В Кировоградском областном художественном музее 22 сентября открылась небольшая выставка, посвященная генералу от инфантерии, приамурскому генерал-губернатору, члену Государственного совета Российской империи, этнографу и писателю Николаю Ивановичу Гродекову. Эта скромная экспозиция – часть довольно объемной российской программы по увековечиванию памяти Гродекова, и открыл ее советник министра культуры РФ Виктор Васильевич Петраков.
Дело в том, что в этом году исполняется 170 лет со дня рождения (именно 22 сентября) и 100 лет со дня смерти (12 декабря) Николая Гродекова – человека, который не только участвовал в Хивинском походе и подавлении «боксерского» восстания в Маньчжурии, но и создал в Хабаровске краеведческий музей и публичную библиотеку, открыл в крае 37 начальных школ, кадетский корпус и реальное училище, содействовал основанию Свято-Троицкого мужского монастыря, написал книги «Хивинский поход 1873 года» и «Через Афганистан», которые были переведены на несколько европейских языков и стали классикой военной литературы.
А родился будущий генерал, оказывается, здесь – в Елисаветграде, в семье обедневшего офицера Ивана Гродецкого. В 1865 году детям разрешили изменить фамилию на Гродековы как «более соответствующую и по коренному их русскому происхождению, и по исповедуемой ими православной религии». Хотя зачем им понадобилось менять прославленную дворянскую фамилию (пусть и польского происхождения) Гродецкий на довольно странную Гродеков, неизвестно. И почему фамилию поменяли только детям, хотя обер-вагенмейстер 2-й кирасирской дивизии майор И. О. Гродецкий в это время был еще жив? Вообще о елисаветградских годах Николая Гродекова неизвестно почти ничего. У него были сестры и брат, который тоже дослужился до генерал-майора. Дети рано осиротели, и Николай Гродеков стал учеником Александрийского сиротского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге. Больше он никогда не возвращался в Елисаветград, по крайней мере, никаких сведений о его визитах на родину нет.
Впрочем, как отметил на открытии выставки Виктор Петраков, до сегодняшнего дня в Кировограде никто и не искал никаких сведений о Гродекове, и, возможно, небольшая выставка в худмузее станет толчком к работе историков и краеведов. Николай Гродеков – фигура, действительно, очень интересная. На Дальнем Востоке это имя сегодня знакомо каждому школьнику. В честь него были названы поселок Гродековский (в 1958 году его переименовали в Пограничный) и главная железнодорожная станция на границе с Китаем. В разных районах Приморья есть три села, названные в честь генерала, его имя носит хабаровский краеведческий музей, в Хабаровске ежегодно проходят Гродековские чтения и т. п. 22 сентября, в день рождения генерала, в пос. Пограничный был установлен его бронзовый бюст, деньги на который, кстати, собирали сами жители поселка безо всякого участия властей. В начале этого года журналист Андрей Абрамов в своем блоге разместил объявление о сборе средств на памятник Гродекову, и почти каждую неделю поименно называл всех, кто перечислял средства. В результате было собрано 400 тысяч рублей! Этих денег хватило, чтобы отлить в бронзе бюст Гродекова, а также сделать гипсовую копию, которую отправили в музей в Хабаровске.
Человек, который сделал себя сам
Все биографы Гродекова (а написано о нашем земляке довольно много) отмечают, что он был удивительно талантливым и целеустремленным человеком. Рано оставшись сиротой, без связей и, по-видимому, без средств к существованию, Николай Гродеков сделал головокружительную военную карьеру: начав службу в двадцать лет в чине поручика, в тридцать он был уже полковником, в сорок – генералом, губернатором Сырдарьинской области и кавалером ордена Св. Георгия.
