Заметки на полях стран далеких и близких

Прежде всего, хочется объясниться по поводу заглавия. «Заметки на полях страны» — это уже безусловный каламбур. Этим словосочетанием я, конечно, не подразумеваю, что «в полях за Вислой сонной» собирался делать главную фокусировку на узко-аграрной сфере, в которой автор, урожденный урбанист, — ни уха ни рыла. Зато я знаю, что такое Field Studies (полевые исследования). Это заморское понятие все шире входит в отечественный научный и публицистический оборот. Даже — литературный.

«Работать в поле» — это значит выйти за пределы кабинета, лаборатории, студии и изучать явления и факты непосредственно на месте события, взглянуть на них собственными глазами, а то и пощупать все своими руками. Причем порой буквально, как это мы, украинские туристы, проделывали, например, с рядом экспонатов в лондонском Тауэре.

Вот и вся нехитрая интродукция к дальнейшему изложению. Теперь – в дорогу!

«Голубые города»

«Это о чем?» — спросит молодой читатель, не слыхавший одноименной советской песни. А еще может подумать, что заметка — о сексуально «вольных городах», где люди с нетрадиционной половой ориентацией чувствуют себя, как дома. Но я изначально закладывал несколько иной смысл в заглавие этого раздела. Помните, у Остапа Бендера была голубая мечта – переезд в белоштанный город Рио-де-Жанейро. В пору моей юности и молодости этот бразильский мегаполис утратил прежнюю привлекательность. Поэтому среди моих голубых «мечт» были другие «забугорные» города, отодвинувшие Рио-де-Жанейро далеко вниз в рейтинге  привлекательности.  Можно даже сказать – вожделенности, потому что съездить в Париж, Рим, Лондон, Нью-Йорк и многие другие города «загнивающего Запада» в условиях опущенного железного занавеса для рядового советского гражданина было крайне проблематично. Очень популярным был такой анекдот:

— Я снова хочу в Париж!

— Ты что, уже там бывал?!

— Нет, просто я уже раз хотел… Песня «Голубые города» начинается строкой: «Города, где я бывал, по которым тосковал». Я же больше тосковал по тем городам, в которых, как мне тогда казалось, не побываю никогда. И, прежде всего, я, студент факультета английского языка, тосковал по Лондону или Нью-Йорку и безнадежно мечтал попасть туда.

В 1997 году, когда я впервые попал в Нью-Йорк, выйдя на самый шумный участок знаменитой Таймс-сквер, я, не боясь быть услышанным, заорал во всю глотку: «Сбылась мечта идиота!!!» Не вру – чтоб я сдох!

В предолимпийский Лондон я уже въезжал человеком, который «скромнее стал в желаньях». В эмоциях – тоже. Тем не менее, Лондон, в целом, оправдал те ожидания, которые копились у нас с женой с институтской скамьи, когда мы теоретически знали о нем «все» (хотя полевые исследования показали, что это далеко не так).

Некогда недоступный, а главное, запрещенный плод оказался не только съедобным, но местами еще и деликатесно вкусным. Многие его архитектурные достопримечательности и музейные экспозиции поражают и древностью, и масштабностью, и изяществом, и богатством, и изобилием. И в большой мере – все это создано в доимпериалистическую, доколонизаторскую эпоху, волей, умом и руками потомков кельтов, бриттов, англов, саксов, ютов, скоттов, викингов, норманов, представителей других племен и народностей. Эта гремучая этническая смесь дала миру народ, заслуживающий сегодня уважения. И посещения.

