Окопная правда о войне

Бои под Кировоградом

Из воспоминаний Лисицына Леонида Николаевича (1925-1986 гг.), ушедшего на фронт в 1943 году, рядового солдата-минометчика 63-й механизированной бригады 5-й гвардейской танковой армии 2 Украинского фронта, из минометного батальона. На всю жизнь запомнил он названия сёл Верблюжка, Грузское, Марьевка, Северинка и других, раскинувшихся на много километров по балкам среди безбрежных степей Кировоградщины.

Вниманию читателей предлагаются фрагменты, касающиеся периода боев за Кировоград в начале января 1944 года и до завершения освобождения области в конце марта 1944 года. Мной внесены лишь небольшие правки, по большей части касающиеся названий современных населенных пунктов.

Василий Даценко, краевед, историк.

---

На рассвете 8 января на опушке леса, в полутора километрах от деревни Осиковата (с.Осиковатое Кировоградского района. – Ред.) , было замечено движение немецких машин и танков. Мы открыли беглый огонь из минометов. После завтрака здесь же, в окопах, поочередно спали. Я нашел в нишах погреба под остатками бревен несколько банок консервированной вишни. Мы с аппетитом её съели. Часов в 10 утра немцы стали вести редкий методический обстрел из орудий. Батарея 76 мм пушек, приданная пехотному батальону, и мы, минометчики, также отвечали методичным огнем.

Медленно текло время. Отдельные снаряды рвались в деревне: на огородах, улицах, в садах. Деревня Осиковата вытянулась километра на два по обеим сторонам балки. В середине балки протекал небольшой ручеек. Стрелковый батальон занимал оборону на северной стороне деревни. Батарея 76 мм пушек располагалась метрах в 100-150 левее нашей позиции. В 13 часов огонь немцев усилился. Кругом всё гремело. Одна за другой были разбиты все четыре пушки батареи. Мы вели интенсивный огонь из минометов, но немцы ничего не могли с нами сделать. Кругом нас рвались снаряды. Стоял пороховой дым. Стволы минометов накалились от беспрерывной стрельбы. Но вот все стихло. Очень хотелось спать. Тут же, у минометов, грязные от дыма и земли, каждый кто как мог, притулились, сидя в окопах, и заснули. Глаза сами собой закрылись — хоть бы часок поспать после трех бессонных ночей. Сквозь сон слышатся отдельные выстрелы пушек, бьют пулеметы, но после артобстрела кажется тихо. Неожиданно над нами выросла фигура командира роты старшего лейтенанта Каратаева.

— Спите, окаянные, чёрт бы вас побрал! Всё не выспитесь! Отбой! Живо всё грузить на машины!

Моментально разобрали минометы.

— Живо, живо! А ну, живей!

Никогда я ещё не видел его таким сердитым.

Машины стояли за хатой. Вмиг всё было погружено на машины, и они без людей, одна за другой, быстро помчались назад из деревни.

— Живо строиться! В колонну по два становись!

Нас было человек шестьдесят. Я два раза бегал на огневую позицию и очутился в конце колонны.

— За мной бегом марш! — скомандовал старший лейтенант Каратаев, и мы всей колонной побежали за ним.

Дорога шла вдоль хат. Слева была пойма речки, в середине которой, метрах в двухстах от нас, протекала речка. Не успели мы пробежать и двухсот метров, как в голове колонны разорвался снаряд. Все бросились врассыпную в сторону поймы. Старший лейтенант Каратаев был ранен в обе ноги. С ним остался ординарец. Оборона стрелкового батальона была смята атакой 70 немецких танков и бронетранспортеров. …Ещё утром, в 8 часов, командир бригады полковник Жуков послал бронетранспортер с нашим связным Рютиным с приказом отойти в Обозновку, где размещалась бригада. Водитель бронетранспортера наотрез отказался ехать в деревню, и сержант Рютин только в 16 часов разыскал нас. Он вручил приказ старшему лейтенанту Каратаеву в тот момент, когда немецкие танки вышли из леса в атаку. А сейчас танки перестроились, часть из них пошла в деревню, две другие группы стали обходить деревню с двух сторон и вели огонь с верхних кромок балки. Я бросился с дороги влево. Впереди меня бежал командир взвода лейтенант Глебов. Вот он добежал до угла мазанки, стоящей перед ручейком, и остановился на углу, обращенном в сторону немцев. Я побежал к нему. Он с испугом выглядывал из-за угла на ручеек — туда, куда надо было бежать и где не было ещё немцев. В тридцати метрах от хаты протекал ручей, заросший осокой и камышом. За ним, в сотне метров, располагались хаты другого порядка деревни. Я подбежал к лейтенанту Глебову и очень удивился, что он стоит на виду немецких танков и с испугом разглядывает путь, по которому надо было бежать дальше. Только он увидел меня, как сразу закричал:

— Вперед, Лисицын!

