Евгений Афанасьевич Масалов встретил войну в Нижних Деревеньках Курской области, где 22 июня 1941 года беззаботно отдыхал на летних каникулах. Долго они там не видели врага, только осенью вдруг пацаны прибежали с испуганным криком: «Немцы! Немцы!» Фашисты расположились в школе, и с этого момента война подошла к Жене Масалову вплотную.
Нет, он, 15-летний подросток, конечно, знал, что где-то на востоке ведутся бои. И мать уже похоронку получила на старшего сына — брат Евгения, который в 1940 году окончил Харьковский авиационный институт и служил в Молдавии, успел провоевать недолго, через 4 дня после начала войны, 26 июня, погиб в небе при исполнении боевого задания…
— Немцы вели себя, как хозяева. Все, что в кино показывают, — это правда. Заходят во дворы и «яйко», «млеко» хватают. Но совсем не обирали. Я помню, голодно при них мы жили, но хорошо хоть, огород большой, картошки — ого-го. Чтобы выжить, мы постоянно меняли одежду на еду. Я сам за 45 км ходил…
В оккупированном селе фашисты устанавливали свои порядки.
— Однажды мамка за водой пошла, а за ней увязалась наша собачка, маленькая такая, Тявка. А немцы мимо проезжали. Тявка гавкнула, и они ее застрелили… Столько патронов выпустили, что даже ведро мамино пробили… Мой братишка маленький испугался, прибежал домой, дрожит весь…
Или другой случай:
— Я от друга возвращался. Обычно ходил по одной стороне улицы, а это по другой пошел. Навстречу — 2 немца. Ни с того ни с сего как ударит меня один кулаком по подбородку, я аж в ров отлетел. А они захохотали и пошли себе дальше…
Жизнь во время войны — странная жизнь. Не помнит наш собеседник, чтобы людей эшелонами угоняли в Германию, зато знает, что некоторые девушки «с соседних улиц» добровольно отправлялись в чужую страну, жизни лучшей там искали, что ли…
Так и жили Нижние Деревеньки, о том, что происходит на фронте, знали совсем мало. Радиоприемники-то фашисты отобрали …
А 3 марта 1943 года советские войска освободили село. «Стрельба началась, взрывы. Я с бабушкой был и не понял толком ничего. Тут вижу — она пирожки выносит, наших солдат угощает, обнимает их, как родных….»
И начались восстановительные работы: мосты, дороги — все надо было строить заново, рабочие руки — на вес золота. Евгений устроился помощником на дрезину, воду возил, масло. Но недолго проработал он на железной дороге — в конце марта пришла повестка. На то время было парню 16 лет и 3 месяца. Война не смотрела на возраст…
Новобранцев отправили пешком, они прошли всю Курскую, Орловскую, Тульскую области, неделю были в пути. Грязные, уставшие, оборванные наконец добрели в полевой военкомат, что находился в городе Ефремове.
— Там хоть помыться смогли, — вспоминает Масалов. — Нам выдали чистую одежду, провели дезинфекцию, обстригли. И отправили эшелоном в Чувашскую АССР, в запасной минометный батальон, осваивать военную грамоту.
9 мая 1943 года, ровно за 2 года до конца войны, Евгений Масалов принял военную присягу:
— Босые, в брюках, подпоясанных веревками, стояли, — рассказывает он.
— Страшно? Страшно не было. Понимаете, когда в глазах тысяч солдат горит огонь защищать Родину, уже ничего не страшно…
Запасной полк из юных, неопытных бойцов ежедневно тренировался в полях. Часто командир жалел парнишек, разрешал спать… Но долго так продолжаться не могло. Однажды их собрали по тревоге, накормили, выдали по 2 сухаря на вечер и отправили на самый настоящий фронт — под Псков. Там шли бои, полк понес большие потери, и новобранцами как раз надо было его доукомплектовать. Солдатиков приодели, обули, снарядили — и вперед! Масалов попал в первый артиллерийский расчет. Молодого худенького парнишку все считали сыном полка. Командиры даже называли его не по уставу — не по фамилии, а просто Женькой.
