На протяжении года с лишним в Украине возрождается культ Сталина – более чем через полстолетия после его смерти, в независимом государстве, которое двадцать лет тому назад было готово начать свою собственную историю с чистого листа. Для всех, кто «не заметил», «не понял» или не задумался о происходящем, подчеркну: культ Сталина не возрождается сам собой. Его – возрождают. Явно и целенаправленно. На этом фоне возведение памятника Сталину в Запорожье и его взрыв в новогоднюю ночь – это лишь маленькие эпизоды.
Впрочем, автор не претендует на роль истины в последней инстанции. Все, что сказано здесь и далее, следует рассматривать скорее как гипотезу, хотя и основанную на фактах. Тех же, кому их оценка и трактовка придется не по вкусу, заранее отсылаю к украинскому законодательству: «Оценочные суждения не подлежат опровержению и доказательству». Ибо право на свободу слова гарантируется Конституцией… ну, по крайней мере, в нынешней, далеко не «сталинской» Украине…
«Нет, он не умер, он вечно живой…»
Простым и однозначным мир кажется только тогда, когда видишь его черно-белым. Но тема, за которую я взялся, далеко не проста и не двуцветна. У меня, в частности, никогда не поднимется рука бросить камень в тех, кто искренне верит, что самые светлые страницы в истории страны (и их личной биографии) связаны с периодом, когда во главе ее стоял Сталин.
Вот и в этом году, 9 Мая, на Валах, куда стекается весь Кировоград, чтобы отдать дань памяти воинам, победившим фашизм, довелось пообщаться с представителем славного поколения победителей. И это счастье, что они еще живут среди нас. Для моего собеседника участие в боевых в действиях началось в 1944-м, на подступах к Кенигсбергу.
– Я не видел заградотрядов, которые так любят приводить в пример антисталинисты, – говорит он. – Штрафные роты – да, видел. Но когда перед сражением была нужна разведка боем, чтобы выявить расположение огневых средств противника, бросали в атаку и не штрафные, самые обычные пехотные роты. И никто, когда мы шли в атаку, не приказывал, не заставлял кричать «За Родину, за Сталина!» – эти слова сами рвались из сердца…
А потому и коммунистов Запорожья я, автор, понимаю. И тех, кто живет в других регионах, но сразу после взрыва памятника начал передавать на его восстановление собственные деньги, отрывая от пенсий…
Телевидение, как мы помним, открытие памятника в Запорожье 5 мая прошлого года умудрилось преподнести как некий казус, почти анекдот: «не памятник», а всего лишь «полуфигура», «не в Запорожье» (вообще), а «во дворе дома», в котором располагается обком КПУ, и т.д. Но для всех, кто собрался в тот день у обкома, для ветеранов, которые пришли в военной форме и при орденах, это было СОБЫТИЕ. И протест – против того, что обещанная стране демократия обернулась во многом околодемократической демагогией, вседозволенностью и анархией, утратой социальных гарантий и социальных ориентиров. Против недальновидности Ющенко, наконец, который во имя «объединения страны» поднял на щит Бандеру, Шухевича и Голодомор…
Но был 9 Мая и другой разговор:
– Один мой дед погиб на самовзрывающейся батарее в Севастополе, прикрывая «отход» генералов, которые драпали на последних самолетах. Существование таких батарей власти отрицали, а потому моя бабушка на всю жизнь осталась женой «пропавшего без вести», а не вдовой погибшего солдата. Другой дед прошел всю войну и умер уже при Хрущеве – как же он не жаловал Сталина, а с ним и Молотова – за выступление по радио 22 июня: «Братья и сестры!.. – возмущался дед. – Как жареный петух в задницу клюнул – мы им, мерзавцам, сразу и братьями стали, и сестрами!» А бабушка само имя Сталина на дух не переносила…
Но ведь и они – представители того же поколения. И я сам многих из них знаю (нет, увы, уже в прошедшем времени – знал) не по книжкам и не по фильмам – тех, кто был безвинно репрессирован в сталинские времена, прошел через ГУЛАГ, тех, кто, по Высоцкому, не кричал ура, а играл со смертью в молчанку. У них тоже были свое мнение, свое понимание событий и своя правда. Ее, возможно, в какой-то мере выразил Александр Галич (тоже давно уже покойный поэт):
И было так:
Четыре года
В грязи, в крови, в огне пальбы
Рабы сражались за свободу,
Не зная, что они – рабы.
