Рубрика: 22

Эта история – очередное подтверждение того, что перед жестокими законами бизнеса бессильны даже те, кто призван гарантировать выполнение законов государства. На стороне предпринимателя Юрия Чебанова – областная прокуратура и суд. А на другой?

Сегодня Юрий Федорович Чебанов категорически не хочет приезжать к водохранилищу, куда три года назад он, потратив немалые деньги, запустил рыбу. Даже несмотря на то, что мальки, привезенные им из едва ли не десятка областей Украины, как раз созрели для вылова. На территории, куда Юрий Чебанов успел вложить полмиллиона гривен (!), сейчас вовсю рыбачат местные жители. Кроме того, до решения суда он исправно вносил положенные платежи — за фактическое использование водохранилища…

Мытарства бобринецкого предпринимателя начались в 2006-м, когда он, выиграв конкурс на аренду Полумянского водохранилища сразу в двух районах, Бобринецком и Компанеевском, вошел в процедуру разработки проекта землеустройства объекта. По каждому району отдельно, ведь водохранилище располагается на обеих территориях. К этому времени оно было изрядно запущено: оборудованное ещё в 1988-м году, к 1997-му пришло в аварийное состояние. В результате здесь осталась лишь треть от проектной нормы объема воды, так называемый мёртвый объём. Изначально водохранилище было предназначено для орошения, рыболовства и санитарного пропуска воды к расположенному ниже пруду, снабжающему водой районный центр – Бобринец. Одним из условий арендного договора было восстановление этих возможностей, в том числе и доведение водохранилища до проектного объема (4,5 млн м3), и Юрий Чебанов с этим условием согласился.

Через некоторое время у него на руках уже было разрешение, подписанное представителями государственного органа рыбоохраны, горадминистрации, органа минохраны окружающей среды и утвержденное начальником Кировоградского территориального отделения государственного управления воссоздания водных живых ресурсов. Мы намеренно столь подробно перечисляем все инстанции, дабы подтвердить – все основания для того, чтобы приступить к работе, у Юрия Чебанова действительно были. Смета на реанимацию заброшенного водохранилища составила почти 1,216 миллиона гривен (в ценах 1997 года!). Пока проект ушел на экспертизу в Киев, что, как известно, при нашей бюрократической машине может затянуться на годы, арендатор начал действовать, ведь, не получая прибыли, он уже должен был оплатить закупку и завоз мальков, наладить охрану, платить за использование дна и воды, ремонтировать водопропускную систему. Повторимся, за короткое время Юрий Чебанов вложил в хозяйство около 500 тысяч гривен.

Однако где-то через год Госуправление охраны окружающей среды…отозвало собственный же вывод о согласовании проекта землеустройства на этот объект! Причем без всяких пояснений! И уже в июне 2008 года природоохранная прокуратура подала иск о признании незаконным распоряжения главы Бобринецкой РГА (и, соответственно, Компанеевской) о предоставлении согласия на разработку проекта землеустройства. Хозяйственный суд Кировоградской области требования прокуратуры удовлетворил…

В этом деле есть одно обстоятельство, которое, вполне возможно, сможет прояснить происходящее. Так, в декабре 2007 года, задолго до решения хозяйственного суда (!), тем же Госуправлением окружающей среды в Кировоградской области было выдано свидетельство о согласовании проекта землеустройства для отвода в аренду земельного участка под горнодобычу «Полумянское месторождение» ЧП «Грановит». При этом имело место наложение части горного отвода на территорию водохранилища, за пользование которой продолжал платить Юрий Чебанов.

Теперь уже в суд обратился сам предприниматель — по Бобринецкому району. Истцом в Компанеевском стала РГА. В результате Днепропетровский апелляционный суд отменил решение хозяйственного суда, указав, что «коллегия судей считает требования природоохранной прокуратуры безосновательными и таковыми, которые не основываются на действующем законодательстве». И постановил: вердикт хозяйственного суда отменить, в иске Кировоградской межрайонной природоохранной прокуратуре отказать.

Есть и прокурорский документ от 16.01.09, подписанный прокурором области Геннадием Тюриным о том, что проект «Грановита» опротестован, поскольку «(…) оценен негативно как не соответствующий требованиям законодательства и не прошедший согласования».

Теперь, казалось бы, дело за малым – дать добро Юрию Чебанову и по Компанеевскому, и по Бобринецкому районам. Но если до Бобринецкого дело пока не дошло, то для Компанеевской РГА та же природоохранная прокуратура…нашла новые аргументы. Дескать, в 2003 году на прилегающей к водохранилищу территории был создан ландшафтный заказник, а значит, районная власть должна отменить своё распоряжение касательно права аренды для Юрия Чебанова.

Даже если не принимать во внимание тот факт, что изначально, при проектировке водохранилища никакого заказника здесь не планировалось, то следующее обстоятельство делает потуги природоохранных прокуроров просто-таки абсурдными. Ведь в охранном обязательстве, являющемся по сути дела паспортом заказника, его границы… не указаны, а в соответствующей графе значится расплывчатое «от села Долиновка до села Покровка», и больше никаких географических координат! Решением этой проблемы могло бы быть переоформление обязательств с давно не существующего КСП на предпринимателя Чебанова, но этого сделано не было. Есть вопросы и касательно генерального плана водохранилища и карьера, границы которого отведены без учёта прибрежной охранной полосы водоема, но они, видимо, природоохранных прокуроров не смущают, как и то, что по закону водоем свыше 1 млн м3 является объектом госзначения. На сегодняшний день ситуация патовая: Юрий Чебанов, вложив сотни тысяч гривен в положенное ему по праву хозяйство, доступа к проведению здесь каких-либо работ не имеет. Его проект, ранее прошедший все инстанции, направлен на повторную экспертизу. Не ведутся, кстати, работы и в карьере. Нескоро дождутся рабочих мест либо у Юрия Чебанова, либо на ЧП «Грановит» и здешние жители, вовсю вылавливающие запущенную три года назад Юрием Фёдоровичем рыбу. Юрий Чебанов пытался договориться с «Грановитом» — в вопросе разработки совместного проекта расположения обоих объектов, но безуспешно. А теперь уже обратился за помощью к губернатору. Хотя если уже суд и прокуратура бессильны…

Недетские воспоминания Веры Павловой

К счастью, уже несколько поколений, вспоминая детство, рассказывают о беззаботной, счастливой жизни, полной родительской нежности и любви. Но еще живы те, для кого детство ассоциируется с войной. Они все помнят, и сегодня их недетские воспоминания сопровождаются слезами. Слушая эти страшные эпизоды жизни маленьких детей, понимаешь, что у огромного количества людей попросту не было детства. Как не было его у Веры Григорьевны Павловой.

