Каминг-аут по-украински

Не злите эксгибициониста,

он вам ещё покажет!

Не знаете, что такое каминг-аут? Ничего страшного, я тоже недавно узнал. Это публичное и добровольное признание человеком своей принадлежности к сексуальному меньшинству. Вышел на люди и поделился: так, мол, и так, таким я уродился. Зачем это человеку надо — его дело. Другой вопрос — зачем это всем нам?

Лично я в этом глубоко интимном вопросе прочно стою на позиции почтенной Фаины Раневской: «Каждый волен распоряжаться своей ж… й, как ему хочется». А что касается нашего общества в целом, то у нас к этим самым сексуальным меньшинствам значительно чаще относят политиков, чиновников и футбольных арбитров, чем, собственно, самих геев. Отсюда и особенности каминг-аута по-украински.

В связи с этим недавно с весьма нетрадиционным почином выступил премьер-министр Владимир Гройсман: «9 декабря, в Международный антикоррупционный день, я бы хотел, чтобы каждый министр персонально вышел публично к людям и сказал: вот такие схемы в моем министерстве работали, вот так они наносили убытки, вот так мы их изменили и имеем такие результаты».

Это — пять баллов! Или сейчас высший балл двенадцать? Уже не могу дождаться 9 декабря. Просто-таки вижу, как выходят к доске министры и признаются, что они … ну эти самые… нетрадиционалы. Но — вчера! А сегодня они резко сменили ориентацию и из коррупционеров превратились в добропорядочных руководителей.

Вы только представьте, как в прямом эфире 112 канала и «Эспрессо TV» министр юстиции, опустив покаянную рыжую голову, рассказывает, сколько нужно было вчера «занести» за должность районного или областного начальника управления. Министр социальной защиты вместе с профильным вице-премьером дуэтом делятся, какие откаты получали от энергетических монополистов за всю эту грандиозную аферу с субсидиями. Естественно, вчера. Под аплодисменты по обе стороны телеэкранов главный мытарь страны раскрывает схему «ручного» возмещения НДС с демонстрацией «крошек», прилипших к рукам. А каминг-аут г-на Авакова занял около трех часов и неоднократно прерывался выкриками «Бе-бе-бе» присутствующего в зале губебернатора Одесской области.

Итог удивительному совещанию подвел премьер-министр, процитировав свое собственное выступление на семинаре для региональных СМИ по вопросам энергоэффективности и тарифной политики правительства: «Видите сейчас задержания и все остальное? Я вам точно могу сказать, можете записать мои слова, это начало конца коррупции в Украине».

Обожаю выражение «начало конца». По силе оно даже круче, чем «расцвет застоя». Уверен, чтобы уж совсем «начать конец» коррупции, подобную инициативу обязательно поддержат «на местах». Накануне 9 декабря в районных и областных администрациях пройдут свои совещания, посвященные Международному дню борьбы с коррупцией, на которых начальники управлений и коммунальных предприятий прямо на камеры расскажут, как еще вчера закатывали в ямочный ремонт вместе с дрянным асфальтом миллионы гривен. Как «трясли» мелких бизнесменов проверками, как дерибанили втихую земли громады, как отдавали нужным людям недра, ставки, лагеря и санатории. Как блокировали и лоббировали, подписывали и клали под сукно, в общем, как еще вчера ловили рыбку в мутной воде.

Все эти «саморазоблачения» были бы хороши и полезны, если бы действительно являлись тайной для миллионов граждан. Но, боюсь, толку в них не больше, чем в вечных обещаниях эксгибициониста больше никогда не пугать одиноких барышень голыми достоинствами…

Ефим Мармер, «УЦ».

Что я думаю по этому поводу?

Чтобы установить мир на Донбассе, необходимо «начать слышать друг друга», заявила в эфире «5 канала» народный депутат Украины Надежда Савченко. «Нам придется прощать многое. И нам также придется, возможно, просить прощения. Не возможно, а точно. Надо научиться просить прощения и прощать. Иначе мира не будет», – сказала она. На уточняющий вопрос, «у кого нужно просить прощения?», депутат ответила: «У той матери, потерявшей последнего сына. Не важно, с какой стороны».

Слова Савченко активно обсуждаются в социальных сетях, в радио- и телеэфирах, на страницах газет, а также в очередях и во дворах на лавочках. Что думают по этому поводу наши респонденты?

Татьяна Бородина, волонтер:

— Єдиного сина матері з тієї сторони ніхто не примушував брати зброю і йти вбивати своїх же. Господи, наших найкращих хлопців розстрілюють на сході, як в тирі, а в цей час народний депутат, Герой України дозволяє такі слова… Та в голові у неї щось є? Чи тільки те, що ФСБ вклало, показуючи нам циркову виставу довжиною в кільканадцять місяців? Тьфу! Гірко і болить за хлопців.

Виктор Токарев, общественный деятель:

— Не стоит обсуждать, а тем более осуждать слова Савченко тем, кто не участвовал в АТО, кто никого не терял. Я не спекулирую словом «предательство». Для меня сдача Крыма крымчанами более болезненна, чем донецкий сепаратизм. Савченко была на войне, побывала в плену, видела все изнутри и имеет право говорить то, что думает, не в угоду кому-то.

Роман Колисниченко, председатель городской организации ВО «Батьківщина»:

— Це особиста позиція Надії Савченко. Якщо вона так заявила – вона має на це право.

Руслан Стадниченко, политический эксперт, кандидат политических наук:

— Оскільки Савченко вже ввійшла в політику, вона ширше бачить проблему, ніж просто військова людина. Вона, напевно, непогано розуміє, що треба зробити, щоб в країні був мир, які взагалі треба зробити кроки, щоб нормалізувати відносини. Звичайно, існують радикальні погляди на її слова: одні підтримують, інші категорично ні. Я вважаю, що на такі речі потрібно дивитися із здоровим глуздом і мірою. Мені здається, що вона намагається знайти серединний шлях, по якому можна вийти з патової, кризової ситуації, з якої насправді немає виходу, тому що війна, як ми бачимо, – це зовсім не вихід.

Коли людина стикається з життєвими, політичними проблемами, контактуючи з цими проблемами і людьми, які на них зав’язані, вона часто змінює свої початкові погляди, оскільки одна справа писати у «Фейсбук» або коментувати на телебаченні, а інша – коли ви реально бачите стан справ і як їх вирішити у найближчій перспективі. На мій погляд, це позитивна тенденція в Україні, коли все більше політиків розуміють, що будь-яка форма нарощування конфлікту, радикалізації, внесення в суспільство елементів ненависті один до одного до хорошого не призводить.

Подготовила Елена Никитина, «УЦ».

Сессия раздора

Четвертая сессия Кировоградского горсовета ярко продемонстрировала, что согласия ни в сессионном зале, ни внутри громады города нет. Присутствие очень большого количества представителей общественности и их желание выступить перед началом заседания обещало нескучное зрелище, что впоследствии подтвердилось.


Почти час у микрофона выступали активисты. Темы их спичей были разнообразными: от борьбы с амброзией и непрозрачной процедуры выделения денег на ремонт дорог до призывов опротестовать переименование Кировограда. И две ключевые темы, связанные с женщинами: бывшим директором 18-й школы Валентиной Прилипко, которая была уволена, и кандидатом на должность зама мэра по гуманитарным вопросам Натальей Дзюбой. И одну, и вторую как поддерживали, так и обвиняли. В высказываниях не скупились: одна называлась чуть ли не благодетелем и параллельно обвинялась в присвоении родительских денег, вторая (бывший депутат горсовета от ПР), по мнению активистов, должна взять на себя ответственность за войну на Донбассе, а планирующееся ее назначение — «предательство Майдана».

Сорок депутатов должны были рассмотреть 103 вопроса повестки дня. После некоторых корректив (что-то исключили, что-то добавили) повестка была утверждена, сессия — открыта. Очень много депутатских запросов. Кроме выделения кировоградцам материальной помощи, были поддержаны предложения централизованно заменить таблички с новыми названиями улиц, взять под жесткий контроль путем диспетчеризации общественный транспорт и установить светофор на перекрестке ул.Варшавской и Краснокутского.

Второй вопрос — назначение Дзюбы. Городской голова сообщил, что с предложением данной кандидатуры к нему обратились профсоюз работников образования, который она возглавляет, и ряд общественных организаций. Вместо того, чтобы просто голосованием определить, поддерживает ли Дзюбу депутатский корпус, представители фракций стали выступать — долго и эмоционально. Сама Наталья Дзюба выступила в лучших традициях советской профсоюзной конференции: «достижения науки и техники», «передовая мысль», «молодая энергия» и т. п.

Результаты поименного голосования продемонстрировали, что данную кандидатуру поддержали фракции БПП (не все), «табаловцы» и оппозиционеры. Не хватило всего одного голоса. В дальнейшем обсуждении противники назначения Дзюбы уже клеймили позором не ее, а городского голову. Роман Колисниченко обвинил Андрея Райковича в предательстве, а Александр Цертий констатировал создание нового большинства за счет «Оппоблока» и призвал демократическое большинство в знак протеста покинуть сессионный зал. Вдогонку уходящим депутатам городской голова объявил перерыв в работе сессии. На том и разошлись.

