Проклятие коллекции Ильина

Смерть великого (и не только по меркам Кировограда) частного коллекционера советского времени в октябре 1993 года осталась почти незамеченной для широкой публики. Похороны были скромными, как говорят, даже без поминального обеда. Неприметной фигурой при жизни был и сам коллекционер — бывший электрик кировоградского треста столовых.

Тем не менее, совсем безвестным он не был. Его знали другие коллекционеры областного центра, краеведы, сотрудники музеев и картинной галереи. Но и им было известно о нем далеко не все. Знали его также как реставратора и переплетчика высочайшего класса. Но никто, если не считать живших вместе с умершим племянников, не имел достоверной информации даже об объемах его коллекции. Сам он нигде и никогда на эту тему не распространялся.

Но через три месяца Александр Борисович Ильин и его коллекция стали темой номер один в региональных и столичных СМИ. Писала о нем даже московская «Комсомольская правда». Тогда-то и обрушился на ошеломленную публику шквал информации, достоверность которой было невозможно оценить ни тогда, ни сегодня. Якобы один из раритетов из коллекции Ильина уже всплыл на крупнейшем аукционе мира. Якобы стоимость его коллекции оценивается в 40 млрд. долларов США, хотя на самом деле, разумеется, такая коллекция является бесценной. В то полуголодное и трудное время, когда самые маленькие зарплаты (которые не всегда выплачивались) исчислялись миллионами купонов и почти каждый украинец был полунищим миллионером, обнародованная цифра предполагаемой стоимости доселе неизвестной коллекции Ильина будоражила воображение журналистов и кружила голову обывателям. 40 миллиардов — и не купонами, а полноценной зеленью — были суммой, почти в 10 раз превышающей сумму внешнего долга Украины! В перерасчете на душу взрослого населения они давали более тыщи (долларов!) на одного половозрелого гражданина Украины.

Преподносила пресса публике и различные версии о самом Александре Ильине и о происхождении его коллекции.

Повод для информационного бума, к которому тогда приложила руку и «Украина-Центр», дала не сама смерть Александра Ильина в тихом частном доме вдали от центральных улиц Кировограда, а начавшаяся в 1994 году процедура национализации его коллекции и надежда получить наконец хотя бы какую-то официальную информацию. Пресса давала яркие, но не всегда подтвержденные документально фрагменты о жизни великого коллекционера. Учился, но высшего образования не получил. Якобы сидел, но по меркам сталинских времен отбыл смехотворный срок — 3 года. Происходит — по линии матери — из старинного дворянского рода Римских-Корсаковых, однофамильцев великого русского композитора. По линии отца — внук кустаря, имевшего медно-литейную мастерскую, и сын пролетария — токаря, прекрасного механика-самоучки, который быстро пошел вверх при советской власти: был направлен на восстановление маслозавода в Вязьме, затем на завод покрупнее в Витебске и на крупный завод в Одессе, а войну пережил в родном Рыбинске.

По одной версии, коллекция Ильина собиралась тремя поколениями. Ее первый, образно говоря, слой составили фамильные ценности Римских-Корсаковых, которые смогла сберечь мать Ильина. Второй слой — предметы, собранные отцом Александра Ильина и вывезенные после войны из Германии его дядей. Третий слой — собранное самим Александром Борисовичем и, возможно, частично его племянником, тоже коллекционером.

По другой версии, фундаментальную часть коллекции могли составлять ценности из дворянских усадеб вокруг Рыбинска, изъятые в 1918 году во время антоновского мятежа, в подавлении которого принимал якобы участие и отец Александра Ильина. По некоторым данным, тогда же была разграблена и усадьба Михалковых — предков известнейшего сегодня Никиты Михалкова, кинорежиссера. Эта версия налагала на коллекцию Ильина некий кровавый отпечаток и порождала легенду о лежащем на ней проклятии.