«После окончания кадетского корпуса юноша продолжает учебу в престижном заведении – Константиновском военном училище, – пишут Леонид Востриков и Зосима Востоков в книге “Хабаровск и хабаровчане. Очерки о прошлом”, которую мы будем еще не раз цитировать. – По окончании его в 1862 году, по тогдашнему выражению, “вступил в службу” в стрелковый батальон. Способности, старательность и рвение молодого офицера замечены, и он в следующем, 1863 году переводится в лейб-гвардии гренадерский полк, который являлся не только одним из привилегированных полков, но и старейшим, сформированным в 1756 году. В полку он разительно отличался от титулованных сослуживцев – сынков баронов, графов и князей, в большинстве своем гуляк, картежников и завсегдатаев увеселительных заведений. Вместо этих светских развлечений для поручика Гродекова существовали только честная служба, самоусовершенствование и самообразование, самостоятельная работа с книгами. Такое “странное поведение” являлось постоянной мишенью для насмешек полковых остроумцев и остряков, но такое “поведение” дало ему возможность в 1864 году с первого же захода поступить в Николаевскую академию Генерального штаба.
В период учебы в академии он познакомился с М. Д. Скобелевым, и оба они блестяще окончили ее в 1868 году. После окончания академии – служба в Генеральном штабе, но в феврале 1869 года перевод на Кубань, а в 1870 году назначение в Кавказский военный округ, где Гродеков прослужил до 1876 года. За службу на Кавказе награжден орденом Cв. Станислава II степени и золотым оружием.
30 мая 1876 года Гродеков назначен в Туркестанский военный округ в распоряжение командующего М. Д. Скобелева. Пунктуальность в исполнении приказов, завидное самообладание в условиях боя, полное пренебрежение к личному комфорту в сочетании с физической выносливостью были оценены Скобелевым, и он поручал Гродекову самые трудные военные операции, которые тот неизменно выполнял с наименьшими потерями.
За проявленное в боях геройство и отвагу в пяти военных походах он был награжден орденом Св. Георгия IV степени. Это была очень высокая награда, дававшая право потомственного дворянства с занесением имени его владельца на мраморных стенах Георгиевского зала Большого Кремлевского дворца».
Впрочем, наивысшую награду в царской армии – Георгиевский крест – Гродеков в порыве чувств… подарил генералу Ренненкампфу, но об этом позже.
В 1873 г. Н. И. Гродеков отличился в походе на Хиву, где руководил Мангышлакским отрядом. За этот бой он получил золотую саблю, усыпанную бриллиантами. А спустя десять лет он напишет книгу «Хивинский поход 1873 г. Действия кавказских отрядов», которая принесет ему славу военного писателя. Следующая его книга «Поездка генерального штаба полковника Гродекова из Самарканда через Герат в Афганистан в 1878 году» была переведена на немецкий, французский и английский языки. Приведем очень небольшой отрывок из этой работы: «Хивинский поход и его последствия: уничтожение торговли людьми в Хиве и Бухаре, нанесли страшный удар туркменам: им некуда уже было сбывать свой ясырь. Первые два года после хивинского похода набеги туркмен совершенно прекратились, но потом они возобновились, хотя далеко не в таких размерах, как бывало до 1873 года. Теперь шайка в 100 человек редкость; ходят десятками, по 6-ти человек, по 5-ти. Но тут играет роль, если можно так выразиться, вездесущий туркмен, который парализует жизнь и под Гератом, и под Мешхедом и Астрабадом. Все воспоминания жителей вертятся в круге туркменских набегов; они даже хронологию свою приурочивают к тому или другому набегу. Подобно тому, как в Западной Европе в средние века существовала молитва об избавлении людей от нашествия норманнов, так и теперь в Персии и в Гератской области существует молитва об избавлении народа от набегов туркмен.