Елена Никитина, фото Олега Шрамко, «УЦ».

Громада объявила бойкот решению ВР о переименовании Кировограда в Кропивницкий

Громада Кировограда объявляет бойкот навязанному названию областного центра и требует отменить незаконное переименование против воли жителей. Такое решение было принято на Первых общегородских гражданских сборах, которые инициировал общественный деятель Кировограда Артем Стрижаков.


Главной задачей собрания было определить конкретные шаги громады Кировограда в связи с недемократичным процессом переименования областного центра. Совместно с общественными организациями, союзами и известными горожанами, руководителями трудовых, творческих, научных коллективов города был принят ряд важных решений, которые представители громады Кировограда затем озвучили на пресс-конференции в столице.

— Громаду Кировограда, сотни тысяч нас, украинцев, поломали через колено. Жители возмущены, обижены и не намерены мириться с несправедливостью. Мы будем добиваться отмены циничного решения Верховной Рады и объявляем гражданский бойкот названию Кропивницкий. Мы призываем громаду Кировограда игнорировать его в законном порядке и продолжаем использовать название Кировоград. Вместе с тем мы обратились к народным депутатам с предложением присоединиться к гражданской инициативе, чтобы позицию кировоградцев услышали в столице, заявил во время пресс-конференции в информационном агентстве «Интерфакс-Украина» Артем Стрижаков.

Также на Первых общегородских гражданских сборах представители общественности решили инициировать юридическую экспертизу решения Верховной Рады о переименовании Кировограда и требовать от мэра Андрея Райковича и депутатов горсовета срочного рассмотрения на сессии вопроса о недемократическом переименовании. Параллельно громада направит обращение к Президенту и премьер-министру с требованием учесть волю громады Кировограда, предложив любой вид гражданского демократического волеизъявления, чтобы дать возможность жителям реализовать свое конституционное право.

— Мы уважаем Кропивницкого. В честь него в Кировограде названы театр, улица, стоит его памятник. Но, если бы сейчас мы спросили у Кропивницкого, какое название он хочет для нашего города, он, безусловно, ответил бы — Елисаветград, выступила на сборах и затем на пресс-конференции в Киеве продолжательница рода корифея И. Карпенко-Карого Валентина Тобилевич. — Кропивницкий был бы категорически против, чтобы город переименовали в его честь, да еще и таким принудительным образом. Потому я от имени нашего славного рода, потомков корифеев, присоединяюсь к требованиям громады Кировограда отменить решение парламента и назвать город так, как желают жители.

— Многие сейчас пытаются применять манипуляции в отношении позиции участников АТО. Это было и во время самого переименования в Верховной Раде. Но то, что все военные просят название Кропивницкий и выступают против Елисаветграда, — неправда. Уроженцы Кировоградщины и самого Кировограда, которые воевали на востоке за мир в нашей стране, как и большинство горожан, — за имя Святой праведной Елисаветы. И хотят, чтобы власть их услышала, — заявил подполковник, участник АТО Виктор Почерняев.

Елена Несен.

Ларин призывает поддержать иск об отмене переименования города

Народный депутат, экс-губернатор Кировоградщины Сергей Ларин сообщил, что команда лучших юристов подготовила два иска о признании переименования города в Кропивницкий нелегитимным.


— Мы продолжаем бороться против незаконного решения о переименовании города, которым Верховная Рада проигнорировала мнение людей и нарушила законы. Ранее я обещал, что соберу команду юристов, которые сделают все возможное, чтобы через украинские или европейские суды вернуть горожанам возможность самостоятельно принимать решение о переименовании. Команда уже сформировалась и активно работает. Будут два иска. Первый — от меня как народного депутата, второй — от имени горожан. Убежден, не только политики и общественные деятели должны участвовать в борьбе с беззаконием этой власти. К процессу должны подключиться и жители города. Это последний шанс доказать, что у людей есть собственное мнение и оно живет не на кухне и не в обсуждениях в соцсетях! Это реальная позиция! — подчеркнул Ларин.

Он также уточнил, что одновременно в Кировограде стартует сбор подписей под обращением в Верховную Раду с требованием отменить постановление и обеспечить полноценную процедуру обсуждения вопроса переименования города.

— Сейчас речь не идет о поддержке того или иного названия. Главное сейчас — чтобы жителям города вернули право влиять на жизнь, решать самим, как он должен называться, — отметил парламентарий.

В то же время тем, кто сверхактивно приступил к замене вывесок, Ларин советует не торопиться:

— Не спешите тратить бюджетные средства на замену вывесок и надписей на стелах на въезде в областной центр. Согласно закону, город по-прежнему называется Кировоград. Переименование вступит в силу вместе с изменениями в бюджет.

Напомним, Верховная Рада переименовала Кировоград в Кропивницкий на своем заседании 14 июля. В апреле КМИС и социологическая группа «Рейтинг» представили результаты социологического исследования на тему переименования города. Согласно данным социологов, подавляющее большинство населения Кировограда — 82% — против переименования города в Кропивницкий.

Ирина Иванова.

Инвалид войны: герой или лишний рот?

По нашему народу только в минувшем веке страшной чумой прошли как минимум четыре войны: две мировых, Гражданская и афганская. И сегодня на нашей территории идёт ещё одна – война с северным агрессором. Каждая оставляет о себе память: могилы героев, слёзы матерей и инвалидов в колясках и без…

Инвалидов войны не любит никто – ни побежденные, ни победители. Для первых они – напоминание о поражении, для вторых – еще живой пример полководческих ошибок. Кроме того, инвалид – это всегда лишний рот, и не молчащий к тому же. Как правило, это человек, которому нечего больше терять, а значит, и бояться.

Нетрудно догадаться, что инвалидов первых трех войн найти практически невозможно, но информация об отношении к ним сохранилась. Проблемы, рожденные первой европейской войной, в Российской империи пришлось решать местному самоуправлению. Государство участвовало в основном в лице благотворителей – членов царской семьи, которые достаточно избирательно проводили разнообразные акции в поддержку увечных. Во время той войны военные действия впервые стали по-настоящему массовыми в связи с применением новейших достижений смертоносной науки и техники (танки, авиация, химическое оружие). Это привело к небывалому на то время количеству инвалидов. В первые же дни войны было оборудовано большое количество госпиталей и лечебниц для приема раненых. По всей стране создавались Дома инвалидов, где за счет местных бюджетов и благотворительных пожертвований доживали свой век «человеческие отходы войны».

После появления на политической карте СССР отношение к инвалидам изменилось. В законах СССР с 1936 года была зафиксирована государственная пенсия для инвалидов Империалистической и Гражданской войн. Причем последние имели явное преимущество в социальной защите: кроме обязательного пенсионного обеспечения, они имели ещё и значительные льготы по санитарно-курортному оздоровлению. Оно и понятно: идеология победившего коммунизма не позволяла героизировать героев «чуждой» войны.

С наших улиц уже давно исчезли инвалиды Второй мировой, трудно сейчас представить, что в 1945-46 годах вокруг любого рынка собирались сотни «человеческих обрубков» на самодельных тележ­ках. Тех инвалидов уже давно нет. Они вымерли. Судьба их тяжела и страшна. После ранения они домой обычно не возвращались, ведь большинство проживало в селе. Знали, что лишний рот в крестьянской семье – это страшная обуза. Живет только тот, кто может работать. Вот и селились в более богатых городах, нищенствуя и побираясь «по добрым людям». Такая картина изрядно портила навязываемое представление о счастливом коммунистическом будущем. Вот с конца 40-х такие калеки начали исчезать с улиц больших и малых городов. Государство о них «позаботилось»: только из одного Киева в 1949 году вывезли несколько тысяч инвалидов. Инвалидов, которые жили в семьях, не трогали.

В 1948 году по указу Верховного Совета образовали на Валааме Дом инвалидов войны и труда.  В тюрьме, в страшном гулаговском лагере всегда у заключенного теплится надежда выйти оттуда, обрести свободу, иную, менее горькую жизнь. Отсюда же исхода не было. Отсюда только в могилу, фактически как приговоренному к смерти. Ну и представьте себе, что за жизнь потекла в этих стенах! На острове творились страшные вещи. Сейчас известно как минимум о трех тысячах инвалидов бывших в этом аду. И это не полные данные! Дом-интернат для инвалидов и престарелых стал чем-то вроде социального лепрозория – там, как и на Соловках времен ГУЛАГа, содержались в заточении ненужные «отбросы» светлого социалистического будущего. Ликвидирован этот «приют» был в 1984 году…

«Зачистка инвалидов» повторялась не единожды. Инвалидов отправляли в разнообразные интернаты, которые, впрочем, скорее напоминали тюрьмы. Туда ссылали не всех поголовно безруких-безногих, а тех, кто побирался, просил милостыню или не имел жилья. Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жильё, никому не нужных, без денег, зато увешанных наградами. Обычно их собирали за одну ночь со всего города специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в теплушки и отправляли в эти самые «дома-интернаты». Для обеспечения «невозврата» у них отбирали паспорта и солдатские книжки – фактически их переводили в статус заключенных. Даже сами интернаты были в ведомстве НКВД/МВД. Задача этих интернатов заключалась в том, чтобы тихо спровадить инвалидов на тот свет как можно быстрее.

