Рубрика: 30

В начале сентября 2010 года возле своего подъезда был убит известный в нашем городе бизнесмен, директор фирмы по установке систем автономного отопления «Пламя» Юрий Жуковский. Через месяц после происшествия, в интервью «УЦ», начальник Кировоградского областного управления МВД Виктор Пащенко пообещал лично сделать все возможное, чтобы найти убийцу и усадить его на скамью подсудимых.

Сказано — сделано, хотя оперативная разработка преступной группы, причастной к нападению на Жуковского, и заняла почти одиннадцать месяцев. В конце минувшей недели четыре человека, подозреваемые в совершении убийства, были задержаны, а через пару дней — помещены в Кировоградский СИЗО. Несмотря на то, что сам Виктор Пащенко находится в достаточно неопределенной ситуации (то ли все еще руководитель кировоградской милиции, то ли уже нет — об этом речь пойдет позже), он решил персонально сообщить «УЦ» некоторые нюансы «дела Жуковского».

Напомним, преступление произошло 6 сентября, через неделю после того, как супруги Жуковские отвели дочь в первый класс школы. Нападавший поджидал директора «Пламени» на лавочке возле подъезда дома. Когда Юрий Викторович вышел из машины, преступник подскочил к жертве и нанес четыре удара по голове обрезком трубы. (Орудие преступления потом было обнаружено возле дома по улице Луначарского, недалеко от места происшествия.) Семнадцать дней медики отделения интенсивной терапии областной больницы боролись за жизнь Юрия Жуковского, но их усилия оказались тщетными. Директор «Пламени» получил серьезные травмы головы, не совместимые с жизнью.

По одной из версий, преступление могло быть связано с убийством сына Юрия Жуковского, произошедшим в конце декабря 2001 года. Еще по горячим следам правоохранителям удалось установить круг лиц, причастных к нападению на кировоградского бизнесмена. Но одно дело — догадываться, кто совершил преступление, совсем другое — доказать. По словам Виктора Пащенко, такой внушительный период времени потребовался как раз на то, чтобы «закрепиться» по делу, то есть подготовить и процессуально оформить всю необходимую доказательную базу.

— Картина преступления «сложилась» давно, — рассказывает Виктор Пащенко, — мы знали людей, которые могли совершить это нападение: непосредственно исполнителей и посредника между исполнителями и заказчиком. Но этого было недостаточно. Необходимо было провести оперативные комбинации, собрать вещдоки, установить полностью схему действия преступников в Кировограде: где находились, как планировали, как отслеживали — все подробности. Для нас основной задачей, делом чести, стало собрать такую доказательную базу, чтобы преступники не смогли уйти от ответственности. Мы это сделали. Сейчас задержана группа в составе четырех человек, подозреваемых в совершении именно этого преступления.

— А какие показания они дают по «делу Жуковского»? Сколько человек участвовало в нападении?

— Само нападение совершил один человек. Слежка за Жуковским велась три дня. Преступник снял квартиру в городе, вышел на адрес жертвы, определился на месте, потом только сидел на лавочке возле подъезда, поджидал жертву. Ставилась цель нападения — нанести телесные повреждения, чтобы нейтрализовать Жуковского. Но исполнитель переборщил и совершил убийство.

В моей практике были случаи раскрытия заказных преступлений, но это дело — особенно тяжелое, — продолжает Виктор Пащенко. — Тяжелое, в первую очередь, психологически. Юрий Викторович был очень порядочным человеком, его многие знали и в городе, и в области. Я лично был знаком с Жуковским, знал его только с хорошей стороны. Когда общие друзья постоянно задают вопрос: «Когда, когда?» — не знаешь, что им отвечать. И хочется им что-то сказать, как-то обнадежить, и нельзя раньше времени делиться информацией. Та же пресса критикует: ни одно резонансное преступление не раскрыто. Нас все время подгоняют: давайте быстрее, быстрее, быстрее. Психологическое давление бьет по нервам не только руководителю, но и всему личному составу. Быстрее — нельзя, нужно качественно проделать работу по сбору доказательств. Мне нужно было как-то сдерживать ситуацию, сдерживать личный состав от ненужной спешки.

На сегодня я, как оперативник, уверен: эта группа никуда не выскользнет. Хочется поблагодарить всех сотрудников, кто принимал участие в раскрытии этого преступления, за то, что они смогли «затаиться», выждали правильный момент и спокойно довели дело до задержания подозреваемых. Теперь осталось, чтобы следствие и суд поставили окончательную точку. Хоть Юрия Жуковского уже нет с нами, надеюсь, в итоге справедливость восторжествует.

— Виктор Михайлович, не моли бы рассказать об истории с вашим то ли увольнением, то ли неувольнением? Слухи разные ходят…

— Стратегию работы правоохранительного ведомства определяет Министерство внутренних дел Украины, оно оценивает деятельность областных управлений. Что касается работы УМВД Кировоградской области, эта работа, я считаю, проводилась и проводится в полном объеме. Первые шесть месяцев 2011 года мы отработали нормально.

