Историк и почетный профессор Института политических наук в Париже Мишель Винок, перу которого принадлежат работы «Национализм, антисемитизм и фашизм во Франции», «Франция и евреи с 1789 года до наших дней» назвал антисемитизм идеологией побежденных. Я с ним целиком согласен, потому что учиненный в ноябрьскую ночь в Кировограде акт вандализма на месте массовых расстрелов гитлеровцами и их прислужниками из числа т.н. украинской вспомогательной полиции тысяч мирных жителей и военнопленных из шталага №305 носит четко выраженный характер антисемитизма, а почерк выдает наследников идеологии, которую, казалось бы, победили в 1945 году. А побежденным, как известно, был гитлеровский нацизм.
Нацизм начинался с простого, казалось бы, антисемитизма. В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года в Германии прошли массовые еврейские погромы, вошедшие в историю как «Хрустальная ночь» из-за осколков стекла, разбитых витрин и окон, которыми были усыпаны улицы десятков городов. За одну эту ночь в основном членами гитлеровской молодежной организации «Гитлерюгенд» был убит 91 еврей, сотни ранены и покалечены, тысячи подверглись унижениям и оскорблениям, около 3,5 тысяч арестованы и отправлены в концентрационные лагеря. Тогда же были сожжены или разгромлены 267 синагог, 7,5 тыс. торговых и коммерческих предприятий, сотни жилых домов евреев. Этим актом гитлеровцы прощупали безразличие мировой общественности к будущим злодеяниям, тем самым развязав им руки. Тогдашнее мировое сообщество закрыло глаза на массовые гонения евреев, что в конце концов и привело к Холокосту, в том числе с Бабьим Яром в Киеве, Дробицким Яром в Харькове, Грушевым Яром в Новомиргороде, противотанковыми рвами под Кировоградом осени 1941 года…
Информационные агентства Украины, сообщая об акте вандализма в Кировограде, не указали дату происшествия. Неизвестно, когда оно произошло. И сообщили в милицию об осквернении памятника представители еврейской общины. А что, жители микрорайона, пассажиры проезжающего транспорта ничего не видели или равнодушно созерцали?
Давайте же в условиях нашей хрупкой демократии не будем равнодушными! Давайте откроем глаза и прямо скажем, что акт вандализма – это не просто хулиганство. Ведь четко видно, что те, кого автор публикации в «Украине-Центр» назвал «двуногими животными, вероятно, мнящими себя причастными к высшей расе», причислили себя к наследникам гитлеризма, пометив свастикой и гадкими антисемитскими надписями памятник евреям – жертвам нацизма в Кировограде.
Работая над книгой о Кировоградщине периода Великой Отечественной войны, я преследовал цель еще раз напомнить обществу о цене Победы, которая была невероятно большой. Я изучил очень много документальных материалов о том страшном периоде и хочу, чтобы их суть дошла до всех, кто здесь и сейчас живет. Не думаю, что исполнители нынешнего акта вандализма — дремучие существа. Коль они знают, как писать слово holokost, значит, люди грамотные. Возможно даже, читали они и мою книгу или подобные ей. Пусть знают, что своим поступком они показали себя наследниками тех, кто после вступления гитлеровцев в Кировоград принял такую резолюцию собрания «работников умственного труда Кировоградской области»: «Собрание… исполнено сознанием о необходимости срочного обновления всей хозяйственной и научной деятельности на всей территории Кировоградской области, которая освободилась благодаря немецкой армии от комиссарско-большевистского произвола и жидовского гнета, от народно-хозяйственной разрухи на Украине»(ЦГАОО Украины.Ф.166,оп.2,д.5,л.4).