Тогда же исчезли инвалиды с парадов ветеранов. Их просто убрали как ненужное и неприятное воспоминание. И Родина уже больше никогда не вспоминала своих лучших сыновей. Постарались забыть даже их имена. Это уже много позже случайно выжившие инвалиды стали получать льготы, пайки и прочие блага. А те – одинокие безногие и безрукие мальчишки – были просто заживо похоронены по всей стране.

Следующая война советской империи была за ее границами. Теперь интересы страны надо было защитить, выполняя «священный интернациональный долг» в далеком и непонятном Афганистане. Десять лет боевых действий в чужой стране принесли только Украине 3360 погибших, более семидесяти пропавших без вести или попавших в плен, восемь тысяч раненых и пять тысяч инвалидов…

Разница между нынешними инвалидами АТОшниками и теми, афганскими, существенна. Тогда воевать шли молодые, неокрепшие пацаны, воевать неизвестно за что и с кем. Сейчас на войну идут осознанно, понимая, за что воюют. Тогдашние восемнадцатилетние пацаны даже и не задумывались о своей судьбе: «Родина сказала? Значит, надо!» А после войны старались быстрее забыть или забыться.

Вот история четырех друзей. Все прошли Афган. Два года войны, и ещё чуть-чуть. Кабул, Баграм, Файзабад, Кундуз – все эти географические названия стали известны им не понаслышке. Все четверо были ранены в разное время, в разных местах, но истории взаимоотношений с государством одинаковы. Рассказывает Сергей Котяш:

— Служил я в Баграме, где и получил ранение. Вывезли меня на Большую землю, где и лежал в киевском госпитале потом полтора года. Мне ещё тогда сказали, что нужно оформлять инвалидность, но не захотел сам. Молодой пацан и инвалид! Такое в голове не укладывается. Кто ж меня тогда на работу возьмет?! Как только ходить начал, махнул рукой – само заживет! А когда года пришли, стало трудно, пришлось задуматься… Собрались мы четверо таких же «не инвалидов» и начали узнавать, как оформить теперь документы. Там список длинный! Некоторым ребятам отказывали из-за того, что не все документы были в наличии. Вот мы, например, почти год ждали справки из Центрального военного архива. А всяческих справок нужно было много. В общем, собрали все доказательства и отправили в Киев, в министерство обороны. На удивление, решение пришло быстро: в ноябре отправили документы, в январе пришел положительный ответ. Мы обрадовались, но… рано. Получение статуса инвалида боевых действий предполагает и одноразовую материальную помощь. Ее выплачивает государство через областной военкомат. И вот именно на этом этапе начались проблемы. Не знаем почему, но нам ее отказывались давать. То денег нет, говорит начальник финслужбы военкомата. То просто обещает, но позже. Мы уже и к областному военкому на прием ходили, вроде договорились обо всем. А нам теперь говорят, что деньги только АТОшникам дают. Хотя мы знаем, что эту помощь получали такие же афганцы, как и мы, и даже те, кто позже документы передал. Возникло у нас подозрение, что от нас хотят «откат». Но это не к нам! Если жить, то честно! Никаких «откатов» давать не собираемся!

Так и ждут три Сергея и Валера окончания своих мытарств. А у нас теперь все проблемы можно сваливать на АТО! Почему дороги плохие? Почему взятку взял? Почему коррупция в стране зашкаливает? Почему зарплата маленькая? Почему цены выросли? – ответ один: «У на же АТО идёт!» Значит, АТО во всём виновато…

Может, к инвалидам АТО отношение другое? Война на востоке нашей страны идет, и делать какие-то обобщения не только рано, но и просто невозможно. Из официальной информации известно, что только на конец прошлого года эта война забрала здоровье у шести с половиной тысяч украинских солдат. Сколько их сейчас в стране, даже представить невозможно, ведь количество раненых увеличивается каждый день. Конечно, какая-то помощь государственная есть. Сама технология ее разработана на примере социальной защиты инвалидов афганской войны. Только и эффективность ее осталась на том же уровне.

Основные трудности для получающих инвалидность – это не лекарства, инвалидные коляски или протезы. Все это худо-бедно, но находит и оплачивает государство. Главная проблема – снова-таки собрать документы, необходимые для получения статуса инвалида – участника боевых действий. Даже небольшая «закорючка» в бумагах может существенно повлиять на статус. Например, в официальном заключении медицинской комиссии написано все правильно и красиво, только вместо слов «получил ранение» написал врач слова «получил травму». Вот и результат совершенно другой получается: теперь это не инвалид войны, а просто травмированный солдат. И наплевать, что ампутирована нога! Травма, она такая – не опасная и с войной вроде бы не связана…

Инвалиды от государства имеют различные льготы, скидки на оплату коммунальных услуг и даже возможность улучшить свои жилищные условия по особой очереди. Хотя последняя льгота чаще всего существует лишь на бумаге и в воображении больших чиновников. И в мирное время с подобными льготами возникали трудности, а сегодня и подавно вряд ли кто-то будет заботиться о выделении инвалиду квартиры или обмене существующей на большую по площади. А что касается инвалидов из добровольческих батальонов, то они и инвалидами войны не считаются! Для чиновников они вообще не существуют!

А самая большая проблема: уровень медицины. Да, протезы есть; да, операции бесплатны. Но! Качество их оставляет желать лучшего. Вот и собирают волонтеры деньги на поездку за рубеж. Туда, где государственные больницы готовы принимать наших героев бесплатно или со значительной скидкой. Но протезирование там чаще всего бесполезно в наших реалиях, потому что протез нуждается в дальнейшем обслуживании. Оно дорогое и должно быть постоянным. Вот и не прекращается поток просьб к волонтерам. А ведь у тех возможности не бесконечны, да и количество ребят, которым требуется помощь, возрастает с каждым днём. А кое-кому по-прежнему выгодно и удобно сказать: «Ничем помочь не могу – у нас АТО!»

Алексей Гора, «УЦ».

Золотые помидоры, серебряные огурцы

На прошлой неделе в областном центре резко взлетели цены на сезонные овощи. Наши местные помидоры в середине июля на рынках и в супермаркетах оказались дороже бананов — 30-32 грн! Огурцы тоже существенно подорожали — до 15 грн. Сразу же выросла цена и на другие овощи, хотя и не так существенно. Даже кабачки, которые в сезон у нас обычно чуть ли не бесплатно раздают, на прошлой неделе стоили в супермаркетах больше десяти гривен за килограмм!


О причинах резкого подорожания овощей мы попросили рассказать тех, кто их выращивает.

— Это не надолго, буквально через пару дней помидоры подешевеют, хотя пять гривен стоить все равно не будут, заверили нас в сельскохозяйственном обществе «Надия» (Великая Северинка) и оказались абсолютно правы, уже в выходные помидоры на рынке можно было купить за 15-17 грн.

— Во время резкого аномального потепления все посохло, объясняют в «Надие». — Помидоров и огурцов очень мало. Поэтому для тех, у кого овощи под поливом и в теплицах, это хорошая возможность заработать, летом люди ведь все равно будут покупать их. Но сейчас начнут массово спеть помидоры на огородах, и цена сразу же упадет. С огурцами другая ситуация: у многих огурцы сгорели полностью, их нужно сеять заново и ждать следующего урожая.

Руководитель фермерского хозяйства «Станислав» (Великая Северинка) Евгений Ким считает, что дело не только в погоде:

— Причин несколько. Во-первых, у нас нет мониторинга рынка овощей. Мы, фермеры, сдаем отчеты властям, но сами не знаем, сколько каких овощей посажено, не знаем, чего в области будет в избытке, а чего может и не хватить. Если бы мы своевременно узнали, что помидоров посажено мало, то могли бы исправить ситуацию.

Во-вторых, теперь у нас нет экспорта. Украина производит гораздо больше овощей, чем мы сами можем съесть. Излишки всегда уходили в Россию, и это регулировало цены. Но в прошлом году мы все понесли огромные убытки. Я лично выбросил в конце зимы 1,3 тонны капусты и 1,2 тонны лука. Я потратил огромные деньги на их хранение, но не смог не только продать, но даже найти оптовика, который забрал бы их бесплатно. А я по овощам считаюсь мелким фермером по сравнению с моими коллегами с юга. В Херсонской, Николаевской, Одесской областях люди десятки тонн овощей выбрасывали. А это ведь и деньги вложенные, и труд. Поэтому в этом году все сажали меньше.

В-третьих, в этом году весна была очень дождливой. Я двадцать пять лет живу в Украине и не помню, чтобы когда-то было столько дождей. С одной стороны, это хорошо, но помидоры и огурцы очень подвержены болезням. А чем больше влаги, тем больше болезней. Мы в этом годы еле вычухали подсолнечник, кукурузу и сою — лило и лило, невозможно было обработать поля. Лук тоже болеет из-за избытка влаги, но его еще можно подлечить, а помидоры и огурцы у многих пропали. Огурец сейчас сажают заново, он еще успеет поспеть, а с помидором ситуация сложнее.

