Спустя всего 8 лет после победы союзников над фашистской Германией мир захлестнула другая война. Холодная. Которая затянулась на десятки лет и унесла огромное число жизней… Мир вмиг превратился в биполярный. На одной стороне обескровленный, но амбициозный Советский Союз, где наши бабушки и дедушки отстраивали уничтоженное напрочь социалистическое народное хозяйство, а на другой – США, уверенно укрепляющие позиции капиталистического строя. Но между полюсами, разделенными железным занавесом, был целый мир – третий. Где-то за морями и океанами, в далеких азиатских и африканских странах гремели бои. Здесь – не на своей территории – вели чужую войну два могучих государства, соперничая за мировое господство…
В Гайворонском районе, в поселке Сальково, живет очевидец многих событий, военный хирург Владимир Савченко. Его судьба удивительна. Он побывал в аду египетской войны, не успел отдышаться, как был призван во Вьетнам. Там познакомился с азами восточной нетрадиционной медицины, которые впоследствии очень пригодились. Специально обучался рефлексотерапии и работал в этом направлении в престижной польской клинике. Работая по специальности, объездил весь мир. Но речь сейчас не об этом. Владимир Николаевич специально приехал к нам в редакцию, чтобы поговорить о самых ярких мгновениях, которые полыхают в его памяти, будоражат душу и даже спустя много лет увлажняют глаза, – о войне. Он рассказывает о тех ужасных днях очень просто и искренне, без излишней героики, потому что очень хорошо понимает: война, любая война — это далеко не только крики «ура!» во славу вождя и идеи. Как врач, как хирург наш собеседник не понаслышке знает ее вкус. Ее цвет и запах.
Мы беседуем о войне без купюр, говорим о той ее обратной стороне, о которой тогда рассказывать было не принято, да что там не принято – просто нельзя.
Предложение, от которого невозможно отказаться
В 1970 году Владимиру Савченко было 30 лет. Молодой специалист. Молодая жена. Перспективная работа в престижной клинике, которую именовали просто — «больница моряков». Был на хорошем счету у партийных органов. В общем, жил не тужил. Пока в один прекрасный день к нему не пришел главврач с предложением, которое повергло Владимира в полный ступор.
— Ты хорошо зарекомендовал себя в студенческом партбюро. Пользуешься авторитетом у коллектива во всем. Знаю, что хороший специалист. Поедешь в Египет в составе бригады врачей, которые будут исполнять миссию по обеспечению боевых действий флота и войск в долине Нила…
«Какие боевые действия? Что за Египет?» Владимир Николаевич не хотел никакой военной романтики. Он уже был по горло сыт острыми ощущениями во время срочной службы в ракетной части стратегического назначения. Поэтому наивно ответил, мол, никуда не поеду. И оставьте меня в покое.
«Володя, никуда ты не денешься, — вечером сказала нашему собеседнику его мудрая не по годам жена. — Они тебя заставят».
И правда, через несколько дней перед молодым хирургом некими людьми в серых костюмах был поставлен вопрос ребром: «Если ты отказываешься помогать нашим войскам в Египте, ты теряешь все. А если соглашаешься, то после выполнения своей миссии получишь массу преимуществ».
«Да, получу, не сомневаюсь. Если, конечно, вернусь…» — сразу пронеслось в голове.
Конечно же, наш собеседник знал о перипетиях этой арабо-израильской войны. Что-то слышал по телевизору, что-то читал, что-то рассказывали знакомые. Тем не менее, его представления об этой стране сводились к истории Древнего Египта и династии Птолемеев, вековом городе на побережье Средиземного моря, названном в честь Александра Македонского, реке Нил, прекрасной Клеопатре и божественной Нефертити. И как же сложно было представить, что в этой колыбели мировой цивилизации сейчас, в мирное время, звучат выстрелы, рвутся бомбы и гибнут люди…
Египет
Все оказалось еще страшнее, чем рисовало воображение. К александрийскому порту они добирались на сухогрузе «Академик Шиманский». Доставка оружия из южных портов Украины проводилась в челночном варианте: туда везли оружие, а обратно – раненых бойцов египетской армии. Громадные турбоходы покидали родные берега ночью под конвоем, в сопровождении воздушного и подводного флота, в обстановке строжайшей секретности. Для маскировки на палубу ставили сельскохозяйственную технику, и корабль шел под видом мирного сухогруза.