И не только они не приняли бы Сталина как фигуру, которая нужна для «объединения страны». Совсем не случайно в день открытия памятника могли разгореться под стенами запорожского обкома совсем не анекдотические страсти. Одновременно с коммунистами заявление о проведении митинга подали и готовые противостоять им представители Всеукраинского объединения «Свобода». Но, поскольку Административный суд Запорожья предусмотрительно запретил оба митинга, коммунисты провели «не митинг», а «встречу с народным депутатом», во время которой открыли памятник. А свободовцы протестовали перед мэрией.
Но и это не единственная причина, по которой открытие памятника в «отдельно взятом» запорожье не осталось локальным событием.
За неделю до того некий столичный всеукраинский еженедельник (суть не в его названии, а в тенденции, которую он отразил) выстрелил объемной статьей, доказывающей, что Сталин заслужил памятник ко Дню Победы.
«Сталин – наше всё»
На открытие памятника собралось около 1000 человек. Для 800-тысячного Запорожья это капля в море. Статья же была адресована уже всей Украине.
А с другой стороны – ну статья и статья. На то и свобода слова – бумага все стерпит. Хочешь – соглашайся с мнением автора. Не хочешь – вообще не читай.
Несколько настораживал, пожалуй, только чрезмерный пафос публикации, судя по которой, Сталин заслужил не один памятник, и не только ко Дню Победы. Удивляли подбор цитат и их обширность – почти сплошь статья состояла из славящих Сталина высказываний советских военачальников и партийно-государственных деятелей СССР сталинского периода. Иными словами, сталинистов – если даже не по искреннему убеждению, то по должности. Других оценок – хотя их немало оставил послесталинский период, причем, возможно, исходящих от тех же самых лиц, которых цитировал журналист, – в статье не было. Ни единой. (Понятно – те, кто рисковал высказывать негативные оценки при жизни Сталина, до послесталинского времени не доживали.) Наконец, определенное недоумение вызывал еще один момент. Ведь еженедельник, который подкрепил своим авторитетом некое частное мнение отдельно взятого журналиста, никогда не был изданием КПУ и с первых дней после появления на медиа-рынке позиционировал себя как издание независимое и демократическое…
Впрочем, и это вполне укладывается в понятие свободы слова. Захотел журналист высказаться – его право. Посчитал редактор возможным поставить его мнение в полосу – право редактора.
Самое-то интересное началось уже после этого.
На интернет-сайте еженедельника статья немедленно вышла в абсолютные лидеры по числу одобрительных откликов. Число ее читателей быстро перевалило за тысячу, счет реплик пошел на десятки, если не сотни. В первые ряды вырвались читатели, готовые кричать «ура» и Сталину, и сталинизму, а не только идее увековечивания «вождя всех времен и народов» в памятниках, обелисках и монументах. Читая их «комменты», так и хотелось воскликнуть: «Сталин – это наше всё!» «Лично товарищу Сталину» ставили в заслугу индустриализацию страны (коллективизацию, которая прокатилась по стране волной репрессий, почему-то не упоминали), создание новейших вооружений, превосходящих германское оружие (я и сам бы в это поверил, если бы не цитировал в одной из своих публикаций данные о технической оснащенности немецких и советских подлодок), великую победу в великой войне и даже… прорыв в космос (хотя первый искусственный спутник Земли был запущен уже при Хрущеве, в 1957-м, через четыре с половиной года после смерти Сталина, а Королев при Сталине кормил лагерных вшей на Колыме).
Не знаю, был ли известен этим читателям лозунг сталинской эпохи, но именно ему они следовали – «кто не с нами, тот против нас». Тех, кто высказывал хотя бы тень сомнений (тем более – пытался спорить), тут же поливали бранью, не брезгуя ненормативной лексикой. В «гневных отповедях» лепили ярлыки «либерастов» и «бандеровских прихвостней», словно следовали другому завету той же эпохи – «если враг не сдается, его уничтожают».