(…)
Вся сила текинца в коне. Весь успех свой он основывает на быстром натиске и быстром утеке. Он не любит мало-мальски серьезного сопротивления, тотчас оставляет добычу и бежит. Текинец без коня то же, что рыба на суше, что птица без крыльев. Вот почему он конем дорожит больше всего на свете, больше жены, детей, скота. Имея хорошего скакуна, он всегда приобретет и жену, и рабов, и скот. Часто можно встретить кибитку с ободранными войлоками, а лошадь покрыта хорошими попонами. Текинец будет разбойником до тех пор, пока у него такая прекрасная порода лошадей. Вот почему при предстоящем разгроме текинцев у них следует отнять их главное и единственное оружие. Коалиция 54-55 годов уничтожила великое наше средство – Черноморский флот; с тех пор прошло более 20 лет; в прошлую войну у нас флота не оказалось, и победоносная кампания не привела к тем результатам, которых мы желали. То же будет с текинцами: без хороших лошадей это будет бессильное племя, для которого ничтожный гарнизон в Чарджуе будет великою угрозою».
Надо отметить, что «Поездка полковника Гродекова» имела исключительно исследовательские цели и была довольно рискованным на тот момент предприятием: около двух тысяч верст через Афганистан и северо-восточную Персию полковник проехал верхом в сопровождении всего двух джигитов.
Подарок маньчжурского губернатора
Если вы бывали в Петербурге, на Петровской набережной, то, безусловно, помните двух гранитных львов Ши-цза – в Китае таких устанавливают у входов в храмы, дворцы, на кладбища. На постаментах обоих петербургских львов подписи: «Ши-цза из города Гирина в Маньчжурии перевезена в Санкт-Петербург в 1907 году. Дар генерала от инфантерии Н. И. Гродекова». Эти Ши-цза, высотой 4,5 м и весом 2,5 тонны каждая, правитель Гирина Цзян-Цзюнь подарил Гродекову в 1905 году, после окончания Русско-японской войны. А уже Гродеков передал скульптуры в дар столице, оплатив перевозку этих громадин. На тот момент это был не просто экзотический подарок, а символ того, что Маньчжурия остается в добрых отношениях с Россией.
Строительство Китайско-Восточной железной дороги вызывало большое недовольство у местного населения – присутствие большого числа русских военных, охранявших стройку, воспринималось как военная интервенция. В 1900 году вспыхнуло так называемое боксерское восстание, Гродеков руководил обороной Приамурья и усмирением китайских волнений в Маньчжурии. Александр Зиновьев в статье «Возле города Пекина бывали русские войска» так описывает эти события: «Сейчас с трудом верится, что чуть более ста лет назад добрая половина Китая чуть не стала Русской.
“Государь Император Всероссийский, снисходя к печальному положению законного китайского правительства и ради устранения опасности, грозящей нашему трудовому русскому народу, работающему над постройкой Восточно-Китайской железной дороги, повелеть соизволил: ввести в Маньчжурию свои войска”. С таким воззванием генерал-губернатор Приамурской области генерал от инфантерии Николай Гродеков обратился 28 июня 1900 года к властям и населению Маньчжурской провинции. К ноябрю того же года российские войска заняли Маньчжурию. Русская армия выступила в поход после того, как китайские повстанцы и правительственные войска весной-летом 1900 года развернули настоящее наступление на поселения строителей в зоне КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги. – Авт.) и на русские военные базы, располагавшиеся на Квантунском полуострове. Китайцы убивали всех русских без разбора, военных и гражданских. В ответ русский флот, пехота и казаки залили кровью Маньчжурию.
“Китайский поход” 1900 года обошелся России в копеечку: за несколько месяцев наличный запас Государственного банка сократился на 30%.
Китайцев поставили на колени, но не научили любви к России. Местные жители стали “пятой колонной” японской армии в войну 1904-1905 годов.
Проблему обеспечения безопасности КВЖД в этих условиях правительство России склонялось решать путем создания военных поселений в полосе отчуждения железной дороги. Автором идеи выступил все тот же приамурский генерал-губернатор Гродеков. Николай II одобрил инициативу члена государственного совета Гродекова и поручил военному ведомству, министерствам финансов и земледелия разработать проект создания казачьих станиц и солдатских слободок вдоль всех веток КВЖД.