Вера росла в многодетной семье в селе Белозерье, что на Черкасщине. Село было огромным, на его территории — три колхоза, три сельсовета, три клуба. Белозерье условно делилось на «сотни». Всего таких сотен было двадцать четыре. И было заведено, что ежедневно в сельсовете дежурит представитель от каждой сотни.

22 июня 1941 года по улице на лошади мчался дежурный и кричал: «Война!» Взрослые стали плакать — они понимали, что это значит. Тем более посыльный объявил, что всем мужчинам нужно явиться в сельсовет на призывной пункт. А дети плакали, еще не осознав весь ужас случившегося. Вере тогда еще не было семи лет.

На второй день мать собирала отца на войну — шила вещмешок из полотна. Запомнилось, что в это время была такая гроза, какой еще никогда не было. «Мать плачет по отцу, а мы — потому что война, потому что очень страшно гремит за окном. Мама говорит: “Не плачьте, это не война, это Бог калачи носит”. А мы же белого хлеба никогда не видели, и я, слушая гром, ждала калачи. Правда, первый раз белый хлеб ела, когда уже замужем была», — вспоминает Вера Григорьевна.

Проводив мужа на фронт, мать Веры осталась с тремя дочерьми. Два старших сына давно воевали, еще на финскую ушли, а младшего мобилизовали из ПТУ, где он учился. Три девочки, старшей из которых, Наде, было тринадцать, уже вскоре после начала войны увидели врагов. Правда, еще раньше село и окрестности постоянно бомбили. Однажды наши офицеры сказали местным жителям, чтоб убегали, потому что немцы очень близко и будет большой бой. А куда убегать? Мать запрягла коня, корову сзади к телеге привязала, детей на телегу, и поехали. До леса доехали, а оттуда наши солдаты бегут. «Куда вы?» — спрашивают. — «Убегаем». — «В лес нельзя, там десант, лес уже занят немцами».

Возвращаться домой было дальше, чем к материному брату, дом которого был рядом. Только доехали, а немцы уже сзади. Какие же они страшные! Рукава засучены, автоматы, полное обмундирование. А наши бежали в одних рубашках и с винтовками. У тетки сливы были, немцы шли и ломали деревья. Одна старушка говорит: «Товарищи, что ж вы делаете? Вы хоть ветки не ломайте». А пленные, которых вели, говорят: «Бабушка, это уже не товарищи, это паны. Так и говорите, а не то вас расстреляют».

Как только фашисты пришли, наших пленных уже были тысячи. В окрестностях Белозерья было три деревообрабатывающих завода. Наши, когда отступали, взорвали их. А немцы руками военнопленных восстановили. Там наши пленные солдатики и работали. Жили в бараках. Население помогало, чем могло: едой, одеждой.

Семья Веры вернулась домой. Враг захватил Белозерье, Смелу, Черкассы. Сразу же организовалось подполье и партизанские отряды в лесах. Там же везде леса. Немцы школы заняли. В той, куда Вера должна была в сентябре в первый класс пойти, был немецкий госпиталь.

Жить в оккупации было страшно. Фашисты повесили всех комсомольцев, учителей. Смотреть на расправу выгоняли всех жителей села, чтоб видели и боялись. Нагайками гнали всех до единого: и стариков, и детей. Старушка в селе жила, ей, наверное, лет девяносто было. Еле ходила с палочкой, скрюченная была до земли. Отказалась идти на площадь, так немец толкнул ее в открытый погреб и бросил туда гранату.

Многих повесили фашисты. Но перед казнью их страшно мучили: пальцы в двери вставляли, волосы вырывали. Недалеко жила одна семья, и старший сын был врачом. Его оставили в селе для связи с партизанами. У него в доме была рация, и кто-то выдал. Когда фашисты вошли в дом, старший успел убежать, а два его младших брата, пятнадцати и семнадцати лет, и мать были повешены. И их так мучили страшно. Матери все зубы выбили.

Дочка председателя колхоза хорошо знала немецкий язык. Она была подпольщицей. И ее выдали. Над ней, бедной, так издевались. Когда гнали вешать, она пела песню, которую сама сочинила. Плакало все село, а немцы плетками били, чтоб молчали и смотрели.

Некоторым пленным удавалось бежать. Было такое, что ночью кто-то постучит в окно, мама откроет, а там сбежавший пленный стоит. Мать его накормит, даст одежду переодеться и провожает в сторону леса. Однажды мама послала Веру в огород огурцы поискать. Пошла, наклонилась к грядкам, и в нее грудки земли полетели. Выпрямилась, осмотрелась — никого нет. Снова наклонилась, снова полетели. Поняла, откуда комья летят, пошла в сторону картошки. А там в кустах лежит пленный. Грязный, изможденный, губы черные, молодой, совсем мальчишка. «У вас немцы есть?» — спрашивает. Услышав, что нет, попросил воды попить. Вера пошла к матери. Та взяла кружку воды и пошли к беглому. Мама дала ему два глотка сделать, больше нельзя, и умыла. Он говорит: «Я раненый». Посмотрели, а у него плечо вырвано, рана черная, мухами залеплена. Вечером принесли его в сарай. Надо рану промыть, а мама боится, сознание теряет. Старшая сестра от страха куда-то сбежала. Пришлось Вере промывать. Медикаментов нет, даже тряпок нет — все отдали пленным. Мать принесла кружку кипятка, отвернулась, льет, а семилетняя девчонка промывает. «Только плеснула воды, а в ране черви кишат. Я руками повыгребала все. Он не возражал, даже не стонал. Нарвала целебной травы, в макитре натерла, к ране приложила и тряпкой замотала. Он три дня спал. Мы его сеном прикрывали, а вечером раскрывали. Недели две или три у нас был. Я ему три раза в день рану обрабатывала. Затянулась», — рассказывает Вера Григорьевна. Когда вылечили, выходили, мать его переодела и отправила в лес.

