Где только не встретишь в этом мире кировоградца! И в Исландии, и в Австралии, и в Верховной Раде Украины, и в правительстве Российской Федерации, на кораблях и в самолетах. А еще на космодроме. Наш земляк, Виктор Михайлович Чередниченко, работает ведущим конструктором российского ракетного центра в Самаре. Полностью официально это учреждение называется Федеральное государственное унитарное предприятие «Государственный научно-производственный Ракетно-Космический Центр “ЦСКБ-Прогресс”». В его ведении находится и самая знаменитая в мире стартовая площадка космодрома «Байконур». А саму Самару называют ракетным сердцем России. За свою карьеру Чередниченко принимал участие в запуске более 250 ракет (!). А еще довелось ему поучаствовать в мировом военном кризисе. Как простой кировоградский паренек дошел до жизни такой, Виктор Михайлович и рассказал «УЦ» во время своего приезда в Кировоград.
— Закончив Кировоградский машиностроительный техникум, я призвался в армию, в войска ПВО в Сталинград (теперь Волгоград. — Авт.). Еще во время службы я подал документы на поступление в Куйбышевский авиационный институт, сегодня он называется Самарский государственный аэрокосмический университет имени академика С.П. Королёва, на конструкторский факультет. Тогда многие мечтали об авиации… Но перед этим еще закончил курсы в Сталинградском политехническом институте. И был успешно зачислен в Куйбышевский авиационный. Но на учебу попал не скоро…
Это был 1962-й год. Меня только демобилизовали, но еще не отпустили. Как-то ночью нас неожиданно подняли и собрали у всех документы, поставили в строй, затем погрузили весь дивизион в эшелон. И без остановок двое суток нас везли, ничего не говоря куда. Приехали в Николаев. Привезли в казарму офицерского училища. Только легли отдыхать, команда: в спортзал, форма одежды — в трусах. Заходим в зал, а там как на рынке — множество столов с гражданской одеждой. И мы выбрали себе подходящие костюмы, рубашки, ботинки, шляпы, в наволочки сложили. Только прилегли — снова подъем, по машинам, отвезли в порт, на корабль, в трюм. И поплыли. Нам, уже демобилизованным вроде, повезло, нас ввели в состав палубной команды — убирать корабль. Хоть не все время в трюме, иногда ночевали в кубриках. А под палубой в августе температура на верхнем ярусе до 70 градусов! Бойцы там просто теряли сознание. И мы все не знаем — куда и зачем плывем! Прошли Средиземное море, вышли в Атлантику. На построении перед всеми вскрыли пакет и объявили: идем на Кубу…
Шестнадцать суток мы плыли. Перед Кубой уже почувствовали напряжение. Начались облеты нас американскими самолетами, и так развязно они себя чувствовали, казалось, перед носом летали. Один такой крутился близко, и черканул крылом воду. Моментально ушел.
Перед подходом ночью всех загнали в твиндеки, оружие раздали. А уже утром вышли на палубу — острова, растительность пышная, строения не наши, краски яркие. Вошли в порт Нуэвитас. Там уже начали знакомиться с местными, отряд такой подошел с оружием. Сразу нам: «Компаньерос!»
Ночью разгрузились и поехали. Не успели добраться, и на рассвете мы — в заросли, замаскировались, пересидели день и опять дальше. Кубинцы с нами. Совсем без еды, мы их кормили. Прибыли, развернули наш зенитный ракетный дивизион, и пошла служба. Почти год я прослужил там, караулы, занятия, зарядка, окопы рыли, все как положено. Все это время мы обучали кубинцев пользоваться техникой. Много интересных и смешных моментов было. Мы же все в «гражданке», что рядовой, что генерал, не поймешь, как к кому относиться, только по лицам — если молодой, то солдат, старше — вероятно, офицер. Однажды приехал такой важный дядя на шикарной машине, подумали, начальство, давай ему почести отдавать, а он оказался просто портным. С кубинцами отличные отношения были. На ферме по соседству отдавали девушку замуж, а жить молодым негде было. Так мы целым подразделением всего за день отгрохали им пристройку к родительскому дому, из своих материалов, с песнями работали, просто так, понятно. Что с них взять — беднота там… Да никто и помыслить не мог что-то взять. Единение было. Везде нас встречали на ура. Дружили, к девушкам ходили в увольнения. Американцы, кстати, пустили слух, что все русские кастрированы, раз так порядочно себя ведут! Пришлось опровергать слухи…
Конечно же, мы знали о происходящем Карибском кризисе — политинформации постоянно, газеты читали, радио работало. На пике кризиса в октябре всякое бывало. Было, убивали наших часовых, неизвестно кто. Все время прошло в постоянных облетах американцев. Ну и, бывало, где-то в кафе спросят: коммунисты? — Нет, комсомольцы. — А, комсомольцы, нормально. Чего-то коммунистов многие не жаловали.
Послужил, в общем, в горячей точке, будучи демобилизованным, кстати, мне присвоили там офицерское звание, и вполне может быть, что за меня кто-то в Союзе и зарплату получал! Уходили парадом! Цветы, улыбки, спасибо!