А через несколько лет после смерти коллекционера, уже в начале нынешнего века, вокруг коллекции Ильина вспыхнул новый скандал. Произошла кража из отдела редкой книги в областной библиотеке имени Чижевского, которая получила в свои фонды книжную часть коллекции Ильина, а одновременно по Кировограду пошли слухи о вывозе уже принятых на хранение раритетов из этой коллекции за границу и для верноподданнейшего дарения первым лицам государства…

Два события этой весны дали повод для возобновления разговора о коллекции Ильина. Первый: в Кировоград вернулись после реставрации и вновь экспонируются в областном краеведческом музее несколько икон — жемчужин этой коллекции. Второй: в родной город «прибыл на побывку» профессор сценографии Оуклендского университета США Павел Босый (на фото) — человек, который в 1994 году руководил областным краеведческим музеем и имел непосредственное отношение к событиям, связанным с национализацией коллекции Ильина. Его и пригласила редакция к разговору. Стоит добавить, что наш выбор был продиктован и тем, что Павел Васильевич известен не только как музейный работник, сценограф и selfmademan, но, кроме всего прочего, еще и очень интересный собеседник.

«Он собирался жить вечно»

— Павел Васильевич, все, что касается Александра Ильина, настолько разноречиво, настолько подернуто дымкой тайны, что и в его смерти чудится загадочность: незаметно жил и так же незаметно ушел?

— Нет, в городе знали, что умер коллекционер…

— Кто конкретно знал об этом?

— Прежде всего, краеведы. Однако истинного объема и истинной ценности собранной им коллекции не знал никто. Все имевшие хоть какое-то, хотя бы отдаленное представление о коллекции разделялись… по «классификации», которую, если не ошибаюсь, придумал Владимир Босько, на «подгрушников» и «запорожцев». Первых Ильин допускал во двор и иногда выносил из дома и показывал им какой-либо предмет из своей коллекции. Но было несколько «запорожцев», толком не знаю, сколько их было, может быть, человек пять, которых иногда допускал Александр Борисович до кухни и что-нибудь выносил им туда. Но в принципе полноценного представления о коллекции не было ни у кого. Кто-то видел одну книгу, кто-то — другую, кто-то видел какой-нибудь орден…

— Из чего возникли столь колоритные названия для посвященных?

— Очень просто. «Подгрушники» — те, кто сидел во дворе под грушей, а «запорожцы» — те, кого Ильин допускал за порог дома. А далее в этой истории происходит следующее. В магазине «Букинист» в продаже появляется книга из коллекции Ильина. Это удалось доказать, потому что в областной библиотеке, в отделе редкой книги, находилась ксерокопия этой книги — Александр Борисович в свое время разрешил ее скопировать, — книга имела карандашные надписи на полях, это и позволило идентифицировать ее по ксерокопии как книгу из коллекции Ильина. Получилось, этот факт стал доказательством того, что вещь, принадлежавшая умершему, пошла в продажу до истечения установленных законом шести месяцев со дня смерти. Тогда было написано письмо, адресованное представителю президента Украины в Кировоградской области Н.Сухомлину и председателю областного совета народных депутатов В.Долиняку. Подписали его тогдашний директор областной библиотеки Лидия Ивановна Демещенко и ваш покорный слуга — тогда директор областного краеведческого музея. В письме выражалось опасение, что коллекция Ильина, национальное достояние неведомой на тот момент ценности, может разойтись по частным рукам, и содержалась просьба сделать все возможное, чтобы это сокровище осталось в Кировограде. Обратился с депутатским запросом к Н.Сухомлину и В. Долиняку также очень хорошо известный, и не только в Кировограде, Владимир Панченко, тогда народный депутат Украины. Николай Алексеевич Сухомлин дал поручение управлению юстиции облгосадминистрации, после этого, соответственно, было судебное решение и судебные исполнители арестовали эту коллекцию. А музейные и библиотечные работники помогали в ее описи.

— Насколько я помню по публикациям 1994 года, судебное решение об аресте коллекции вынес Кировский районный суд Кировограда под председательством судьи Владимира Ярошенко. И хотя пресса оценивала его не вполне однозначно, все же главным остается тот факт, что Ильин не оставил завещания?