Петр (так звали спасенного) партизанил, всю войну прошел и домой в Днепропетровск вернулся. Позже, уже в середине пятидесятых, приехал в Белозерье мужчина. Нашел искомый двор, хозяйку и спросил: «Вы меня не узнаете?» «Нет», — говорит мать. «А помните Петра, которого вы в войну в картошке нашли?» — «Конечно, помню». — «Я свататься приехал. Где Вера — моя спасительница?» А Вера уже замужем была…

С семьей Веры происходили какие-то невероятные случаи. Трижды немцы отбирали у них коня. Два первых раза Орлик возвращался, убежав от врагов. А третий — жеребец смотрел на окно дома, где были его хозяева, любившие его и ухаживающие за ним, и плакал. Из его глаз текли настоящие слезы. В доме плакали женщины, которые больше не увидели своего Орлика. Брат Веры, Николай, будучи в конце войны в Польше, среди обоза телег увидел жеребца, похожего на того, который был у семьи в Белозерье. Позвал его: «Орлик!» Конь кинулся в его сторону, прижался мордой к лицу и всего облизал с нежностью верного четвероногого друга…

Каким-то образом партизаны предупредили население, чтобы срочно прятали имущество. Прятать можно было только в землю и только ночью. Страшно. Если часовые увидят, могут расстрелять. Мама со старшей дочерью складывала в сундуки посуду, иконы, зерно и закапывала. Однажды утром фашисты выгнали всех из домов. Сразу же подрывали дома, сараи и колодцы. Погнали куда-то в сторону Смелы. Вдруг начался бой между немцами и партизанами, а сверху — самолеты. Такое началось! Мама детей толкнула в какой-то завал и сверху собой накрыла. Так и пролежали до окончания боя. В Смеле у родственников остановились. Там таких человек пятьдесят собралось. Ночь перестояли, а утром немцы из Смелы всех выгнали. Снова пошли куда-то. За Смелой в селе остановились в доме у хозяев, которые приютили человек тридцать.

Среди постояльцев была семья: муж (почему-то не ушедший на фронт), беременная жена и маленький, где-то трех лет, ребенок. Ночью ворвались в дом два фашиста. Зажгли лампу и стали рассматривать лежащих на полу людей. Старшую Надю мама клала спать под лавку, а сама ложилась рядом, чтоб немцы не заметили ее, уже девушку и довольно красивую. Немцы посмотрели и остановили свой выбор на беременной женщине. Муж ее под лавкой прятался, боялся, чтоб не забрали. Один фашист направил на всех автомат, а другой стал насиловать беременную. Дети стали плакать, матери им платками рты и глаза закрывают. Один встал, другой стал насиловать несчастную, а этот автомат наготове держит. Как только ушли, женщина стала рожать. Тут же, в одной комнате, переполненной людьми. Всем уже было не до сна. Так дети увидели жизнь во всех ее проявлениях: от жуткого надругательства до рождения жизни…

Однажды вечером все заметили, что немцы засуетились. А утром был бой, и немцы давай убегать. «Ближе к полудню смотрим: с холмов, похожих на горы, спускаются люди в белой одежде на лыжах. Их было много. Мы побежали встречать. Я помню, что первого солдата обняла и спрашиваю: “Вы не мой брат?”», — рассказывает Вера Григорьевна. Это было освобождение.

Вернулись домой в январе. Во дворе цел только погреб, в нем и жили до весны. Какие-то вещи были закопаны, но мерзлую землю не выроешь. Спали на соломе, не мылись очень долго, пострижены налысо, так как вши заедали. Потом солдаты помогли навес над погребом поставить. Стеллажи поставили, и там уже можно было спать. Дом позже начали строить. А на пепелище прежнего дома нашли чудом уцелевшую икону. Вера Григорьевна ее потом в церковь передала.

Отец Веры в 1946 году вернулся. Его ранили под Черкассами, и он находился в харьковском госпитале. У отца были оторваны пальцы на руке и пятка. Но его домой не отпустили. Дело в том, что старый солдат (а ему было уже больше шестидесяти) хорошо ухаживал за тяжело раненными. И так он с госпиталем в качестве санитара отправился дальше на фронт. До Японии дошел, и только потом вернулся.

Николай, младший брат, после войны служил в Белоруссии. Бандеровцы пустили машину с людьми под мост. Кто умел плавать — выжил, большинство солдат и офицеров погибли. Брат остался живой, но стал инвалидом — отбил ребра, почку, и его комиссовали. В 49-м вернулся домой. Из близких родственников Веры Григорьевны с фронта не вернулось 23 мужчины…

В Белозерье много лет после войны не было урожая. Местные жители объясняли это тем, что взрывами земля была так перевернута, смешана с болотом и песком, что растениям нечем было питаться. Первый хороший урожай картошки был в шестидесятом году. Вера Григорьевна хорошо помнит этот год: «Мы приехали к родителям в отпуск. Был конец августа, и мы с мужем помогали родителям копать картошку. Какая же она была крупная и красивая! Мама так радовалась! И мы обрадовались, полный чемодан картошки набрали и домой повезли. В дороге от чемодана ручка оторвалась».

Белозерская земля отошла от войны к шестидесятому году. Человеческая память не отойдет от нее никогда.

После небольшого перерыва мы решили продолжить наш проект, потому что прекращать его не имеем права. Более того, надо спешить видеть то, что еще недавно было цветущим, развивающимся, населенным, и слышать тех, кто еще хоть что-то помнит из истории своей малой Родины.