Мы раскрыли в Малой Виске «схрон», откуда лет шесть по области распространялась маковая солома. Изъято 600 килограммов соломы! По линии ОБНОНа и УБОПа мы обезвредили организованную преступную группу, работавшую на территории Александрии и Кировограда. Кроме этого, мы «накрыли» преступную группу по сбыту тяжелого наркотика, имевшую международные каналы поставки. В целом у нас увеличилось количество расследованных уголовных дел, направленных в суд, мы стабильно работаем по раскрытию тяжких преступлений: убийств, разбоев, грабежей.

Тем не менее, на данный момент мною действительно подан рапорт об увольнении с занимаемой должности. Какое по этому рапорту будет принято решение — мне неизвестно…

Первый заместитель кировоградского городского головы, в данное время исполняющий обязанности градоначальника, на пресс-конференции рассказал, как обстоят дела в областном центре.

Журналистов интересовал вопрос ремонта городских дорог. Погода благоприятствует дорожным работам, а техники на улицах не видно. Оказалось, что текущий ремонт не проводится нигде, а капитальный, на который средства поступают из госбюджета, задерживается в связи с проведением тендера. Как только он будет проведен, появится надежда на качественное дорожное покрытие улиц Волкова, 50 лет Октября, Кропивницкого и проспекта Винниченко.

Рассказал Василий Анисимович и о недостроях. «Около полусотни строений вызывают критику общественности», — заявил первый вице-мэр, имея в виду огороженные строительными заборами строения и площадки на Шевченко, Волкова, Полтавской, Можайского, возле ДЮЦа и другие. Городская власть неоднократно обращалась к хозяевам земельных участков с просьбой либо достроить объект, либо снести, либо перепродать с условием дальнейшего завершения строительства. «Мы ограничены в функциях в данном вопросе, и претензии больше к архитектуре, нежели к руководству города», — считает Дзядух. Тем не менее, виновникам недостроев город предъявил свои претензии – более шестидесяти на сумму 2 миллиона гривен.

Представители СМИ затронули тему запрета продажи алкогольных напитков после 22-х часов. На специальном совещании правоохранительные органы высказали претензии в адрес руководства города по этому поводу. В результате этого власть пересматривает свой запрет, подходя к проблеме адресно. Нарушения зафиксированы в сквере «Центральном», в маркетах. Плюс ко всему на ул.Жадова и Маршала Конева установлены пивные палатки, а возле стационарных магазинов даже в центральной части города – столики под зонтами. По словам Василия Дзядуха, механизмов наказания у власти нет, поэтому будет проводиться дополнительная разъяснительная работа.

Ну и тарифы на проезд. Совсем недавно в горисполкоме было озвучено намерение перевозчиков повысить стоимость проезда в городском транспорте в связи с резким увеличением стоимости газа. Заявление начальника управления развития транспорта и связи Василий Дзядух назвал «неосмысленным». Со своей стороны прокомментировал следующим образом: у перевозчиков нет экономического обоснования для повышения тарифа, так как более половины их не обеспечивают социальную защищенность своих сотрудников и оптимальное количество транспортных средств. «В данном случае методика расчета тарифа со ссылкой на стоимость топлива не может сработать», — заявил первый заместитель городского головы.

Иными словами, претендовать на согласие городского исполкома повысить тариф могут лишь те перевозчики, которые работают прозрачно: показывают реальную заработную плату, реальное количество транспортных средств, предоставляют водителям полный социальный пакет, перечисляют налоги в соответствующие фонды. Таких перевозчиков, по словам Василия Дзядуха, в городе не больше пяти. Таким образом, о повышении стоимости проезда речь идти не может, а работать прибыльно предприятия должны не за счет повышения тарифа, а в результате неналожения маршрутов. Как сообщалось, пассажиропоток будет исследован осенью, когда начнется учебный процесс в КНТУ, силами которого планируется провести исследовательскую работу.

Как известно, с наступлением летней поры жизнь не заканчивается: рядовые граждане заняты отпускными хлопотами, власть, по идее, — реализацией взятых на себя обещаний. Чем на самом деле живут сейчас в доме на площади Кирова в областном центре? Об этом рассказал первый заместитель председателя Кировоградского областного совета Александр Шаталов.

— Александр Сергеевич, отсутствие на рабочем месте руководителя области, изнуряющая жара, предвкушение долгожданного отпуска – как сказываются эти летние обстоятельства на работе «дома на площади»?

— Безусловно, сказываются – как, впрочем, и на работе любой другой организации. Сейчас для наших сотрудников как раз время, что называется, подтянуть хвосты. Ведь присутствие на работе губернатора – это всегда круговорот новых и новых идей, событий, мероприятий, проектов. Особенно тогда, когда Сергей Николаевич приезжает после отпуска, — у него всегда едва ли не тысячи новых замыслов и задач… Так что к его приезду и я надеюсь «разгрузить» собственный рабочий стол. Тем более, что за каждым документом здесь стоит определенный проект или решение, а сроки поручений для выполнения не зависят от того, в отпуске руководитель области или нет…

— Идет ли в данном случае речь, скажем, о «Статском советнике» или «майдансовских» площадках?