— Да, завещания не было. Но не было и многого другого. Не было описи коллекции, не было ее систематизации, никто, повторю еще раз, точно даже не знал, что в нее входило. Почему Ильин не оставил описи и завещания? Возможно, не хотел, чтобы все это вообще кому-либо досталось? Может быть, он собирался жить вечно — я не знаю. Либо именно хотел оставить нам свою коллекцию как огромную загадку? Почему не оставил родственникам по завещанию? Но он не написал завещания. С другой стороны, он, пожалуй, не хотел и того, чтобы его коллекция стала музейным собранием.

«Серебро в мусорной куче»

— Каким было ваше первое впечатление от коллекции Ильина?

— Собрание разрозненных несистематизированных предметов. Само его отношение к собственной коллекции было более чем странным. Например, у него был сундучок с самыми дорогими, видимо, его сердцу книгами, на котором он сидел и спал, но книги в нем были покрыты плесенью. Случалось, он сам забывал, что у него было, или не мог найти. Просил привезти какую-то редкую книгу из другого города, а потом, когда книги уже были описаны комиссией, стало ясно, что экземпляр такой книги уже был у него ранее. Его хранение коллекции не имело ничего общего ни с музейным, ни с библиотечным, ни с архивным хранением. В центре дома была комната, я хорошо ее помню, без окон — только двери со всех сторон. В нее никто не мог войти: она была очень плотно забита книгами — от пола до потолка.

— Какой площади комната?

— Примерно метра четыре на четыре. Но это только одна из комнат! А большой флигель с его чердаком! У меня такое впечатление, что у покойного был, скорее, интерес собственно к процессу собирательства, нежели к тому, чтобы потом наслаждаться этими вещами. У него были какие-то дорогие ему вещи — к которым он возвращался, смотрел, иногда кому-то показывал. Но были вещи, которые просто лежали штабелями. Многие предметы были в очень плохом состоянии. Но одно дело, если это серебряный оклад — его можно почистить. А картины? Несколько икон и картин вернулись в краеведческий музей из реставрации — только теперь мы наконец смогли увидеть их в первоначальной красе.

— Пресса писала тогда об участии в изъятии и вывозе коллекции и милиции, и СБУ…

— Насчет СБУ не знаю — на то она и СБУ, чтобы ее сотрудники оставались невидимыми. А милиция, конечно, охраняла: были поставлены милицейские кордоны вокруг, чтобы никто ничего не вынес. Потому что представьте себе, если в куче мусора во дворе вдруг неожиданно обнаруживается серебряный лом…

— Действительно это имело место?

— Да, на второй день работы в усадьбе мы обнаружили серебро в мусорной куче. Да… Достаточно необычная история — она была описана в одной из публикаций 1996 года. Ну, понимаете, серебро — это не главное, не такой уж дорогой металл, даже если в кучах. Но когда речь идет о серебряных изделиях, сделанных великими мастерами, то их ценность уже далеко не соизмерима с ценой серебряного лома.

Например, серебряная кружечка работы великого украинского мастера Ивана Равича — она скромно стояла на шкафу среди каких-то мелких, совершенно не ценных безделушек. Я обратил на нее внимание: ведь это же барочная, серебряная — скорее всего серебряная — кружка, видимо, немецкой работы. Да нет-нет, что вы — начали возражать родственники — это просто сувенир. Но я настоял: давайте мы ее возьмем. Ну… интуиция. И описали ее очень просто: кружка в барочном стиле белого металла. Но когда приехала из Киева Жанна Арустамян, из музея исторических ценностей, когда она посмотрела, она ахнула. Потому что здесь стоит клеймо великого украинского ювелира начала восемнадцатого века Ивана Равича. Немецкий стиль? А он учился в Германии!