И учтите еще одно: фермеры не могут устанавливать свою цену на овощи. Цену на рынке овощей диктует только спрос. Если сегодня ночью на оптовом рынке будет мало помидоров, то они резко подорожают. А если спроса нет, то цена падает, и удержать ее искусственно нельзя. Помидоры, огурцы, кабачки, баклажаны — это скоропортящиеся продукты, фермеры не могут у себя их долго держать. Нам нужно продать их сразу же, иначе через несколько дней мы за них вообще ничего не получим. Мы продаем по той цене, которую сегодня предлагает рынок. А цена на рынке может меняться по два раза в день. Если в целом овощей достаточно, то колебания цены небольшие. Но сейчас, когда помидоров и огурцов действительно мало, сегодня помидоры могут стоить пятнадцать гривен, завтра — тридцать, а послезавтра — опять пятнадцать.

Ольга Степанова, фото Олега Шрамко, «УЦ».

Павло Босий про назви міст, пам’ятник Шевченку та новий герб

Минулого тижня професор сценографії канадського університету Райерсона Павло Босий розповідав кіровоградцям про музеї Торонто. Педагога і сценографа, історика і художника, колишнього директора Кіровоградського краєзнавчого музею Павла Босого в нашому місті знають майже всі. Тож, незважаючи на дуже вузьку тему так званої публічної лекції «Музеї Торонто: взаємовплив будинку і колекції», зал художнього музею був повний. Розповідає Павло Васильович надзвичайно цікаво і, звичайно, не тільки про музеї.


— Назва Торонто буквально означає «місто, де дерева ростуть з води», каже він. — Це назва місцевого населення, яка відома з 1615 року. Місцеве населення мало досить специфічні вірування. Наприклад, вони вважали, що не можна орати землю, бо коли ти ореш землю, ти її ґвалтуєш. Можна тільки брати дари землі. Міст і сіл у них не було, вони кочували. Але цю місцевість вони називали Торонто. Пізніше, коли колонізатори побудували тут фортецю, то її назвали Форт Йорк. Ця назва багатьом не подобалася, бо був Йорк в Англії, Нью-Йорк — в Америці, тож це місто називали Малий Йорк чи Брудний Йорк. І коли у 1834 році місто здобуло право самоврядування, то потомки отих колонізаторів, які, здавалося б, мали б хотіти зберегти назву, яку дали місту їхні діди, зробили навпаки — повернули місцеву назву Торонто. Вони пояснювали це саме тим, що Йорків у світі багато, а Торонто одне.

Але Форт Йорк залишився. Зараз у Форті Йорк музей. І Павло Васильович настільки захопливо розповідав про цей музей, де можна залазити на гармати, де постійно проходять реконструкції боїв, театралізовані дійства і т. п., що після лекції ми вирішили запитати, а чи не можна цей досвід використати на наших Валах?

— Про це мова йшла ще наприкінці 80-х років, коли я працював в краєзнавчому музеї. Тоді багато про це говорили… Справа навіть не в грошах (хоча це теж питання, хто це все профінансує), ми маємо розуміти, що тільки заради форту багато туристів сюди не приїде. Ця фортеця важлива для історії нашого міста, в історії України її роль невелика. Тож ми можемо робити це тільки для себе. Але якщо робити для себе, то треба подумати, навіщо воно нам потрібно. Це фортеця, яку побудували колонізатори, вороги. І як ви собі уявляєте робити музей військової історії ворога?

— Можна ж дивитися на цю фортецю просто як на початок нашого міста.

— Не всяким початком можна пишатися.

— То що, взагалі краще забути?

— Ні, чому забути? Це можна робити, але як це робити, це дуже важливе запитання. Має бути серйозна наукова концепція такого музею. Це проблема й для Торонто. Форт Йорк — це також музей загарбників. Але так сталося, що там загарбників було кілька: спочатку англійці, а потім — американці. І англійці разом з місцевим населенням боролися проти американців. У нас такого не було. Як розповідати історію нашої фортеці? Навіщо такий музей? Це крематорій? Люди їздять до Освенциму, щоб поклонитися пам’яті загиблих. Ви бачите цей музей, як такий?

Я можу навести інший приклад: це фортеця, дуже подібна до нашої, в містечку Гілфорд у графстві Суррей. Там люди живуть іншим, для них ці всі історичні моменти не настільки важливі. Тому вони перетворили цю фортецю на парк. Там такий ландшафтний дизайн, такі гарні квіти, яких я в житті не бачив! Цей парк служить людям, вони туди йдуть не на гармати дивитися, а гуляти серед квітів. Почитайте Пашутіна. Там він згадує, що фортеця в якийсь момент заросла бузком. Може, це непогано?

Я виріс поряд з фортецею, фортецю я знаю добре і маю певні сентименти. Але менше всього я хотів би, щоб вона перетворилася на пам’ятник мілітаризму. У канадців були причини відтворювати фортецю з гарматами, у нас їх нема.

— Зараз точаться розмови про те, щоб прибрати фортецю навіть з герба міста…

— І я вважаю, що це правильно. Звичайно, тепер герб має бути новий. І чому там має бути фортеця? Що, у нас, крім фортеці, нічого не має? Повірте мені, як члену геральдичного товариства України: по-перше, змінилася назва міста, а герб має відповідати назві міста, по-друге, в існуючому гербі посеред фортеці стоїть вензель Святої Єлисавети. У Святої Єлисавети вензеля не було, як і у жодного святого. Вензель — це привілеї монархів. Зрозуміло, що це калька з вензеля імператриці. Це порушення традицій геральдики. Тобто це недосконалий герб і його треба вдосконалити. Якщо при цьому зникне зображення фортеці, то я страждати не буду. Мені більше подобається злиття трьох річок — це я вважаю вдалим символом, хоча він і не відображає нової назви міста. А відносно фортеці, то вона виглядає, як калька, плагіат з царського гербу…

Переповідати лекцію Босого не будемо. Наведемо тільки ще одну цікаву деталь. Розповідаючи про музей Тараса Шевченка, Павло Босий згадав, що охорони там немає, тому у 2006 році, коли кольорові метали виросли в ціні, пам’ятник Шевченку вкрали, розрізали на куски та здали на металобрухт. До правоохоронців звернувся власник фірми, якому принесли голову Шевченка. Злодіїв засудили до 40 годин громадських робіт. Проте саме для цих двох злодіїв придумали особливі «громадські роботи» — сидіти в бібліотеці та вчити на пам’ять вірші Кобзаря.

За словами Павла Босого, потужної згуртованої української діаспори він у Канаді не помітив:

— Я не помітив згуртованості між емігрантами різних хвиль. Було ж кілька хвиль еміграції. Українці приїздять до Канади, розмовляють між собою українською мовою і т. п. А їхні діти, які виросли чи навіть народилися в Канаді, вже починають соромитися і свого походження, і мови батьків. Це не тільки українці, це характерно для будь-яких емігрантів. Індійці так само кажуть: ні, ми канадці. А от онуки вже починають цікавитися своїм походженням, але українська мова для них вже не рідна, українська історія — чужа, бо втрачено зв’язок поколінь. Якщо говорити про всілякі гуртки в діаспорі, то дуже рідко вони там співають, чи пишуть вір­ші, чи грають театральні вистави, вони здебільшого танцюють. Українських танцювальних колективів в Торонто, мабуть, не менше, ніж у Кіровограді. Тому що для танцю не треба знати мову — ані викладачу, ані учням.

— Звідси складається враження, що представники канадської діаспори дуже люблять повчити українців, як Україну любити. Там є таке враження?

— Є такі люди, які завжди будуть повчати. І серед канадців українського походження таких, мабуть, було багато… Але як почалася війна з Росією, ніхто нікого вже не повчає. Збирають гроші на медикаменти, на багато різних речей. Усі ті повчання відійшли на задній план. Зараз всі прекрасно розуміють, що це не АТО, це є війна. Це розуміє і українська діаспора, і уряд, в якому, до речі, два міністри українського походження. І це впливає на ставлення до України.

Останнє питання, яке ми поставили Павлу Босому, не стосується ані Канади, ані музеїв Торонто. Справа в тому, що саме він був директором обласного краєзнавчого музею, коли туди передали колекцію Ільїна, він брав участь в її описі, працював із нею.

— Зараз Микола Миколайович Цуканов ініціював збір коштів на встановлення пам’ятника на могилі Ільїна. Ви долучитеся до цієї ініціативи?

— Звичайно! Свого часу я дуже хотів, щоб пам’ять про Олександра Борисовича не вмерла. Був виданий каталог колекції, у журналі «Вежа» на згадку про нього самого було надруковано «Сюжет ненаписаної повісті». Звичайно, я хотів, щоб до цього добавився й якийсь реальний пам’ятник. Інша справа, хто має це робити… Враховуючи те, що зараз колекція книжок у бібліотеці, а інші предмети — у краєзнавчому музеї, то треба було б відкрити благодійні рахунки на спорудження пам’ятника при бібліотеці та музеї. Я вважаю, що з того, що бібліотека й музей зараз зароблять на платних послугах, в тому числі завдяки зібранню Олександра Борисовича, було б добре виділити якусь частину, якийсь процент на спорудження пам’ятника. Тобто якщо колекція Ільїна сьогодні заробляє гроші для держави, то було б непогано, щоб держава хоча б якоюсь частиною цих грошей з Ільїним поділилася.

