Молодая гвардия Новоукраинки

(Окончание. Начало в №19.)

Предлагаем вашему вниманию вторую часть рассказа ветерана Великой Отечественной войны Константина Тимофеевича Врадия о подпольщиках из Новоукраинки, объединенных в тайную организацию под началом Владимира Поповкина.

— Константин Тимофеевич, как вас завербовали в подпольную организацию?

— Меня особо и не пришлось вербовать. Все-таки два брата — офицеры Красной Армии, один — военный инженер-строитель, другой служит в Погранвойсках НКВД. Наверное, меня позвали в группу потому, что я умел собирать радиоприемники…

Организатором и старшим нашего подполья в Новоукраинке был Владимир Поповкин. Наши семьи были дружны, поэтому мы друг друга знали еще до войны. При немцах Володя вместе с учителем рисования местной школы №5 и своим одноклассником Веней Скляром (после войны стал главным врачом местной больницы) создал предприятие — художественную мастерскую. Володя знал, что я немножко рисую, и позвал меня работать. Потом коллектив нашего предприятия вырос где-то до семи человек. Мы двери-полы красили, стены белили и так далее. Первое время Володя Поповкин ко мне, наверное, присматривался, а потом попросил найти ребят, кто поможет сделать радиоприемники. Я ведь еще когда в школе учился, занимался в радиокружке станции юных техников. Причем не просто занимался, а даже собрал приемник, который участвовал в областной выставке школьного творчества 1940 года. И у меня оставались знакомые ребята по радиокружку. Зачем группе нужен был приемник? В первую очередь — узнавать новости, что происходит на фронте. Никто же ничего не знал. Немцы трубят: все захватили, всех победили. А как на самом деле? Первое, что могли сделать подпольщики, — информировать жителей города.

Сначала я обратился к Виктору Полянко. Он такой конспиратор был, что и нам долгое время не говорил, что у него уже есть радиоприемник! Возле села Никольское, на подходе к Малой Виске, сразу, как началась война, немцы разбомбили эшелон с боеприпасами. Там на месте железнодорожной насыпи образовался огромный ров, и на десятки километров вокруг было слышно, как взрывались боеприпасы. Я ходил туда оружие искать, но ничего не нашел, а Виктор Полянко отыскал радиоприемник, принес его домой, где-то в сарае спрятал.

Потом еще Леня Болдурат, Борис Круликовский, Сережа Якимец через меня получили от Володи Поповкина задание что-то сообразить с радиоприемниками. И все они сделали приемники! Леня Болдурат сделал один себе и еще один передал в Бобринец ребятам-подпольщикам. Боря Круликовский сделал один приемник для подполья Помошной. Кроме этого, участник нашей группы Борис Рачкован передал немецкий радиоприемник «Телефункен» известнейшему партизану из Помошной Ивану Гаджиенко. Этот «Телефункен» Володя Поповкин украл у немцев. Приемник стоял на окне госпиталя, а Володя проходил мимо и стащил аппарат. Потом Боря, когда отвозил радиоприемник в Помошную на велосипеде, едва не угодил в руки полицаев…

— Вы отдавали себе отчет, что если бы вас поймали или с радиоприемниками, или с деталями от радиоприемников, то могли расстрелять?

— Что тут говорить… Молодые мы были, авантюрные, мало что понимали. Знать — знали, что за оружие и радио — смерть, потому что видели, как расстреливали и вешали других. И родители нас просили не ввязываться в опасные дела. Но нам везло, и крепко везло…

— Информацию с фронтов как распространяли по городу? Листовками?

— Нет, больше рассказывали: это и надежнее, и безопаснее. Подпольщики на листовках часто «горели», а на пересказах человека трудно поймать. Нужно только знать главное — кому именно рассказывать. Чтобы твой собеседник в полицию не донес и не побоялся бы сам еще нескольким людям информацию донести. Вообще-то новости быстро распространялись: всем было интересно узнать, что на фронте делается.

— А сколько ваша группа насчитывала человек? Сколько лет было самому младшему, самому старшему?

— Владимир Поповкин только школу окончил в 1941-м году. Они с классом как раз отмечали выпускной вечер, когда началась война. Старший брат Володи Яков, его мама и сестра Дина тоже были в составе группы (в доме Поповкиных к тому же взрывчатка хранилась и детонаторы). А общие списки участников подполья тогда никто не составлял. Хотя официально требовалось — иначе не признают как организацию — вести протоколы собраний, протоколы заседаний комсомольской ячейки (многие из нас тогда были комсомольского возраста). Это же такая глупость! Из-за такой глупости многие подпольщики погибли. Да когда разведка работает, ни одного лишнего человека в свои планы посвящать нельзя! А тут — требование собирать всех вместе, проводить собрания, вести документацию группы. Потому что, если протокола собрания нет, списка участников нет, значит, и организации подпольной нет.