Не останавливаясь, я пробежал ручеек по льду и достиг мазанки. Здесь тихо. Разрывы гремят на другой стороне и сзади влево в деревне, куда уже вошли немецкие танки. Добежал до конца деревни — вот и последняя хата. Здесь собралось человек десять. Все рассуждают, как лучше спастись. Впереди голые склоны балки, по которой течет замерзший ручеек. В полутора километрах чернеет массив вишневого сада с левой стороны балки. Укрытий нигде нет. Кто-то предлагает залезть на чердак, кто-то — спрятаться в подвале, а вход засыпать. Но всё это самообман. Минут пять я пробыл с этими солдатами, посмотрел туда и сюда — типичная западня. Разрывы всё приближаются. Нет другого выхода — надо бежать по балке вперед. Я больше не раздумывал и пустился бегом. Через полкилометра достиг вишневого сада. Слева у ручья стоит сгоревший танк типа «Шерман» (такой тип танка поставлялся в СССР из США в порядке лэнд-лиза. – Ред.). Редкий камыш на ручье и такие же редкие вишневые деревья по склонам балки не могут укрыть — с верха косогора всё отлично просматривается.

С другой стороны ручья, в основном впереди меня, бежали толпами солдаты разбитого батальона. Я прошел шагом дорогу вдоль вишневого сада и только поравнялся с противоположной его стороной, как сверху с бугра, метрах в 150 от меня влево и вперед вышли немецкие танки и бронетранспортеры. Ураганный огонь из крупнокалиберных пулеметов прошил надо мной воздух. Я моментально бросился к ручью, метрах в десяти от дороги, в редкие камыши и лег рядом с кромкой льда. Немцы вели огонь по толпам пехотинцев, бежавшим по другой стороне ручья. Минут через десять танки и бронетранспортеры, поразив все цели, ушли верхом балки дальше. Впереди снова очереди, разрывы снарядов. Но вот послышался ответный артиллерийский огонь, болванки зашуршали над моей головой. Вперед по дороге прошли немецкие танки и бронетранспортеры. Орудийный огонь усилился. Залпом ударили «Катюши», и всё смолкло.

Оранжевый диск солнца медленно опускается за горизонт. Прошел всего один час после команды «отбой», но где теперь солдаты нашей минометной роты! Оглядываюсь — впереди, на той стороне балки, сплошь лежат убитые солдаты. На моей стороне — гораздо меньше. Как медленно ползет диск солнца! Время как будто остановилось. Решил переждать до темноты. Лег поудобней, автомат спрятал под живот. Опять идут по дороге, но уже обратно, немецкие бронетранспортеры. Один из них не доехал до меня метров пятнадцать, остановился. Немцы спрыгнули с машины и пошли в сторону Обозновки. В это время с другой стороны ручья, проехав метров 15-20 за меня, остановился второй бронетранспортер. Немцы спрыгнули с него и пошли в другую сторону — в направлении деревни Осиковата. Слышна немецкая речь, слова: «Хальт! Стахановец? Дер ист арбейтер?» После этого раздаются отдельные выстрелы из пистолетов. Наконец, минут через тридцать, собрали на дороге пленных — человек 15. Из деревни пригнали подводу для раненых, и колонна в сопровождении немецких автоматчиков направилась в деревню Осиковата. (Позднее я узнал, что обгоревшие трупы пленных обнаружат в полутора километрах от этого места — немцы их заперли в сарае и сожгли заживо.) Один из немцев, очевидно, командир бронетранспортера, который стоял с моей стороны, направился прямо ко мне и, не доходя шагов пять, начал разговаривать с немцем, который подошел от другого бронетранспортера. Они стояли прямо напротив меня, друг против друга на разных берегах ручья, и оживленно говорили о трофеях и пленных. Переговариваясь, немец прошел мимо меня через ручей к собеседнику. Так они разговаривали несколько минут. Остальные немцы залезли в бронетранспортеры и громко позвали своих товарищей. И опять мимо меня прошагали яловые сапоги немца. Очевидно, он принял меня за убитого. Ему некогда было рассматривать каждый из множества трупов. Бронетранспортеры укатили в деревню Осиковата. Наступил закат. Длинные тени упали в балке, наверху было ещё светло. Наконец, солнце село. Всё окутали сумерки, но я решил не торопиться. Впереди — к деревне Обозновка — прошло гораздо больше машин, чем вернулось обратно. Я не видел ни одного танка, а прошло их не менее двадцати. Редкие выстрелы у деревни Обозновка смолкли. Наступила темнота, и вместе с ней стало тихо — так тихо, что не верилось во все то, что произошло за последние 2-3 часа. Лежать на снегу было холодно, да и нужды в этом больше не было. Я приподнялся, вытащил из-под себя автомат, сел и стал ждать.