— Ночью мы подошли к створам Александрийского маяка, южная столица Египта стояла в кромешной тьме. Ни одного огонька. Город как будто умер… В порт судно заходило фактически на ощупь, лоцмана на борт не брали, уж слишком рейс был секретным…
Брошены швартовы. Этот звук прозвучал, как выстрел, и разбудил ночную тишину. Портовая военная охрана, разведка, советские военные советники и остальные, причастные к рейсу, заняли свои места. Военные представители Египта по трапу поднялись к капитану Емельянову, который уже выполнял ряд подобных миссий на Кубе, в Алжире, Сирии, Ливане, Конго. Волевое мужественное лицо, выправка. Он, наверное, тоже нервничал. Но на лице не дрогнул ни единый мускул. Скомандовал открыть трюмы – и вот уже первая автобронетехника поехала по арабской земле. За ней неторопливой колонной потянулись комплексы радиолокационного слежения и ракеты типа «земля-воздух». Выгрузка проводилась интенсивно, три трюма уже были готовы стать эвакогоспиталем для раненых…
— А дальше началось ужасное. Откуда ни возьмись, буквально в одно мгновение, ночное небо прорезал металлический рев израильских бомбардировщиков и истребителей. И наступил конец света. Хаос, пожар, смрад, крики и стоны разлетались эхом по городу…
Выгрузка техники временно прекратилась. В тот день серию воздушных атак местные ПВО отбили, но зимняя резиденция короля Фарука сгорела дотла. Паника. Боль. Слезы. Горе…
— Все это в который раз стоит у меня перед глазами…
А дальше – еще страшнее. В разгар выгрузки стали прибывать первые береговые транспортеры с ранеными, которых свозили со всего Египта. Их привозили и оставляли рядом с судном, бросали, стонущих и умирающих, потому что был четкий приказ: «До завершения разгрузки никого не пускать на советский корабль».
— Среди покалеченных людей волнами поднимались возмущение и паника. Они кое-как начали приближаться к полицейскому кордону, умоляя ускорить процесс. До спасительных рук врачей оставалось несколько метров, но преодолеть их было невозможно. Раненые египтяне готовы были стоять на коленях, ехать за помощью не только в Союз, но и на край света. Они не знали тогда, что не всем повезет…
На причале начали работать пункты медицинской сортировки. У врачей не было времени на раздумья и осознание всего ужаса той ночи. Под руководством опытных коллег наш собеседник приступил к своим прямым обязанностям – перевязки, обезболивание, проведение противошоковой терапии. Самая тяжелая работа досталась сотрудникам «сортировочного» подразделения. Только легко раненных они направляли в трюмы плавучего госпиталя. Остальные оставались на произвол судьбы.
— При помощи переводчиков и полицейских мы разъясняем цель сортировки, ведь не все вынесут дорогу. Остальным надо долечиваться в Александрии, и шансов попасть на корабль у них нет…
— Картина войны ужасна. Сердце разрывается, когда бесконечная череда обреченных и полуживых в слезах, со стонами, в грязных, вонючих одеждах, а то и обнаженные, молят тебя и Аллаха о помощи. Хватают за руки, халаты, заклинают о пощаде, падают ниц со словами молитвы и просьбой спасти их. Слова «товарищ», «брат», «коммунист», «помоги» шепчут они, а лица искажены гримасой бессилия, и нет от их пронзительных криков спасения. Постоянно растет количество тех, кто без сил падает на асфальт, – им уже ничего не надо, им уже никто не поможет. Местная полиция старается оттянуть умерших в сторону, другие, кто ближе к воде, падают в грязную пену замертво. Над этой пропастью ночи в наш мозг врезаются заунывные переливы молитв из Корана, обращения к Мохаммеду… Многие застывают в позе правоверного мусульманина и ждут своего часа…
Незаметно наступил рассвет. Напряженная работа продолжается, растут кучи грязных перевязочных бинтов. Деть их некуда, приходится всю эту заразу бросать в воды черного Нила. «У некоторых бедняг под повязками, сделанными раньше кое-как, завелись черви. Они на них уже не обращают внимания, сквозь вонь, смрад смотрят с надеждой в глазах… К человеческому плачу привыкаешь быстро, — говорит Савченко. – В первый же день мы переняли эту черту арабских мужчин».