Портсмутский мир и последовавшая за ним уступка Японии Порт-Артура и южной ветки КВЖД, эвакуация русских войск из Маньчжурии похоронили грандиозные планы военной колонизации Северо-Восточного Китая. Россияне, создавшие в полосе отчуждения построенной ими железной дороги свою, русскую цивилизацию – Желтороссию, так и не стали на этой земле хозяевами».
Но это все уже было без Гродекова, он ненадолго вернулся сюда только в 1905 году, чтобы оперативно вывести русские войска из Маньчжурии. И эти самые Ши-цза на Петровской набережной – наверное, единственный памятник недолгого существования Желтороссии.
И еще один интересный момент: «В 1900 году, – пишет Виктор Петраков в книге “Маленький Париж”, – по приказу командующего войсками Приамурского военного округа Н. И. Гродекова отряду во главе с генералом П. К. Ренненкампфом было предписано очистить побережье реки Амур от китайских войск. Молниеносным броском Ренненкампф разбил три китайские армии, по численности десятикратно превосходящие его отряд, и вернулся с задания с богатыми трофеями. Восхищенный подвигами генерал снял со своей груди орден Св. Георгия IV степени и прикрепил его к груди Ренненкампфа».
«Благословение дорогому краю»
Если в европейской части России Гродеков до недавнего времени был известен немного больше, чем в Кировограде, – в основном как исследователь Среднего Востока и Юго-Восточной Азии, то для жителей Дальнего Востока он прежде всего мудрый правитель, который на много лет вперед определил вектор развития региона, придавал огромное значение образованию и очень трепетно относился к обычаям коренного населения.
«В 1893 году Гродеков назначен первым помощником приамурского генерал-губернатора С. М. Духовского, – пишут Леонид Востриков и Зосима Востоков. – Ему, уже генерал-лейтенанту, пошел 51-й год. Невысокого роста, плотного телосложения, почти лысый, с подстриженными по-восточному усами и бородой, в очках, сквозь которые смотрели проницательные черные глаза, Гродеков имел вид строгий и неприступный. Он носил мягкие сапоги, ходил бесшумно и неторопливо, независимо от обстановки говорил тихим и невыразительным голосом, никогда не горячился, ничем не выдавал своего волнения, был терпеливым в любых условиях, никогда не повышал голоса в общении с солдатами».
В 1898-м Гродеков становится губернатором края. «Н. И. Гродеков стал самым выдающимся высшим администратором Приамурского края, полным генералом, награжденным едва не всеми воинскими орденами Российской империи, сочетавшим в себе исполнительность, личную храбрость, непритязательность в быту, громадную работоспособность, умение обобщать и предвидеть», – говорится в справочном издании «Город на ладони. Хабаровск 2000». И дальше: «Как командующий войсками, он любил устраивать внезапные проверки, держал в секрете от адъютантов дату инспекции, обращал внимание не столько на внешний вид солдат, сколько на боевую подготовку, лично заглядывал в ствол винтовки, осматривал мишени, посещал казармы, не гнушался контролировать санитарное состояние армейских прачечных, бань.
Широкообразованный, он отлично понимал роль просвещения, считая, что “для простолюдинов школа должна стать бесплатной”. По его настойчивым ходатайствам учителям значительно увеличили жалование и предоставили ряд льгот, благодаря чему за короткое время полностью укомплектовали корпус преподавателей. Гродеков содействовал открытию первого в крае высшего учебного заведения – Восточного института, реального училища, а также первого кадетского корпуса, не говоря уже о десятках других школ и училищ. Совмещая официальную должность высшего администратора края с общественной должностью покровителя Приамурского отдела Русского географического общества, являясь автором научных трудов по этнографии и военному делу, он прислушивался к мнению специалистов, вникал в их нужды, поддерживал ученых людей. При нем были приняты “Временные правила для производства рыбного промысла в низовьях Амура”, уточнены и дополнены правила ведения охотничьего промысла (впрочем, Гродеков отдельно уточнил, что эти правила не распространяются на коренных жителей, которые могут продолжать ловить рыбу и охотиться как и где привыкли. – Авт.). Он проводил политику покровительства малочисленным народам, политику невмешательства в их жизненный уклад, бережного отношения к национальным обычаям.
