Человек никогда не устанет восхищаться. Очередным поводом восхититься нас порадовал Николай Цуканов, пригласивший в галерею «Елисаветград» Николая Гроха, неподражаемого акварелиста, народного художника Украины.
Выставка работ мастера продлится до 15 октября. Смотреть на полотна художника можно бесконечно — настолько они необычны и прекрасны. Так же бесконечно можно слушать этого мудрого человека.
— Николай Никифорович, в вашей жизни были загадочные, мистические истории?
— Были, конечно. Вот одна из недавних. Я, как и любой другой художник, один работаю в мастерской. Писал я натюрморт. У меня есть подаренные куклы, я их разместил на стеклянном кубе, некогда бывшем аквариумом. И вдруг я вижу на стекле отражение глаза и понимаю, что это глаз моей покойной бабушки, и я его написал. А за двадцать дней до этого умер мой отец, сын бабушки. Чем не мистика? Сижу я, думаю, рассуждаю, и вдруг за моей спиной раздается пистолетный выстрел. Я замер, боюсь повернуться. Пошел исследовать мастерскую. Оказалось, засохший на стенках металлической мисочки столярный клей отлип с оглушительным звуком. Много такого случалось.
— Вы говорите, что используете в работе кривые зеркала. С зеркалами вообще много мистики связано.
— Это не совсем зеркала. Это зеркальная пленка — серебристая или золотистая. Я делаю из нее фон и низ, натюрморт в ней отражается. Поскольку пленка не совсем ровная, она образовывает другие формы, которые интереснее предмета, который ты пишешь.
Я случайно открыл для себя этот эффект. Во времена, когда туго было с рамами для картин, мы клеили на них эту пленку. Как-то я положил рулон, он раскрутился. У меня есть рубашка из лоскутков, которую мне жена пошила. Я бросил рубаху на рулон, и она так заиграла в отражении! Сам предмет уже скучный, он статичный. Я начал писать, усложнять. Когда уставал писать, делал фотосессии. Это для меня как записная книжка, потому что я помню воздух. Чужая фотография для меня мертвая, а по своим я вспоминаю ситуацию, запахи, эмоции.
Вообще природную красоту не переплюнешь. Как бы ты ни старался, какую бы высокую планку ни ставил, а то, как свет проходит через нежнейшие лепесточки ирисов, это непостижимо и недостижимо. Как свет преломляется, играет. Я пишу ирис. Этот цветок живет недолго. Он доверчиво перед тобой раскрывается, обнажается, как при очень большом доверии. Дунь на него, он поломается — такая нежность. И вместе с тем невероятная цветная нюансировка. Потом он начинает складываться, кормить куколку, и перед тобой вторая жизнь. Когда ты это наблюдаешь, думаешь: Господи, это так похоже на человеческую жизнь.
— Почему не всем дано видеть игру красок, прохождение света сквозь лепестки?
— Потому что мы разные. Мне не дано разобраться в мобильнике. Не дано, и я не хочу. Не хочу окунаться в Интернет, потому что я потеряю свою линию, сосредоточение на своем деле. Я говорю своим ученикам: вы стоите в определенной точке и видите перед собой другую точку — то, чего хотите достичь. На пути к этой точке вы познаете, расширяете сознание. Когда дошли до середины, в зрелости, должна прийти мысль, что не стоит распыляться, надо сосредоточиться на основном. Вы продолжаете движение с определенным багажом, опытом, лишнее отсекается. Если представить это схематически, получается ромб.
— Пользоваться мобильником можно научить любого, а замечать красоту окружающего мира — далеко не каждого.
— Понимаете, талантливого человека Боженька поцеловал в лобик. А дальше нужно развивать свой талант, попав в благоприятные условия. Приведу пример. Вы, наверное, знаете художника Пояркова. Когда-то он заявил, что является лучшим художником-графиком Украины. А я не помню его работ, не видел их на выставках. Потом он уехал в Америку, вешал там лапшу на уши, делал какие-то мистические иллюстрации, фотографировался с известными актерами и продавал им свои работы. Приехал сюда, из кепки не вылазит, ходит по Верховной Раде, проявляет свою эпатажность. И есть художник Ерко, работающий в издательстве «А-ба-ба-га-ла-ма-га». Он член Союза художников и даже не дал свою фотографию для словаря художников Украины. Званий ему не надо, при этом человек творит блестящие вещи. Сверхскромный Ерко — это «Мерседес», а Поярков — «Запорожец». Вот и решайте, кого Боженька поцеловал.
— Каково быть одним из лучших акварелистов?
— Мне приятно. У меня есть книга, которую я на выставках оставляю для отзывов. Там такие записи! «Ты наш Врубель», «ты Моцарт акварели»… Особенно женщины пишут восторженно. Есть сообщества, которые влюблены в ирис, культивируют его, выращивают по науке. И я своими изображениями ириса капнул на женскую душу, за что получаю восторженные отзывы. Я в таком возрасте, что спокойно к этому отношусь, хотя, взяв планку, хочется быть на уровне.
В нашей жизни, в прессе столько негатива, и на этом зарабатывают. На фоне этого хочется дать людям какой-то позитив. Я в киевском Доме художников открыл выставку, которая называется «Война и мир». Война — не иллюстрации. Я считаю, что сейчас иллюстрировать войну рано. Сейчас нужна очень большая правда, и вся фальшь будет восприниматься агрессивно, и ты не имеешь права показывать неправду. А для большой, философской правды еще не пришло время. Война в моей выставке — большое зло, от которого страдают простые люди. Самая большая работа на эту тему — «Окно на Грушевского», где шли бои. Я люблю изображать кукол, и на этой картине — окно, мои любимые куклы и пламя.
Еще там есть работы на тему Голодомора. Я вырос и воспитался, слушая радио. Как-то в середине восьмидесятых по радио читали книгу Конквеста о Голодоморе. С восьмидесятого года передо мной всегда открыт альбом с мелованной бумагой. Там даже авторучкой в маленьких размерах можно делать интересные рисуночки. Я там чиркал эскизики размером два на два сантиметра или два на три. И на тему голода в том числе. Одну работу я попросил сына увеличить на компьютере до размера А4. Я увидел совсем новое качество работы. Ты не считаешь, сколько там пальцев, а ищешь мысль. Я с большим удовольствием повторил эти рисунки через световой стол. Некоторые даже увеличил до А1. Совсем новое качество.
А мир у меня — натюрморты и пейзажи. Я их повезу в клинику Амосова. Мы там сделали выставочный зал, подарили сорок детских работ, сорок репродукций мирового искусства. Эта идея принадлежит профессору, который меня оперировал.
Я редко подписываю свои работы. Каждый зритель должен иметь счастье почувствовать себя соавтором — попадет с тобой в резонанс или нет. Если попал — для него счастье: он намыслит больше, нежели ты придумал. Даже если работа незаконченная, зритель мысленно ее завершит. В этом кайф. А когда четко все изображено да еще и подписано, уже неинтересно.
— Сказали, что вы впервые в нашем городе и поражены его историей.
— Да, впервые. И да, поражен. Ну, театральная столица — заслуга невероятная. Винниченко. Оссовский само собой — мой коллега, помню его по Москве. Осмеркин. Прошелся по центру города — очень напоминает Львов. Ваш город уютный, мне приятно здесь выставляться. Если все будет нормально, через год я готов дать новую выставку, если буду жив-здоров, потому что я под расписку ушел из больницы, чтобы приехать сюда.
— Будьте живы и здоровы. И обещайте, что через год встретимся.
— Обещаю: встретимся!
Записала Елена Никитина, «УЦ».