Лондон, например, уже много лет кряду держится в топ-пятерке рейтинга (на данный момент он ее возглавляет)  самых посещаемых городов мира (в среднем 15 млн туристов каждый год). Конечно, этой чести он удостаивается, прежде всего, благодаря старым добрым достопримечательностям, таким, как Тауэр (и одноименный мост через Темзу), «Биг Бен», Вестминстерское аббатство, собор Св. Павла, Букингемский дворец, Трафальгарская площадь и т.п. Но многих в британскую столицу притягивают и новоделы, например,  гигантское колесо обозрения  «Глаз Лондона». Кого-то может привлечь введенный в эксплуатацию 5 июля 2012 года, в день нашего отъезда из Лондона на континент,  «Осколок» (Shard) — самый высокий в Европе (309,6 метра) небоскреб, имеющий вид узкого, заостренного вверх осколка стекла неправильной пирамидальной формы. В этом многофункциональном здании, принадлежащем преимущественно (на 80%) катарским инвесторам,  стеклянные не только стены, но и полы, благодаря чему оно насквозь просматривается сверху вниз и наоборот… А теперь еще об одном «голубом городе». На мои отрочество, юность и молодость свалился такой культурный феномен мирового масштаба, как битломания. Я, признаться, и сегодня млею от мелодичных композиций и исполнительского мастерства ливерпульской четверки. Вполне объяснимым, поэтому, было то, что в ряду моих «голубых городов» Ливерпуль занимал одно из самых почетных мест.

Благодаря битлам этот город, особенно места, связанные с жизнью, творческой и исполнительской деятельностью ансамбля The Beatles, приобрел для меня оттенок какой-то сакральности. Да что там для меня – для сотен миллионов фанатов во всем мире. Не использовать это для собственной выгоды – было бы непозволительной глупостью, в чем ливерпульцев трудно заподозрить. Поэтому звездных земляков они сделали главной культурной достопримечательностью города, золотой фишкой для завлечения к себе максимально возможного количества туристов.

Вообще-то на битлов ливерпульцы должны молиться, потому что не кто иной, как они обеспечили массовый наплыв туристов и тем  самым практически вытянули город из затяжной депрессии, в которой весь мерсисайдский регион (т.е. Ливерпуль с многочисленными пригородами) пребывал еще с 1930-х годов. Да, в городе есть  комплекс административных зданий Ливерпульского порта, который ЮНЕСКО признаёт памятником Всемирного наследия. Есть еще ряд грандиозных старинных, неоготических и модернистских строений, достойных внимания туристов. Многим нравится Суперламбанана — памятник «бананоягнёнку»… Но обо всех этих достопримечательностях бОльшая часть туристов узнаЕт, уже приехав на родину битлов…

Эдинбург стал моим «голубым городом» несколько позже, когда я начал осваивать вторую специальность — экономиста. Как многие, наверно, догадались, этот город стал мне очень интересным благодаря Адаму Смиту. Британский премьер Маргарет Тэтчер, по утверждениям многих приближенных к Железной леди людей, постоянно носила в своей сумочке книгу «Богатство народов», magnum opus великого экономиста. Уверен, она его даже читала, как и литературный герой Евгений Онегин в одноименном романе  Александра Пушкина.

В столице своей любимой Шотландии Смит продолжительное время жил, работал (таможенным чиновником) и, конечно же, писал свои бессмертные экономические и философские труды. Здесь он умер и похоронен. Впрочем, о Смите я еще кое-что расскажу. Но чуть попозже. Сначала – о самом городе. Эдинбург ежегодно привлекает около 13 млн туристов. Он является второй по популярности (после Лондона) туристической меккой Великобритании. Если вы, по аналогии с Ливерпулем, подумали, что главным магнитом для приезжих является какой-то выдающийся человек или целая плеяда именитых людей, то вы ошибетесь. Нет, есть, конечно, люди, которые совершают паломничество в этот город исключительно потому, что здесь родился, жил и творил  такой сонм выдающихся людей, который Ливерпулю с его битлами и не снился. Кроме Адама Смита, среди знаменитых жителей шотландской столицы — Александр Белл, Тони Блэр,  Артур Конан Дойл, Джеймс Клерк Максвелл, Джоан Роулинг, Вальтер Скотт, Роберт Льюис Стивенсон, Мария I Стюарт, Дэвид Юм и многие другие выдающиеся люди.

В нашей туристической группе большинство составляли киевляне, и я могу даже предположить, что они целенаправленно ехали в Эдинбург для того, чтобы посмотреть город-побратим Киева (с 1989 года). Есть определенный контингент людей, которые в августе специально приезжают в шотландскую столицу на крупнейший в мире фестиваль искусств, когда население города увеличивается вдвое (в этом году он проходит с 9 августа по 2 сентября).