Музейщикам известна была небольшая кружка, которую Равич сделал для гетмана Мазепы, — она сейчас хранится в Чернигове, в историческом музее. А эта, кстати, даже и размером гораздо больше, и более сложной художественной работы, и очень выразительной формы. По моему мнению, этот предмет может считаться чуть ли не самым ценным предметом из предметной, не книжной части коллекции Ильина, которая находится в настоящий момент в государственной собственности. Мы даже предполагали — а не принадлежала ли кружка Петру Первому? На корпусе — круг, увенчанный так называемой «старой царской» геральдической короной, эту эмблематику использовали преимущественно до 1721 года, когда Петра провозгласили императором. А монограмма «ВС/ПЛ» (либо «ВС/ПА») — не означает ли она «Великий самодержец Петр Алексеевич»? Это не доказано. Но, тем не менее, доказано, что кружку великий ювелир делал. И уже не столь важно — серебро это или не серебро. И таких интересных открытий было сделано несколько.

«Для слухов не было почвы»

— Вообще с родственниками Ильина было много споров при изъятии коллекции?

— В этом же доме жили племянники Александра Борисовича Ильина. Естественно, в их комнату никто даже не зашел. Комиссия работала только в тех помещениях, где они разрешили: да, это принадлежало дяде, берите. Возможно, не всегда можно было абсолютно точно установить, что принадлежало племянникам, а что принадлежало Ильину. Но, как мне представляется, все, что принадлежало Ильину, все это получило государство. А то, что не могло ему принадлежать… Такой пример: в доме находилась коллекция оружия, но многие из тех, кто знал Ильина, прекрасно знали и то, что Ильин оружия терпеть не может. Нет, говорили они, оружия он никогда не любил. В то же время племянник собирал оружие и у него было соответствующее разрешение. Естественно, никто эту коллекцию оружия и пальцем не тронул. В отношении других вещей… Ну… допустим, старое пианино. Племянники не протестовали: да, это дядино. Но более новый музыкальный инструмент — хорошей марки, но не имеющее исторической ценности пианино — естественно, осталось им. О том, что они считали своим, они говорили: это наше.

— Мне кажется, однако, что уже тогда, несмотря на присутствие судебных исполнителей, несмотря на то, что на месте хранения коллекции работало множество людей, а может быть, как раз потому, что этих людей было очень много, в городе возникли слухи о том, что из коллекции Ильина продолжают исчезать самые ценные раритеты.

— Для этих слухов не было почвы. Естественно, опись коллекции была достаточно сложной процедурой. Дом большой, плюс большой флигель, плюс обнаруженное во дворе серебро… В результате… я даже не помню, сколько понадобилось грузовиков, то ли пятнадцать, то ли двадцать, чтобы вывезти коллекцию — то имущество, которое, по нашему мнению, да и по мнению племянников тоже, принадлежало Ильину. Могли ли какие-то вещи, тем более раритеты, попасть в третьи руки?.. Не думаю. В доме работало очень много людей. И работали они тщательно. Когда задействовано столько народу, когда все происходит на глазах очень многих людей, не думаю, что была хотя бы малейшая возможность что-либо унести из дома. Но — что происходило в отношении коллекции между октябрем 1993 года, когда Ильин умер, и началом 1994-го, когда вступило в силу судебное решение, этого я не знаю. Что касается непосредственно изъятия коллекции, все вещи запечатывались в мешки — под печатью судебных исполнителей, описывалось все, что помещалось в мешки, и сами эти мешки, и их количество. Все собранное в доме вначале поступило в государственный архив, а затем вывезенные предметы музейного значения поступили для хранения и атрибуции в областной краеведческий музей, а библиотека Ильина — книги, манускрипты, документы — в областную библиотеку имени Чижевского. Естественно, вместе с ведомостями и описями. Со всем этим имуществом работали специальные рабочие группы, которые включали в себя судебных исполнителей и экспертов — музейных работников и сотрудников библиотек.

«Многое оставалось загадкой»

— Давала ли проделанная работа представления об источниках поступлений в коллекцию?