В этот раз мы отправились в село Обертасово Компанеевского района. Не так далеко от Кировограда, но очень далеко от цивилизации. Шесть километров по бездорожью можно преодолеть только в хорошую, сухую погоду. Как только пройдет дождь – некогда большое и густонаселенное село становится практически недосягаемым, а значит, отрезанным от мира. Отрезанными остаются все пять человек, проживающие здесь.

Доподлинно история села неизвестна, но то, что удалось узнать, дает основания полагать, что местность эта является яркой страницей истории всей Кировоградщины. Обертасово — очень древнее село. Местная жительница Валентина Павловна Мусинзя вспомнила, что ее ныне покойный муж был коренным жителем этого села, и он рассказывал, что его предков сюда завез помещик, выменявший себе крепостных в Польше, предложив за них породистых щенков. Считается, что фамилия крепостника была Обертас.

Древность Обертасово подтверждают следующие записи. «Елисаветградский уезд в 1896 году делился на 49 волостей. Одна из них – Нечаевская. Площадь 339,3 квадратных версты. Дворов 1050. Жителей обоего пола 6821. Участок пристава г. Бобринца». Здесь же – о наличии в волости православных церквей. Одна из них находилась в селе Александровка (Абертасово, Обертасово). И еще: «Деревня Германовка была приписана к селу Александровка (Авертасово) Нечаевской волости. В Александровке была церковь деревянная во имя св. мучеников Сергия и Вакха, построенная в 1821 году усердием майора Сергея Максимова Аветасова. Приходское попечительство с 1890 года».

В двадцатые годы прошлого века власть предприняла попытку переименовать Обертасово в Артемовку. Но новое название не прижилось. Хотя Гармановский сельский голова Иван Горобец говорит, что в хозяйственном учете территории встречается название Артемовка. Чужим оно было для людей, поэтому и не восприняли его, отдавая предпочтение исконному имени, несмотря на советскую власть.

Валентина Мусинзя рассказала, что церковь их сгорела после войны. Люди говорили, что председатель сельсовета, по всей вероятности, забрал себе иконы, а церковь поджег. Сказал, что злые люди обокрали, подожгли и еще на него напали. Но народ не поверил, хотя никому больше о своих подозрениях говорить не стал.

Есть у Обертасово и своя история Великой Отечественной. Во время оккупации над селом фашистами был сбит советский самолет. Упала машина как раз возле церкви, а летчик, выпрыгнувший с парашютом, остался жив. Пока до него добирались немцы, местные жители нашли раненого летчика и спрятали. Врагам не выдали, а выходили и проводили снова на фронт. Рассказывают, что после войны родственники летчика, погибшего намного позже, приезжали в село со словами благодарности.

В Обертасово, когда оно было крупным населенным пунктом, были сельский совет, школа, клуб, магазин, почта, ферма. А еще в здешнем колхозе была тракторная бригада, гремевшая на весь Советский Союз благодаря рекордно высоким урожаям кукурузы.

В наших прогулках по печальному, умирающему селу мы зашли в разрушенный дом и увидели на столе оставленные фотоальбомы. Стали листать, и сопровождавший нас сельский голова Иван Горобец узнал на старых фотографиях обертасовскую школу, преподававших там учителей. Кроме этого, на столе лежало очень много семейных снимков. И это еще не все. Здесь же была орденская книжка кавалера ордена Ленина Николая Кривошея и другие его документы. Иван Борисович забрал все это с собой в надежде передать дочери героя, которая живет в Киеве. Не исключаем, что наследница узнает о найденном скарбе благодаря нашей газете. Убеждены, что история семьи должна жить в семье, а не гнить в разрушенной хате…

Перспектив у Обертасово никаких. Во-первых, отсутствие дороги. Это огромная проблема, особенно при наличии снега. Минувшая зима была слишком щедрой на снег. И когда в Обертасово умерла женщина, хоронить ее пришлось, преодолевая большие трудности. Иван Борисович благодарит одного из здешних фермеров, который дал трактор, помог прочистить дорогу до кладбища. А кладбище здесь ухоженное, как и в других брошенных селах.

«Люди хорошие тут были, дружные, работящие, от совести работали, – говорит Валентина Павловна, которая работала ветеринарным врачом и общалась с жителями многих близлежащих сел, а значит, могла сравнивать. — Но не держались своей земли, своего дома, разъехались».

В поисках информации об Обертасово мы общались с жителями и соседних сел. В одном из них местный житель нам сказал: «Что ж вы так поздно приехали? Если бы на пару лет раньше, когда еще были живы люди, которые много помнили и могли бы рассказать»… После этих слов стало страшно еще куда-то не успеть…

Нам известно, что александрийцы неоднократно поднимали вопрос о присвоении звания Почетный гражданин города Анатолию Кохану, известному далеко за пределами Кировоградщины доктору, краеведу, литератору, журналисту. И только в этом году инициатива была поддержана городской властью.

Официально это звучит так: «за многолетнюю плодотворную профессиональную деятельность и весомый вклад в исследование прошлого и настоящего нашего края, воспитание патриотизма и значительные достижения на ниве просвещения». А если отступить от официоза, то почетное звание Анатолию Ильичу нужно было присвоить за одно только его признание: «Александрия — это моя религия». А еще за четверостишие: «На світі є Олександрій багато, Але найкраща на землі — моя, Де сивий Інгулець і материнська хата, Де я в дитинстві слухав солов’я».

Такие слова мог написать настоящий гражданин и, безусловно, почетный, каковым Анатолий Кохан давно стал в Александрии. А за звание — отдельное спасибо Александрийскому горсовету.

«Приятно получать звание, пока живой», — пошутил в блиц-интервью «Украине-Центр» Анатолий Ильич, кстати, давно и плодотворно пишущий в нашу газету. Он считает себя в первую очередь врачом. «Это моя основная профессия, и благодаря ей я в свое время стал журналистом и краеведом», — заметил Анатолий Кохан.