Тех, кому повезло и кто оказался в спасительном трюме, начинают обихаживать: поят чаем, дают лаваш. А те, кто остался на причале, – ждут очередных спасителей…
Покидали советские миссионеры Александрию следующей ночью. Бригада Владимира Савченко работала на переходе Египет-Батуми без отдыха, люди в белых халатах следили за каждым из пострадавших, делали необходимые операции в условиях удушья, дискомфорта, отсутствия вентиляции… Прошли Родос, Босфор и Дарданеллы. Родина была совсем близко…
— Свобода даром не достается. А кто не умет ценить ее и защищать, тот хуже раба… Судьба моих пациентов мне неизвестна. Главное то, что они были спасены страной, которая для них, египтян, была далекой и чужой, а стала близкой и родной… При случае, я думаю, они расскажут своим детям и внукам о тех событиях. Я уверен, на всю жизнь эти люди запомнят русские слова «вода», «хлеб», «мама»…
Владимир Николаевич ездил в Египет несколько раз. Был там подолгу, сам того не желая, свыкся с реалиями войны. Домой отправлял только короткие телефонограммы, которые подлежали цензуре. «Жив. Скучаю». В один из таких вояжей нашего собеседника вызвало руководство. Ничего не объяснили толком, просто поставили в известность, что надо собираться. Для Савченко миссия в Египте на этом моменте закончилась. Потому что впереди его ждет новое спецзадание. Вьетнам.
На другой конец света
Времени на переезд было в обрез. Из Батуми он помчался в Одессу, попрощаться с родными. Улетел в Москву на инструктаж. 3 дня слушал и запоминал вводные. Снова самолет. Теперь посадка во Владивостоке. Лететь более 10 часов, под тобой проносятся тысячи километров родной земли, посадки в Ташкенте, Чите, в неосязаемом пространстве мелькают 7 часовых поясов, а впереди – пылающий Вьетнам.
Во владивостокской бухте Золотой Рог нашу бригаду уже ждал теплоход «Советский Союз» — громадный белый лайнер с огромными красными крестами на бортах и палубах – миссию Красного Креста, согласно международной конвенции, должны беспрепятственно пропускать через территориальные воды.
День пути – и Владимир Савченко, не успев отойти от ужасов Египта, оказался на юге Вьетнама, в самом сердце второй в его жизни войны. Участие СССР в борьбе вьетнамского народа за независимость и объединение не то, чтобы скрывалось, просто замалчивалось, а жертвы, которые понесла Советская Армия, до сих пор сосчитать сложно. Это американцы, как могли, афишировали в кинематографии свои патриотические настроения – мы, нынешние, знаем о тропических боях из фильмов «Вьетнам, до востребования», «Письмо из Сайгона», «Герои другой страны». В них американцы героически воевали и бессмысленно гибли. Советские люди погибали так же бессмысленно… Наш собеседник уже тогда видел это, знал это, чувствовал это. Он уже был готов к войне. Но не думал, что эта – столь ужасна.
Вьетнам
Конечным пунктом плавания стал Хайфон – крупный морской порт на юге Вьетнама, в дельте реки Красная. Это был особенный административный район столичного подчинения, серьезный торгово-промышленный центр, который уже давно утратил свой статус.