На этой волне автор первой просталинской публикации начал штамповать все новые просталинистские статьи. В одной из последующих счел нужным заодно подчеркнуть, что мнение интернет-аудитории совпадает с мнением читателей печатной версии. Это, видимо, должно было создать впечатление, что культ Сталина принимается «на ура» уже всей Украиной. Наконец, всем, кто не разделял его мнений, автор поставил «медицинский» диагноз – «параноидальный антисталинизм». Словно подчеркивая, что именно сталинизм является психической нормой.
Параллельным потоком пошли публикации о необходимости для Украины «сильной руки». И даже откровения о том, что для «построения нормального общества» Украине нужно совсем немного – «1000 пуль в затылок будет достаточно». Все это тиражировалось как в электронной, так и в «бумажной» версиях, и… производило впечатление, что развернута целенаправленная кампания на возрождение культа личности и… его примерка на современную Украину.
Всё в том же «круге первом»
Конечно, есть и иное объяснение. Просто газета почувствовала некие веяния и, «оседлав волну», попыталась за этот счет расширить свою читательскую аудиторию и поднять тираж. Ведь ни хрущевские разоблачения, ни вынос тела Сталина из Мавзолея (вспомните строки Евтушенко из «Наследников Сталина» – «Мы вынесли из Мавзолея его, но как из наследников Сталина Сталина вынести?») не поставили на теме сталинизма однозначную точку.
Хрущев, разоблачая сталинизм (или все-таки не сталинизм, а лишь «культ личности»?), не знал иных методов управления страной, кроме сталинских. Не знали иных методов ни Брежнев, ни Андропов, который чуть ли не с первых дней «отметился» самыми настоящими облавами на «бездельников» у пивных ларьков (ладно, соглашусь – там в большинстве своем и собирались бездельники, алкоголики и т.п., но ведь и обычный труженик, получив отгул, мог позволить себе кружку пива в будний день), в магазинах, в гостиницах (там отлавливали «затягивающих» время пребывания в командировке) и т.д. Даже Горбачев не оказался чужд насильственных действий, но он одновременно пытался и что-то изменить – вот и не стало великой страны. А потому и в народном сознании (не в общенародном – но в части его) сидит убеждение, что сталинские методы – самые правильные и результативные.
Но ведь и сама послесталинская власть это убеждение подпитывала.
Хрущев начал разоблачения, Солженицыну дали опубликовать лагерный «Один день Ивана Денисовича», Евгению Евтушенко – «Наследников Сталина», но оттепель оказалась короткой. Солженицына выдворили из страны (и не его одного), «Наследники Сталина», опубликованные тогда в «Правде», в последующие годы стали «непечатными» и ни в один сборник поэта не входили. Кого-то запихивали в психушки (и не надо думать, что это было гуманнее отправки в лагеря), а кого-то осуждали по уголовным статьям и сажали.
Новая волна разоблачений (и спекуляций) началась в годы перестройки. Читателям вернули запретных писателей – того же Солженицына с его «В круге первом» и «Архипелагом ГУЛАГ». В печатных изданиях публиковались карты с обозначением месторасположения сталинских лагерей – и точки, обозначающие лагеря, усеивали карту гуще, чем кружочки, обозначающие города.
Тема «исчерпала себя» с развалом СССР. Но на новом этапе начался обратный процесс. Сегодня в Интернете есть немало просталинских, просталинистских, а то и неосталинистских сайтов. В сознание поколения, которое родилось после смерти Сталина и после предания его тела земле – да что там, много позже, ибо не шестидесятилетние днюют и ночуют в Интернете, – внедряется убеждение, что Сталин был просто оклеветан. Вначале – Хрущевым, потом – в горбачевские времена. Солженицына и иже с ним выставляют на этих сайтах клеветниками и пакостниками. Постоянной ревизии подвергаются цифры жертв репрессий. До смешного доходит! На одном из сайтов наткнулся на «наивненькие вопросики». А как это, дескать, могло быть столько лагерей, а про них никто не знал? А как, если было столько репрессированных в лагерях, можно было организовать их продуктовое снабжение?