Хотелось, чтобы Анатолий Ильич больше рассказал о себе. О том, как до сих пор ведет консультативный прием детей (Кохан — педиатр), как начал писать статьи еще в студенческие годы, учась в Харькове, где брал темы для своих памфлетов, как рождались его книги, явившиеся яркими, уникальными учебниками истории города… А он говорил об Александрии. «Это самый хороший город. Я здесь прожил около пятидесяти лет и безумно его люблю. Как краевед я знаю, что в мире есть примерно сто населенных пунктов, носящих имя Александрия. Они есть на всех континентах, кроме Антарктиды. Но моя Александрия — лучше всех».

Поздравляем нашего друга Анатолия Кохана с присвоением давно заслуженного звания. Мы очень горды тем, что имеем право называться его коллегами. Анатолий Ильич, оставайтесь еще долго таким же оптимистом и творцом. Не сочтите за проявления вампиризма, но в вашей жизненной энергии очень многие нуждаются.

Наш заголовок – это не опечатка и не анекдот. Посмотрите внимательно на фотокопию документа. Это суровая реальность культурной жизни одного из крупных и знаковых районов Кировоградщины. Уже два года отдел культуры и туризма Долинской районной государственной администрации возглавляет Людмила Владимировна Кащеева. И уже два года в Долинском районе происходит культурная, нет, простите, антикультурная революция.

Людмила Владимировна Кащеева по образованию преподаватель французского языка, и по большинству требований к госслужащим на свою должность она попасть не могла. Ни образования профильного, ни положенного срока хоть какой-нибудь руководящей работы – ничего нет. Как и знания района – пришлая она, никто толком и не скажет откуда. Но культурой руководит. Точнее – командует и воюет.

Есть с кем. Знаете, я уже не первый десяток лет езжу в Долинскую, имею там некоторое количество добрых знакомых, в основном в среде интеллигенции этого славного места. Плюс политики, руководители – знаком со многими. Но эти-то, последние, молчат. А вся думающая, творческая, интеллигентная часть Долинской сегодня просто в шоке от того, что происходит.

Такое впечатление, что весь смысл жизнедеятельности госпожи Кащеевой свелся к одному – выжить, изжить, уничтожить Бельскую. Ту самую Бельскую, которая, на мой субъективный взгляд, первое и главное ЛИЦО края была и есть. Анна Сидоровна, директор Долинской школы искусств, действительно добилась многого. Трио Барышников – она, ее муж и сын (Бельская оставила имя отца, известного в свое время ученого, ставшего врагом народа и репрессированного «за украинский национализм») — лауреаты Всеукраинского фестиваля семейного творчества «Мелодія двох сердець», организованного Виталием Билоножко. Созданный ею народный хор «Джерело» — третий призер последнего нашего фестиваля «Калиновий спів». Лауреат праздника духовного пения «Молюсь за тебе, Україно». Еще… да долго можно перечислять, что за Бельской есть, всего не упомнишь. Разве еще скажу, что украинская певица Галлина – также воспитанница Анны Сидоровны.

Но Бельская не нравится Кащеевой. Очень. В принципе Анна Сидоровна сама собирается уходить с должности руководителя школы искусств, пенсионный возраст уже. Хочет, чтобы дело всей ее жизни (она руководит творческими педагогическими заведениями с 1965 года!) возглавил сын – Владислав Барышник. Человек, имеющий три образования – музыкальное, музыкально-педагогическое и управленческое. А Кащеева против…

Ладно, давайте ненадолго оставим тему Бельской с ее школой. Но что происходит с культурной жизнью района вообще? А вот что. Много лет в Долинской местные рокеры проводили ежегодно свой фестиваль в ДК железнодорожников. Так в последний раз отдел культуры отказал им даже в разовой аренде зала (200 гривен, ого!) на проведение мероприятия. Хотя галочку в отчете, уверен, поставили. В селе Кирово есть неплохой детский духовой оркестр (извините, но тоже дело рук Бельской). 9 Мая нынешнего года его «выписал» к себе Виктор Крюков, мэр Знаменки – они там шли перед ветеранами на параде, через пол-области автобус их возил. Но в Долинской им не выступить – это ж Бельской дети! Есть такой талантливый человек в Долинской, как Ольга Яковенко, делает чудесные куклы-мотанки. Так для ее выставки не нашлось ни места, ни денег, ни помощи у отдела культуры, сторонние люди помогли…

Кащеевой, видимо, не до каких-то там глупых детских оркестров. Есть дела позанимательнее. В начале этого года был творчески изыскан хороший метод борьбы с Анной Бельской. Одна сотрудница, педагог, попросилась перейти на совместительство, перевелась на работу в детсад ближе к дому, срочно ей надо было. И Анна Сидоровна, войдя в положение, ее переоформила, злодейски и коварно уволив не через две недели, положенных еще по советскому Кодексу законов о труде, а через 11 дней. Такое прегрешение не прощается. С той поры идет юридическая война на уничтожение заслуженного работника культуры (не кАльтуры). В школе побывали уже десятки комиссий, инспекций, проверок, отдел кАльтуры судится с Бельской, она оспаривает решения, причем успешно, у судьи Кировоградского областного апелляционного суда как-то аж глаза на лоб полезли, когда он прочитал, что «инкриминируют» Бельской. И оправдал ее. Но есть же и Днепропетровский суд, и арбитражный, и кассации можно подавать, считает товарищ Кащеева.

Это ничего, что за это время Бельская благодаря помощи неравнодушных людей отремонтировала, почти полностью сменила отопление в немаленьком здании школы искусств. Ей за это вынесена «догана»! Свидетели рассказывали, как кричала Людмила Кащеева на Бельскую за этот ремонт — почему, мол, не доложили. Хотя смета на ремонт школы подана в отдел культуры очень давно…

Я видел толстенные папки разнообразных бумажек, которые приходится писать руководству школы, Бельской, в основном по запросам и требованиям отдела культуры Долинской райгосадминистрации. Впору канцелярский магазин открывать близ школы, окупится. Это еще к тому, что напрямую от Бельской никакие бумаги Кащеева не принимает, в недалеком прошлом она прилюдно заявила, что ее не пустят даже в здание райсовета и администрации. Бельская отправляет все по почте, чтобы были исходящие-входящие зафиксированы.