— Только косвенно. О том, из каких источников Александр Борисович собирал и пополнял свою коллекцию, ходило много легенд. Была даже легенда, что Ильин смог собрать первооснову коллекции, будучи комендантом Ленинграда во время войны. Но это чепуха. Во-первых, он никогда не был комендантом, во-вторых, он не был в Ленинграде. Хотя во время войны действительно очень много предметов из музеев и библиотек могло попасть в частные руки.

— В 1994 году мне довелось прочесть — со ссылкой на ныне покойного поэта Валерия Гончаренко, — что Ильин был известен в Кировограде как коллекционер-миллионер, которого охраняло КГБ.

— Коллекционеров такого масштаба действительно было немного. И впечатление такое, что власти его не трогали, а в какой-то мере даже, может быть, берегли. Не трогал его и уголовный мир. Существовала легенда, что когда-то его ограбили какие-то начинающие воришки. Утащили золотые монеты и книги. Когда их задержали, а Ильина вызвали в милицию, он сказал, что книги — его, а монеты — нет. Поскольку за хранение золота пришлось бы ответ давать. Он реставрировал книги, иконы для церквей, на отреставрированных им Евангелиях сам патриарх служил, могло существовать заступничество со стороны церкви — перед светской властью в том числе.

— Захаживал он к вам в музей?

— Думаю, чаще в картинную галерею. В музее за все время своей работы я его видел всего раза два. Собственно, у нас его не очень привечали. И он-то был не очень открыт. Если появлялся в музее, значит, что-то хотел увидеть, о чем-то расспросить, но не поделиться своей информацией.

— Вы были с ним близко знакомы?

— Нет. Однажды он поинтересовался, что я коллекционирую. Я сказал, что ничего: неэтично музейным сотрудникам коллекционировать что бы то ни было. Он тут же потерял ко мне всякий интерес, повернулся и ушел. Думаю, он просто хотел меня прощупать как нового человека.

— В какой среде он мог пополнять свою коллекцию?

— Я думаю, что в шестидесятые годы прошлого уже века в нашей стране было такое время, когда многие предметы старины выбрасывались «за ненадобностью» — их можно было и на свалке найти. Люди получали квартиры, выбрасывали старую мебель — ее он тоже собирал… Он ходил по стареньким бабушкам, что-нибудь выпрашивал, обменивал — это то, что мы знали, что он не скрывал. Но многое, связанное с ним, оставалось загадкой. Даже дата рождения — в разных документах она разная. Опять-таки, в трудовой книжке нет записей, где он работал в конце 1940-х — начале 1950-х годов. Сохранились его фотографии вместе со служителями Киево-Печерской лавры. Одна из версий была — не был ли он в то время монахом или послушником в лавре? А потом лавру закрыли и библиотеку при ней — тоже. И предполагайте все, что хотите… Закрывались монастыри. Люди избавлялись от чего-то своего. А перед этим была война… Колоссальный объем коллекции говорит, что собиралась она десятилетиями. А Ильин десятилетиями ходил в одной и той же одежде — чуть ли не все послевоенные годы. Он очень скромно жил, скромно питался, никуда не ездил. Значит, все, что он мог заработать на основной работе и реставрацией, видимо, тратилось на коллекцию.

— Сравнима она по объемам, скажем, с коллекцией нашего краеведческого музея?

— О, ну конечно, не сравнима. В коллекции музея около пятидесяти тысяч единиц хранения, а в предметной части коллекции Ильина — менее трех тысяч. Но, понимаете, предметы старины для него как бы не были главным направлением коллекционирования. Кроме икон и книг, его, видимо, мало что интересовало. Он собирал то, что само шло в руки, — всегда могло оказаться, что, скажем, красивую тарелку можно выменять на книгу. Однако и его огромное собрание книг не сравнимо по объему с собраниями серьезных региональных библиотек, как, скажем, библиотека имени Чижевского. Но, с другой стороны, в библиотеках не только редкие книги.