Ценитель искусств, генерал-губернатор собирал коллекцию восточной керамики, а также скульптуры и живописи. Он подарил Хабаровску несколько десятков картин, которые положили начало художественному музею.
(…) Сам Гродеков служил образцом нравственности, он не пил, не курил, разве что по сложившимся обстоятельствам оставался холостяком».
Евграф Кончин в статье «Гибель царского “Кота-мурлыки”» отдельно описывает формирование Хабаровской краевой библиотеки и удивительную «царскую коллекцию», из которой сегодня в библиотеке сохранилось всего несколько сот книг: «Библиотека была создана по инициативе и при личном участии генерал-губернатора Приамурского края Николая Ивановича Гродекова, военачальника, сподвижника Скобелева. К тому же он был председателем Приамурского отдела Русского Географического Общества, серьезным ученым и литератором. Человек яркий, деятельный, широко образованный, он много сделал для развития края, в том числе и культуры. Николай Иванович не только отдал библиотеке свое собрание книг, но постоянно выделял ей личные средства на покупку литературы, на подписку журналов и газет для читального зала. Помог составить каталог, собственноручно заполнил несколько сот библиотечных карточек.
Будучи в Петербурге, Николай Иванович Гродеков обратился к государственным и общественным деятелям с просьбой помочь хабаровской библиотеке. И первым, совершенно неожиданно для Гродекова, откликнулся цесаревич Николай. (…) Он передал 452 книги. Большей частью – детские. Причем выразил желание, чтобы они непременно выдавались в общее пользование. В письме статс-секретаря А. Куломзина Гродекову говорилось: “Весьма трогательно, что Его Высочество пожертвовал много из своих детских книг, думая, что на Вашей окраине в особенности должен быть недостаток в них. Очевидно, что следовало передать и беллетристические книги, чтобы сразу образовать публичную библиотеку, о которой изволил беспокоиться Его Высочество”.
(…)
Подношение царя открыло “шлюз” обильных посылок в Хабаровск. Его примеру последовали министры и сенаторы, вельможи и генералы. Некоторые поступления были весьма значительны. По завещанию председателя Государственного Совета, Великого князя Константина Николаевича Романова его вдова Александра Иосифовна прислала более 8 тыс. томов».
Но вернемся к самому Гордекову и книге «Хабаровск и хабаровчане»: «Единственной и труднообъяснимой слабостью генерала была его паническая, иначе не назовешь, боязнь тараканов и пауков. В поездках, прежде чем устроить его на ночлег, адъютант дотошно расспрашивал хозяев насчет насекомых и лично осматривал помещение. И, если хотя бы один таракан появлялся в поле зрения Гродекова, генерал опрометью выбегал из дома, и ничто не могло заставить его зайти вновь. Отпетые казнокрады проведали о странной слабости неподкупного Гродекова и иногда докладывали, что в таком-то складе, несмотря на принятые “крайние меры”, водятся тараканы. Грозный инспектор бледнел и поспешно уезжал, а жулики отделывались выговором».
Гродеков прослужил в Приамурском крае восемь лет, но полюбил его навсегда. Высочайшим указом от 30 августа 1902 года Гордеков был назначен членом Государственного Совета. Уезжая в Санкт-Петербург, генерал подарил местному музею все свои богатейшие коллекции и обратился к жителям: «Да ниспошлет Всевышний благословение на преуспевание всего населения оставляемого мною дорогого мне края» (Цитируется по книге В. Машковцев, В. Петраков, «Маленький Париж»).