Записала Ольга Степанова, «УЦ». Фото Богдана Мороза.

Кто пишет «Википедию»?

Еще лет пятнадцать назад в каждой семье обязательно были энциклопедия (в крайнем случае, большой энциклопедический словарь), атлас мира и самые разные справочные издания более узкой направленности: медицинские, исторические, литературные, астрономические и т. п. Сегодня главный источник знаний — Интернет, а сайт, на котором мы чаще всего ищем справочную информацию, — «Википедия».


Украинская «Википедия» существует уже пятнадцать лет, хотя активно стала наполняться в последние годы. Сегодня в украинской «Вики» ежемесячно создается больше 3,5 тысяч новых статей! Кто их создает, кто проверяет, можно ли в результате считать «Википедию» авторитетным источником?

На все эти вопросы мы попросили ответить учительницу информатики, заведующую научной лабораторией института последипломного педагогического образования Марину Чалую, которая последние пять лет пишет и редактирует статьи для всемирной интернет-энциклопедии.

— В 2011 году мы с детьми искали информацию для какого-то проекта и обнаружили, что в украинской «Википедии» информации недостаточно или она неполная (сейчас я даже не вспомню, о чем шла речь), рассказывает Марина. — Тогда я решила попробовать сама. Процесс очень простой. Сегодня статьи в «Википедии» может писать или редактировать даже незарегистрированный пользователь. Но удобнее все-таки зарегистрироваться, тогда вы сможете попросить совета у редакторов, администраторов, патрульных, вам обязательно помогут. Правила здесь несложные, но они должны соблюдаться неукоснительно. Во-первых, проверенность информации, обязательные ссылки на авторитетные источники. Во-вторых, «Википедия» очень серьезно относится к авторскому праву: например, автор статьи не имеет права размещать иллюстрацию, которую найдет в Интернете или отсканирует из книги, это должно быть или его собственное фото, или изображение с «Викисклада», или нужно просить разрешение у правообладателей. В-третьих, нейтральная точка зрения. В-четвертых, энциклопедический стиль — только факты, художественный или публицистический стиль возможен в цитатах.

В целом в Украине почти три тысячи активных редакторов — людей, которые регулярно пополняют и редактируют «Википедию». Но в нашей области их зарегистрировано всего восемнадцать человек — 13 в областном центре и пять в районах. В прошлом году «Вики» даже специально проводила неделю Кировоградской области, чтобы пополнить базу знаний о наших достопримечательностях, наших событиях, наших выдающихся земляках. Но и в этой неделе приняли участие только восемь авторов.

— «Википедия» — это только один из проектов международного фонда «Викимедиа», говорит Марина Чалая. — Есть еще «Викикарты», «Викисклад», «Викицитатник» и т. д. «Викимедия» проводит разные проекты для пополнения информации: «»Вики» любит землю» или «»Вики» любит памятники». Эти проекты даже частично финансируются: вы можете подать заявку, куда вы хотите поехать, что сфотографировать, и вам оплатят дорогу. Например, «»Вики» любит землю» — это проект изучения заповедников, заказников, парков. В нашей области их очень много, а информации о них в «Википедии» мало. До проведения этого проекта не было информации даже о «Хуторе «Надія»» как о заповеднике и об урочище «Каскады».

Вообще же, по словам Марины Чалой, «Википедию» пополняют и редактируют исключительно волонтеры, которые никаких денег за свой труд не получают, их имена тоже остаются неизвестными. Единственная цель этих людей — пополнять украинскую часть всемирной энциклопедии. Звучит, конечно, почти фантастически: с чего это взрослым людям бесплатно и даже не ради репутации, не ради своего имени, а просто так тратить свои время и силы? Ведь на самом деле грамотно написать энциклопедическую статью — большой труд…

Самые активные авторы и редакторы — это старшеклассники и студенты.

— У нас в школе нет темы «Википедия», — говорит Чалая, — но мы изучаем тему сетевого взаимодействия, и лучше всего это видно на примере «Вики», где один человек создает статью, другие ее редактируют, исправляют. Автор видит, как редактируют его статью, и может или поблагодарить за правки, или отменить их. И так достигается истина.

— Вот еще вчера здесь была ошибка, показывает Марина Чалая статью о Марке Лукиче Кропивницком, — здесь было написано родился в селе Бежбайраки, Новоукраинский район, Кропивничанская область. Сегодня кто-то уже исправил на Кировоградскую область.

Сама Мария Чалая написала всего семь статей, но отредактировала больше ста. А вот дочь Марины, восемнадцатилетняя Анастасия Чалая, создает много собственных статей для «Вики» — в основном о современной детской украинской литературе и современных детских писателях.

В прошлом году к работе над украинской «Википедией» стали активно привлекать учителей и школьников. В Кировограде даже провели специальный семинар для учителей. И мы с вами часто пользуемся статьями, написанными старшеклассниками. Марина Чалая приводит пример, как в одной из городских школ ученикам предложили создать в «Википедии» статьи об исчезающих малых реках области. Времени на это тратится ровно столько же, сколько для написания реферата на эту же тему. Но это уже не школьный реферат, а собственная статья во всемирной энциклопедии! Скорее всего, несовершенная — это ничего, ее сразу же поправят и дополнят географы. Но статья уже будет.

Создание позитивного имиджа Украины в мире сегодня, как ни странно, во многом зависит от той же «Вики» — жители других стран ищут информацию о нас именно тут. Знаете иностранные языки? Можете переводить статьи украинской «Википедии» для английской, французской, румынской, азербайджанской и тем самым делать свой посильный вклад в формирование имиджа страны.

Ольга Степанова, «УЦ».

Коллекция Ильина. Еще немного света от Чуднова

Было устойчивое ощущение возврата в прошлое. Во-первых, потому что люди, собравшиеся в галерее «Елисаветград», в течение двух часов слушали историю – коллекции Ильина, самого коллекционера и даже страны и мира. Во-вторых, и это личное, историю рассказывал Александр Чуднов, мой бывший институтский преподаватель, и его повествование было таким же интересным и увлекательным, как в годы студенчества.

Желающих услышать еще неизвестные факты из жизни Ильина было много. Галерея предварительно регистрировала слушателей, бронировавших для себя места, и зал «Елисаветграда» едва вместил интересующихся историей. Александр Викторович как развенчивал мифы, связанные с коллекцией Ильина, так и подогревал свой рассказ новыми интригами, основанными на фактах и на личных предположениях. То, что было озвучено много уникальной информации, бесспорно. Хотя, судите сами.

Книжное знакомство

— В эфире телеканала «Кировоград» прозвучало имя Ильина, и люди в городе стали удивленно спрашивать: а знали ли мы этого человека? Оказывается, многие из нас видели, слышали, говорили, вспоминали некий образ человека, который не всегда был разговорчивым, который держал дистанцию даже с теми людьми, в которых был заинтересован. Вот с этого момента и начинает твориться миф об Ильине, потому что всё, что было до этого, это была его жизнь, жизнь конкретного человека, с конкретными увлечениями, с конкретными бытовыми проблемами. А с момента, когда появилось такое понятие, как коллекция Ильина, возник искус создавать из знания, полузнания и слухов некий образ, который, в конце концов, привел к созданию, если хотите, образа человека, воплощающего в себе самые сложные и самые противоречивые явления, человека, который стал объектом творчества самых разных людей, начиная с небольших рассказов и заканчивая киноэпопеей, которую вы все, наверное, смотрели и по-разному к ней относились.

Так получилось в моей жизни, что с Александром Борисовичем Ильиным меня связала книга. Мне было двенадцать лет, и я был самым молодым коллекционером книг в этом городе. Впервые мы встретились в магазине «Знахідка». Там мы впервые с ним встретились, я увидел человека, который, как правило, не вступал ни в какие разговоры, он сам выбирал книги. Лидия Назаренко, хозяйка этого магазина, очень редко подходила к нему и давала какие-то советы.

Что нас с ним связало? Молодого человека и человека, который для меня был не очень интересным. Признаюсь, меня больше интересовали люди эффектные, люди знаковые, такие, как поэт Базилевский, музыкант Любович. Они когда являлись в этот магазин, возникала особая среда шуток, веселья, интереса друг к другу. Вот это была та среда, которая меня интересовала. Почему? Им Назаренко, как правило, предлагала самые интересные книги, как мне казалось. А мне они не доставались, даже возможности полистать, подержать в руках не было, поэтому я обращал внимание на авторов, которых мог купить за 2-3 копейки, 10 максимум. И среди этих авторов были Кокорин, Решетников. Эти книги до сих пор на моем столе, на моих полках, хотя я многое уже отдал, продал. Когда я покупал эти книги, мной заинтересовался Ильин. Он подошел и задал вопрос: «Ты действительно читаешь Кокорина, Левитова и Решетникова?» А он не знал одну тайну: мне Назаренко продавала только тогда книги, когда я ей пересказывал то, что прежде купил. Она была, конечно, в этом отношении женщина с глубокими педагогическими наклонностями, поэтому мне было о чем рассказывать Ильину.

