще расстреливали по 200–300. Некоторых обливали бензином и сжигали. Эта фабрика смерти начала работать в первых числах августа 1941 года. Кому-то удалось бежать из Уманской ямы, кто-то бежал с этапа, когда гнали для погрузки и отправки в стационарные лагеря. Некоторые сбежали во время следования по железной дороге.

Командир отделения 12-го ОБС 44-й горнострелковой дивизии, младший сержант Сибирцев Иван Афанасьевич (1919 года рождения, уроженец с. Черняховка Кировоградского района) получил ранение и находился в лазарете, из которого немцы пешком погнали в Уманскую яму. Испытал все ужасы того ада. Из «ямы», чтобы разгрузить ее для все прибывающих пленных, немцы погнали, опять же, пешком колонну узников в Гайсинский лагерь. Сибирцев сделал подкоп под натянутой проволокой и убежал. Это спасло ему жизнь. (далее Василий Даценко приводит отрывок из показаний оберфельдфебеля Лео Мелларта, который рассказывает, что 27 августа 1941-го в Гайсинском лагере было 8 000 пленных, которых немцы не могли прокормить, поэтому ночью лагерь просто уничтожили, расстреляв всех, кто там находился, из зенитных орудий. – Авт.). Понимая, что фронт откатился далеко за Днепр, Сибирцев решил идти домой, в Черняховку. Пришел к родному дому глубокой осенью 1941 года. А в доме как раз были на постое немецкие солдаты. Перепуганные родители, когда увидели худого, заросшего щетиной сына в оборванной одежде, чуть не упали в обморок. Но быстро опомнились, отец сделал тайник в стоге соломы, беглец скрылся в норе. Мама тайком от немцев стала кормить сына. Но как-то один пристальный Ганс сделал ей замечание, что она слишком много готовит пищи. Не партизанам ли носит еду? Что было делать? Расплакавшись, она поведала немцу о сыне, который вернулся с войны больным. Немцы его не трогали. А тот бдительный Ганс через некоторое время принес справку от старосты Черняховки о том, что И. А. Сибирцев на законных основаниях проживает в селе. Когда в начале января 1944 года Черняховку освободили части Красной Армии, Сибирцева вместе с отцом мобилизовал полевой военкомат, но воевали они в разных частях. Отец погиб через месяц, в феврале, похоронен в братской могиле в с. Новониколаевка Кировоградского района. А Ивану Афанасьевичу повезло, в составе 5-й гвардейской армии генерала Жадова он дошел до Праги. Был тяжело ранен. Стал инвалидом, его наградили орденом Красной Звезды. (…) Умер И. А. Сибирцев в 1992 году».

Еще одна история от Ивана Афанасьевича Сибирцева, которая в книгу не вошла:

– Василий Иванович Сибирцев говорил мне, что отец рассказывал, что 12-ю армию предал Брежнев. Я даже смеялся: мол, легенда, Брежнев кто был? Полковник, работал в политотделе восемнадцатой армии, которая стояла в Первомайске, и никакого отношения к Зеленой Браме не имел. А потом вышла книга Успенского «Тайный советник вождя», и там описано, что командарм восемнадцатой армии Смирнов ставил задачу помочь деблокировать войска группы Понеделина, и Брежнев в числе прочих отвечал за вывод войск из кольца. А потом читаю воспоминания Ивана Грушевого «Тогда в 41-м»: «Вдруг радость – к нам приехал с фронта Леонид Брежнев!» То есть в конце июля-начале августа 1941-го он приехал в Днепропетровск советовать, как наладить оборону города. Понимаете?

– Ивану Афанасьевичу, конечно, очень повезло, – продолжает историк. – Он не был осужден, не был репрессирован за то, что был в плену и, освободившись, пошел домой. Далеко не всем так везло. В селе Злынка Маловисковского района есть мемориальная доска, что там жил Герой Советского Союза Николай Ригачин, который повторил подвиг Александра Матросова в 1945 году. Он тоже попал в плен в Зеленой Браме, бежал, оказался в Злынке, где его приютила какая-то женщина, потом был в штрафной роте, выжил, попал в разведроту и в 1945 году, в самом конце войны, в боях за город Ключборк (Польша) закрыл своим телом амбразуру.