Авторы таких «вопросиков» продовольственное обеспечение лагерей ассоциируют, видимо, с завозкой товаров в огромные супермаркеты, в которых должно быть ВСЁ и МНОГО. А что касается «не знали», могу привести еще одно свидетельство: «Мы даже думать об этом боялись…»
Не случайно, наверно, говорят, что войны начинаются тогда, когда вырастает поколение, не знавшее войны.
Что ж, о войне мы не даем забыть – и День Победы отмечается массово, и фильмы по телевидению идут, и новые фильмы про войну (впрочем, и «про войну» тоже) снимаются. А одновременно выросло уже два поколения, не знавшие сталинизма. И кружится общественное сознание в одном и том же замкнутом «круге первом»: разоблачение – замалчивание – возвеличивание; и опять – разоблачение – замалчивание – возвеличивание.
Третье слово в этом перечислении – не описка. В брежневские времена не восстанавливали разрушенных повсеместно памятников Сталину, не вернули имя Сталина ни Волгограду, ни другим переименованным городам, зато массово делали фильмы о войне, в которых оживал образ мудрого Сталина, вдохновителя и организатора наших побед.
И сегодня мы – всё в том же круге. В третьей его фазе – возвеличивание…
Те, которых нет…
Не собираюсь брать на себя роль историка – у меня другое образование. Однако и мне есть что сказать.
Мне было пять лет, когда умер Сталин, но тот день я, 5-летний, запомнил. По флагам с черными лентами – они висели на каждом учреждении, на каждом жилом доме, – по выражению скорби на лицах. Хотя сегодня мне кажется, что она не была искренней.
Дело в том, что я родился и вырос в Воркуте. Колонны зеков, идущих под конвоем на работу и с работы, – это привычный антураж моего детства. И – «шаг влево, шаг вправо считается побегом». И – «конвой стреляет без предупреждения»… Со слов отца, а он попал «на Воркуту» еще в 1942-м, знаю, как конвойный у всех на глазах застрелил заключенного только за то, что тот совершенно инстинктивно сделал шаг из колонны, чтобы ступить на кочку, а не в болотную жижу, расквашенную ногами шедших впереди.
Москвичи давили друг друга насмерть в толпе на похоронах Сталина. Верю – были и искренние слезы. Но Воркута по нему – не плакала…
Не знаю, как обстояло дело в других местах. Если кто-то знает – пусть дополнит меня. Плакали по Сталину высланные крымские татары, все, скопом, объявленные врагами народа? Татар, которые воевали против фашистов и после Победы возвращались домой воинами-победителями, брали под стражу и тоже отправляли в места вечной ссылки. Примет сегодня крымско-татарский народ в качестве фигуры, которая нужна для «объединения страны», Сталина?
В конце 1980-х, оказавшись в Ташкенте, я услышал из уст одного из представителей этого народа: «Я – крымский татарин, и живу здесь не по своей воле». Он родился уже после смерти Сталина, но было видно – и его поколение никогда не забудет и никогда не простит.
Плакали по Сталину чеченцы и ингуши, с которыми в 1944-м обошлись точно так же, как с татарами? Не знаю, говорил ли кто-нибудь до меня, но мне кажется, что русским ребятам, которых бросали в огонь современной нам чеченской войны, стоило бы сказать за нее «спасибо» и «лично товарищу Сталину». Как и всем русским – и за Буденовск, и за взрывы в Москве, и за все прочее…
Когда началось разоблачение культа личности, содержание закрытого письма ЦК КПСС, разосланного в партийные организации, мгновенно стало известно всей Воркуте. Не помню, учился я тогда во втором или уже в третьем классе. Мои одноклассники, дети ссыльных и расконвоированных, как умели зачеркивали и замазывали портреты Сталина в школьных учебниках – его портрет сопровождал нас с первого класса, кажется, еще с букваря, – портили и выдирали страницы. Их ругали за это учителя – но, честно говоря, без особого энтузиазма и рвения.