Наша группа со временем стала насчитывать 33 человека. Где-то половина — молодежь, кто-то моих лет или немного младше, кто-то на год-два-три старше, остальные — люди возраста наших родителей. Это и Михаил Сергиенко — отец будущей народной артистки Украины Раисы Сергиенко. Он создал в Новоукраинке театр народной самодеятельности, а Раиса начинала петь в этом театре. Это и родители участницы группы Кати Рыбак (ее отец работал телефонистом и телеграфистом железнодорожной станции города, значительную роль играл в судьбе подпольной организации), и родители Вани Петренко, и военврач Бронислава Ивановна Винарова (она еврейка по национальности, а мы ей сделали документы на фамилию Андрийчук, некоторое время она жила на квартире у Поповкиных).

Отдельно от нашей подпольной организации — но мы с ними все равно поддерживали отношения, — в Новоукраинке работали две группы армейских разведчиков. Первую возглавляла разведчица-радистка, заброшенная к нам в город разведотделом 3-го Украинского фронта, Ксения Троицкая (имя и фамилия по легенде: Валя Богомолова, она скрывалась сначала в доме семьи Петренко, а потом в доме семьи Рыбак). Вторую группу возглавляла разведчица Абалова.

И мы, и разведчики поддерживали связь с партизанами. Иногда нужно было кого-то из партизан принять у себя дома, чтобы он там пожил, пока выполнял какое-то задание. Партизанские отряды находились далековато от города, но им тоже нужны были документы, медикаменты, взрывчатка. Вокруг Новоукраинки находились карьеры, и там можно было раздобыть много толовых шашек. А еще были среди нас ребята — чем моложе, тем наглее и смелее, — которые на железнодорожном вокзале вращались среди немцев, румын, итальянцев и добывали взрывчатку (когда все вокруг сгружают-погружают, найти можно все что угодно).

— А где вы брали оккупационные документы? Добывали у немцев? Сами печатали?

— После того как мы решили проблему радиоприемников, самой главной стала задача документов. Почему? От немцев скрывалось много коммунистов, беглых военнопленных, прятались не попавшие в лагеря красноармейцы и командиры. Всем им нужны были новые документы. В нашей группе я стал одним из ведущих специалистов по документам, так как научился делать оттиски немецких печатей.

Первое время, как ни пробовал на картофелине вырезать печати, не получалось ничего. Затем пробовал напрямую рисовать печати на бланках — тоже не то. При проверке опытный глаз мог обнаружить подделку, слишком заметны были следы от циркуля.

Но все-таки нашлась подсказка, как сделать хорошую печать. На гладком куске резины чернилами, сделанными из грифельного карандаша, вычерчивается чертежным пером и рейсфедером нужный рисунок печати. Потом ставишь оттиск на бумагу — отлично получается, и никаких следов не заметно! Тем более что у немцев рисунки печатей были не особенно сложные. Зачастую только номера, буквы, цифры и орел со свастикой.

Постепенно у нас появилось конспиративное паспортное бюро. Моя сестра этим бюро ведала, у себя сосредотачивала все документы, поскольку я находился то в Помошной (где работал в локомотивном депо), то в Новоукраинке.

Делали мы в основном биржевые карточки — документы учета местного населения на бирже труда. Карточки представляли собой листок плотной бумаги (примерно формата А6: 110х145 мм. — Авт.) серого цвета. На одной стороне типографским способом напечатана информация на немецком языке, на второй — или на украинском, или на русском, уже точно не помню. Персональные данные заносились от руки (немецкий язык мы все хорошо знали, нужно отдать должное школьным преподавателям, которые затем стали работать в администрации города), после чего на бланк ставились печати. Биржевая карточка во время оккупации была сродни удостоверению личности и, по сути, приравнивалась к паспорту.

Чистые бланки карточек можно было раздобыть только на бирже труда, и один раз из-за этих бланков наша группа оказалась на грани провала. Новак раньше был классным руководителем Кати Рыбак, и, когда немцы назначили его директором биржи труда, он взял ее к себе на работу. Как-то мы сказали ей, что группе нужны бланки биржевых карточек. Катя принесла целую упаковку бланков — 150 штук! Мы даже представить боялись, что начнется, когда немцы обнаружат пропажу такого большого количества документов! Ее счастье, наше счастье, что Новак каким-то образом скрыл это дело, видимо, понял, что для него исчезновение бланков тоже могло обернуться неприятными последствиями. Зато у нас потом этих биржевых карточек было с избытком!..