«Расстрел прекратился, когда закончились патроны»
Из показаний бывшего коменданта города Кировограда Минасевича о расстрелах мирного населения и военнопленных в г.Кировограде:
«Общее руководство по расстрелу возглавлял немецкий майор Деккерт, командир шуцполиции СС. Выезжал я с ним его легковой машиной, чтобы показать, куда девают евреев. Местом расстрела евреев были противотанковые рвы за Новоалексеевкой в 300 – 400 метрах от крайних строений по правую и левую стороны дороги, идущей из Кировограда на Ровно. Машину майор Деккерт остановил на дороге, и мы пешком пошли на левую сторону дороги, где я увидел следующую картину: здесь расстреливали военнопленных, исключительно евреев, привезенных из лагеря военнопленных, который находился по ул. Шевченко, на территории 43 полка, стоявшего в Кировограде до войны. Я увидел стоявших более 200 военнопленных евреев, изможденных, оборванных, доведенных до последнего состояния. Увидел ров длиной 30 метров, заполненный расстрелянными военнопленными, который частью уже был засыпан землей, откуда были видны торчащие руки, ноги и головы, на поверхности лужами выступала кровь. В 15 метрах от заваленной уже ямы я увидел вторую яму, которая также была длиною 30 метров, высотой 3 метра, ширина до 5 метров, которая является продолжением того же рва, в котором я увидел расстрелянных военнопленных, лежавших во рву по 10 человек в ряду. И такие ряды, плотно сложенные друг к другу, тянулись на расстоянии 30 метров вдоль рва, причем в каждом ряду на каждом человеке, лежавшем снизу, было уже по 2 – 3 человека.
Я видел, как из группы военнопленных, которые стояли в 10 – 12 метрах от места расстрела, два немецких солдата отделяли из группы военнопленных 20 человек и гнали их палками по 10 человек к краю рвов. 10 человек к левому краю рва, загоняли тех и других в сам ров и ложили во рву сверху на лежавшие там трупы лицом вниз, тоже по 10 человек в ряд, причем живого ложили головой на ноги мертвого. По обе стороны рва стояло по два немецких солдата, вооруженных автоматами, два солдата стояли в самом рву, производили расстрел. С автоматом ходили по спинам лежавших военнопленных и в упор расстреливали последних в голову, а двое других солдат сидели вверху рва, возле них был ящик с водкой и один ящик с сигарами. Они пьянствовали, когда мы подошли с майором Деккертом. Один из них пояснил, что они сейчас отдыхают, а через полчаса снова будут расстреливать. Я видел, что их сапоги, одежда, руки, лицо и оружие были в крови и обрызганы человеческими мозгами.
Майор Деккерт объяснил мне, что таких участков для расстрела всего пять, и предложил поехать на еще один, где расстреливают гражданских евреев. Мы сели в машину и переехали на правую сторону дороги. Отъехав метров 200, мы оказались опять около противотанковых рвов. Здесь был второй участок расстрела еврейского населения. Когда я вышел из машины, то увидел две стоявшие немецкие машины, наполненные людьми, в которых находилось по 50-60 человек в каждой. В 20 метрах от машины я увидел ров длиной до 30 метров, который был уже заполнен трупами, полтора метра высотой, на середине между рвами и машинами была куча наваленной различной одежды. 20 человек раздетых евреев живыми были уложены во рву на трупы ранее убитых евреев, а 20 человек раздетых евреев стояли около рва для следующей очереди. И, наконец, 20 человек евреев держали под оружием около кучи наваленной одежды и раздевали последних. В момент нашего подхода с Деккертом евреи, которые были уложены во рву, на наших глазах были расстреляны немецкими солдатами, которые становились на спину каждого живого и в упор из автомата расстреливали в голову. После их расстрела в ров спустился немецкий офицер и проверил каждого в отдельности, не остался ли кто жив.
После этого майор Деккерт подошел к отдыхающим солдатам, около которых было тоже много вина и сигар. Майор Деккерт закурил сигару и предложил мне. Я от водки отказался, закурил. Идя к машине, я увидел, что в ров начали загонять новую партию до 20 человек. Расстрел их был произведен без меня. На месте расстрела гражданских евреев ужасную картину создавало то, что отдельные женщины в обморочном состоянии кричали во весь голос, просили пощады, сохранения жизни, и особенно ужасало то, когда дети поднимали также страшный вопль, кидались к матерям, мужчинам, простирали свои рученьки к мужчинам к немцам с мольбою не убивать их. Одна женщина, идя на расстрел, отстала несколько от общей массы. Один из немцев ударил ее палкой по спине, она упала. Он стал тыкать ее концом палки под бока и требовать, чтобы она поднималась. Но последняя – обессиленная, полумертвая – не поднималась, после чего ее солдат взял за волосы и волоком стащил в ров.