Помните газету «Литературная Россия»? Особенно мне нравилась последняя страничка. И там в короткой, емкой, занимательной форме рассказывалось о сюжетах из жизни разных писателей. Впервые на этой страничке я узрел имя Михаила Ивановича Пуляева. Мне показалась его судьба интересной. Как выяснилось, его никто не читал, кроме Ильина, но он не сказал, что у него есть эти книги, а просто заставил меня читать Лескова. Я выяснил, что Лесков был редактором книг Михаила Ивановича, провоцировал его на творчество, сам брал у него сюжеты, и вот такие интересы, собственно, и породили заинтересованность Ильина в молодом человеке, который тратил копейки, которые у него были, на книги.

Наши дальнейшие отношения развивались достаточно быстро. Он меня пригласил к себе домой и стал постепенно приучать к той литературе, которую сам ценил. А ценил он литературу не мысли, а, скорее, сюжета. Он любил писателей, о которых я уже упоминал, но особенно ценил Мельникова-Печерского, имя которого мне ни о чем не говорило. Ценил он писателя Евгения Карновича, творчество которого его интересовало до деталей. Потом уже я узнал, что Евгений Карнович – это удивительный мастер исторической прозы, исторического анекдота, мастер, который написал одну из самых интересных историй богатства на нашей территории. Еще я знаю, что книга, которая была у Ильина, особенная: почти все труды Карновича были переплетены в один большой огромный том – конвалют.

Недавно я занимался историей Новомиргорода и выяснил, что именно этот конвалют принадлежал одному из самых удивительных людей Новомиргорода – купцу, который собирал книги. Этот купец был особенным, он не любил давать книги читать, он сознательно их сшивал в огромный том, чтобы человек отказывался сам. Особенно удивлялись окружающие, что у него собрания сочинений, скажем, Толстого или Лескова, тридцать томов, были переплетены в один том. Не очень захочешь нести это собрание сочинений.

Таким образом постепенно у нас с Ильиным складывались отношения не «здрасьте – до свиданья», а отношения взаимообогащения. Когда я поступил в институт, стал более активно заниматься творчеством интересующих меня писателей, поехал в Питер, собирал материалы по архивам, покупал книги за счет Александра Борисовича, потому что мой счет позволял только ходить в театр и есть очень плохой борщ. Со временем Ильин стал давать мне возможность не только покупать книги, но и встречаться с коллекционерами в разных городах, которые были ему интересны.

В частности, у меня целая история связана с трехтомником Яворницкого по истории запорожского казачества. Он его долго не покупал, потому что просили за него, по тем временам, достаточно большую сумму – полторы тысячи царских золотых. Это огромная сумма, и я долго не мог понять, почему такие деньги. А когда уже коллекция стала частью моей работы, то все понял. Оказывается, это личный экземпляр Яворницкого, и там через каждую страничку вложена запись, какое-то слово казацкое, какое-то поверье, то есть смысл, неповторимость данной книги были в этих записях. И такого рода литературных шедевров у него было много.

Он знал, что меня не очень интересуют золото, драгоценности, ну как-то не возникало у меня никогда каких-то ассоциаций. Я только тогда обращал на это внимание, когда это было связано с литературным сюжетом, например, с рассказом Лескова или Кокорина, или чеховским рассказом. То есть меня интересовала жизнь предмета, а не его данность. Поэтому Ильин никогда не настаивал, чтобы я этим интересовался, но, когда я его попросил меня научить переплетать и реставрировать книгу, тогда пришлось изучать все тонкости работы не только с бумагой, клеем, кожей, но и с металлами. И он очень точно, очень лаконично объяснял, как мне это делать. Причем он никогда не сердился на то, что я при золочении прожигал кожу. А кожу он для своих книг брал из знаменитых папок партийных работников. Вторым источником для его работы были различного рода свалки. У него была целая команда людей, которая предоставляла ему материал, и он выбирал ту или иную деталь.

Хочу подчеркнуть ,что он ценил в противоположном человеке не просто липовую заинтересованность – «ах, книга, ах, хорошо!». Он если видел, что его знания порождают твои собственные усилия, тогда он с тобой говорил. В мире коллекционеров, как я выяснил, не принято задавать один очень вульгарный вопрос, который всегда крутится на языке: «Откуда у тебя эта вещь? Кто тебе это дал? Где ты это приобрел?» Как только ты начинаешь говорить, вспоминать этот вопрос, с тобой перестают общаться или же дарят тебе историю, которая к реальной вещи ну очень редко имеет отношение. Поэтому это еще один источник мифа о коллекции Ильина.

Моменты биографии

Говорят, что лицо человека – это зеркало. Зеркалом оно становится после шестидесяти лет, и то у женщин, а мужчины почему-то тешат себя иллюзиями. Иногда об Александре Борисовиче писали такое, что он представлялся человеком грязным, неопрятным. Нет, этот человек всегда был небогато одет, но всегда подчеркнуто чист, опрятен, вежлив, никогда не повышал голос, никогда не старался давить авторитетом, вел себя степенно, неприметно. Он корректно подводил тебя к тем выводам, которые ты сделаешь, если у тебя есть мозги и ты пройдешь определенный путь. Так было часто.

Для большинства, и для меня в том числе, огромная часть его живой биографии остается айсбергом. Это то, что, возможно, когда-то кто-то исследует и расскажет. Но какие-то моменты его биографии стали мне открываться, когда мы занимались описанием, обработкой коллекции. Иногда интересуются, был ли верующим человеком Александр Борисович Ильин. Я считаю, он был глубоко верующим, но никогда свою веру не пропагандировал, не навязывал, не тащил за руку к Библии, Евангелие. Он предлагал смотреть, вначале заинтересовывал внешним видом книги, а затем постепенно предлагал входить в содержательную часть этой книги.

У нас был общий любимец для постоянных обсуждений. Была такая газета «Книжное обозрение», и там публиковался самый выдающийся, как нам казалось, знаток старославянской книги – Евгений Немировский, который печатал цикл очерков «Книги, изменившие мир». Ни я, ни Ильин не знали тогда, что Евгений Немировский родился в Зиновьевске. Он и по сегодняшний день живет, здравствует и создает уникальные труды по истории славянских книжных сокровищ. Так вот, путь к Библии, которую мне подарил Александр Борисович, трехтомной, изданной к тысячелетию Крещения Руси, я прошел от заинтересованности ее историей, затем была непосредственно книга.

Часто-густо пишут, что это был не совсем образованный человек. Знал ли он языки? Я напрямую с ним об этом не говорил, но все книги, которые потом попали мне в руки и которые я потом открывал, были им просмотрены, расписаны: названия, годы, издательства. А эти книги – целые ребусы, исследователи, доктора наук долго смотрели в эти книги, прежде чем что-либо рассказать. Например, на полке его библиотеки была прижизненная автобиография кардинала Ришелье. Прекрасно помню рассказ об этой книге. Он ее получил от одного своего друга из Санкт-Петербурга. Сейчас я понимаю, что это непростая книга. С этой книги начинается, собственно, такое явление, как двуполярный мир в мировой политической мысли. Так вот, эта книга у него была, и в саму эту книгу было вставлено страниц 10 описания: кто ее издал, кто записал эту книгу. Оказывается, сам Ришелье ничего не писал, у него был черный аббат, который за него это сделал. Теперь, через много лет, прочитав роман Хаксли «Черное преосвященство», я узнал, что Александр Борисович знал это очень-очень давно. Книга эта примечательна, стоимость ее на аукционе где-то порядка 3000 евро. И всем известный Генри Киссинджер начинает свою книгу «Дипломатия» рассказом о том, какое у него счастье, что он приобрел первое издание мемуаров Ришелье. Киссинджер может позволить себе такое счастье, но это счастье есть и на полках библиотеки Чижевского.

Сохранилась справка, которая свидетельствует о том, что Александр Борисович Ильин учился в высшем учебном заведении. На третьем курсе он был восстановлен и получил бронь от призыва в армию. Это деталь, которая затем растворяется в следующих событиях его жизни, с которыми я познакомился только лишь в процессе исследований.

Загадочная страница в трудовой биографии Александра Борисовича: куда-то исчезнувшие двадцать лет и совершенное отсутствие каких-либо записей. Первая запись в трудовой книжке датирована 45-м – 46 годами, дальше – 60-й. Мы проводили экспертизу этой трудовой книжки, и данная страница оказалась поддельной, она не соответствует действительности, и вот почему.

Случайно среди вороха бумаг мы нашли документ, который невозможно было прочитать вследствие выцветших чернил. Но эксперты восстановили записи. Оказывается, Александр Борисович был осужден за кражу в особо крупных размерах на 5 лет и отбывал соответствующий срок в лагерях. Как правило, за такую кражу под выпиской из Уголовного кодекса того времени полагался расстрел, но Александр Борисович его избежал. Почему? На этот вопрос может ответить история уже не Александра Борисовича, а рода Ильина, отца, который в Гражданскую войну был активным коммунистом, членом чрезвычайной комиссии и на Ярославщине, Тамбовщине участвовал в подавлении антоновского мятежа. Затем он учился в учебном заведении в Москве с Алексеем Косыгиным. Все свои назначения, в частности, и на должность директора масложиркомбината в Рыбинске, он получал при содействии этого человека. По всей видимости, директор масложиркомбината в годы войны не был последним человеком по своим возможностям, и он сумел избавить своего сына от смерти, но от лагерей не спас.