Завещание Гродекова
В 1906 году генерал от инфантерии Н. И. Гродеков был назначен генерал-губернатором Туркестана. В Казахстане, в Жамбылской области, тоже есть село Гродеково, хотя там генерала чтят и помнят меньше. Зато в 2007 году переиздали его труд «Киргизы и кара-киргизы Сырдарьинской области» 1889 года – причем как отдельный том этнографической энциклопедии.
В 1908-м генерал заболел, оставил службу с сохранением синекуры в Государственном Совете, поселился в Петербурге и взялся за написание обобщающего труда по этнографии, который так не окончил.
И все-таки Гродеков сумел прославиться еще раз – своим завещанием.
«Благодаря своей непритязательности в быту, пуританскому образу жизни он оставил довольно значительный капитал, – пишут Востриков и Востоков. – Гродеков пожертвовал городу Хабаровску все свои этнографические коллекции, богатейшую библиотеку, 14 тысяч рублей в ценных бумагах и декоративную шашку “За храбрость”, отделанную бриллиантами. Эта часть завещания была воспринята с пониманием последней воли покойного, для которого Амур всегда оставался самым светлым местом в жизни.
Шокировала другая часть завещания, так сказать, основная. “Находясь в здравом уме и трезвой памяти”, Николай Иванович Гродеков завещал 100 тысяч рублей госпоже 3., вдове своего сослуживца, которую тайно любил всю жизнь. Волю завещателя пытался опротестовать единственный родственник – племянник, капитан лейб-гвардии, которого Гродеков недолюбливал за ветреный образ жизни. Гвардеец пытался доказать, что горячо любимый им дядя в последнее время был невменяем, чему, мол, есть свидетели. Делу был дан законный ход, но затем оно было прекращено “за смертью истца”. Племянник Гродекова погиб на Германском фронте.
Завещанием была весьма огорчена, если не сказать уязвлена, церковь. При жизни завещатель был примерным христианином, всегда щедро жертвовал на церковные нужды, однако, собираясь перейти в лучший мир, не отказал во имя Господа Бога и ломаного гроша».
Что касается «невменяемости» генерала, то сведения об этом нам удалось найти только в одном источнике – на сайте «История Русской Императорской армии» (regiment.ru): «В конце жизни страдал органическим поражением головного мозга, обширным расстройством речи, не только не мог выражать свои мысли, но также не понимал значения многих слов собеседника, а также лишился способности читать и писать».
Однако почти через сто лет после смерти генерала обнаружились новые подробности его петербуржской жизни. В 2005 году в Гродековский музей в Хабаровске пришло электронное письмо от петербуржского кинопереводчика Льва Вержбицкого, который интересовался жизнью прославленного генерала. Завязалась переписка, Вержбицкого пригласили в гости, он приехал. И каково же было удивление сотрудников музея, когда кинопереводчик преподнес им в подарок прижизненный портрет генерала, который много лет назад нашел в бабушкином сундуке. Выяснилось, что бабушка дарителя – Евгения Степановна Вержбицкая, которая была на пятьдесят лет младше генерала, в последние годы жила с ним в гражданском браке, а сам Лев Львович, – вероятно, его внук.