— А кировоградцев там еще встречали?
— Да много нас! Я вот в Кировограде встречался с нашими — Толей Бондаренко, Георгием Козырьковым, живут, целую книжку подготовили о кировоградцах на Кубе!
— А потом учеба и вся дальнейшая жизнь в Самаре, среди ракет?
— Еще учась в институте, пошел работать в нашу контору. Начинал инженером-конструктором. Потом начальник группы, начальник сектора, дошел до должности ведущего конструктора. Это такая хитрая должность, изобретенная Сергеем Королевым. У Королева все ведущие конструктора становились генеральными — кого он в Самару, кого в Красноярск направлял. Но со временем эта должность, скажем так, уменьшалась в значимости. Ведущий конструктор был придуман для того, чтобы не загружать высший эшелон всякой мелочевкой. Генеральный конструктор решает глобальные задачи, а через ведущего проходят все инженеры с чертежами, рабочая переписка, договора, денежные какие-то расчеты. В общем, надо следить за работой всего комплекса и обнаруживать вовремя, где отставание или неувязка какая-то, выяснить все нюансы. И только потом уже концентрированно информировать генерального о проблеме. Работа в чем-то опасная, как у минера, если что-то не так, то тебя первым отправляют на задворки. А специализацией моей было и есть приборное оснащение ракет.
— Суть работы всего вашего ракетного центра?
— В Куйбышеве исторически сложилось производство среднего класса ракет (Чередниченко принципиально говорит только Куйбышев. — Авт.). До 4 тонн — это легкие ракеты считаются, до 7 — средние, потом до 20 тонн — тяжелые , так в России сложилось. На самарский ракетно-космический центр за все время своей работы, кроме вывода на орбиту Гагарина на нашей ракете, приходится 70 процентов всех мировых запусков средних ракет! И 70 процентов всех российских запусков. В основном это ракеты семейства Р-7, «Союз», «Молния», а также «Энергия».
28 октября прошлого года мы провели 1776-й запуск за все время. Впечатляющая цифра, я думаю. В мире нет ракетных фирм, которые провели бы больше двухсот запусков. А мы почти в девять раз больше. У нас любят приводить такой образный показатель — если выстроить все ракеты забором, то как раз до Москвы получится, а до Москвы от нас тысяча километров.
— Секретность, наверное, сверхвысокого уровня?
— Ну, само собой, система многолетняя. Время и прогресс вносят свои коррективы, например, запрещены мобильные телефоны и другая карманная электроника на территории.
Понятно, ты лично являешься источником большого массива информации, тебе определяют форму режима, и ты в ней живешь и свыкаешься с некоторыми ограничениями.
Секретность связана с тем, что есть некоторые вещи, в которых нас могут обогнать. Получив нужную информацию, условный противник вместо двадцати лет исследований через год это сделает. Эта беда уже частично произошла, когда случилась контрреволюция (так Чередниченко называет развал Союза. — Авт.). Надо сохранять то, что осталось. Такого немало. Возьмем момент, связанный с запуском космонавта. Самый напряженный момент во всем. Уже не совсем секрет (хотя раньше было тайной), что у нас каждый двигатель до запуска ставится на стапель. Включаем, прогоняем на всех режимах, если все параметры в норме, то его ставят на ракету. Никто больше так не делает. Американцы один раз прогоняют новую модель и говорят: она будет дальше работать. И очередные двигатели из серии уже на стенде не прогоняют. А будет ли он работать — дело темное. Поэтому у них на двадцать запусков восемь аварий. А у нас на 1776 запусков всего три аварии! Одна с человеческими жертвами, а другие — вывод на 10 километров выше заданной орбиты. И все.
— А вот последняя неудача с выводом спутников ГЛОНАСС — не ваша?
— Нет, это московская ракета, при участии американцев. Наша основная работа — грузовик, человек. Редко министерство обороны просит запустить какой-то их спутник.
— Конкуренцию с Западом выдерживаете?
— Пока по надежности с нами никто не сравнился. Американцы, Европа идут к нам и кланяются: запустите нам спутник. Просто потому, что они умеют считать деньги, мы гарантируем успешный вывод на орбиту. Это же очень большие деньги. Чтобы вывести 7 тонн груза на орбиту, ракета должна быть 300 тонн, а живет она, работает всего около десяти минут. При этом стоит десятки миллионов, и груз уникальный тоже, иногда на миллиарды. Уверенность, что эти миллиарды будут работать, зависит от надежности нашей ракеты. Потому и идут к нам.
— А какие-то прорывные технологические наработки, которые, быть может, изменят мир, у вас есть?
— Ну кто ж так скажет… Я лучше скажу о другом. И мобильный телефон, о котором 20 лет назад у нас никто и не догадывался, что такой может быть, и видеокамера у нас полетели в космос впервые еще пятьдесят лет назад! И если бы не контрреволюция, могли бы их производить не хуже.
— Государственная поддержка космоса в России на высшем уровне?