В отношении Бельской ведутся какие-то служебные расследования, хотя она не является даже госслужащей! Интересен еще такой момент. Бухгалтерия культуры в Долинской централизованная, то бишь Анна Сидоровна сама даже не может распоряжаться деньгами своей школы. А там в спецфонде (родители сдают небольшие деньги раз в месяц, а учеников там две с половиной сотни, так что есть копеечка) накапливаются тысячи. Так вот ими для школы Бельская не может распорядиться — товарищ Кащеева тормозит, как только может, любые платежи.

У школы есть несколько филиалов в селах Долинского района. По сути если бы не Бельская, то ни о какой культурной жизни в тамошней глубинке вообще речи бы не шло. А так детки в селах учатся музыке, живописи, танцу. Почему это очень не нравится Кащеевой, понять невозможно…

Сейчас повели войну против Бельской другим фронтом. Невзначай оказалось, что коллективный договор с преподавателями и техсотрудниками школы вовремя не был оформлен. Профсоюзы вдруг обнаружили претензии к Бельской. Хотя за все многие годы никто о договоре этом и не вспоминал – так как бухгалтерии своей у школы нет, она сама финансовые вопросы сотрудников решать не имеет права, то и договор заключался напрямую с райотделом культуры. Но ничего, Бельскую оштрафовали и за это…

Есть еще смешные бумажки – типа «О состоянии культуры в Долинском районе». Так там вначале перечисляются все заслуги того же хора «Джерело», трио Барышников и т.д., а в резюмирующей части – А.С. Бельская запустила хор, запустила школу…

Знаете, есть весомый показатель работы творческих заведений для детей. А именно – сколько выпускников конкретной школы поступило в музучилище или на музыкально-педагогический факультет педуниверситета. Так вот, у Бельской этот показатель – наивысший в области! Скольким деткам она дала дорогу в творческую жизнь, даже не подсчитать! И музыканты, и актеры (например, Тамара Зарезко в Сумском театре имени Щепкина, Ростислав Королькевич – в России в сериалах теперь снимается, ну и Галлина та же), одних дипломантов всеукраинских и международных конкурсов – десятки!

Вроде бы уже дожали – есть приказ Кащеевой об увольнении Бельской и назначении и.о. Бельская оспорила его в суде, у нас есть в редакции этот уникальный документ о снятии А. С. Бельской, любой вменяемый юрист без смеха его читать не может. Дело не закончено. На самом деле Бельская сама хочет уйти, понимает, что время пришло, но не ТАК уйти. Не просто уволить ее хотят, а с позором, публичной поркой – чтоб все знали, кто в Долинской кАльтурой заведует! И за то, чему отдала немалую часть своей души, у нее сердце болит…

Хочу добавить напоследок – в Долинскую «УЦ» пригласила отнюдь не Бельская – слишком она скромный человек, не ее это. А другие ее коллеги позвали, которые, увы, очень просили не упоминать их имен – кто знает, сколько еще Кащеевой кАльтурой руководить, а им еще жить и работать здесь…

В этой стране живут самые пушистые коты, а на фабриках вручную ткутся самые дорогие в мире ковры. На ночь молодые мамы рассказывают детям старые-старые сказки прекрасной Шехерезады, а папы в это время возвращаются домой на «Мерседесах» и «Ламборджини». Исторические сооружения, оставшиеся от одной из древнейших цивилизаций, чередуются с небоскребами из стекла и металла, а русых не меньше, чем жгучих брюнетов. Итак, уважаемые читатели, добро пожаловать в Иран, центр некогда могучей Персидской империи, закрытую страну, о которой ходит много слухов и куда нас приглашают студенты Государственной летной академии Украины.

Али Реза Рахани, Реза Таг и Афкари Ахмед-реза вместе поступили в Национальный авиационный университет на инженерную специальность. Подучили русский язык, стали осваивать предметы. Но так сложились обстоятельства, что ребята вынуждены были перевестись в Государственную летную академию Украины. Приезжали в Кировоград вроде бы ненадолго, да так здесь и остались. После окончания вуза хотят вернуться домой, по-другому и быть не может. Патриотизм наших иранских собеседников чувствуется в каждом их слове.

О любви к своей родине говорит и Ашкан Момензаде — будущий пилот. Парень из весьма обеспеченной семьи. Отец Ашкана — моряк дальнего плавания, сейчас занимается бизнесом. В кировоградскую летную академию Ашкан попал не сразу: изначально хотел получить высшее образование в США, но на то время молодому человеку было 17 лет, а в курсанты зачисляли только с 18-ти. Там же, в Штатах, ему посоветовали выбрать другую страну — и Ашкан остановился на Украине. Вначале тоже поступил в НАУ, затем за компанию с друзьями перевелся в ГЛАУ. Обратно в Киев не хочет, говорит, здесь качество обучения лучше и жизнь комфортнее. Авиация, по его словам, в Иране очень развита — почти в каждом городе есть аэропорты, из них более десятка международных. Будущего пилота гарантированно ждут хорошая зарплата и престижная работа.

— В Иране после школы я должен был идти в армию на 2 года и все это время не имел бы права покидать страну. Вы не думайте, я обязательно пойду служить, но уже после вуза. Тогда я буду иметь офицерское звание. Армия у нас контрактная, мы все хотим служить стране, я горжусь тем, что принесу Ирану пользу.

— А воевать за Иран отправился бы без колебаний?

— Конечно. Но на Иран никто не нападет. Мы сейчас с Россией в очень хороших отношениях. Есть конфликт с Америкой, но пресса его дополнительно раздувает. Мы США не боимся. Иран — мирное государство, но… пусть они нас боятся.

— Ребята, если бы вы были гидами, что в первую очередь показали бы иностранным туристам?