«Директор стал бездомным»

— Давайте вернемся в 1994 год. Что происходило после того как предметная часть коллекции Ильина поступила в музей?

— Дальнейшая процедура заняла несколько месяцев. Как все это происходило: на ночь помещение, в котором были сложены мешки, опечатывалось, утром вновь вскрывалось — и работа продолжалась. В музее к тому же не нашлось достаточно большого помещения, где можно было работать с поступившими ценностями, и мне пришлось отдать свой кабинет. На полгода директор музея стал «бездомным». Кабинет находился в фондах — под сигнализацией и охраной, самое надежное помещение, в котором непосредственно и шла эта работа. Вместе с нами работали и эксперты из Киева, командированные в Кировоград приказом Министерства культуры. Книжная часть коллекции обрабатывалась в библиотеке имени Чижевского. И по истечении установленного законом времени, поскольку родственники Ильина, как мне известно, не предъявили претензий на имущество, было принято судебное решение, по которому коллекция перешла в собственность государства. 19 июля 1994 года Николай Сухомлин подписал распоряжение о передаче предметной и книжной частей из собрания Ильина в фонды областного краеведческого музея и областной библиотеки имени Чижевского, соответственно. Та часть, которая была передана музею, поступила в специальное хранилище и получила специального хранителя.

И первое, что мы сделали, — это открыли большую выставку в белом зале музея, где постарались представить все самое ценное из коллекции Ильина. И посейчас существует постоянно действующая выставка, в меньшем помещении, но она дает представление о ценности коллекции Ильина. А тогда мы выставили экспонаты практически в том виде, в каком получили.

— Хорошо помню ту выставку. Далеко не все было уже атрибутировано, о реставрации вы в тот момент могли только мечтать, но выставка оставляла сильное впечатление…

— Спасибо. Но загляните и в сегодняшнюю экспозицию. Вещи, прошедшие реставрацию, буквально преобразились. Например, моя любимая икона Ахтырская Богородица. Или Покрова Пресвятой Богородицы и Параскева, барочная украинская икона, писанная для церкви в середине XVIII века, одна из самых выразительных в художественном отношении. Но их реставрация потребовала и долгого времени, и немалых денег. Да, кстати сказать, как требует денег и атрибуция.

Пример картины, которая до сих пор не атрибутирована, — портрет Екатерины Второй. На обороте имелась надпись от руки, что это работа кисти Левицкого. Но дело в том, что аналогичный портрет был написан не менее знаемым тогда придворным художником Шибановым, современником Левицкого, или кем-то из его круга — «Портрет в дорожном костюме». Но почему императрица в мужской шапке и при орденах? Это совершенно особая история, о которой русские не очень задумываются. Екатерина уже решила ликвидировать автономию Украины и, приехав в Киев, приняла киевский магистрат и аристократию в мужском костюме, гетманской шапке и при всех орденах — я ваш гетман теперь! Картина имеет не только художественное, но и историческое значение. Но когда мы попытались привлечь к установлению авторства российских специалистов, нам предложили привезти ее в Эрмитаж для экспертизы. Мы не рискнули это сделать, и картина осталась не атрибутированной. То же касается одной из редких гравюр — Богоматерь Неувядаемый Цвет, выполненной в Венеции в XVIII веке. Мы послали ксерокопию и получили ответ, что это может быть одна из самых ценных гравированных копий православной иконы — достаточно редкий исторический момент. Есть две очень редкие гравюры XVII века, но, опять-таки, оригинал ли это, или хорошо выполненные копии, мы до сих пор не уверены, но проводить экспертизу за рубежом, думаю, пока не стоит.

— Я убежден, что благодаря коллекции Ильина и библиотека имени Чижевского получила совершенно уникальные издания — такие книги и рукописи, которых у нее до того просто не было.