Однако для подавляющего числа приезжих Эдинбург привлекателен не оперной музыкой, звучащей в рамках фестиваля, а, прежде всего,  своей «музыкой, застывшей в камне», причем — на фоне живописнейшего пейзажа. Благодаря своей архитектурной и исторической особенности не какие-то отдельные здания или комплексы строений, а вся центральная часть (!) Эдинбурга была в 1995 году внесена в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Тут на одной только миле, названной Королевской (Royal Mile), достопримечательностей больше, чем билбордов Наталии Королевской на тысячах миль всех автодорог Украины.

В Эдинбурге мне, естественно, захотелось побывать на могиле Адама Смита. Каково же было мое удивление, когда почти все (кроме одного служителя Национальной галереи Шотландии), кого я просил подсказать дорогу к захоронению такой выдающейся личности, не могли этого сделать по причине того, что они… слыхом не слыхивали, кто такой Адам Смит! Даже после моих объяснений, что это, мол, великий шотландский экономист и философ, эдинбуржцы разных возрастов лишь пожимали плечами и извинялись за то, что не могут помочь иностранцу. И это притом, что в 2009 году Смит попал в список «Самые выдающиеся шотландцы всех времен» в результате голосования, проведенного шотландским телеканалом  STV. И неужели никто из них ни разу не обратил внимания на солидный (правда, не такой грандиозный, как Вальтеру Скотту) памятник Смиту, стоящий в самом центре Эдинбурга? Эх, мне бы в те моменты вспомнить да продемонстрировать невеждам  портрет Адама Смита, изображенный на купюре в 20 фунтов. Но я не додумался тогда прибегнуть к такой тяжелой артиллерии. А может, и она бы не «выстрелила», потому что опрошенные мной шотландцы могли (например, из принципа) не пользоваться банкнотами Английского банка (центрального банка Соединенного Королевства). При въезде в Шотландию нас предупредили, чтобы мы старались расплачиваться без большой сдачи, потому что можно нарваться на купюры шотландского банка, на которые, если не потратить их на территории Шотландии, будут косо смотреть (а то и вовсе откажутся принимать) в других частях Великобритании, не говоря уже про другие страны…

Глазго. Этот город с детства у меня ассоциировался только с футбольными клубами шотландской премьер-лиги — «Селтик» и «Глазго Рейнджерс». Здесь, кстати, базируются еще два профессиональных футбольных клуба. Для полумиллионного города это много. Может, поэтому здесь есть Шотландский музей футбола? Но не футболом единым, конечно,  известен этот третий по численности населения (второй — Бирмингем) город Соединенного Королевства.

Глазго по населению всего вдвое больше Кировограда, но культурная жизнь здесь во много раз насыщеннее. Судите сами: по количеству студентов — 168 тысяч человек — Глазго занимает первое место в Шотландии и второе в Великобритании (после Лондона); в нестоличном городе работают  Шотландская опера, Шотландский балет, Национальный театр Шотландии, Королевский шотланд­ский национальный оркестр, Шотландский симфонический оркестр Би-би-си, Национальный молодёжный театр Шотландии. В галерее Келвингроув среди экспонатов  – оригиналы полотен  Рембрандта, Рубенса, Тициана, Ван Гога, Моне, Пикассо, Дали, Дега,  Сезанна. Галерея современного искусства (GoMA) — вторая по посещаемости за пределами Лондона. Среди ее экспонатов — работы Уорхола и Хокни. Грандиозные здания обеих галерей сами по себе – произведения высокого архитектурного искусства. Художественная галерея Хантера и Галереи Маклеллана  тоже не обделены ценными экспонатами. В городе 4 музея, 37 публичных библиотек, 10 кинотеатров, в том числе открывшийся в 2001 году 18-зальный Cineworld, который занесён в Книгу рекордов Гиннесса как самый высокий кинотеатр в мире.  И фестивалят (в прямом смысле слова) в Глазго неслабо, причем на протяжении всего года. Наиболее значительным является традиционный (с 1996 года) фестиваль West End, который проводится в июне. Это самое крупное фестивальное событие года, включающее в себя выступления уличных театров, музыкальные и танцевальные мероприятия, карнавальные шествия, парады и т.п.