Он выжил в Зеленой Браме, выжил в Уманской яме, выжил в штрафной роте, а потом сознательно отдал свою жизнь…

Меня поразила еще одна биография, размещенная в разделе «О бесчестье, стоявшем в Браме рядом с честью» – полковника РККА Григория Зверева:

«22 июля 1941 года его дивизия ночным штурмом выбила гитлеровцев из местечка Оратов. 30 июля дивизия вела бой с моторизованной дивизией СС «Лейбштандарт “Адольф Гитлер”» у села Берестовец. Удержать село уже не было сил. Плотные цепи немецких автоматчиков по пшеничному полю окружали село. Замолчала дивизионная артиллерия: закончились снаряды. Об этом доложил командиру дивизии молодой артиллерийский лейтенант. Зверев приказал ему собрать всех артиллеристов и идти с ними в цепь. Тот запротестовал, ссылаясь на приказ не использовать артиллеристов в пехоте. В ответ раздался выстрел, и лейтенант упал на землю. Артиллеристы бросились разбирать винтовки… Увидев подходившую машину медсанбата, комдив приказал персоналу покинуть ее, разойтись по селянским хатам и переодеться в штатскую одежду. Сам же с группой командиров сел в машину и рванул прочь от села. Спустя несколько дней полковника Зверева видели в селе Подвысоком у штаба 6-й армии, где он собирал уцелевшие остатки своей многострадальной дивизии. Ему удалось собрать около 300 активных штыков, два орудия и несколько пулеметов. Зверев со своей группой предпринимает несколько попыток вырваться из окружения, но безрезультатно. (…) К этому времени в дивизионном отряде оставалось около 100 активных штыков, которые 11 августа на пшеничном поле вели свой последний бой. Зверев и комиссар дивизии Каладзе, отстреливаясь, пытались отойти к Подвысокому, но кончились патроны, и егеря смогли их пленить. Оба они попали в сборный лагерь в Покотиловом, а затем пешим этапом в Уманскую яму. (…) Пользуясь неразберихой первых дней в Уманской яме, Зверев сумел переодеться в солдатскую гимнастерку. После прибытия этапа в Винницу он зарегистрировался под фамилией Шевченко, и, когда администрация лагеря начала отпускать украинцев, использовал эту ситуацию для побега из неволи. К своим Зверев вышел б сентября 1941 года на одном из участков Брянского фронта. В течение двух недель он проходил проверку в Особом отделе фронта, откуда его направили в распоряжение отдела кадров НКО с рекомендацией не использовать больше в районе боевых действий. Только после длительной проверки 1 февраля 1942 года Зверева направили в Семипалатинск формировать запасную стрелковую бригаду. После пережитого для Зверева началась новая жизнь, полная недоверия со стороны высшего командования из-за сомнительных, по мнению особистов, обстоятельств выхода из окружения.

Но нехватка командных кадров внесла коррективы, и Зверева назначили сначала командиром стрелковой бригады, а затем 350-й
стрелковой дивизии, которая в феврале 1943 года освободила Харьков. Полковник Зверев стал его комендантом. Но в результате гитлеровского контрудара в районе Безлюдовка-Хорошево Харьковской области дивизия попала в окружение, и в состоянии контузии Зверев попал 23 марта 1943 года в плен. Архивные документы свидетельствуют о попытке высших командиров Красной Армии объяснить пленение Зверева беспробудным пьянством с его стороны во время боев в окружении. Вышедшие из окружения его подчиненные майор Саландин и старший лейтенант Добрецов свидетельствовали, что, будучи мертвецки пьяным, 16 марта 1943 года Зверев сел на верховую лошадь и уехал в неизвестном направлении. Он же сам показал во время следствия, что попал в плен контуженным, был найден немцами в засыпанном блиндаже. Содержался в лагерях для военнопленных в Днепропетровске, Владимире-Волынском, в Ченстохове (Польша), а затем в лагере г. Лимбург (Германия). Понимая, что второй плен ему Родина не простит вследствие неотмененного приказа № 270, согласился на сотрудничество с Власовым. В конце июня 1943 года он был освобожден из лагеря и направлен на курсы пропагандистов в г. Дабендорф, где был зачислен в резервную офицерскую роту будущей “Русской освободительной армии” (РОА). Свое желание служить немцам он выразил добровольно, написав соответствующее заявление. (…)

После капитуляции Германии Зверев пытался перейти на сторону англоамериканских войск, чтобы избежать ответственности перед советским судом. Однако 9 мая 1945 г. в районе г. Линц он был задержан американцами и вскоре передан советскому командованию. Пытался покончить с собой, но врачи спасли для участия в суде. (…)

На основании статьи 1 Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года по приговору суда Зверев был повешен вместе с Власовым и его сподвижниками».