В стороне от рва лежал тяжело раненный или убитый мужчина. Майор Деккерт спросил лейтенанта, что это за труп. Лейтенант ему доложил, что это еврей, убитый при попытке к бегству. По возвращении с места расстрела евреев в пути майор Деккерт меня предупредил, чтобы я об этом никому не рассказывал, и заявил: евреи – это наши враги. Есть приказ фюрера всех их уничтожить во всем мире.
Количество арестованных и расстрелянных евреев я сейчас сказать не могу, но заявляю, что в день массового ареста, проведенного нами, было уничтожено евреев путем расстрела всех, в т. ч. мужчин, женщин, стариков и детей в г. Кировограде. Но предъявленная следствием цифра свыше 2 тысяч далеко не точная. Число их было гораздо больше, т.к. и из лагеря военнопленных их было вывезено на расстрел специально подготовленных к этому дню, отобранных только евреев свыше 3500 человек.
И последнее, добавлю то, что расстрел происходил с 4 часов утра до 4 часов дня. И в 4 часа дня расстрел был прерван только потому, что в отряде майора Деккерта не хватило к автоматам патронов, и оставшиеся не расстрелянными 360 человек евреев были немцами отправлены в тюрьму и охранялись немцами, и на другой день утром были привезены из Александрии патроны и оставшиеся евреи были расстреляны.
– Расскажите, вы знали о расстреле еврея Мазура или Мазурова?
– Это был еврей по фамилии Мазур. До войны Мазур работал начальником восьмого цеха завода «Красная звезда». Выследил его в подвале наш агент. У него было два «Маузера». А до этого он скрывался у гражданки Сотоновская, которую тоже задержали за укрывательство Мазура и у которой при обыске нашли 15 патронов от нагана. Днем, примерно часов в 12, Мазура и Сотоновскую отправили в тюрьму на подводе. Я шел тоже. Привезенные в тюрьму во дворе тюрьмы были расстреляны в моем присутствии. Расстрел был так: гражданка Сотоновская слезла с повозки, ее поставили около рва и выпустили, из нагана немецкий солдат ее пристрелил. После этого помогли слезть с повозки Мазуру, подвели его к такому же рву, где была расстреляна Сотоновская. Для расстрела на то же место поставили еврея Мазура. И когда пристав пятого участка держал Мазура на краю канавы, немецкий унтер-офицер предложил, чтобы я лично расстрелял из своего нагана. Я ему ответил, что у меня нечем стрелять. Тогда унтер-офицер мне заявил, что это является распоряжением комиссара и что я обязан расстрелять лично Мазура. После этого я подошел к Мазуру на расстояние 1,5 – 2 метра, прицелился Мазуру в голову, произвел выстрел, последний после выстрела упал в канаву. Вот мое искреннее признание в расстреле еврея Мазура Михея».
«За то, что мы – евреи»
Из воспоминаний Мары Михайловны Дьяковой (проживает в г.Днепропетровск):
«13 октября 1941 года я шла в колонне смертников к Ботаническому саду, днепропетровскому Бабьему Яру.
Нас вели на расстрел. Вели за то, что мы — евреи. Мне — 7 лет, братику — 3 года, маме — 27. С нами — больная чахоткой бабушка и дед-инвалид.
В колонне такие же несчастные: старики, женщины, дети.
Какое сопротивление можно оказать? Что могли сделать люди, которых гнали по колено в грязи, под дождем и мокрым снегом? Поднять упавшего уже было сопротивлением, за это били прикладом. Да, нас гнали! Гнали, как скот! А сильные и здоровые наши мужчины были на фронте. В 41-м году погиб мой отец. Брат моей мамы дошел до Берлина, после войны умер от ран. Второй ее брат пришел с войны без ноги. А моя мама, скрывая свою национальность, рискуя своей жизнью и жизнью своих двоих детей (спасшись, мы жили в селе Глинском на Кировоградщине), прятала на чердаке молодых ребят и девчат, угоняемых в Германию. “Наші діти ховались у Нінки на горищі”, — писали после войны жители села».