Помню обрывки из разговоров взрослых: «Страшное было время – человек тени своей боялся». Я потом, по дороге из школы, специально останавливался под каждым фонарем: вот она, моя тень, как же можно ее бояться – разве она страшная? Помню другое свидетельство того, уже ушедшего поколения: в стране не было столько врагов народа, чтобы возникла необходимость в ГУЛАГе. При низкой производительности и плохой организации труда стране для «торжества социализма» требовался рабский труд – неоплачиваемый, ненормированный, на износ. Своего рода «государственное рабовладение». Все значительные объекты того времени, гордость нашей индустриализации – от Беломорканала до Турксиба (это железная дорога длиной почти полторы тысячи километров), – строились руками зеков.
Рельсы железной дороги на Воркуту, как и построенной в царское время дороги Москва – Санкт-Петербург (см. у поэта Н.Некрасова – «Железная дорога»), лежат на человеческих костях. В годы войны Воркута, уже получив статус города, оставалась огромным лагерем. Тех, кто не верит на слово, отсылаю к документам. «Книга Памяти Республики Коми» (т. 9, стр. 667) свидетельствует: среднесписочный состав заключенных в «Воркутлаге» к 1943 году достиг 27 тыс., а к 1945 (и это несмотря на «естественную убыль»!) – почти 40 тыс. человек. Такой была цена воркутинского угля, столь необходимого для выплавки стали, для оружия, которое шло на фронт, для Победы.
Зеки, «враги народа», в этой системе были расходным материалом. И когда этот «расходный материал» иссякал (это тоже свидетельство того поколения), начальники лагерей отправляли запросы в Москву, Москва давала разнарядку на места – и вновь чекисты успешно раскрывали «заговоры», троцкистские и прочие «подпольные организации», и вновь поезда, пароходы и баржи везли новые партии «врагов народа» в «места не столь отдаленные». А коллективизация навсегда прикрепила бесправных, беспаспортных крестьян к колхозам…
Много в Воркуте было немцев. Не военнопленных – наших, российских. Советских, не фашистов. Городских немцев вызывали в военкомат повестками – они были уверены (и были готовы), что поедут воевать против Гитлера. Их сажали в вагоны… и отправляли в лагеря. Сельских гребли целыми семьями. Лицемерно выдавали справку о том, какое имущество «реквизировано» – дом, корова, лошадь… Только в сибирской глубинке, насколько мне известно, не тронули сельских немцев – то ли слишком далеко были от фронта, то ли… просто руки не дошли.
Академик Раушенбах – еще одна гордость нашей космонавтики, но немец по национальности, он тоже прошел через лагерь. «Не тронули», насколько известно, лишь Кренкеля – слишком был знаменит радист, который дрейфовал на льдине с Папаниным, и Отто Юльевича Шмидта, Героя Советского Союза, вице-президента АН СССР – якобы нужна была санкция самого Сталина, но не решились спросить…
Когда фронт покатился на запад, лагеря начали пополняться другим «контингентом» – «пособниками оккупантов», полицаями, власовцами, а потом и западными украинцами (они примут Сталина как символ объединения страны?).
И после смерти Сталина основной костяк населения моего родного города, как и шахтерских поселков вокруг, составляли представители «спецконтингентов» – те, кому повезло выжить в лагерях, где людей косили цинга, пеллагра и прочие лагерные болезни, и в условиях «спецпоселений». Подавляющее большинство этих людей так и осталось в Воркуте, потому что им уже некуда было возвращаться. Ко времени хрущевской оттепели я был достаточно взрослым, чтобы понимать, ЧТО и О ЧЕМ говорит старшее поколение. Поэтому о своем городе, о его истории и его людях я знаю не из «специфической художественной литературы» и не из «современных кинофальшивок» (эти «обозначения» в ходу у неосталинистов). И «Один день Ивана Денисовича», опубликованный в 1962-м, воркутяне читали взахлеб – не как «специфическую художественную литературу», а как слово правды – от человека, которому выпало пережить то же, что и многим из них.