Комментируя свой дар, Лев Вержбицкий объяснил: «Бабушка на самом деле упрятала, видимо, от страха, портрет моего деда, а моему отцу, да и всем родственникам строго-настрого велела забыть о нем. Однажды мой отец все же спросил ее: а кто же это на портрете? Она ему рассказала и велела молчать. Мне горько, что сегодня уже некого спросить о том, как портрет оказался в сундуке. Но когда я подрос, то обнаружил портрет и начал расспрашивать отца. Он мне рассказал. Мы изъяли портрет из сундука, и он переместился в шкаф, где провел лет семнадцать. От отца узнал, кем был Николай Иванович Гродеков, узнал о его принадлежности к высшим чинам царского окружения (член Госсовета, генерал, сановник и т. п.). В советские годы, когда свирепствовали репрессии, о таком родстве нельзя было даже упоминать. Вот семья и молчала. На стенку мы водрузили портрет с началом перестройки. Тогда же я стал искать следы пребывания своего деда в Санкт-Петербурге. И оказалось, что их почти нет, что его фамилию помнят совсем немногие, человек двадцать сведущих в истории людей и произносят ее иначе – Гродеков. “Е” произносится мягко, на нем и ударение.
Портрет – это единственное, что осталось у нас от деда. Когда мы долго переписывались с Николаем Ивановичем Рубаном, то пришла идея подарить его музею, вашему краю, где так хорошо помнят, чтят, ценят его. Вот я и привез портрет в Хабаровск, а себе заказал копию» (Александр Чернявский. «Внук за деда отвечает!», газета «Тихоокеанская звезда» от 3.11.2005).
Пусть простит меня Лев Вержбицкий, но нельзя не сказать о том, что он может и не быть внуком генерала – на исторических форумах этот вопрос вызвал нешуточные дискуссии. Виктор Петраков, который лично знаком с Львом Львовичем, говорит: «Документами это не подтверждено. Но почему бы и нет? В любом случае он ведь не преследует никаких корыстных целей, даже наоборот: все, что у него было, подарил музею».
Далее отрывки из интервью Льва Вержбицкого, опубликованного в газете «Вестник Приграничья» уже в этом году:
– Николай Иванович и бабушка Евгения Степановна жили гражданским браком. Они подавали в Синод прошение на разрешение венчания, но им было отказано. (Отец говорил, из-за большой разницы в возрасте. Ну и мезальянс: они были из очень разных кругов общества. Известно, что всячески сопротивлялся этому браку брат Николая Ивановича.) Вот и получилось, что мой отец родился бастардом. Брат бабушки усыновил его и записал на свою фамилию, дав также и своё отчество.
(…)
– Отец рассказывал, как они с бабушкой, ещё до всех переворотов, ходили на приём к царю по поводу наследства Н. И. Гродекова, которое ушло в царскую казну. Государство не могло оставить сына Николая Ивановича без средств к существованию, и ему с матерью была положена пенсия, а также большая 13-комнатная квартира на Разночинной улице.
Единственное, что у нас осталось от деда, – это его портрет, который мы подарили хабаровскому музею, и картина мечети Би-Би Ханым в Самарканде, заказанная Николаем Ивановичем, бывшим в то время генерал-губернатором Туркестана, художнику-антиквару Столярову в 1906 году после самаркандского землетрясения.
О том, что у меня такой выдающийся дед, сам я узнал в середине 70-х. Бабушка ни с кем по этому поводу разговоры не вела. Опасалась, как бы кто не проболтался. А написать донос на соседа в то время – святое дело. Сын царского генерала, по определению – враг народа. Так что такие разговоры могли дорого стоить всей семье. Личных воспоминаний у отца о Николае Ивановиче не было, так как папе было всего два года, когда умер Гродеков.
(…)
– То, что дед покоится на Смоленском кладбище, мы знали от отца. Он нередко туда ездил. Обещал мне показать место захоронения, но, к сожалению, этого так и не случилось.
(Андрей Абрамов, «Лев Вержбицкий: Дедом своим горжусь», газета «Вестник Приграничья» от 12.01.2013).
Могилу генерала на Смоленском кладбище искал не только Лев Вержбицкий, но и Виктор Петраков (поиски места захоронения описаны в книге «Маленький Париж»). И в этом году общими усилиями могилу таки нашли, там планируется установить надгробие, а Льва Вержбицкого Петраков пригласил в Кировоград – на родину его прославленного деда.
Ольга Степанова, «УЦ».