Афкари: — Я родом из Мешхеда (Мешхед — священный город шиитов. В нём расположен мавзолей Имама Резы, особо почитаемого в Иране. Ежегодно Мешхед посещают около 20 миллионов паломников и туристов. — Авт.). Истории и культуре нашего города 5 тысяч лет, он один из самых древних. У нас очень красивые здания, памятники архитектуры, мечети… Очень большие парковые зоны, в некоторых сохранились элементы дикой природы, там живут в естественных условиях животные, можно ехать на автомобиле и наблюдать за ними.

Есть и play-land — парки с разнообразными аттракционами. Это не то, что в Кировограде, вообще не сравнивнишь! Чертово колесо в нашем городе — самое большое в Азии, если ты в верхней точке, то весь город и окрестности видишь. Есть поезда ужаса, очень страшные, вы такого не увидите нигде!

Город разноцветный, это смесь модерна и хай-тека. Также и в одежде: есть европейская одежда, есть восточная.

Ашкан: — Я родился в Тегеране, но сейчас живу в Ширазе. Там есть исторический комплекс, которому 7 тысяч лет! Недалеко от Шираза находятся развалины древней столицы первой Персидской империи Ахеменидов — Персеполя, о нем все слышали, вот этот памятник архитектуры надо обязательно увидеть. У нас тоже есть огромный парк. Понимаете, земля во всех парках государственная, поэтому их так много. Государство все делает, чтобы было красиво.

— Перед поездкой в Украину вы что-нибудь знали о ней?

— Ничего. Просто знали, что здесь сильные авиационные вузы, что это часть бывшего Советского Союза, есть русский и украинский языки. И все. Когда мы были в посольстве, нам менеджер рассказывал, что в Украине немного есть расизм, не любят людей с черными волосами. Нам сказали, что если мы идем куда-то, то надо держаться большой компанией и не гулять ночью. Безопаснее брать такси.

— И что, пугали вас не зря?

Ашкан: — Да-да. Со мной, правда, ничего не случалось, но я видел, что моих друзей обижали. Это в Киеве было. 30-40 человек местных подошли к нему (показывает на товарища. — Авт.) прямо возле университета. Он шел из магазина с продуктами, а они его встретили и побили очень сильно. Об этом даже в газетах писали. Мы потом в милицию обратились, и этих людей нашли. Мы на опознании были, но сами их не наказывали… Пусть милиция разбирается. Но в Кировограде такого нет вообще. Кировоград намного-намного лучше Киева, спокойнее…

— В Иране есть светловолосые люди или все, как вы, — брюнеты?

— Конечно, есть. Они не красятся, это натуральный цвет. У нас самый распространенный цвет волос — темно-русый, такая генетика.

— Все-таки кто пользуется бОльшей популярностью — блондинки или брюнетки?

— Темноволосые девушки.

— Обязательно, чтобы будущая жена была мусульманкой? Или отношения с иностранками для иранцев не проблема?

Афкари: — Это нормально, абсолютно. Скажу о себе: мои родители обрадуются, если я привезу украинскую жену. Смотрите, мы не как арабы. Мы тоже мусульмане, но мы не сунниты, мы — шииты. И по-другому воспитаны, чем они. У них можно 10 жен иметь, а мы говорим: «Бог один, жена — одна». Если я заведу двух жен и об этом станет известно, я окажусь в тюрьме. Неофициальная жена может быть, но это во всем мире так.

Ашкан: — Религию человек сам должен выбирать. Мы не можем сказать: «Ты должна быть мусульманкой». Мы об этом даже не спрашиваем — религия должна быть в сердце. Мы нормально ко всем относимся и ни в коем случае не считаем христиан «грязными»! Главное, чтобы сам человек был хорошим.

— Вы уже 3 года живете в Украине. Замечали разницу в менталитете?

— Конечно. Например, если в Иране 2 человека на улице дерутся, то люди сразу же подойдут, вмешаются, разнимут. И в милицию никто не попадет, все закончится спокойно. Потому что, если человек за драку окажется в милиции, у него будут очень-очень серьезные проблемы. А тут я вижу, если кто-то ударит кого-то, то никто не поможет, вообще! Я вот сам хотел подойти, когда видел драку на улице, но те украинцы, что с нами были, говорят — нет. «Так они же убьют друг друга!» — «Ничего страшного…»

— Неужели драка — в Иране одно из самых тяжких преступлений?

— На первом месте убийство, как во всем мире. Затем драка и наркотики.

— А как у вас относятся к алкоголю?

— Если ты сидишь дома, хочешь выпить и при этом никого не трогаешь — пожалуйста. Пьют виски, пиво, водку. А по улицам с бутылкой нельзя ходить, что вы! Милиция сразу заберет. И курить можно, почему нет? Главное, не наркотики. И не за рулем, и не среди людей. Для этого выделены отдельные места.

— Вас не шокирует фривольное поведение нашей молодежи?

— То, что они сидят в пивных палатках? Это их дело, но у нас не так. Просто все собираются в частных садах (виллы за городом. — Авт.). В Иране у 70-80% людей есть свой фруктовый сад, помимо квартиры в городе, в конце каждой недели мы туда ездим. Компании собираются по очереди — то в одном саду, то в другом. Он стоит минимум 70 тысяч долларов.

— А какая у вас в стране средняя зарплата?

— 3-6 тысяч долларов. У нас 40% богатых людей. Все работают. Государство планирует рабочие места. В любом случае, если работать, то сад сможешь купить. Когда жарко, там особенно хорошо: бассейн, конюшня, два гектара земли. У нас все растет: апельсины, яблоки, пальмы, виноград, гранаты, фисташки, вишни, арбузы. Иран — географически четырехсезонная страна, четко видно, когда зима, когда весна, лето, осень. У нас все сезоны наступают вовремя. Зимой снег обязательно, дети на санках катаются, снежных людей лепят. В Украине весны в принципе нет, а у нас она наступает постепенно…

— Куда иранцы ездят отдыхать?

— На север страны, там отличная погода осенью и летом. Там курортные, туристические центры.

— Расскажите, что позволено иранским женщинам?