Из документов Чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории СССР (из протокола допроса Анны Михайловны Игнатьевой, 23 марта 1944 года):
«Я, Игнатьева Анна Михайловна, до оккупации в моем паспорте в графе «национальность» было написано — еврейка. Мой отец украинец, мама еврейка. Мой отец давно умер, я проживала с матерью. …При Советской власти национальность не играла никакой роли. …Моя дочь, Алла Владимировна Игнатьева, по национальности украинка. Когда немцы оккупировали наш город Кировоград, я с дочерью осталась в городе. Муж мой умер в 1936 году. Остались жить в городе я, моя дочь Алла, 11 лет, и мать Полина Григорьевна Краснобродская (Пая Гершовна Каплун).
Немцы с первых дней оккупации произвели перерегистрацию всего населения города. Обязательная графа при регистрации — национальность. Как мне стало известно из разговоров с жителями города, всего в Кировограде было зарегистрировано свыше 5000 евреев.
В начале сентября 1941 года немецкие оккупанты арестовали всех мужчин, собрали в лагеря и первое время использовали их на разных работах, а потом всех расстреляли. Расстрел был произведен так, что никто в действительности не знал, расстреляли ли мужчин, однако среди женщин ходили слухи, что их расстреляли и такая же участь ждет женщин и детей.
29 сентября 1941 года, днем, пришла ко мне учительница Лещинская Анна Яковлевна, по национальности еврейка, и рассказала, что среди еврейского населения циркулируют слухи о том, что будут расстреливать всех женщин и детей. Я лично этому не верила. Я никак не могла представить себе, что такое государство, как немецкое, станет на путь поголовного уничтожения целой нации. Я Лещинской высказала свою мысль, и на этом разошлись.
30 сентября 1941 года в нашу квартиру зашла соседка, старуха около 70 лет, еврейка, по имени Рива, отчество и фамилию не знаю. Она сказала, что всех женщин и детей-евреев выселяют за пределы города. Это известие нас не поразило только потому, что с начала оккупации еврейское население было лишено всех человеческих прав. Евреи должны были носить на левой руке белую повязку с вышитой или нарисованной синим цветом шестиконечной звездой – “Щитом Давида”. Запрещалось евреям появляться на базаре и покупать продукты . Если кто-либо из евреев рискнул пойти на базар, его там немцы подвергали избиениям, с криками “юда” вытаскивали и изгоняли. Одного старика лет 70 немцы поймали на базаре, заставили его танцевать и кривляться, а они смеялись. Когда старик перестал выполнять приказ немцев, его до полусмерти избили палкой. Известие старухи Ривы о выселении заставило нас засуетиться, подготовить с собой что-либо из вещей.Спустя 30 минут к нам в дом зашел немец, собрал всех женщин и детей – евреев этого участка, и нас повели во двор дома по улице Володарского, номер дома я не знаю. Когда мы пришли, там уже было много женщин и детей. Дети были разных возрастов, начиная с грудных. Здесь собралось более 1000 евреев.
Когда сбор по нашему участку закончился, к нам подъехала закрытая грузовая машина со скамейками в кузове, немцы отсчитывали приблизительно по 30 человек, сажали в машину и куда-то увозили. Куда – мы не знали. Инстинктивно чувствовали, что происходит что-то страшное. Все подозревали, что везут на расстрел. Каждый из присутствующих старался не попасть в партию для погрузки, каждый старался быть последним. Я и моя дочь Алла были в последней партии.
Нас посадили на машину и повезли по Ровенской дороге к окопам и противотанковому рву. Когда мы подъехали ближе, я увидела две громадные кучи верхней одежды. Людей, кроме немцев, видать не было, стояло только несколько грузовых машин. По кучам одежды и по обстановке я поняла, что нас привезли на расстрел. Нам предложили сбросить верхнюю одежду, я сбросила пальто и галоши. С ребенка сняли шубу, галоши и меховую шапочку. Когда я раздевалась, я делала это очень медленно, я видела, как тех евреев, которые уже успели снять одежду, подводили к яме. Стариков и детей не расстреливали, а резиновой палкой били по голове и сбрасывали в яму. Грудных детей и малышей живьем сбрасывали в яму. Моя дочь, видя весь этот кошмар, прижалась ко мне. В этот момент к нам подошел немец и спросил мою дочь на немецком, кто она. Моя дочь поняла вопрос и ответила, что она украинка. Немец кивнул на меня и спросил, мать ли я. Дочь утвердительно ответила кивком головы. Я немцу стала объяснять мимикой и по-русски, что документ дочери в шубке, а шуба на свалке, там, где вся одежда. Тут же рядом стоял полицейский и переводчик, который перевел немцу сказанное мной. Я подошла к куче одежды, нашла шубку девочки и показала метрику, где значилось, что моя дочь украинка.