В старших классах физику нам преподавала Эмма Владимировна Вибе, немка. Доброжелательная, замечательный педагог и специалист, она почти никогда не улыбалась. Потом нам рассказали – небывалые таланты в физике она проявила еще школьницей. Будь возможность учиться в университете, никто из ее педагогов в этом даже не сомневался, ей был бы открыт путь в науку. Но и после войны за немцами – повторю, не военнопленными, нашими соотечественниками – сохранили статус ВЕЧНЫХ ссыльных. Военнопленные, отбыв срок, получали право вернуться в Германию. Но свои, российские (и украинские) немцы, которые не были ни захватчиками, ни оккупантами, и после победы над Германией должны были остаться в ссылке. И они – и их дети.
Эмма, блестящий физико-математический талант, оставалась ссыльной НАВЕКИ, не ИМЕЛА ПРАВА выехать из Воркуты – о каком университете могла идти речь?! «Реабилитация» (по-настоящему, их, ни в чем не повинных, реабилитировать было не за что) началась даже не после смерти Сталина, а несколько лет спустя. И, когда Эмма получила возможность учиться, эти упущенные годы дали о себе знать. Стала преподавателем, осталась в Воркуте, учила нас, оболтусов, и навсегда сохранила на лице горестное выражение…
С 1976-го я живу в Кировограде, но имя города и посейчас вызывает у меня мрачные ассоциации. Как был убит Киров, до сих пор достоверно неизвестно (по одной из версий – по приказу Сталина, как и Троцкий, которого и бегство в Мексику не спасло). Но по стране прокатилась волна репрессий. Участников «заговора на убийство Кирова» брали и приговаривали к лагерям даже в Сибири. А сколько творческой, научной и научно-технической интеллигенции было отправлено в лагеря и погибло, а то и убито без суда и следствия?..
«Письмо четырех»
Но для неосталинистов, которые видят мир черно-белым, – это не аргументы: им якобы еще дедушка Ленин объяснил, что интеллигенция – это «говно». Если попал в жернова репрессий – «враг», если погиб – «так ему и надо!».
Анализируя современную полемику вокруг Сталина и сталинизма, известный в своей сфере ученый-обществовед Юрий Чернецкий (Харьков), доктор наук и главный редактор «Украинского социологического журнала», пришел к печальному выводу. Если для определенных слоев общества по-прежнему приемлема «оправданность» массовых насильственных жертв в период построения великой страны, если тем, кто говорит о гуманизме и гуманности, клеят ярлыки «либерастов» и «бандеровских прихвостней», беззастенчиво обзывая их аргументы «словоблудием», то есть и почва для возрождения сталинизма.
Один из участников электронных дискуссий высказал схожую оценку – дискуссии затеваются для зондирования общественного мнения, а одновременно и для зомбирования.
Ю.Чернецкий стал одним из авторов открытого письма (подписали его еще трое, двое из них – профессиональные украинские журналисты), в котором выражалась обеспокоенность по поводу антидемократических умонастроений, набирающих силу в украинском обществе. Логично, что оно было направлено главному редактору еженедельника, в котором шли самые страстные полемики, и публикация письма летом 2010 года, как и следовало ожидать, сразу же подняла их почти до немыслимого градуса.
Что небезынтересно – в 2003 году главный редактор в статье к 50-летию со дня смерти Сталина решительно обличал сталинизм и утверждал, что репрессивная политика Сталина унесла 20 млн жизней (и около 7 млн жертв составили украинцы). В статье-комментарии к «письму четырех» он же, ссылаясь на некие новейшие данные, привел уже другие цифры – около 4 млн репрессированных. Просталинистские статьи назвал историческим исследованием. Самого Сталина – великой исторической фигурой. Диагноза «параноидальный антисталинизм» вообще не заметил. Одновременно были начаты «репрессии» (это, разумеется, тоже оценочное суждение) в духе проверки методов «практического сталинизма» против самих авторов «письма четырех». В том же номере ранее опубликованные двоими из них статьи были безапелляционно названы (правда, устами внештатного автора)… «лживыми». На одной полосе – «письмо четырех», на другой – а вот кто его авторы!
В электронной «дискуссии» изничтожалось интернет-издание, которое редактировал и продолжает редактировать третий автор «письма четырех». Наконец, в феврале 2011-го объектом беспрецедентного наезда стал и Юрий Чернецкий. Накануне его 50-летия (и это тоже выразительный штрих) появилась публикация, выставляющая социолога никчемным ученым и педагогом. Участники электронных дискуссий, кричавшие «ура» Сталину, тут же радостно закричали «позор» Чернецкому.