— Худо-бедно мы делаем 19 запусков в год. Могли бы и больше. Но… Выживать приходится, не только за счет космоса. Делаем еще много чего. Мы производим у себя 40 миллионов одноразовых шприцов в год. Производим прогулочные катера. Выпускаем трубы для глубоководного бурения из наших уникальных сплавов. Даже оборудование для кафе разное делаем. Мы бы этим не занимались, если бы хватало средств. Сейчас взяли авиационную тематику. Испытали уже первый наш небольшой самолетик, 400 кг груза, 3000 км дальности, мы его в шутку называем “Газель” с крыльями».
— Это почему?
— Да у него дверь, как у маршрутки, вбок сдвигается. А наш старый самарский авиазавод загнулся, сейчас какие-то скамейки производят, разграблен весь…
— Само производство ракет выглядит как? Как конвейер какой-то?
— Нет. Двух одинаковых ракет не бывает. Каждая на какой-то общей, понятно, базе, разрабатывается. Но любая, в зависимости от назначения и орбиты, типа груза — вес, габариты, чувствительность к разным перегрузкам, — отдельно разрабатывается. Ну а все время в производстве находится несколько ракет. Останавливаться нам вообще нельзя, стоит в чем-то остановиться, то очень быстро все совсем остановится.
— Помните свой первый пуск на Байконуре? Часто там вообще бываете?
— У людей сложилось ошибочное мнение о Байконуре. Это не один космодром, как считается, это целых 120 площадок разного назначения, часто далекого от космоса, — средства слежения, производства разных химических веществ, и город. И там всего одна из 120 — наша, самарского подчинения, площадка.
А пуски… Я больше чем на 250-ти пусках был! И те, кто работает, а не любуется, совсем по-другому на это смотрят. В это время столько других дел. Но обязательно все до единого на любой пуск, даже чужой ракеты, выходят глянуть: ну, пошла… И идем чай пить и дальше работать. Но равнодушных нет, такие люди оттуда быстро уходят. Были и такие, что в карты играют, но естественным отбором они отсеиваются.
— А как вам кажется, сегодняшние мальчишки еще мечтают о космосе, как большинство раньше?
— Нет, нет. Сегодня меркантильность все вытеснила. Деньги! Хотя если ты с этой мечтой, то остальное все приложится. Но сейчас мало романтиков космоса. Хотя еще есть. У нас сегодня где-то 7 тысяч молодежи работает. И не из-за любви к космосу в основном. А деваться просто некуда, другой работы в Куйбышеве нет. И каждый день новые приходят. Потому что заработок стабильный. Маленький, но стабильный.
— Если не секрет, сколько начинающий инженер-конструктор получает?
— Да 10 тысяч рублей для ИТР (2700 гривен. — Авт.). Для тех, кто заходит на производство, рабочих, — 20 тысяч (5400 гривен). Но для инженеров есть возможность стремительного роста. Вот я ушел в отпуск — обязан на свое место поставить только молодого, такие правила, чтобы рос, вникал, тянут молодых, иногда аж чересчур. Переаттестации все время. Молодых не боятся ставить на серьезную работу. И вообще с молодежью мы ведем работу. Когда комсомола не стало, мы создали свою молодежную космическую организацию, работает.
— И глаза у них горят?
— У нас только в конструкторском бюро работает 5 тысяч инженеров-конструкторов. Но впереди — примерно 50. Тех, которые генерируют идеи, придумывают, изобретают. И у них горят глаза. И если этих «затейников» нет, остальные 5 тысяч в КБ могут сидеть книжки читать, бумажки перекладывать.
Для того, чтобы запустить ракету, нужны специалисты примерно 500 специальностей. Один каркас чертит, другой делает прибор, третий — схему его включения, четвертый точит гайку. У всех глаза не горят, конечно, но определенная гордость есть у большинства, на чем и держимся. Если запустить сюда коммерческие отношения, то все, космоса не будет. Многое держится на энтузиазме.
— А как вам со стороны видится наше украинское ракетное хозяйство? Днепропетровский «Южмаш», харьковский «Хартрон» и другие? Они живы?
— На мой взгляд, все это слишком информационно надувается. Дело совсем в другом. До сих пор Россия, военные в смысле, пока держится на ракетах, произведенных в Днепропетровске. Это шахтные специализированные ракеты, только одного применения, не то что наши средние ракеты, грузовички.
В Днепропетровске ракет произвели с запасами. И сейчас прилагаются все усилия нашими «друзьями» американцами, чтобы это наследство уничтожить. Для чего на самом деле придуман такой громкий вроде бы проект, как «Морской старт», с участием Украины? Да просто для того, чтобы выстрелять оставшиеся ракеты, чтобы их не использовали вдруг по назначению. Чтобы их просто не было. О коммерческой составляющей говорится больше для дезинформации. Говорят, бывало, просто кирпич закладывали в ракету и пускали! А преподносится, как будто Украина такая великая ракетная держава, «мы ракеты запускаем». Да не запускаете, а уничтожаете свою защиту! И чтоб России не досталось. Картинка не соответствует реальности. А вновь создать что-то подобное крайне сложно, почти невероятно. Тут были такие мощные наработки, все российские КБ сюда приезжали на учебу. А сейчас…