— Они могут и пить, и курить. На них нормально смотрят, это их дело. В Иране женщины и мужчины одинаковые, разницы нет. У них такие же права. Женщины одеваются, как им нравится. Хиджаб надевают, но если сами этого хотят. Хиджабы же у нас не такие, как в арабских странах: и лицо женщины показывают, и волосы, и руки, и ноги. На улице, если девушка идет с закрытым лицом, люди будут смотреть на нее с удивлением. Если жарко, можно ходить не в шортах, конечно, но в коротких джинсах. Маечку можно надевать, чтоб на сантиметров десять она была выше брюк — в таком случае хиджаб или паранджа будут очень легкими, с открытой шеей. Я видел, что и в Украине так одеваются, и в Америке…

— То есть на пляже девушки могут ходить в купальниках?

— Могут. Но у нас раздельные пляжи: мужской и женский. Бассейны тоже разные.

— А какую музыку вы слушаете обычно на дискотеках?

— У нас дискоклубы не так популярны, как в Украине. Есть рестораны, кафе, где играет живая музыка. Дискотеки есть, но люди туда не ходят. Больше любят специальные комплексы для молодежи, там картинг, мини-железные дороги, игромир… Из музыки очень популярен Араш, мы его слушаем. Другие иранские исполнители тоже нравятся. Но у нас можно купить любые диски, даже «Тату», Ани Лорак, Меладзе, Бритни Спирс, Майкла Джексона, Селин Дион… У нас есть бесплатное кабельное телевидение, музыкальные каналы с европейскими, американскими клипами. Прошлое «Евровидение» мы смотрели здесь, в Украине. Араш там был, он же сам иранец, но Азербайджану делал музыку, третье место получил, он очень популярен у нас.

— Молодые люди у вас после школы идут учиться в вузы или сразу хотят устроиться на работу?

— У нас все понимают, что надо сначала учиться, а потом зарабатывать. Учеба важнее, чем деньги.

— А если у тебя богатые родители?

— Я выбрал путь: учусь, потом сам зарабатываю. Никогда не буду смотреть на деньги своего отца, хоть он мог бы меня обеспечить. Но я хочу работать. Я понимаю, что все, что у папы есть, не дай Бог, когда он умрет, перейдет ко мне.

— А женщины у вас работают?

— Мы своим женам скажем: «Делай так, как тебе удобно». Если жена, например, будет магистром по какой-то специальности, она училась, потратила время, то как я скажу: «Сиди дома»?

— Процитируйте ваше любимое четверостишие Омара Хайама.

— Сложно… Надо подумать, мы просто 3 года не жили дома, уже все забыли. Но у нас есть более известные поэты, Маулана, например. Мы в школе много учили — и стихи, и биографии. У нас был отдельный курс иранской литературы, и отдельный — мировой. Мы знаем Шевченко — это украинский поет, Пушкин — русский.

— На ночь вам мамы сказки Шахерезады рассказывали?

— Да-да, когда маленькими были. Это старые сказки, но есть и новые, тоже интересные.

— В Персии много персидских котов?

— Персидские коты во всем мире есть. У нас они живут дома, большие, пушистые такие. Непушистые только на улице, но они просто голодные. В Иране все коты — персидские, они же красивее, чем другие.

— Персидские ковры — тоже не миф?

— У нас у всех дома есть ковры ручной работы. У кого-то есть и машинные, но это ненормально. На полу лежат такие ковры, по которым чем больше человек ходит, тем они становятся лучше. Чем ковер старее, тем он дороже. Это специальная технология. В городе Керман есть специальные фабрики, где люди вручную ткут эти ковры. На один ковер уходит от 1 до 5 месяцев. Можно делать и год, если ковер на 100 квадратных метров. Можно делать и дома, но это уже как хобби, когда нечем больше заняться…

— Ковры лежат в каждой комнате?

— На полу — да. На стенах вешать ковры — неправильно. Только если это — ковер — как небольшая красивая картина. Классический персидский дизайн предполагает ковер. Цвет мебели должен совпадать с ковром по цвету. Понимаете, у нас мебель покупают не так, как в Украине: у нас все совпадает, это один большой гарнитур. И комнат у нас больше, чем у вас. Я здесь видел квартиры размером 60 метров квадратных … Это что такое? Стандартная квартира в Иране — минимум 180 квадратов, 3-4 комнаты, спальни имеется в виду. А есть еще большая гостиная и комната, где собирается вся семья. Мы любим гостей, мы очень общительные.

— Иранские семьи — многодетные?

— Максимум трое детей. У меня, например, только одна сестра.

— А какие у вас свадебные традиции?

— Познакомиться можно где угодно — хоть в гостях, хоть на улице. Потом говорим: «Мама, эта девушка мне нравится». Если хотим жениться, то родители парня идут к родителям невесты знакомиться и просить ее руки. У нас на свадьбу приглашают тысячу человек. Гуляют двое суток, там собираются все-все знакомые. Платит обычно жених. Для этого есть специальные места «талары» — как огромные рестораны. Если летом, то все собираются на барбекю, но в приличной одежде. Самый нормальный подарок, который папа делает ребенку, — это машина или квартира. Машины есть у всех, кто старше 18 лет. А как без машины? Папу надо попросить — и все. В Иране разные автомобили: «Феррари», «Ламборджини», «Мерседесы»… У нас даже тут, в Украине, есть машины.

— Молодожены живут в родительском доме?

— Нет-нет, что вы?! (смеются в один голос. — Авт.) Свой дом у семьи должен быть, а не как в Украине — на 30-ти квадратных метрах все в куче.

— В Иране можно разводиться?

— По суду можно. Если вместе жить не получается, проблемы постоянные, то зачем? Люди должны написать заявление, если оба согласны на развод, 4 месяца подождать, и все: можно искать другого мужа или жену.

— Ребята, после окончания ГЛАУ, если бы вам предложили работу в Европе, вы бы согласились? Это же престижно…

— Нет, ни в коем случае. Надо вернуться домой. Каждый человек должен гордиться своей страной, любить ее. Мы просто считаем, что в Иране лучше всего. Это для европейцев должно быть престижно приехать к нам, а не наоборот…