Вьетнам тогда представлял собой фактически стертую с лица земли страну, разделенную на две агрессивно настроенные части, отгороженные друг от друга, словно колючей проволокой, 17-й параллелью. Налицо были все худшие признаки забитой азиатской колонии: эпидемии, повальное опиумное одурманивание, нечеловеческие условия труда в шахтах, рабство на рисовых полях, полная деградация нации. Народный фронт освобождения, возглавляемый Хо Ши Мином, образовался только в 1965 году и оживил вяло текущую национально-освободительную борьбу, перманентно продолжающуюся с 1946 года. Была объявлена тотальная мобилизация страны, бушевала гражданская война.
Первые впечатления от Вьетнама:
— Руины поросли тропической зеленью, бамбуком, мангром, а желто-красный цвет реки отталкивал своей нереальностью. На берегах, в самой воде — зловещие жирные крысы, голодные собаки. На причале уже стояло много наших судов: «Балашиха», «Партизанская слава», «Искра», видели мы и польские сухогрузы…
Военная комендатура порта запрещала общаться советским медицинским бригадам между собой. Прибывших «добровольцев» разделяли на группы. Врачей всего 14. Все хирурги.
— Помню, было утро. Меня с коллегами распределили между госпиталями, под которые были оборудованы пещеры в гористой местности, и отправили по двое. Я попал в «госпиталь» на высоту 25/58, что в ста километрах от города Дананг – седьмого административного района, стратегически максимально приближенного к линии фронта.
Владимир Николаевич говорит – все, что он увидел, похоже на ад. В результате систематических бомбардировок территории Вьетнама, орошения тропических лесов отравляющими веществами – дефолиантами – и использования американцами напалма страна превратилась в непонятное жуткое месиво.
Напалм – вообще страшная вещь. В атмосфере он горит пронзительно-белым пламенем, наполняя воздух ужасным запахом горящего человеческого тела. Попадая на человека, из-за высокой температуры напалм продолжает гореть вместе с кожей, мышцами, костями, одеждой и вытекает с противоположной стороны раны в виде дурно пахнущего желе гнойного цвета. «Облитый напалмом человек, — говорит Савченко, — уподобляется дикому зверю. Это даже не танкист в горящем танке, а намного хуже».
— Не могу назвать точную цифру пораженных этой адской смесью, что прошли через мои руки: их тысячи…
При тотальном орошении джунглей напалмом горит все живое. А в случае комбинированного выброса смеси напалма с дефолиантами от тропических лесов остается лишь покалеченный сухостой.
— Земля, сожженные леса воняли горючим фосфором, паленым мясом и керосином. Людей нет. Развороченная пустыня. Остатки пожарищ. Разлагающиеся трупы людей и скота. Голодные собаки. Охрана «пещерных» госпиталей строгая. Полутораметровые люди вооружены советскими автоматами-«калашами». Молчаливые. Сосредоточенные.
Вьетнамцы знали, что к ним в госпиталь приедут хирурги из Лен-Зо (по-вьетнамски — Советского Союза), поэтому охранники сдержанно-торжественно встретили Владимира Савченко и молча провели к месту, отведенному под жилье. В одном госпитале вместе с нашим собеседником оказался Виктор Степанов, хирург из Казани.
Командовал госпиталем маленький Ле Вонг вместе со своим советником Сергеем Барко из Краснодара.
— Немного освоились. Ужинали своими продуктами. Заснуть не получалось. Разные мысли вертелись в голове… Где я? Что я здесь делаю? Этот ужас когда-нибудь закончится?
Как-то незаметно сформировалась модель поведения, единственно приемлемая в военных условиях Вьетнама. При любых обстоятельствах – только корректность, молчание и работа. Все вопросы – к Ле Вонгу и Барко. Переводчик провел первый инструктаж: курить сигареты, употреблять спиртное, говорить лишнее, возмущаться – запрещено. Идеальный вариант – немой спокойный хирург, сосредоточенный и аккуратный в работе.