Мимо меня, не оглядываясь, пробежала согнутая пополам фигура человека, за ним вторая. Метрах в трехстах впереди раздался крик: «Хальт!» — и очереди из автомата. Всё опять смолкло. Неожиданно из темноты минут через пять появился ещё один человек. Шепотом спросил: «Кто?»

— Свои! — ответил я.

Передо мной коренастый мужчина, среднего роста, лет под 30. Разговорились. Оказалось, что он был старшиной стрелкового батальона, разбитого немцами у деревни Осиковата. Вместе с ним стало гораздо веселей. Мы решили переждать ещё немного. Так прошел примерно час…

— Ну, пора идти! Пойдем вправо по дороге, — решили мы. Перешли ручеек. Всюду лежали трупы убитых солдат. Немцы стреляли по толпам бегущих, и трупы лежали на снегу и наледи дороги — там, где их застала смерть. Не останавливаясь, прошли метров 200. Впереди слева из темноты осоки донеслось: «Хальт!» Очевидно, немец не видел нас и поэтому не стрелял. Мы сразу свернули вправо, поднялись по склону балки и метрах в двухстах увидели в поле умёты. Быстро подошли к ним. Вокруг лежали убитые, но нам было не до них. Очень сильный холод принесла ночная темнота. Мы решили переждать ещё немного, залезли в солому и стали чутко прислушиваться. Взошла луна. Она ярко светила, на белом фоне снега было далеко видно. Мы долго сидели молча, внимательно прислушиваясь, но вокруг всё было тихо. Наконец, уже за полночь, окончательно промерзли и решили идти в направлении города Кировограда. Взяв немного левее, быстро пересекли злополучную балку, вышли в поле и скоро, встретив опять балку — овраг, промытый талыми дождевыми водами, пошли по нему. Шли очень быстро. Я сразу, как только вышел, взял ориентир на красную планету и всю дорогу шел, глядя на неё. Наконец, кончился овраг. Мы выбрались в поле. Луна скрылась, вокруг было темно. Неожиданно, метрах в 30 впереди, мы увидели солдат, окапывающихся в степи. Сразу свернули вправо и пошли вдоль линии окопов. Им явно было не до нас — ни одного звука, кроме работы лопаток, не раздавалось, пока мы шли.

Кто они? Немцы или наши? Мы не знали. Обогнули позицию, и снова степь расстилалась перед нами без конца и без края. Опять повстречалась балка, и по ней мы прошли до конца. Наступил рассвет. Кончился овраг, вышли наверх — кругом степь, покрытая тощим покровом снега. Стало совсем светло. В пятистах метрах впереди увидели два умёта — быстрее к ним! Там можно переждать день.

9 января 1944 г. Солнце всходило над горизонтом. В километре-полутора впереди ходили в полный рост солдаты, виднелись бугорки окопов. Но кто там? Свои или немцы? Определить было невозможно. Решили переждать. Внизу умёта старшина нашел пустоты, быстро их расширил, и мы залезли туда. Лежать было тесно, но вполне возможно. Скоро мы увидели, как к нашим умётам приближается какой-то человек. Быстро залезли в нору, замаскировались соломой. Долго идут минуты. Старшина лежал с краю и наблюдал сквозь солому. Вдруг он закричал: «Свой! Свой!» — и выскочил из-под умёта. Он увидел обмотки и подол шинели и догадался, что это наш солдат. Солдат-связист сильно испугался столь радостных воплей и внезапного появления из-под земли нас двоих. От страха он не мог говорить и никак не мог понять, зачем нам потребовалось его пугать. Наконец-то он понял, кто мы и откуда. Он шел прокладывать связь с батальоном, оборону которого мы прошли ночью. На позициях перед нами стояла дивизия, в которой служил старшина. Старшина очень обрадовался, что нашел своих. Мы быстро пошли к передовой, и здесь я расстался со старшиной, позавтракал из походной кухни, расспросил про названия сел и деревень. Мне сказали, что километрах в трех к северу расположена Северинка, откуда мы начали марш. Я решил пойти в неё.

Северинку нельзя было узнать. После бомбежки многие хаты сгорели, везде были воронки, жителей не видно. Я быстро прошел её. Прямой грейдер ведет на деревню Мамаевка (Мамайка. – Ред.), откуда немцы нас атаковали с танками 6 января.

Вечером уже стемнело, когда я пришел в деревню Мамайка и остановился в одной из хат, стоящей перед обрывистым бугром. После всех похождений и переживаний, боев, бессонных ночей в степях на морозе я спал, как убитый.

Продолжение следует.