Не приходится поэтому удивляться тому, что Глазго был провозглашён Культурной столицей Европы 1990 года. До Украины, согласно системе ротации, очередь дойдет только в 2024 году (какой наш  город получит этот статус – пока неизвестно). В мечтах таким городом видится Кировоград, потому что избрание того или иного города центром культурной жизни континента делается не только с целью привлечения внимания к его культурному наследию и развитию, но и, как правило, означает дополнительное финансирование из фондов ЕС для дальнейшего наращивания культурного потенциала и исполнения городом функций Культурной столицы Европы.

Для верующих в Глазго есть 26 культовых сооружений различной конфессиональной принадлежности. Из всех их, безусловно, выделяется кафедральный Собор Святого Мунго. И не только потому, что это сооружение древнее (построено в период между XIII и XV столетиями), представляющее собой замечательный памятник шотландской готической архитектуры. Его необычность (по крайней мере, для нас) заключается в следующем: несмотря на то, что собор принадлежит Пресвитерианской церкви Шотландии, в нем по очереди проводятся службы для верующих разных конфессий – протестантов, католиков и иудеев…

Конечно, главным блюдом нашего туристического меню была Великобритания. Не зря же наш тур назывался «По ту сторону Ла-Манша». Но и по эту, континентальную, сторону пролива нас ждало много открытий, приготовленных  организаторами тура. Из «голубых», а скорее, «бледно-голубых» городов в маршруте тура для нас были, пожалуй, Бремен и Брюссель. Первый, возможно, был бы и совсем «никаким», если бы он не был ослепительно ярким для нашей дочки, которая пластинку с «Бременскими музыкантами», созданную по знаменитому одноименному мультику, заслушала до дыр. Второй, Брюссель, в молодости ассоциировался у нас преимущественно с писающим мальчиком, но этого было недостаточно, чтобы мы «писали кипятком» от желания его проведать. От Любека и Ахена мы вообще не ахали от восторга при упоминании этих малоизвестных нам городов. В восточном Берлине я провел одну неделю в далеком 1978 году. 34 года назад он меня не потряс, но в эту поездку я надеялся открыть для себя Западный Берлин, спрятанный тогда за Берлинской стеной. Вот с такими настроениями мы в самом начале нашего пути въехали в Любек. И все-таки ахнули – от этой резной, расписной «шкатулки с горстью драгоценностей». Историкам, по сохранившимся записям Вяземского, известен то ли анекдот, то ли быль: однажды
А.С.Пушкин, ни разу не бывавший за границей, принялся хулить Европу, на что его друг А. И. Тургенев возразил: «Да съезди, голубчик, хоть в Любек». Возможно, Пушкин и бывал в Любеке, только русском. Гид нам сообщила, что первоначальным названием города было Любичи, т.к. основан и заселен он был славянами. А в Московской области есть село Любичи… А вдруг поэт там бывал, например, проездом? Ау, историки, можно покопаться. Но без особых копаний, любой профессиональный историк знает, что Любек был крупнейшим центром Ганзейского союза – торгово-политического объединения городов и гильдий Северной Европы XIII — XVII веков. Многие строения, имевшие отношение к этому альянсу, — среди основных достопримечательностей города, включеных в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО в Германии. Все такое красивое, вычурное, не знаешь, что и выделить, то ли  Голштинские ворота, то ли Ратушу… Нет, все-таки больше всего мне запомнилось то место на центральной площади, где привязывали недобросовестных торговцев, пойманных на обвешивании, обмеривании и прочих больших и малых грехах коммерсантов. Все проходившие мимо горожане плевали на мошенников, что со временем поспособствовало искоренению этого зла. Эх, установить бы какой-нибудь подобный столб позора для начала возле Верховной Рады, других властных институций и контор, – глядишь, и у нас бы дело пошло на лад. Тоже ведь славяне, как-никак. Да и организовать такое – раз плюнуть… Если Любек нам показался шкатулкой, то другой ганзейский город, Бремен, — уже целым сундучком, с еще более богатым содержимым. Одна только  Рыночная площадь с ратушей чего стоят! Одна из красивейших в Европе. Позже, на обратном пути,  мы сравнивали ее с центральной Брюссельской площадью. Это конгениально, как сказал бы Остап Бендер. Там же, на периферии площади, стоит скульптура знаменитых «Бременских музыкантов». Наши туристы, попав в Бремен, прежде всего озабочены тем, как бы побыстрее отыскать эту хитовую скульптурную композицию и непременно сфотографироваться с легендарной четверкой. Зная об этом, гиды по дороге к монументу готовят жаждущих запечатлеть себя у памятника, объясняя, что стоящего в основании пирамиды осла обязательно надо взять обеими руками за две передние лапы одновременно. Мол, лишь тогда «будет вам счастье» и исполнение задуманных желаний. А если вы ухватитесь только за одну переднюю конечность, то это будет означать, что «один осел пожал лапу другому ослу».