Смеха ради расскажу еще об одной «операции», которая могла закончиться провалом всей группы. Как-то мы додумались на Рождество преподнести семьям военнослужащих Красной Армии рождественских гусей. В моем доме квартировала заведующая птицефермой, у них там было полно гусей, ребята от меня об этом узнали, и у кого-то возникла идея переодеться в немецкую форму, приехать на машине на птицеферму, набрать гусей, а потом подарить женам красноармейцев. Мы уже решили, где машину раздобыть, кто за рулем будет, кто должен сопровождать, но, слава Богу, эта авантюра не состоялась. Иначе мы бы все обязательно попались в лапы немцев. Потому что, если бы мы начали развозить гусей по городу, кто-то обязательно запомнил бы и машину, и ребят, сопровождавших операцию. Ведь как раскрыли молодогвардейцев Краснодона? Они совершили налет на немецкие автомашины с новогодними подарками, а потом по этим мешкам с подарками их и нашли…

А с осени 1943 года я уже находился на конспиративном положении, поэтому по городу передвигался по ночам, а в светлое время суток вынужден был сидеть дома и прятаться.

— А почему вы перешли на конспиративное положение? Где-то «прокололись»?

— Нет, еще в августе 43-го я попытался перейти линию фронта. Не терпелось скорее попасть в Красную Армию и освобождать Новоукраинку. В медпункте локомотивного депо Помошной мне сделали справку от врача, что я отправлен в Киев, в больницу на операцию (ее я оставил маме, чтобы она могла объяснять мое отсутствие дома, если кто спросит), а в подполье мне сделали документы беженца от советской власти из Донбасса. Две недели я шел пешком до линии фронта где-то в Черкасской области, но перейти ее не получилось, поэтому я возвратился обратно. Казалось, еще немного и Новоукраинку освободят от немцев. Никуда идти работать я уже не хотел, поэтому перешел на подпольную жизнь. Так и находился на конспиративном положении восемь месяцев — до того, как 17 марта 1944 года Новоукраинку освободила Красная Армия…

Послесловие

— Буквально в тот же день, через несколько часов после освобождения, мы с товарищем записались добровольцами в первый батальон 106-го гвардейского стрелкового полка 36-й дивизии, заместитель командира батальона — капитан Самсонов Олег Павлович. Потом в составе 2-го Украинского фронта принимал участие в освобождении западных районов Украины, Молдавии и Румынии. Однажды в 1944 году после госпиталя я встретился с руководителем нашей подпольной организации Владимиром Поповкиным! Он тоже был ранен и проходил лечение. А когда Володя попал в госпиталь во второй раз, то оттуда уже не вышел. Умер от ранений, и его похоронили в Румынии…

Вся молодежь нашей организации ушла на фронт. Далеко не все вернулись домой. Кто остался жить в других местах, кто погиб.

Два брата Пинчуки остались в живых. Старший брат пришел с войны без ноги, но живой, умер года три-четыре назад. Младший умер гораздо раньше.

Сережа Якимец после войны работал в Крыму строителем. Умер лет десять назад. Леня Болдурат умер лет пят назад. Катя Рыбак долгое время жила в Воронеже, недавно умерла.

Виктор Полянко вернулся с войны живой. Борис Круликовский был дважды ранен. Причем второе ранение он получил при разминировании. Рассказывал потом, смеясь, что входное отверстие от осколка небольшое, а выходное такое, что кота протащить можно. После войны Виктор и Борис окончили киевский университет, стали затем научными работниками. Год назад моего товарища Бориса Круликовского не стало.

— Константин Тимофеевич, а после войны вы не встречались всей вашей подпольной группой, кто выжил? Знаете, как проводят встречи выпускников школ?

— Один раз, помню, по инициативе партизан из Помошной местные подпольщики собрались вместе обсудить мою первую книгу «Люди выходят в ночь», опубликованную в газете «Молодой Коммунар», а отдельно всей нашей группой мы не встречались. Особая сложность — многие оказались в других городах. К тому же нашу организацию ведь не признали. Таков порядок был: утверждали подпольщиками только тех, кого сами военные оставляли для диверсионной, подпольной работы, или забрасывали за линию фронта, или тех, кто мог доказать, что они создали организацию. Поди докажи, чем ты занимался на оккупированной территории? А может, тебя немцы специально при отступлении оставили?..

Из нашей группы меньше половины утверждены в качестве помощников разведки или партизан. Из помошнянской подпольной группы — где-то каждый третий… Начальника станции Новоукраинка Николая Сергиенко, помогавшего разведчикам, участником боевых действий утвердили только через 40 лет после войны…

Я потому и начал сразу после войны собирать материалы о работе подполья (даже, бывало, неофициально). Ребята ведь хорошим делом занимались, а получилось, что никто об их подвигах не знал и знать не хотел, — у нас после войны лет 10 никто не вспоминал о подпольщиках! Постепенно накопилось немало материалов, даже не знаю, что с ним теперь делать. Не выбрасывать же?..

---

P.S. В Кировоградской областной библиотеке им. Чижевского можно найти книги Константина Береста: «Имя на обелиске», «Патриоты», «Незабутнє : Спогади учасників партизанського руху на Кіровоградщині в роки Великої Вітчизняної війни», «Люди выходят в ночь», «Нас водила молодість», «Юність, опалена війною: мемуари», «Лицарі степу», «Дівчина з Родниківки», рассказывающие о работе подпольщиков и партизан в Новоукраинке.