Кому и какая нужна «сильная рука»?
Сегодня, похоже, идеей «сильной руки» прониклись и «низы», и «верхи». Только понимают эти слова по-разному.
Первой о «сильной руке» заговорила, по-моему, Юлия Тимошенко во время президентских выборов-2009/2010: «Украине нужен сильный президент». Уже названный Юрий Чернецкий счел нужным опубликовать дополнительный комментарий к «письму четырех»: нужна «сильная рука демократии». Формирование «сильной вертикали власти» начал в 2010-м Виктор Янукович, получив полномочия президента. «Низам» «сильная рука» грезится в виде «доброго товарища Сталина», который пересажает и перестреляет врагов народа («так им и надо»), а самому народу вернет все социальные блага, утраченные в постперестроечные годы. А безудержное восславление товарища Сталина и вдалбливание украинцам, что демократия – это синоним слабости государства, а авторитаризм – свидетельство его силы, заставляет опасаться, что в обществе есть определенные (пусть и не спешащие явить лицо свое) силы, не исключающие развития событий по «сталинскому сценарию».
Противники такого сценария пристально всматриваются в происходящие события – действительно страна пойдет по пути сворачивания демократических свобод? Первым делом придушат свободу слова – и как по заказу в конце 2010-го появилась информация о поданном в ВР законопроекте, который должен запретить (для начала?) упоминать в СМИ любое должностное лицо без его предварительного согласия. Затем начнет наступление на права трудящихся – и тут же была обещана пенсионная реформа: оказалось, наши женщины «слишком долго живут на пенсии»…
Но ведь, протестуя против налоговой реформы, предприниматели вышли на майданы – хотя и рассказывали перед телекамерами, как милиция препятствовала их движению к столице, а власть на местах обещала вообще придушить их бизнес, если они примут участие в акциях протеста. Сделали бы они это в недемократической стране?
В то же время взрыв памятника Сталину в Запорожье опять воспринят частью общества как сигнал тревоги – а почему дело о повреждении имущества уже через несколько дней переквалифицировано под статью о терроризме? И были ли «терактами» (а ведь это действительно одно из самых «популярных» словечек сталинских времен) взрывы в Кировограде в октябре 2010-го, и в Макеевке в январе 2011-го?
Стоп, стоп!.. Для нормального развития страны не нужен Сталин – и сколько демократических государств это подтверждает собственным примером! И в России не так давно обнародована программа «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении» («план десталинизации»).
Но ведь и ее разгромная критика продолжается с момента опубликования по сей день. И даже у тех ее критиков, которые сегодня вроде бы готовы уже осудить и злоупотребления властью в период сталинизма, и неоправданную суровость внутриполитического курса советского режима того времени, а заодно признать, что в ХХ веке имела место трагедия народа, тоже сквозит между строк тревога. Только другого рода: как бы «десталинизация» не свела на нет все прежние усилия по возрождению культа Сталина – в том числе в Украине.
Памятник Сталину в Запорожье (на фото внизу), свидетельствует «Википедия», не был ни первым, ни единственным в современной Украине. С 1940-х сохранился памятник Ленину и Сталину в селе Череш Черновицкой области. Стоит он, правда, на территории… психбольницы. И есть информация, что его собираются демонтировать. На главной улице села Плодородное Запорожской области был установлен памятник по инициативе местного предпринимателя – на территории импровизированного музея. В селе Житном Сумской области бюст Сталина соседствует с бюстами Ленина и Гагарина. В Глухове Сумской области бюст Сталина, который ранее стоял на территории известкового завода в Заруцком, сохранен по инициативе местной учительницы и установлен рядом с памятником Ленину. Место их расположения названо «Музеем эпохи социализма». Наконец, в Донецке в 2009-м бюсты Ленина и Сталина установил у своего нововозведенного дома районный судья. Улицу, на которой они стоят, назвал весьма колоритно – «Тупик коммунизма».