Трагедия генералов

– Когда в 1945 году из плена освободили генералов Зеленой Брамы Музыченко, Понеделина, Кириллова, Тонконогова и др. – рассказывает Василий Даценко, – они проходили фильтрацию. Некоторые, как Музыченко и Тонконогов, были освобождены, восстановлены в Советской Армии. А командующего 12-й армией Понеделина и командующего 13-м стрелковым корпусом Кириллова сделали ответственными за всю трагедию Зеленой Брамы и в
1950-м году расстреляли по надуманным обвинениям. Сегодня мы на основании документов можем говорить, что оба они допустили промашки, тактические ошибки, но в трагедии Зеленой Брамы были виноваты не два человека, и расстрела они не заслуживали. С другой стороны, Долматовский пишет, что у Понеделина не было выбора, он вынужден был сдаться в плен… Но немцы опубликовали тогда фотографии (они есть в книге) Кириллова в пилотке рядового и Понеделина, которые мирно курят сигареты с немецкими солдатами. А где были те солдаты, которые попали в плен вместе с ними? Умирали, стоя в Уманской яме…

Василий Даценко приводит в книге показания Понеделина, которые он дал, оказавшись в плену: «12-я армия была окружена вместе с 6-й армией и имела задачу установить связь с находящимися вне окружения частями Красной Армии, в то время как 6-я армия должна была предотвращать затягивание кольца. 5.08 командующий 12-й армией обратился к Верховному главнокомандованию в Москве и потребовал после демонстрации положения немедленной поддержки и пополнения боеприпасами и продовольствием, так как иначе дальнейшее сопротивление оказывать будет невозможно. Ответ из Москвы звучал так: “Прорывайтесь!” (…) Попытки прорыва 6-й и 12-й армий предпринимались сначала в направлении на север (Белая Церковь) или на юг (Умань – Первомайск). Так как эти попытки были безуспешны, попытались найти выход на восток, чтобы соединиться с находящимися вне окружения частями. Первая попытка прорваться на север была выгодна тем, что нарушала связующие линии между немецкими соединениями, наступавшими на Киев. После неудачи этой и других попыток пришли к мысли прорываться на запад, чтобы нанести возможно большее смятение в немецкое наступление и, используя эти обстоятельства, прорываться с надеждой на успех. В безнадежном положении, в котором оказались окруженные армии после ответа из Москвы, попытались атаками во всех направлениях ввести противника в заблуждение (…) Тот факт, что командующий 6-й армией попал в плен вечером 6.08 у Первомайска, генерал-майор Понеделин узнал только во время допроса. Его удивление, среди прочего, показало, что между обеими армиями в течение прошедших дней уже не было никакой связи. Количественный состав окруженной 12-й армии составлял всего около 20 тыс. человек».

И далее: «Уже утром 8 августа 1941 года Понеделина доставили в штаб 1-й танковой группы в Новомиргород, где находился командующий группой генерал-оберст Е. фон Клейст. Из материалов уголовного дела на Понеделина, обнародованных Ю. А. Лискиным, можно узнать, что в ходе беседы (не допроса. – В.Д.). Клейст через переводчика выразил сочувствие Понеделину и Кириллову и спросил, насколько неожиданным было появление его танков в тылу “группы Понеделина”. Предварительно он похвалился, что 26-я армия, на помощь которой рассчитывали Тюленев и Понеделин, войсками его танковой армии была отброшена за Днепр.

Клейст выразил “свое восхищение доблестью и храбростью русских частей, дравшихся в окружении”. На это Понеделин ответил так: “Похвала начальникам есть похвала руководимым ими войскам”, то есть дал понять гитлеровскому военачальнику, что Германия имеет дело с достойным противником и что на скорую победу не стоит надеяться. Впоследствии, когда немцы его спросили, является ли он убежденным большевиком, он ответил: “Да!”

После обстоятельной беседы с Е. фон Клейстом, подробного опроса в штабе 1-й танковой группы, Понеделина и Кириллова автомашиной доставили в Ровно, где в местной тюрьме (лагерь для военнопленных № 360) уже содержались другие пленники из Зеленой Брамы.