Тут, пожалуй, можно было бы провести одну параллель. У брюссельского писающего мальчика размер совсем маленький (61 см, это я о памятнике в целом), однако его изначальное изваяние было сооружено в 1388 (!) году. Правда, потом бронзовую фигурку несколько раз крали-восстанавливали (последний раз в 1960-х годах), и ее ныне стоящая версия – всего лишь копия.  Скульптура с давних пор обросла массой традиций, например, в праздничные дни — заменять струю воды вином или пивом, наряжать пацана в разнообразные подаренные костюмы. Так, в 2007 году на День независимости Украины Manneken-Pis был облачен в украинский национальный казацкий костюм. А вот уже недавно установленные памятники «Писающая девочка» (нидерл. Jeanneke Pis) и «Писающая дворняга» (нидерл. Zinneke Pis) — это как раз из разряда «Бременских музыкантов» — архитектурные новоделы, задуманные для привлечения туристов и не имеющие никакой исторической ценности.

К «Писающей девочке» нас тоже сводили. Откровенный китч, и отношение к нему — соответствующее. Соразмерная мальчику девочка присела в самом тупике бокового переулочка, кишащего пивными забегаловками, да еще отгороженная железной решеткой с навесным замком, так как некоторые нализавшиеся мужики, со слов гида, частенько норовили потрогать девочку за исток фонтанчика. В общем, городские чиновники хотели как лучше (для туристов), а вышло натуральное (где-то даже – натуралистическое) непотребство. А вот писающую собаку смешанной породы, говорят (памятник увидеть нам не довелось), скульптор задумал как символ объединения разных культур в Брюсселе. Впрочем, об этом (или почти об этом) я уже в начале данной заметки писал.  Ну вот, начал о Бремене, а закончил Брюсселем. Как спел бы Утесов, «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…»            Хотя к следующему городу, Ахену, органичней было бы перейти не от Брюсселя, а именно от Бремена, который в 787 году был основан франкским королем Карлом Великим. Ахен же  в 807 стал столицей Франкского государства. Когда этот «император Европы» умер в 814 г., его захоронили в Ахенском соборе. Так нам сказали. И показали раку с его останками, а мы, как положено, сфотографировались. Однако в ходе написания этого текста я наткнулся на статью, в которой утверждается, что после двух вскрытий вмонтированного в стену склепа кости Карла Великого переложили в саркофаг из золота и серебра и по приказу Фридриха II, императора Священной Римской империи, захоронили. Позднее археологи саркофаг нашли, но без тела. Согласно пергаментному свитку, который обнаружили вместе с саркофагом, останки Карла вновь перезахоронили. Но куда их поместили — неизвестно. Такая вот детективная история. Ох, дурят нашего брата-туриста! Главное, однако, не в аутентичности захоронения Карла Великого, а в тех архитектурных шедеврах, которые по его воле были сооружены в Ахене. Смею предположить, что наши соотечественники, которые до сих пор не имели возможности побывать в городе, для которого Карл Великий является  святым покровителем, не подозревают (как, например, мы до поездки), что Ахен – это одна из крупных жемчужин туристической сокровищницы Германии. Между Брюсселем и Ахеном у нас был голландский Маастрихт. Там и смотреть-то, по большому счету, нечего. Поэтому мы его видели только из окна автобуса. Зато у этого городка с населением в 121 тысячу жителей есть свой козырь. И немалый. Правда, он не туристический, а общественно-политический. Маленький городок положил начало большому делу – искоренению провинциальности,  местечковости, обособленности и закрытости для граждан теперь уже 27 стран нашего континента. Именно в Маастрихте в 1992 году был подписан Договор о создании Европейского Союза – гораздо более всеохватывающего  (по сравнению с предшествовавшими ему Общим рынком и Европейским сообществом) объединения, где и стран-участниц стало намного больше, и, главное, сфер взаимодействия и интеграции между ними. Процесс этот непростой, противоречивый. Порой искрит, особенно в кризисные времена. Но ничего лучшего пока не придумано. Даже в Украине, которая в своей Конституции определила именно европейский вектор развития. Но украинцы не были бы украинцами, если б с детской простодушностью теленка не пытались «сосать двух маток». Да, это ж какую надо иметь голову, чтобы сидеть сразу на двух стульях, причем разных по высоте!