Меня и мою дочь посадили на машину и поспешили нас отправить, чтобы мы не видели, как происходил расстрел. Когда мы садились в машину, я и моя дочь увидели мою мать на краю ямы и занесенную над ее головой резиновую дубинку. Дальнейшее, что произошло, я не видела, но мать домой не вернулась, она погибла. Меня и мою дочь отправили домой…»
«Нас спасли Смирновы»
В Кировограде, по Речному переулку, 13, проживала большая семья Смирновых. Несмотря на угрозу жизни, во время гитлеровской оккупации они спасли от расстрела еврейку Анну Михайловну Краснобродскую с 11-летней дочерью Аллой. До войны Анна Михайловна была учительницей в школе, в которой учились дети Смирновых. Однажды, уже после расстрела кировоградских евреев 30 сентября 1941 года, Зинаида Смирнова случайно встретила Анну Краснобродскую на улице. Зная порядочность Смирновых, учительница попросила Зинаиду о помощи. В день расстрела ей с дочерью чудом удалось избежать участи других евреев. Светловолосая голубоглазая Алла привлекла внимание одного немца. Убедившись, что в ее свидетельстве о рождении написано, что ее отец, Игнатьев Владимир Иванович, украинец, он позволил Анне с дочерью покинуть место расстрела. В тот день погибла мать Анны, Пая Гершовна Каплун. По возвращении в город Анна Краснобродская поняла, что она не сможет продолжать жить в своей квартире, как прежде. Кто-нибудь из соседей, хорошо знавших ее семью, мог донести на нее. Анна с дочерью стали вести полулегальный образ жизни. Они прятались в полуразрушенных пустых квартирах и подвалах, страдали от голода и холода. Не имея надежной крыши над головой, они каждый день с ужасом ждали ареста. Встреча с Зинаидой Смирновой стала для них спасением. С согласия и одобрения своих родных Зинаида предоставила Анне с дочерью одну из комнат своей квартиры, где беженки прожили два с половиной года, до освобождения Кировограда Красной Армией. Все это время они находились на полном иждивении у своих спасителей, так как не работали и не получали продуктовых карточек. Анна Краснобродская не выходила за пределы закрытого двора Смирновых, а белокурая Алла вела более свободный образ жизни, так как внешне мало отличалась от детей своих спасителей. Брат Зинаиды, Кузьма Смирнов, с женой Антониной вырыли во дворе потайную яму, в которую Анна с дочерью спускались, когда ожидалось появление полиции или немцев. Если же времени на то, чтобы забраться в яму, не оставалось, Анна Краснобродская ложилась, укрывшись старьем, в постель, а Смирновы говорили немцам, что у нее тиф. Со временем семье спасителей удалось за большую взятку изготовить для Анны паспорт на фамилию ее покойного мужа, и она официально стала Игнатьевой Анной Михайловной, украинкой. Но даже с паспортом она продолжала прятаться, так как в городе многие знали ее как еврейку. После освобождения Кировограда Анна Краснобродская (Игнатьева) продолжала работать учительницей. Ее дочь Алла Игнатьева тоже стала учительницей. На протяжении многих лет спасенные поддерживали теплые отношения со Смирновыми, которые стали для них родными людьми.
За спасение евреев Зинаида, Кузьма и Антонина Смирновы удостоены почетного звания Праведники народов мира (материалы музея Яд-Вашем).