Именно в ровенском лагере Понеделин начал вести дневник, который он называл “записями на листках бумаги”. Фактически это были его письменные размышления над причинами поражения 12-й армии. На следствии он показал, что в дневнике написал:

“… неудачи Красной Армии происходят из-за плохого отношения колхозников к Советской власти” и что “… не правы ли были Бухарин и Рыков в вопросе выбора путей переделки сельского хозяйства?” Признал, что в разговорах высказывал “пораженческие настроения”, но пораженцем не был. В частности, говорил, что СССР к войне не был подготовлен по вине Генерального штаба, что советское правительство “прозевало” подготовку Германии к нападению на СССР. Отрицательно отозвался о приказе № 270, “… в дневнике выразил мнение, что приказ в отношении меня издан Верховным главнокомандованием, потому что понадобилось как-то объяснить неудачи на фронте. Понадобились жертвы, и этой жертвой стал я”.

В материалах следствия указано, что записи у Понеделина отобрали немцы. Если это так, то есть уверенность, что рано или поздно они будут найдены, и тогда можно будет, конечно, уже с позиций нынешнего дня, оценить их сущность».

Далее Василий Даценко приводит отрывок из книги начальника разведотдела 6-й армии В. А. Новобранца «Я предупреждал о войне Сталина»:

«Следующая беседа состоялась с генералом Понеделиным, которого я знал еще до войны по Академии имени Фрунзе, где он был начальником курса. Кроме того, на последнем курсе академии я был на стажировке в 51-й Перекопской дивизии, которой он командовал, и мы там ближе познакомились. Это был высокообразованный, культурный генерал, хорошо знал военное дело и был способным военачальником. Не его вина за поражение в Подвысоком. В беседе он затронул очень болезненную для него струну о том, что он объявлен Сталиным вне закона в приказе. Говорил, что там, в Москве, по-видимому, очень плохо знали, что происходило на фронте. Вернемся на Родину и во всем разберемся. Он рассказал мне, что немцы пытались склонять его на переход к ним на службу. Понеделин ответил так, как должен был ответить мужественный и честный советский гражданин и воин:

– То, что я объявлен вне закона, – это наше семейное дело. По окончании войны народ разберется, кто изменник. Я был верным сыном Родины и буду верен ей до конца».

Василий Даценко пишет, что осенью 1942 года в лагере Вульхайде (близ Берлина) с Понеделиным беседовал Власов, который уже активно сотрудничал с гитлеровцами по созданию РОА. Он просил помочь в издании газет «Новое слово» и «Клич», но Понеделин от этого категорически отказался.

Василий Всеволодович публикует много противоречивых воспоминаний о генералах Понеделине и Кириллове.

– Я знаю, что защитники Понеделина меня осудят, – говорит он. – Я уже слышал от людей, что не имею права судить, поскольку не воевал. Это правда: не имею. И не сужу. И именно поэтому считаю нужным опубликовать самые разные воспоминания людей, которые воевали вместе с Понеделиным. И пусть каждый читатель сам для себя решит, что здесь правда, а что – ложь.

Впрочем, даже те военачальники, которые были восстановлены в Советской Армии, были недовольны тем, как освещается тема Зеленой Брамы. Василий Даценко приводит предисловие к воспоминаниям Якова Ивановича Тонконогова, опубликованным сегодня его внучкой: «Я не могу забыть и спокойно вспоминать близких мне товарищей и бойцов, воюющих в эти страшные дни без куска хлеба, без боеприпасов и без средств связи. Они, как живые, и сейчас проходят перед моими глазами в одиночку, группами и целыми частями, с винтовками наперевес, в атаку против танкового и артиллерийского огня врага. Работая над своими воспоминаниями, мне хотелось главным образом осветить маленький кусочек Подвысоковской истории – прорыв из окружения 5 и 6 августа 1941 года, о котором почти не сохранилось следов. И на этом фоне показать положительные и отрицательные стороны характеров отдельных товарищей, а главное, героизм и душевные переживания патриотов – бойцов, подразделений и частей. Что же касается отдельных разделов моего труда и выводов, где главным образом речь идет о Понеделине, Меандрове и о Музыченко, – мне бы хотелось больше о них сказать, но я надеюсь, что со временем историки скажут больше и более обоснованно».

И далее: «При уточнении некоторых вопросов следующего издания “Зеленой Брамы” Евгений Долматовский в 1983 году высказал мнение о том, что необходимо выехать в город Киев и встретиться с Тонконоговым, как бывшим командиром 141-й стрелковой дивизии. Вместе с Долматовским в Киев выехал и заведующий отделом Новоархангельского райкома партии Яблонский, который был знаком с Яковом Ивановичем раньше, когда тот приезжал в Подвысокое и Новоархангельск. Яблонский и рассказывал потом о встрече Долматовского с генералом Тонконоговым. А произошло самое неожиданное. Тонконогов посадил Долматовского на стул, встал почти вплотную к нему лицом, взял его за лацканы пиджака и сказал:

– Ты, сволочь! Ты что искажаешь факты боев в районе села Подвысокое? Ты как меня изобразил в своей книге? Порхающей бабочкой? По-твоему, я бросил управление войсками и вместе с тобой шел в штыковую атаку?