После лагеря Александр Борисович Ильин долго на предприятии отца не задержался. Он перебирается из Рыбинска в Киев, где становится послушником в Киево-Печерской лавре. И до 1960 года он является послушником и помощником настоятеля Киево-Печерской лавры, одного из немногих оставшихся в живых соучеников Иосифа Сталина по горийской гимназии. Кстати, часть старопечатных книг, около 400, которая отражает движение книжного дела в Киево-Печерской лавре, была передана Ильину на сохранение после закрытия лавры. Из лавры же поступили в его распоряжение такие вещи, как кубок Равича.

Кубок Равича был не один, это была часть большого сервиза, я его видел, знал и об этом писал властям, когда поднимались вопросы о сохранности коллекции. Почему у нас остался лишь один кубок? И на этот вопрос попытаюсь ответить.

Несмотря на то, что Александр Борисович Ильин был как бы приписан к лавре, он уже в 49-м году активно сотрудничал с краеведческим музеем Конева. Об этом свидетельствует документ, в котором Ильин предлагает бездну своих книг в обмен на три редких издания. Меня поражает следующие: здесь комиссия во главе с личным другом Александра Борисовича художником Федоровым принимает решение поменять книжки на то, что он предложил. Даже кратко: среди этих книг есть полный Энциклопедический словарь Гранат. По сегодняшним ценам это 2 миллиона гривен. Я не могу сказать, какие книги он взял, потому что в документе написано «Тора», написано «Библия» и всё. Никаких опознавательных знаков ни директор, ни его помощники не оставили, но, судя по книгам, которые он дал, приобретение было достойным.

Сорок девятый год. Таким образом убивается миф утверждения некоторых, знавших Ильина, что он не основной собиратель этой коллекции, а им является родственник Ильина Подтелков. Благодаря этому документу мы впервые получили список многих книг, которые, к сожалению, отсутствуют в краеведческом музее. Я отвечаю за свои слова, потому что библиотекой музея пользуюсь не один год. Два друга, Федоров и Ильин, легко и свободно, как подлинные коллекционеры, облапошили музей. Будем называть вещи своими именами. Поэтому повторюсь: коллекционеру нельзя задавать вопросы, откуда он берет свои шедевры.

Еще одно уточнение, которое осложняет биографические исследования, связанные с Ильиным. Дело в том, что его дед в Рыбинске владел железно-скобяными мастерскими, а кроме того, небольшим заводиком, где ремонтировались баркасы. На этом заводике начинал свою трудовую деятельность Юрий Андропов. Вот такая еще одна связующая деталь, которая, возможно, объясняет те события, которые произошли после кончины Александра Борисовича Ильина, и наше поведение, наше нежелание, может, рассказывать всё в течение многих лет.

Другая часть любви коллекционера – это иконы, которые он собирал. Многие художники могут рассказать, как они помогали в процессе поиска, замены подлинника на копию, и это также было в его биографии. Процесс этот был значительно сложнее, чем сегодня, когда молодой человек заходит в церковь, фотографирует икону, говоря бабушке, что он ее обновит. А Ильин уговаривал бабушку, брал икону, давал художнику в работу, а сегодня не нужно этого делать. Достаточно хорошего фотоаппарата, 3D-принтера, состаренной доски – и нет вопросов: бабушка довольна, новая икона в храме.

Это, к сожалению, невеселая история. Совсем недавно в Новомиргороде были потеряны очень интересные иконы, которые полиция ищет, и я думаю, что нескоро найдет.

Для христианина место, где он погребен и где встретит новое пришествие Христа, – это важно, существенно, поэтому обустроить могилу Ильина сам Бог велит как родственникам, хотя я не сужу их, они посчитали это ненужным, так и государству, которое вступило в наследство. Как это было сделано, я всё-таки скажу. Потому что много существует рассказов о том, сколько здесь растаскивалось во время изъятия, самые ценные вещи ушли, многие бравировали тем, что у них дома есть часть коллекции, а когда мы приходили, они просто стушевывались.

Что было? Как было? Каким образом вообще возникла проблема коллекции? Я общался с Александром Борисовичем почти до самой смерти. За несколько дней, где-то за десять, до его смерти, я был у него в гостях. Родственников не было, он вышел на крыльцо, светило ласковое осеннее солнце. Он поднял свои брюки, и я увидел набухшие ноги. Так бывает с каждым сердечником, и эта ситуация не смертельна – достаточно давать вовремя человеку мочегонное средство, а при его достатках это не было проблемой. Почему это не делалось и почему человек терпел эту боль? Когда ему было невмоготу, его выносили во флигель, где находилась коллекция, а это осень, это холодно, и это достаточно болезненно. Наверное, никто, кроме тех людей, которые делали это, не ответит, почему они совершали такие, в общем-то, не очень христианские вещи.

Незадолго до нашей последней встречи Александр Борисович согласился встретиться с академиком Жулинским. Он понял, что может скоро уйти, каким-то образом нужно определиться с коллекцией, он попросил, и я обратился к народному депутату Панченко, который непосредственно договаривался с Жулинским о приезде в Кировоград, чтобы можно было таким образом решить проблему коллекции. До этого о коллекции достаточно хорошо знал Куценко, занимавшийся украинской литературой 20-х годов.

Защита коллекции

Как-то к нам в библиотеку пришел известный коллекционер Столяров, который собирал в основном медали, оружие, по профессии юрист, и говорит мне: «Что ж ты смотришь? Умер Ильин, его коллекцию растаскивают, и мы лишаемся нашего богатого достояния». Он сидел рядом, пока я не написал письмо, адресованное представителям власти, о коллекции. Но отношение к Александру Викторовичу Чуднову всегда было сложным. Слухи о стервозности Чуднова могли помешать этому делу. Но так как я был вхож в дом Ильина, знал тонкости сохранности коллекции, хотя далеко не все, я все-таки написал письмо, которое подписали Босый, Демещенко, все, и отнес Панченко. Он посмотрел и написал свою резолюцию на маленьком листке бумаги, где попросил руководство области обратить на это внимание.

Здесь начинается уже другая, без Ильина, история коллекции, которая в каких-то деталях также характеризует его личность, его значимость. После этого послания меня вызвали в Комитет государственной безопасности и в течение восьми часов вели под запись душещипательную беседу, со всеми подробностями, с утра и до вечера. В результате этой беседы меня заверили, что все будет сделано для сохранности коллекции. Это было в 93-м году. После этого меня вызвал начальник уголовного розыска. Этому тоже я десять часов рассказывал все подробности, и он записывал все соответствующие документы.

В результате через три дня меня вызвал очень душевный человек – Николай Иванович Сыченко, который сказал: «Дорогенький, нашо воно тобі треба? У тебе є квартира на Лесі Українки, брат тебе жде там, бери свої ноги в руки і туда». Я попытался связаться с Шишкиным, он сказал, что нужно все процедуры пройти, и как юрист он был прав. Я взял ноги в руки, меня отправили в отпуск – сдыхались. Почти полтора месяца я работал в архивах Киева, собирал материалы для газеты, которую надеялся издавать дальше, – «Елисавет».

Я вернулся, о коллекции – ни слова. Случайно захожу в «Букинист», где мне дают в руки две книги. Одна из них это «Изборник Святослава», которой не было в библиотеке Чижевского, а другая книга профессора Титова «Стара вища освіта на Україні». Вот эта книга была мною когда-то взята у Александра Борисовича и скопирована со всеми записями, маргиналиями. Я с этими книгами пошел просить деньги, наживать неприятности. С этой просьбой я зашел в кабинет Валерия Михайловича Репало. Я должен вспомнить этого человека, потому что не будь он истинным большевиком и ленинцем по напору, коллекцию и имя Ильина помнили бы единицы. Этот человек взял на себя ответственность и протаранил всё, что можно было протаранить в местной бюрократии, вплоть до исполняющего обязанности губернатора Сухомлина, который до последнего не соглашался с тем, что нужно применить какую-то силу, какой-то закон.

Его решение ввязаться в эту историю в какой-то мере спровоцировал горисполком, который также решил постричь купоны. Провели сессию. Подполковник Тимчишин организовал осаду объекта – дома Ильина. Надо было видеть это интересное зрелище: куча полковников, техники, и никто не заходит в здание. Мы приехали, и руководитель захвата говорит : «Мне легче БТР подогнать и разнести эту хату, чем туда зайти». И здесь случилось еще одно удивительное явление, которое заставило нас задавать вопросы. Подошел человек в белом плаще и белой шляпе, представился полковником КГБ из Москвы и снял всю эту охрану в течение пятнадцати минут. И еще десять дней никаких действий не велось, и снова помог этот кавалерийский наскок Репало, который принял решение об изъятии коллекции.

Должен сказать, что власти вели себя очень корректно. Предполагалось вести опись в помещении и там же оставлять, но никто не понимал, в каком состоянии оно там находилось. Когда открыли одну комнату – там все в тряпочках до верха, когда увидели масштаб работы, было принято соломоново решение вывезти все оптом, а потом разбираться. Коллекцию разделили и развезли по двум помещениям. Первую часть – в краеведческий музей, вторую, книжную, ночью, без лишних людей, завезли в партархив. Кое-что завезли в банк.