— Ночь в раздумьях пролетела быстро. На рассвете за мной пришли. Отвели в пещеру, которая была метрах в трехстах от моего «Хилтона». Тут же – Ле Вонг. Мне дали халат не первой свежести, циновку для отдыха, алюминиевую кружку для чая и бамбуковые тапочки… Провели в глубину пещеры. Прохладный тропический сквозняк, тусклое электрическое освещение. На циновках лежат раненые – молчаливые, с отсутствующим выражением лица, лежат абсолютно без эмоций, полуголые. Рядом – операционная. Оборудована советской аппаратурой. Пещерный госпиталь безразмерный, рассчитан на тысячи пострадавших, главное, чтобы их можно было запихнуть внутрь горы.
Работал Савченко в паре с вьетнамским хирургом, который заканчивал московский мединститут. В первый же день после обеда – уже пришлось принимать первых раненых.
— С этого момента моя мирная жизнь закончилась. Раненые шли в сопровождении конвоя. Все босые, худые, ослабленные, дистрофичные. Я обрабатывал раны, делал бесконечное число ампутаций, выводил из шокового состояния, боролся с повреждениями от напалма. Это – самое страшное. И, знаете, — результат был! Это секрет советской военно-полевой хирургии, и аналогов такой методики лечения в мире нет… Пострадавших с передовой доставляли на циновках в виде гамака, которые тянули упряжки собак, лошадей, слонов или несли люди на бамбуковых ношах… После ожога напалмом следует ампутация. Отрезанные руки, ноги и другие части тела за сутки превращались в огромные кучи, их потом выносили за пределы госпиталя и там сжигали…
А еще он до сих пор помнит запах раны после напалма. Вот к этому привыкнуть просто невозможно. Тут не то что в масках работать надо, а в противогазах. Но их, конечно же, не выдавали…
— В такие часы мы были похожи на мясников. Все в крови. Халаты можно было выкручивать от пота и крови. А какой-то час отдыха – подарок небес…
Жизнь есть жизнь, и в военное время люди любили, женились… Савченко в своей пещере, окруженный тысячами полуживых людей-теней, даже принимал роды…
— Помню, прибегает ко мне вьетнамец. Кричит, размахивает руками. По его жестикуляции я все понял. Говорю: веди сюда свою жену… Пришли они. Боже, неужели это женщина? Худая, изможденная до такой степени, что сложно даже пол определить. В общем, роды прошли стремительно. Я принял этого ребенка. Смотрел на маленькое орущее существо и думал: «Вон оно, новое поколение вьетнамцев»…
А раненые все шли и шли. Свое оружие они оставляли на спецплощадке. Эту кучу накрывали американскими парашютами, чтоб ничего не пропало. Хотя Владимир Савченко говорит, что эта мера предосторожности была излишней. Вьетнамцы просто не знают такого понятия – воровать. Они отважные, честные и беспощадные.
— Хочу подчеркнуть, что в воюющем Вьетнаме в одиночку по джунглям никто не шастал, как это представляют многие по фильмам. Группы из трех мужчин или женщин представляли собой полноценный боевой отряд. Все решения в критической ситуации принимались на месте. Эти люди вели бой отчаянно, до смерти, казалось, они сознательно шли на самоуничтожение. По условному сигналу к ним на подмогу бежали соотечественники, которые отдельными группками ходили по секретным тропам Хо Ши Мина.
После выполнения боевой операции эти маленькие смелые партизаны вмиг куда-то исчезали, прятались под землю, в свои норки. Это особенность вьетнамской тактики. Вся воюющая территория была изрезана и перерыта тайными окопами. Сверху эти дыры накрывались пальмовыми листьями или были искусственно заплетены молодыми порослями бамбука. В них сидели герои-привидения, целью которых было уничтожить все вражеское. У нашего собеседника сложилось впечатление, что в этих тропических джунглях все было подчинено одной великой идее – победе. Ни о каком личном комфорте речь не шла. Ели вьетнамцы, что под руку попадалось: молодой бамбук, муравьев, слизняков, рыбу, моллюсков, змей – живых и запеченных, собак, крыс, если повезет – то диких коз, ну и, безусловно, рис.