Долматовский попытался встать со стула, но Тонконогов его не отпускал, держа за лацканы.

– Я тебя, гад, живым отсюда не выпущу!

Долматовскому удалось вырваться. Он бросился к двери, но Тонконогов опередил его, закрыв телом дверь. Началась возня. Яблонскому пришлось их разнимать.

Так состоялась беседа по уточнению деталей боевых действий генерал-майора Тонконогова».

Что такое Зелёная Брама?
Средь холмов украинской земли
Есть урочище или дубрава
от путей магистральных вдали.
Это место суровых событий,
не записанных в книгу побед,
Не известных, а может, забытых…
Как узнать их потерянный след?

Здесь и в предыдущих главках в подзаголовки вынесены отрывки из стихотворения Евгения Долматовского «Что такое Зеленая Брама?». Нам кажется, что Василий Всеволодович Даценко в книге «Возвращение к легенде» ответил на большинство вопросов, заданных поэтом. Сам историк в послесловии сравнивает Зеленую Браму с другой трагической страницей Великой Отечественной – Брестской крепостью:

«Заново перечитывая слова Е. А. Долматовского “Брама остается крепостью – без крепостных стен, башен и рвов”, я обратился к военным справочникам, чтобы сравнить зеленобрамскую лесную “крепость” с настоящей крепостью – Брестской.

Брестскую крепость штурмовала германская 45-я пехотная дивизия (около 17 тысяч человек) во взаимодействии с частями соседних соединений (31-й и 34-й пехотными дивизиями 12-го армейского корпуса 4-й полевой армии). (…) С нашей стороны им противостояли около 9 000 человек. Немецкие потери составили 1 121 человек убитыми и ранеными. Потери Красной Армии составили около 2 000 убитыми и от 5 000 до 6 000 пленными.

Вдумайтесь, уважаемые читатели, – в Зеленой Браме противник потерял 107 офицеров и 2 770 рядовых, то есть больше в 2,5 раза, чем в Брестской крепости. (…) К сожалению, цена боев и там, и там была очень высокой. В Брестской крепости на каждого погибшего немецкого солдата приходилось около 2 наших воинов, в Зеленой Браме – 7. В Брестской крепости хоть какой-то защитой от поражения осколками снарядов и бомб были крепостные укрепления и подвалы, в Зеленой Браме такой защиты не было.

О героизме защитников Брестской крепости написано много книг, сняты документальные и высокого класса художественные фильмы. О Зеленой Браме, кроме робких попыток аматорской видеосъемки, пока ничего нет…»

От себя хочется поблагодарить Василия Всеволодовича и всех исследователей Зеленой Брамы за то, что сейчас, спустя семьдесят лет, ищут и рассказывают нам правду о тех страшных событиях. Ужасно жаль, что эту книгу уже не прочтут те люди, которые были «унижены забвением» (последний участник событий, живший в нашей области – Александр Пантелеевич Базилько, – умер несколько лет назад). Но правда есть правда, и, на наш взгляд, очень важно, что накануне Дня Победы вышла именно такая книга.

Ольга Степанова, «УЦ».

Надеюсь, еще по фотографии вы поняли, что ни к нефтегазу, ни к экономическим перспективам страны заголовок, да и сам материал отношения не имеют. Это интервью с блестящим джазовым трубачом Валерием Кириченко, участником недавнего концерта в муздрамтеатре им. Кропивницкого.

В канун Международного дня джаза, который вот уже в третий раз отмечается 30 апреля, директор театра Владимир Ефимов и лидер черкасских джазменов Сергей Крашенинников пригласили кировоградцев на выступление «Черкассы джаз квинтета» и биг-бенда под управлением Николая Евпака.

Хорошо, что Черкассы рядом, в противном случае Николай Федорович Евпак вряд ли в наше смутное время повез бы на гастроли большой джаз-оркестр местного музучилища. Ученики не подвели своего Учителя, выступили и выглядели на «отлично». Да и сам маэстро был весь вечер в ударе, его саксофон звучал, как маленький оркестр. Николай Евпак отыграл оба отделения концерта – и со своим биг-бендом, и с джаз-квинтетом под управлением Сергея Крашенникова, и поучаствовал в обязательном атрибуте праздника джазменов – джем-сейшене.