Уже без Ильина

Началась проблемная работа с коллекцией. Мы не были специалистами ни в японских книгах, ни во французских, ни в гравюрах. Надо было учиться, нужны были справочники. Отправили Леонида Васильевича Куценко в Киев, меня – во Львов. Собрали справочники, привезли. Каково же было наше удивление, когда оказалось, что все необходимые нам справочники у Ильина были, и даже в двух-трех экземплярах.

Работа предстояла долгая. В 94-м году мы написали план работы с коллекцией до 2002 года. И этот план практически реализовался. Когда-то я тешил себя иллюзией, что государство способно защитить ценности общенационального масштаба, но я убедился в обратном. Коллекция сама себя защищала. Когда мы начали работу, то, выступая на телевидении, говорили, что если кто докажет, что та или иная вещь его, то комиссия вернет ее правообладателю. И такие люди были.

Встал вопрос о том, как сохранить коллекцию. Юридических прецедентов не было, и мы писали известным юристам Украины. Они нам говорили, что как сами повернем, так и будет. Члены комиссии – юристы и генералы – считали, что наши аргументы недостаточны. Поэтому вопрос о насильственной смерти Ильина стал очевидным, и они по сути дела вынудили меня написать заявление следующего содержания: в связи с тем, что человек очень быстро умер, и он располагал таким богатством, которое позволяло бороться за свое существование не один год при такой болезни, следует рассмотреть версию насильственной смерти.

Это было написано в 11 ночи в кабинете у Сухомлина, и с этой бумажкой я поехал к демократу-прокурору Осипову. Дело было около полуночи, меня привезли к прокурору и оставили. Прокурор читает, смотрит на меня своими светлыми глазами и говорит: «А теперь я за твою жизнь и трех копеек не дам». Никого рядом, выходишь на улицу, смотришь на луну, добраться до квартиры было проблематично, и я задаю себе вопрос: «А стоит ли игра свеч?» Тем более во время изъятия ценностей ко мне подошла женщина и в присутствии большого количества военных сказала: «Завтра ты сдохнешь»…

Я еле добрался в облгосадминистрацию и рассказал об этом Репало, а тот – Николаю Алексеевичу. Вызвали они полковника Янишевского и дали ему, соответственно, «план до двору». Я начал блуждать по разным дачам. Где-то около четырнадцати дней меня перевозили с одного места в другое. Тогда я понял, что должен защищаться.

Ильин когда-то дал мне номер телефона человека, которого я знал как Моисея, коллекционера из Санкт-Петербурга. Оказалось, что это был вор в законе Моисей Поташинский, один из крупнейших воров живописи, которые были в истории двадцатого века. Большой фильм о нем снял Говорухин. Кроме того, Поташинский стал прототипом Антибиотика из «Бандитского Петербурга». Чем он прославился? С помощью друзей провозил на Запад работы Филонова и торговал ими. Делал это удивительно и с помощью нашей землячки, хранительницы Русского музея по фамилии Король. Когда его взяли, он взял всю вину на себя, и наша землячка оказалась не у дел. Она приехала к нам и была нашим экспертом, предложив свои услуги. Действительно она была крупным специалистом. Поташинского посадили, по амнистии он вышел и стал хозяином банка «Санкт-Петербург».

Дальше миф создавался без нас. Сюда приехали вначале корреспондент «Комсомольской правды», затем собственный корреспондент газеты Los Angeles Times Керри Голдберг. Она к нам приехала и оказалась очень въедливой и честной журналисткой. Ее материал под названием «Владелец сокровищ Украины» был помещен на первую страницу Los Angeles Times с продолжением на десятой. В то время в США с визитом был Кравчук, и материал об этом размещен в этом же номере на 36-й странице.

Никто не хотел брать на себя ответственность за коллекцию, ее сохранность. Только после публикации в «Киевских ведомостях» лед тронулся – появилось понимание того, что нужно вступать в права и находить средства, чтобы содержать коллекцию, потому что быть богатым – это накладно. Начался очередной этап сохранности коллекции, где каждый норовил вставить свои пять копеек, а в реальности коллекция не охранялась (кроме части ее в музее). В течение десяти лет коллекция охраняла саму себя.

Я помню такую ситуацию: мы после очередного выступления по ТВ, когда сказали, что все отдадим, только подтвердите документально, что это ваша вещь, к нам явился молодой человек в белом пиджаке, очень вежливый, и сказал: «Вы обещаете что-то кому-то вернуть? Взяли – отвечайте! Чтобы мы больше не слышали о подобных желаниях что-то вернуть». И мы больше ни разу нигде не заикнулись о желании возвращать.

Заключение Киотского университета о содержании японских рукописей в то время стоило 10 тысяч долларов. Понятно, никто нам таких денег не выделял. Как-то к нам пришел некий английский бизнесмен, и ему так понравилось, как мы «пели песни», что будем сохранять коллекцию, но у нас нет справочников, связанных с английской литературой, ни одной британской энциклопедии. Он попросил сделать ему копии японских и пообещал связаться каким-то образом с Японией. Через месяц мы получили первую британскую энциклопедию в подарок. И пришел конверт с полной экспертизой японских рукописных книг. Бизнесмен сдержал слово.

Со временем к нам в гости приехал японский посол с супругой, и мне было уже о чем рассказывать. Японский посол оказался очень культурным человеком, он дополнил историю этих японских книг, рассказал, кому они принадлежали. Мы решили прогнуться перед японским послом, пригласили человека, который знал японские иероглифы, он выложил на столике печеньем иероглиф «Япония». Посол с супругой не съели свою Японию, ни одного печенья. А результат визита был замечательным: отдел иностранной литературы получил почти две с половиной тысячи книг о Японии на английском языке.

Для меня Александр Борисович был открытым человеком, а когда я увидел, что он сохранял самые ценные книжки в ветоши… Потом оказалось, что сил не хватало, он не следил за сохранностью. Когда мы открыли его ларец, там были мокрицы. Это характеризует его как человека, который знал цену тому, что он собирал, но одновременно разрушал это. Сегодня много коллекционеров, которые нацелены на то, чтобы иметь. А надо, чтобы все это жило и помогало и тем людям, которые не могут приобрести этого. Это очень важно.

Несколько слов о краже. Вначале была просто кража, так как охраны не было, сидели просто мужики-пенсионеры, люди зашли, ничего не взяли, просто разбросали всё это и так же интересно вышли. Это был первый звоночек. После этого я написал ряд писем руководству о том, что всё-таки нужно делать сигнализацию и сажать товарищей милицейских. Но этого не произошло, и через несколько месяцев зашли соответствующие люди, взяли то, что положено, и ушли. Так вот, кто взял? Отвечаю: взял Моисей Поташинский. Он чужого не брал, он взял свои книги. Он давал их Ильину для каких-то целей, для реставрации. Эти книги интересны тем, что принадлежали конкретному человеку. В частности, Морской устав и Военный содержали маргиналии – записи на полях – Петра Великого.

Второе, и самое ценное, что было унесено во время этой кражи, это набор гравюр Хогарта. Оценку этих гравюр делала Король. Я с ней не соглашался, но она же была экспертом и оценила это как немецкую копию, очень ценную, но копию. А разница между копией и оригиналом огромная. И стоимость: копия сегодня – 15 тысяч долларов, подлинник – полтора миллиона фунтов стерлингов. Мне приписали это как халатность, и с этой статьей я стал безработным. Тридцать восемь судов доказывали, что я это взял. В реальности все знали кто.

Инициатива сохранить коллекцию возникла в 93-м году осенью, государство зашло в помещение в январе 94-го. За это время оттуда было вынесено все, что «положено», и об этом все прекрасно знали. Например, я хорошо знал его набор орденов, которого в итоге не оказалось. И тот самый набор Равича, не только кружка, но и блюда с вензелями Петра. За четыре месяца пропало столько! Государство самоустранилось, и каждый играл какую-то роль. Только потом началась история коллекции.

В этой истории есть криминальная сторона, но это не главное. Главное – что мы сохранили уникальную коллекцию, которая, к сожалению, сегодня в полной мере не востребована. Книги на пятнадцати языках! Рукописи требуют исследовательской работы. А наш университет считает, что это не научная работа, и нет студентов, которых можно озадачить этим.

Лучшая часть коллекции на иностранных языках принадлежит роду Михалковых, того самого Никиты Сергеевича. Они взяты из имения Михалковых под Рыбинском и тоже представляют собой загадку. Они не продавались, были куплены в Российской академии наук в 1916 году, вывезены в Санкт-Петербург и до 1936 года лежали в ящиках. Каким образом они оказались у Ильина – возможно, ответят исследователи. Думаю, пройдет время, и каждый из вас узнает больше или кто-то проведет исследование, сходит к людям, которые помнят Ильина.

P.S. Александр Чуднов высказал свое мнение и по поводу хорошо всем известного сериала «Синдром дракона». По его мнению, фильм не о судьбе Ильина, но о судьбе коллекционера, ставшего заложником своих раритетов. И он высоко оценил актерскую работу Карины Андоленко. По словам Чуднова, женщина, которой его когда-то представил Ильин, так же светилась изнутри…

Елена Никитина, «УЦ», Екатерина Саенко. Фото Олега Шрамко, «УЦ».