— Да, у него были уникальные книги. Но были свои уникальные книги и в библиотеке. Трудно сказать. Библиотека — продукт работы многих людей. А Ильин, один, совершил настоящий подвиг жизни. Уникальность книг в его коллекции несравнимо выше ее предметной части. Я книгами не занимался — только имел честь несколько раз попасть на экскурсию в библиотеку имени Чижевского, видеть их, подержать в руках. Мне рассказали, какая из них ценная, что собой представляет та или иная книга. Книги были приоритетом Ильина. Даже количество: мы тогда, насколько помню, оценивали объем книжной части коллекции в несколько десятков тысяч единиц хранения. Ильин, по слухам, мог поменять даже очень ценную икону, украшенную каменьями, в драгоценном окладе, на редкую книгу.

— По ходу нашего разговора вы уже второй раз высказали очень интересную гипотезу: что для Ильина все собранные им, часто уникальные предметы старины, та же кружка работы Равича, были всего лишь своего рода обменным фондом, который накапливался для обмена на книги. Это мысль родилась у вас сейчас или вы ее высказывали ранее?

— Может быть, не совсем однозначно так. Наверняка какие-то из собранных предметов он любил и ценил, но, во всяком случае, это собрание значило для него намного меньше, чем книги. Возможно, те предметы, что остались в коллекции, были его фаворитами. Но за редкую книгу он мог без колебаний отдать многое. Все ли, включая кружку Равича, или нет — это другой вопрос и, возможно, не столь существенный.

«Был ли мальчик?»

— Тем не менее, какое-то время спустя в Кировограде возникали новые толки — теперь о том, что из коллекции Ильина изымались если не раритеты, то достаточно ценные вещи — для подарков тогдашним первым лицам государства и, возможно, для вывоза за рубеж.

— Для проверки этого слуха достаточно посмотреть, чего сегодня не хватает в фондах. Вряд ли такое возможно: все закаталогизировано. Музей к тому же за последние годы различные контролирующие органы проверяли, пожалуй, не менее четырех раз.

— Доходил до вас в Америке скандал с хищением книг Ильина из библиотеки Чижевского?

— Нет, не доходил. Я в это время заканчивал аспирантуру в США и узнал о скандале только в очередной приезд в Кировоград. Но, насколько я слышал, самое ценное — все на месте. Полагаю, что и здесь слухи весьма преувеличены, но как раз слухов я не хотел бы касаться. «Был ли мальчик?» — не знаю, публикаций о том, что что-то украдено, не видел, в том числе в Интернете. А на сайте библиотеки представлены самые ценные книжные экспонаты из коллекции Ильина, а это значит — они на месте, в фондах. Зайдите на сайт — и вы увидите и «Византийские эмали», и «Царскую охоту», иллюстрированную великими русскими художниками, и Новый Завет, и Псалтырь Ивана Федорова, самые дорогие издания в коллекции, и многое другое. В музейном деле это самая невообразимая вещь — изъять что бы то ни было из фонда, из каталогов, из описей и не оставить при этом никаких следов.

Если говорить о вывозе за границу — это тоже сомнительно. В США, например, интерес к нашей литературе, к книгам на кириллице, к нашей исторической памяти очень невысок. Это имеет ценность для нас, но не для Запада. Скажем, Гуттенберг там более интересен, нежели первопечатник Иван Федоров. То же относится ко множеству наших музейных экспонатов. Поэтому коллекция Ильина представляет интерес в первую очередь для Кировограда. Потому что не в каждом городе был такой коллекционер. Есть в ней много предметов, представляющих интерес для Украины. Хотя в общенациональном масштабе она не сравнима с ведущими собраниями страны. И в определенной степени коллекция Ильина представляет определенный региональный интерес для России. Вот, пожалуй, и все. Раритеты Ильина не имеют того уровня, чтобы заинтересовать западного коллекционера. Вывозить их за границу — это овчинка, которая не стоит выделки. А то, что могло бы заинтересовать западного коллекционера, оно настолько известно, настолько на виду, что вывоз просто невозможен. Бюрократическая процедура, которая была придумана для изъятия и документирования коллекции Ильина, исключала саму возможность, чтобы что-то ушло на сторону. Теперь этому препятствует не менее бюрократическая процедура хранения в фондах.