«Как, ты жива?! Вас ведь всех расстреляли»
В год 65-летия Победы своими воспоминаниями о том страшном времени Холокоста в Кировограде поделилась Кондратьева Дина Карловна, живущая ныне в Одессе: «Я очень дружила с девочкой, живущей по-соседству, Любочкой Шапошниковой, из большой еврейской семьи. Запомнилось: с первых дней оккупации Любочка и вся ее семья обязаны были надеть на руку повязку со звездой Давида, и им запрещалось ходить по тротуарам, только по мостовой. В знак солидарности я поступала так же. Мы, пионеры, не могли принять этот варварский “новый порядок” и оставались друзьями до того страшного часа, когда через месяца два после оккупации еврейские семьи стали выгонять из домов и собирать в колонну. Ходили слухи, что их будут переселять за черту оседлости. А оказалось, их гнали на смерть. Мальчишки с нашей улицы, бегавшие за город, рассказывали с ужасом, что земля шевелилась несколько дней. Так я впервые столкнулась со страшным фашистским Neue Ordnung. В нашем доме, в одном коридоре, жила семья А. М. Голуба. Глава семьи Александр Маркович был раскулачен, вернулся из ссылки в 1940 году, а его дети приняли самое активное участие в борьбе с фашистами: Митя на фронте (сгорел в танке); Юра, чемпион Украины по боксу, погиб в партизанском отряде, а младшие – Ваня и Маша – в фашистской тюрьме, незадолго до освобождения города.
О том, что Ваня и его друзья были членами кировоградской подпольной диверсионной организации, я узнала позднее, когда все мы, все жильцы нашего двора, оказались в гестаповской тюрьме. Случилось это 5 ноября 1943 года. Ночью к нашему дому подъехали немецкие автомашины и стали всех выгонять во двор. В момент ареста в соседней с нами комнате Голубов началась стрельба: ребята оказали фашистам вооруженное сопротивление. Завязался бой. Во время боя, который вели Юра, Ваня и его друг Голенев, были убиты трое немцев и один ранен. В суматохе отцу и Юрию удалось убежать через огороды, а Ваню, его сестру и мать схватили.
Ночь эту я не забуду никогда. Нас посадили в грузовик и под прицелами автоматов повезли в тюрьму.
Последний раз живым я видела Ваню в тюрьме. До сих пор стоит перед глазами страшная картина. Иду по подвальному коридору, по краям которого расположены железные клетки-одиночки, как в зверинце, с заключенными в них людьми, обреченными на смерть. И вдруг вижу Ваню. Его, окровавленного, избитого, куда-то ведет конвоир. Столкнувшись со мной, он успел сказать: «Дина, отсюда живыми мы не выйдем. В городе развешаны листовки, что мы все уже расстреляны». Мне, к счастью, одной из всех удалось чудом вырваться из этого ада…
Фашисты в панике пакуют награбленное. Их пособники спешат бежать вслед за ними. И тут, подходя к своему дому, еще не зная, что его уже нет, сталкиваюсь с полицаем, который был кем-то вроде участковых в советское время, знал всех своих жителей в лицо. Увидев меня, он остановился в растерянности: “Как, ты жива?! Вас ведь всех расстреляли”… Трудно поверить, но было именно так. Я, 13-летняя девчонка, исхудавшая, измученная тюрьмой, “прочла ему лекцию”, в которой было, возможно, много книжных слов, о той расплате, которая всех их, предателей, ожидает за совершенные ими преступления. Много лет я думаю над тем, почему он не застрелил меня. Ведь он был вооружен. До сих пор не могу найти ответа…» (А у того предателя-полицая, может быть, есть наследники в нашем городе. – Авт.).
«Люди, будьте бдительны!»
Подобное проявление вандализма у памятника жертвам Холокоста в Кировограде возле тогдашнего кинотеатра «Ятрань» имело место 20 сентября 1991 года, когда Верховная Рада только упразднила КГБ, а милиция ждала начала реформирования. Искать злоумышленника (или злоумышленников) тогда не было кому… Хочется верить, что нынешние правоохранители сработают четко, и народ узнает, кто пачкает наш город свастикой.
Дописал эту последнюю строку, посмотрел на интернет-форум «Украины-Центр», где идет обсуждение темы, а там какой-то наследник недобитого полицая, спрятавшийся за ником Ultras FCZK, уже кликушествует: «Русь для украинцев, русских и беларусов!!!»
Да, недаром Юлиус Фучик, стоя с гитлеровской петлей на эшафоте, призывал нас, ныне живущих: «Люди, будьте бдительны!»