А дальше была мясорубка Курской Дуги. Евгений периодически получал письма матери: «Сыночек! У нас жуткие бомбежки… Но мы в порядке, ты там держись…» И парнишка, читая тревожные весточки из дому, готов был бить немцев с утроенной силой.
Евгению Масалову, как и многим другим нашим героям, однажды выпал свой счастливый билет: «Мы рыли окопы, и во время обстрела в мой окоп заскочил шофер. Я как сидел возле сосны, так там и остался. Шофера ранило, а я — цел и невредим….»
Евгений Афанасьевич помнит в деталях свой первый бой, но «очень быстро все стало привычным. Вроде бы так и должно быть. Мы наступаем. Обороняемся. Стреляем. Убиваем…» Он даже военную шутку, которая тогда передавалась из уст в уста, помнит.
— Приходит кавалерия в село, говорят «девчонок давай!», моряки спрашивают «где водка?», артиллеристы — «как бы отдохнуть?», а пехота — «кухня не проезжала?». Мы и говорили: козырь — в кавалерии, лодырь — в артиллерии, пьяница — во флоте, дурак — в пехоте…
После Пскова была Прибалтика. Здесь у Масалова была легкая контузия — шальным осколком задело…
Он говорит, по-разному встречали советских солдат в латвийских хуторах. Артиллеристов, понятное дело, местные националистические силы не трогали, «куда там — нас много, оружие», а вот авиационный корпус, что дислоцировался недалеко от Риги, охранял танковый батальон — мало ли, каких провокаций можно ждать от «антисоветчиков»?
— Бои под Ригой были жестокие. Немец контратаковал из последних сил. Но мы все равно их отрезали!
… Евгений Афанасьевич досконально помнит все детали, даты, события, места. Достает красную папку — там собраны военные реликвии: копии поздравительных телеграмм от военного руководства с Днем артиллериста, с 27-й годовщиной Великой Октябрьской революции — все эти мелочи тогда радовали изможденных солдат и поднимали их боевой дух.
В декабре 1944 года их было в расчете 3 человека: командир, сам Женя — наводчик и прибывший из пополнения молодой киргиз. Как его на самом деле звали, никто не знал, называли просто — Мишей. В один из дней был сильный обстрел. Мишу ранило в пятку.
— Медсестра перевязала, а мне надо было нести его в полевой госпиталь. Грязь непролазная, Мише больно очень, он кричит, плачет. А я тащу его и все приговариваю: «Ты успокойся! Пока вылечишься, и война закончится…»
Потом часть Евгения Масалова перевели в состав Второго Белорусского фронта, в Северную Польшу. Здесь в лесах они окопались серьезно, в расчете уже было 6 человек — «красота»… Периодически проводились митинги, где звучали ключевые слова «сметать все на своем пути, невзирая на пол и возраст…».