Правда, ни о чем таком заумном мы в Маастрихте не задумывались, потому что все были поглощены обсуждением невиданного ранее гостиничного сервиса. В придачу к роскошным номерам четырехзвездная гостиница предоставляет своим постояльцам такой «буфет», который у нас обычно называют «шведским столом», что с завтрака мы не выходили, а почти выползали от переедания. Такого обилия и многообразия всевозможных закусок и напитков, по признанию всех членов нашей искушенной многими зарубежными поездками группы, никто нигде не встречал. Этот входивший в стоимость тура маастрихтский «завтрак туриста» низвел содержимое наших одноименных консервов до уровня канализации, причем чуть ли не в прямом смысле слова. Когда меня спрашивают о моих впечатлениях о поездке, в голове, как в компьютере непрошенная реклама, вначале всплывают воспоминания о маастрихтской обжираловке, и только потом активируется горний ангельский полет мысли над уникальными архитектурными памятниками и живописными пейзажами по обе стороны Ла-Манша. Слаб, грешен, каюсь – исправлюсь. Наконец-то я добрался до конечного пункта нашего туристического меню. На закуску у нас был Берлин. Но десерт оказался не таким уж вкусным, как предполагалось. Может, мы переели (в данном случае – фигурально), посмотрев за три недели столько достопримечательностей, которые в справочно-энциклопедической литературе иначе как с определениями «самый большой/высокий/древний…», «один из самых красивых/уникальных/редких…» практически не употребляются. В немецкой же столице, как известно, после массированных бомбардировок Второй мировой мало что осталось от того предвоенного Берлина, который в XIX веке называли «Афины на Шпрее». Ну разве что отдельные элементы старой застройки — Церковь святой Марии, Берлинский собор, Оперный театр, Бранденбургские ворота, Красная ратуша, перестроенный в 1999 году Рейхстаг, Дворец Бельвю. Но почти все из них я видел еще в ГДРовском Берлине. Поэтому, как ни странно, мне на этот раз больше запомнилась новая, по-хайтековски застроенная  Потсдамская площадь. Ну и, конечно, остатки Берлинской стены.

Почти за два с половиной года до ее падения ( в ночь с 9 на 10 ноября 1989) Президент США Рональд Рейган, произнося речь у Бранденбургских ворот в честь 750-летия Берлина, увещевал  Михаила Горбачёва снести Стену. Подобно Катону Старшему, твердившему, что «Карфаген должен быть разрушен»,  Рейган, как «великий каменяр» Иван Франко, призывал: «Лупайте сю скалу!» Горбачев внял месседжу Рейгана — и вскоре от бетонного ограждения общей протяжённостью 155 км, в том числе в черте Берлина 43,1 км, и высотой в среднем 3,6 метра остался небольшой мемориальный отрезок, украшенный многочисленными, порой достаточно высокохудожественными, граффити. Несомненным хитом среди них является картина страстного, взасос, поцелуя руководителей СССР и ГДР Брежнева и Хонеккера. Хотя более показательным для данного сооружения я считаю граффити, на котором символ ГДР «Трабант» пробивает Берлинскую стену.