Сюрпризом для публики, которой наконец-то на джазовый концерт собрался почти полный зал, оказалось появление на сцене известного пианиста, организатора Международного фестиваля в Коктебеле Владимира Соляника. Явно праздничное настроение маэстро совершенно не отразилось на его виртуозной игре.

Ну а самые лучшие моменты концерта связаны были с выступлением «Черкассы джаз квинтета». Музыканты Сергея Крашенинникова устроили себе и зрителям настоящий праздник джаза, украшением которого стали соло Валерия Кириченко.

Уговорить Валерия дать интервью оказалось делом весьма нелегким. В качестве арт-поддержки пришлось подключать Владимира Ефимова, Сергея Крашенинникова и даже дочь Валерия Алину, по «случайному» совпадению саксофонистку биг-бенда Николая Евпака.

– Валерий, такое впечатление, что джазовых трубачей в Украине можно пересчитать по пальцам одной руки.

– Так и есть.

– А что надо закончить, чтобы стать джазовым трубачом?

– Нужно просто оказаться в хорошем коллективе, а дальше все пойдет само. Трубу я взял в руки еще в школе, во втором классе. Хотел, естественно, как все пацаны, играть на гитаре или барабанах, но самые модные места были заняты. Нас с мамой встретил педагог и предложил учиться играть на трубе. О ней я даже и не думал, но тут сыграл роль тот факт, что мой папа когда-то играл на трубе. И мама сказала: «Да, мы хотим». Проучился пять лет в музшколе и потом, как-то случайно, поступил в музучилище, играл классику. Хотя, по большому счету, музыка, особенно джазовая, пришла ко мне позже. А потом, после музучилища, так получилось, попал в цирк…

– Куда?

– В цирковой оркестр. Польша, Швеция, Германия… Покатался по Европе. Вот там уже пришлось импровизировать. Снова пришлось учиться. Попались добрые люди, подсунули одну книжечку, другую… Что-то начало получаться. А потом мое цирковое турне закончилось, я вернулся и поступил в «Черкассы джаз квинтет». И тут я уже сам начал изучать это непростое искусство.

– Представляя музыкантов квинтета на концертах, Сергей Крашенинников называет вас вторым Хаббардом (Фредди Хаббард – знаменитый американский джазовый музыкант. – Авт.).

– Мне это, конечно, лестно, но до Хаббарда мне еще далеко.

– Многие представляют джазовых трубачей похожими внешне на Луи Армстронга: мощная грудная клетка, огромные губы, рот, как почтовый ящик. Глядя на вас, достаточно сложно угадать вашу профессию.

– «Физика», конечно, важна, но она не главное. Главное – стиль музыки, которую ты играешь. Мне же приходится играть абсолютно разную музыку: в квинтете она одна, в биг-бенде – другая (тут приходится напрягаться), в драмтеатре, где я работаю, – все совсем по-другому, а в черкасском музучилище, где я – солист в духовом оркестре, там совершенно своя музыка.

– Хотя бы несколько слов о своей работе в драмтеатре…

– Неплохая работа. Оркестр у нас маленький, всего 14 человек. Иногда приходится просто «шептать». Есть несколько музыкальных спектаклей – оперетт. Там все просто: нотки поставили и играешь.

– Задаю этот вопрос всем джазменам – и нашим, и зарубежным. Прожить игрой на трубе можно?

– В Америке можно. Хотя там тоже есть обязательное условие – надо быть хорошим музыкантом. А для наших молодых-холостых музыкантов есть хороший способ заработать – играть в круизах. Такие плавучие гастарбайтеры. Я тоже там поработал, понравилось. Публика там благодарная…

– Скажите, а как это вы рискнули дать дочке саксофон, зная все тяготы судьбы профессии?

– Она семь лет училась играть на фоно. Стала классической пианисткой, а классической пианистке еще тяжелее пробиться в нашем мире. А тут так сложилось, она несколько лет назад взяла в руки саксофон, и тогда ее судьбу взял в свои руки Николай Федорович Евпак.

– В Кировограде вы уже становитесь своим, вас встречают аплодисментами еще до того, как вы берете первые ноты…

– Да, я тоже это заметил. Это очень приятно. Вообще у вас очень приятный и красивый город. Я бы хотел здесь жить, если честно. Платили бы деньги – жил бы здесь и играл.

Беседовал Ефим Мармер, фото Елены Карпенко, «УЦ».