Армия народного фронта была практически на самообеспечении, ну разве что оружие и медикаменты, да немного продуктов завозилось из Советского Союза и Китая.
— Суровые будни войны проходили как-то параллельно с обычной жизнью в условиях мобилизации. Взрослые воевали – дети учились в школах. Голодные, измученные, тихие, сдержанные, смирные вьетнамские малыши ходили по утрам в условные классы, где постигали азы грамотности. Их учили не только грамматике и арифметике, они в первую очередь обучались жизни и смерти. Я их видел много раз, но помню первое впечатление: на детских личиках уже оставили отпечаток мудрость, мужественность, внимание… и молчание. Я не слышал их плача. Казалось, что этот народ – от мала до велика – уже выплакал все, что можно. Для них любой командир (будь то начальник или учитель) – это сосредоточение дисциплины, порядка, некий пример прочих моральных качеств. Командир всегда прав, иного мнения не существует: он руководит боем, заботится о жизни подчиненных, только он владеет необходимым арсеналом знаний. Единым выкриком командир дает команду «к атаке», а сигнал к отступлению читается по мимике лица. Люди растворяются в джунглях, и противнику просто не с кем воевать.
Владимир Савченко утверждает, что к раненым во Вьетнаме относятся по-особому. Это не жертвы. Это – герои. Кстати, наш собеседник воочию видел те самые растиражированные в американских фильмах «вьетнамские ловушки», дно которых забито острыми бамбуковыми палками. Если враг в них попадает – он обречен. Собственной беспечностью насаженный на колья, противник мучится так, пока его кончину не ускорит голод или не съедят через несколько дней животные. Бойцы Народного фронта не попадали в такие ловушки – через каждый метр на пересеченной местности стояли понятные только им отметки-предупреждения.
Советские врачи лечили, как умели, как могли, спасали жизни людей, как если бы это были их сограждане и земляки.
— Увиденное и пережитое передать невозможно. В этих госпиталях лечились не только вьетнамцы, но и красные кхмеры, лаосские и китайские добровольцы, даже американские пилоты и пехотинцы… Я видел горе, страдания, героизм. Я уверен, что каждый человек за свою жизнь должен пройти некое чистилище (у каждого оно свое), чтоб в совершенстве узнать жизнь и нести за нее ответственность.
Я никогда не афишировал свое участие в этих войнах. И ничего, кроме памяти и какой-то особенной душевной гордости, у меня от них не осталось. Я знал, кто и чем заплатил тогда за мир в Египте и во Вьетнаме. И молчал.
Сейчас я не зря заговорил о «своих» двух войнах. Воспоминания очевидцев нужны не только для того, чтобы оставить о себе память. Мой рассказ – это предупреждение всем нам, украинцам нынешним: люди, остановитесь, задумайтесь, что же вы делаете со своей страной? Вы толкаете ее на грань самой страшной в мире гражданской войны, которая во сто крат хуже любого иноземного нашествия, вы делите государство на куски, удовлетворяя собственные политические амбиции и интересы! Память о войнах прошлого предупреждает, набатом стучит в сознание и говорит о том, ЧТО может ждать Украину, если она потеряет свое единство, свою государственность, если другие, более сильные страны налетят на нее – слабую и разобщенную, – как коршуны. Тогда нам ничего не останется, как отбиваться, отбиваться так, как делали люди в тех странах, где я был…
P.S. После окончания своей врачебной миссии во Вьетнаме Владимир Савченко вернулся в Украину, какое-то время занимал ответственный административный пост в системе здравоохранения, потом переквалифицировался и занялся рефлоксологией (нетрадиционные методы лечения, азы которых почерпнул во Вьетнаме), практиковал в престижной частной клинике в Польше, побывал в десятках стран. Встречался с Фиделем Кастро. Говорит, что жизнь, несмотря ни на что, удалась. Сейчас на пенсии…