У Александра Солженицына есть произведение под названием «Бодался теленок с дубом». Русская поговорка, вынесенная в заглавие, означает бессмысленность, бесперспективность затеи. Если б я переводил ее для западного читателя или слушателя, то перевел бы примерно так: «Воевал Дон-Кихот с ветряками». Но для знакомых с этим граффити я бы несомненно перевел: «Бодался “Трабант” с Берлинской стеной». В реальной действительности были случаи тарана пунктов пропуска в Стене тяжелыми грузовиками. Естественно, со стороны Восточного Берлина. Но чтобы на подобное кто-то отважился на пластмассовой микролитражке с мотоциклетным двигателем!

Дон-Кихот, если разобраться, личность неадекватная, социально опасная, от которой может пострадать не только отдельный Санчо Панса, а, при наделении такого одержимого большой властью,  великое множество маленьких испанцев, немцев, итальянцев, японцев (далее – везде). Но, как ни парадоксально, без донкихотства, человечество может потерять веру в возможность справедливости, перемен к лучшему. Конечно, многочисленные беглецы, пытавшиеся нелегально преодолеть Стену, думали, прежде всего, о своем более свободном и сытом будущем на Западе. Но сколько диссидентов, наоборот, жертвовали уже имевшимся у них  комфортом ради блага тысяч и миллионов смирившихся и убоявшихся! Не зря поэтому на стене присутствует портрет академика Андрея Сахарова. Он, конечно, Берлинскую стену не штурмовал, не пытался через нее катапультироваться или вырыть под ней тщательно маскируемый туннель, как это делали сотни отчаявшихся или авантюрно настроенных гэдээровцев (по разным подсчетам, от 125 до 1245 из них поплатились за это своими жизнями). Но Сахаров, бодаясь с коммунистической системой, несомненно сделал громадный вклад в разрушение не только данной Стены, но и Железного занавеса в целом. Облик другого «бодливого теленка», Солженицына, я, к сожалению, среди персонажей Стены не обнаружил. Зато мы обнаружили заметную ностальгию части осси (восточных немцев) по своему гэдээровскому прошлому. На берегу одного из каналов в центре Берлина работает Музей ГДР.

Несколько лет назад в Праге мы обратили внимание на афиши, зазывавшие посетить аналогичный музей коммунистического прошлого Чехословакии. В глаза бросились агрессивно-карикатурные картинки, «украшавшие» эти вывески: на одной — нагло ухмыляющийся олимпийский мишка, держащий в лапах на животе автомат Калашникова, на другой – матрешка с широким звериным оскалом треугольных акульих зубов. Понятно, события 1968 года наложили свой отпечаток на умонастроения чехов (да и словаков), но сегодняшний общий дискурс общественного мнения подавляющего большинства чехов относительно бывшего коммунистического прошлого можно уложить в одну ключевую фразу «Спасибо, больше не надо!». У определенной же части жителей бывшей Восточной Германии такого однозначного и решительного отрицания нет. Политики, социологи, экономисты находят этому массу объяснений, воспроизводить которые в путевых заметках вряд ли целесообразно. Но даже при нашем туристическо-поверхностном взгляде на обе части ныне объединенной Германии явно заметно, что на ее восточных территориях «и трубы пониже, и дым пожиже». Меньше чистоты, ухоженности, приветливости. Это, конечно, далеко не совок, но, как сказал бы Пушкин: «Что-то чудится родное…»

Что еще бросилось в глаза, точнее – в уши, так это русская речь в Берлине. Наверно, во Львове или Ивано-Франковске сегодня ее меньше, чем в немецкой столице. Неудивительно, бывшие наши плотно заселились в Шарлоттенбурге, Вильмерсдорфе (районах старого Западного Берлина), вокруг главной улицы Курфюрстендамм. Может, и им пора уже поднимать вопрос о русском как о втором государственном языке ФРГ, тем более, что многие немцы из бывшей ГДР его тоже учили, некоторые и сегодня его еще прилично помнят. Дарю эту идею тамошним политтехнологам для очередных немецких выборов.  Впрочем, о языках мы поговорим в другой заметке.

Продолжение следует.