До 15 января 1945 года там простояли. Всякое было, но вот один бой запомнился нашему собеседнику особенно:
— Мы потихоньку продвигались вперед. Вокруг туман, ничего не видать. Тут бегут 2 наших разведчика, Вася и Коля, в одних портянках.. «Немцы! Танки!» — прокричали. Весь наш «молодняк» — пополнение, как услышали это, врассыпную, поубегали, попрятались. Возле пушки остались только я и шофер, — наш собеседник хорошо помнит, что шофер прибыл к ним в часть из штрафбата, до войны ему светило 10 лет тюрьмы за убийство жены — он ее застал с другим и не выдержал…
— Мы, значит, моментально принимаем решение. Пушку развернули, подперли коробкой со снарядами… Туман как раз поднялся, впереди ложбинка. Вижу — метрах в 400-х идет немецкая самоходка и черные точки — пехота. Первый снаряд пускаю, вроде подбил. А она идет. Второй — остановилась. Третьим и четвертым добил, задымилась машина… Потом я с пехотой расправился, как повар с картошкой. Лупил по ним, что есть мочи. Остановил меня только крик командира «Женя, остановись! Они сдаются!»…
Об этом бое потом написала фронтовая газета «На боевом посту»: «… Побеждает тот, кто раньше развернет свои силы. И раньше всех развернулся старший сержант Масалов. Он остановил, зажег и доконал вражескую самоходку, истребив, кроме того, до 25 гитлеровцев. Встречный бой — выигран!» Эта газета находится сейчас в Ленинградском военном музее, а ее копия — в той самой красной папке, что так бережно хранит Евгений Афанасьевич…
Из Польши часть Масалова перебросили в Пруссию. Города сдавались один за другим. Здесь, в Европе, политруки солдатам постоянно напоминали о личном приказе Рокоссовского: «Никакой жестокости по отношению к мирным жителям». Необоснованные убийства, вандализм, насилие в Советской Армии на самом деле жестоко карались, хотя всякие эпизоды были. Война есть война…
Наши войска отрезали Восточную Пруссию, 9 апреля подошли к Кенигсбергу. «Катюши» уже были не нужны, немцы и так отступали.
Через полмесяца часть нашего собеседника срочно вывели, погрузили на поезд и должны были перевезти в Чехословакию, где ситуация оставалась сложной.
— Мы вначале прибыли в Западную Украину, уже были, как короли: одеты, обуты, на «Студебеккерах». Вот однажды продвигаемся по какой-то узенькой улочке, и тут остановка — надо переждать похоронную процессию. И вдруг из чердака дома, что напротив — обстрел. Командир орудия ранен, меня по касательной в голову задело. «К бою!» — дай нам волю, размолотили бы весь дом. Но замполит остановил: «Не стрелять!» Оказывается, на том чердаке, кроме местных националистов и польского ксендза, были женщины и дети. Их-то наши и сберегли…
Мужчин в перестрелке убили, а ксендза сразу же забрали «особисты» из СМЕРШа. «А то мы бы его разорвали», — говорит Масалов.
В итоге часть нашего собеседника прибыла в военный лагерь неподалеку от Катовице — место известное, там формировалась заново VI немецкая армия, разбитая под Сталинградом. Говорит, там хорошо было, даже свет электрический. Здесь солдаты узнали, что их полк награжден Орденом Красного Знамени, на митинге поздравляли друг друга…
— Помню, дожди весенние шли, мы все промокшие были, счастливые…
Уже 7 мая они догадывались о том, что война подходит к концу. А в ночь с 8-го на 9-ое радист — до войны он был настройщиком пианино в Ленинграде — перехватил короткое сообщение: «Пакт о капитуляции Германии подписан».
— Мы спим и слышим выстрелы, пулеметные очереди… Что такое? Выскакиваю, все стреляют… «Победа! Победа!»
…32 года жизни Евгений Афанасьевич Масалов прослужил в рядах Вооруженных Сил СССР. В 1974 году демобилизовался, в Кировограде работал преподавателем в автошколе при ДОСААФе.
Сейчас ветеран рассказывает о войне, а на столе — целая гора таблеток. 10 дней назад у него умерла жена. Крепится, держится из последних сил, показывает фотографии, на которых они — молодые и счастливые — улыбаются, радуясь жизни. Очень вскользь, пока идет за военным кителем, сплошь в орденах, — упоминает: «Видите, у нас крыша течет… Куда только ни обращались — и в ЖЭК, и к мэру, и губернатору письма писали… Бабушка болела, лежачая была, так мы ее на руках с места на место переносили, чтоб вода на нее не лилась ручьями…» Особенно тяжело пришлось весной, кода стал таять снег, приходилось на стульчик посреди комнаты усаживать, бедненькую…
Мы обращаемся ко всем, кто может помочь решить эту коммунальную проблему по ул. Добровольского, 7, в квартирах 61 и 62. Евгению Афанасьевичу ремонт крыши не под силу…