Вы знаете, я вам скажу еще более интересную вещь: начался процесс возвращения национальных ценностей. В свое время основатель журнала «Форбс» собрал коллекцию произведений Фаберже. Причем она экспонировалась в Нью-Йорке — бесплатно, в здании редакции журнала. Как я понимаю, собрание имеет свои истоки от тех времен, когда советская власть продавала многие ценные произведения искусства. Коллекция крупная, в ней более десятка очень ценных предметов. Но в один прекрасный момент неожиданно журнал «Форбс» объявляет о продаже коллекции. Через один из ведущих аукционов мира. Это был шок. Но до аукциона даже не дошло. «Форбс» объявил, что было достигнуто соглашение и коллекцию купил русский олигарх. Сколько это стоило, никто не знает. Но затем этот олигарх дарит эту коллекцию Оружейной палате…

Не могу, кроме того, представить себе, чтобы предметы из коллекции Ильина, что бы ни писали газеты, обладали бы какой-то ценностью в глазах наших тогдашних руководителей страны или олигархов. Это как в том анекдоте. Олигарх купил за миллион долларов древнюю китайскую вазу, а потом жалуется: «Вот блин! А оказалось — Made in China!» Нет, это из области местной мифологии, что раритеты из коллекции Ильина дарились первым лицам.

«Год за два»

— Для меня это была слишком большая история, которая, наверно, забрала несколько лет моей жизни, — такими словами характеризует Павел Босый период своей работы с коллекцией Ильина. С того момента, когда он поставил подпись под письмом представителю президента в Кировоградской области, и всю последующую часть этой работы — как в доме, где жил Ильин, так и в стенах музея.

— Год шел за два-три?

— Наверно. Плюс ходили легенды о проклятии коллекции Ильина. Что тот, кто прикоснется к ней, умрет в муках. И был ряд специалистов, которые прямо отказались с ней работать.

— А коснулось ли «проклятие» тех, кто не отказался?

— Многие наши сотрудники, которые работали в комиссии, которые работали с предметами из коллекции Ильина уже в хранении, — продолжает Павел Васильевич, — потом переболели, были на больничных по нескольку месяцев. Впрочем, не стоит искать в этом мистику — переболели потому, что надышались пылью, плесенью. Жаловались на кашель, на аллергические реакции.

— А если все же посмотреть на дело под тем углом зрения, что проклятие существует в действительности? Что окажется?

— Если в это поверить, то можно прийти к совершенно неожиданным выводам. Например, Александр Чуднов, который работал с книжной частью коллекции в библиотеке имени Чижевского, уже не работает в библиотеке. Я — поменял профессию. Расплатился за работу с коллекцией Ильина полуголодными годами в аспирантуре…

Вместо эпилога

…Возможно, и с точки зрения рядового кировоградца, если поверить в проклятие коллекции Ильина, если экстраполировать ситуацию, можно прийти к выводам более чем неожиданным.

Десятилетие отделяет нас уже от трудной и полунищей середины 1990-х годов. Но намного ли лучше и счастливее стала наша жизнь? Не был ли «проклятием коллекции Ильина» страшный скандал, связанный с фальсификацией в областном центре в 2004 году президентских выборов? Скандал, кстати сказать, так и не получивший до сих пор правого разрешения. Не тем же «проклятием коллекции» стали скандалы, связанные с выборами 2006 года? И так далее.

Но, возможно, все намного проще. Возможно, подлинное проклятие коллекции Ильина связано с тем, что великий коллекционер, в определенном смысле, при всей его неоднозначности, подвижник, спасший от бесследного исчезновения множество по-настоящему уникальных художественных и исторических ценностей, жил в Кировограде — слишком провинциальном и слишком мелочно-амбициозном. И тогда остается задать только один вопрос: не заключается проклятие коллекции Ильина как раз в наросших вокруг нее слухах — подлинность которых нельзя ни проверить, ни, пожалуй, однозначно опровергнуть?