— Однозначно явного «завала» ни по каким позициям нет. Другое дело – некоторые из них движутся не так быстро, как хотелось бы… Хотя, должен заметить, очень живо и активно проходит «Статский советник», нас действительно радуют люди, которые принимают в нем участие, – своими идеями и потенциалом. Уже прошел первый этап собеседований, за ним будет второй, а 5 августа на заседании жюри из 374 анкет будут отобраны 36 участников, которые пойдут с нами дальше… Уверен – нам в итоге удастся сформировать команду из двенадцати действительно качественных менеджеров для наших проектов.

Что касается «майдансовских» площадок, то на прошлой неделе мы подписали договор, перечислили авансом 500 тысяч гривен. Далее, когда площадки уже будут отгружены и мы проверим их качество и комплектность, нужно будет оплатить еще треть стоимости оборудования. Оставшиеся 20 процентов будут уплачены после завершения монтажа. Другое дело – убедиться, готовы ли места под размещение: каждое сегодня проверяем лично, в том числе и при участии городских властей – первого вице-мэра, секретаря горсовета, депутатов, закрепленных за округами, где планируется установить площадки.

— Какова реакция областной власти на ситуацию с неким фигурантом якобы коррупционного скандала – главой одной из кировоградских РГА?

— Позицию облгосадминистрации, к компетенции которой относятся администрации районные, уже озвучил первый вице-губернатор Андрей Николаенко, облсовет формально не обязан обнародовать отдельную позицию на этот счет. Хотя, подтверждаю, если вина главы Гайворонской РГА Ивана Архипенко будет установлена, реакция областной власти будет однозначной и жесткой – несмотря на то, что показатели социально-экономического развития возглавляемого им района одни из самых лучших. В любом случае прокуратура и СБУ должны выполнять свою работу, невзирая на чины, ранги и партбилеты, и то, что эта работа сегодня ведется, пусть даже во вред имиджу власти, – это только плюс.

— Один из объектов постоянного внимания руководства области – Знаменская бальнеологическая лечебница. Эта тема снова на слуху, предположения о дальнейшей судьбе здравницы, в том числе и представителей оппозиции, не самые радужные. Каковы намерения властей на этот счет?

— Парадокс, но больница уже долгое время работает…незаконно! Как бюджетная организация, они не имеют права принимать плату за путевки, хотя и принимают. До сих пор, уже после вступления в силу закона о противодействии коррупции, здесь взимаются благотворительные взносы. Несколько месяцев назад у лечебницы истекла медицинская лицензия, но учреждение функционирует! Нет и лицензии на добычу радоновой воды, горного отвода на добычу радоновой воды, радонопровод не принят в эксплуатацию… Не предприняв никаких действий, мы попросту поставим под угрозу людей, которые здесь работают, а тем более – лечатся… Не думаю, что выходом было бы просить контролирующие органы закрывать на это глаза. В конце концов, одно дело – продавать путевки по их нынешней цене в 80 гривен в сутки для социально незащищенных категорий граждан (при дотировании из областного бюджета). Другое – продавать в убыток ниже себестоимости жителям других регионов или людям, которые в состоянии оплачивать полную стоимость. В то же время ветераны из Знаменки не могут попасть сюда, так как лечебница не имеет права принимать участие в тендерах, не имеет соответствующих документов… Нужно все эти явления привести в цивилизованное русло, в том числе – продавать путевки фонду соцстраха не по 80 гривен, а по 200, как сейчас он закупает у других санаториев. Это позволило бы привлечь средства для реконструкции, а также дать возможность всем покупать путевки через профсоюз за 20% от себестоимости. Пока же, к сожалению, мы имеем из потенциально прибыльного объекта точку хронических убытков.

— Поднимать лечебницу будет уже новый главврач?

— Дело в том, что нынешнему её руководителю, Анне Шандре, уже по состоянию здоровья сложно будет нести такую нагрузку. Но, уверен, её опыту и знаниям обязательно найдется здесь же, в больнице, достойное применение.

— Новый закон о противодействии и профилактике коррупции каким-то образом отразился на работе возглавляемого вами благотворительного фонда «Развитие Кировоградщины»? Продолжается ли софинансирование с его участием социальных проектов?

— Дело в том, что фонд работает в разных направлениях, у нас достаточно возможностей и способов оказывать помощь тем, кто в ней нуждается. Большое направление работы фонда — организация адресной помощи, в том числе детям и ветеранам. У нас подписаны меморандумы с облгосадминистрацией и областной телерадиокомпанией. В эти документы, в связи с новым законодательством, необходимо будет внести некоторые коррективы. А в целом, каким-то глобальным образом, антикоррупционный закон на работе фонда не отразится.

— Мэры нескольких городов, в том числе и Кировограда, обратились к местным советам всех уровней с просьбой не следовать примеру Львовского горсовета и не нагнетать страсти вокруг «процесса Тимошенко». Какова будет реакция на этот политический документ Кировоградского облсовета?

— Задача руководства облсовета – лишь организовывать работу депутатов. Если же какая-то их часть обратится к нам с предложением рассмотреть такой документ на сессии – обсудим его в комиссиях, вынесем на заседание сессии. Решение же будет принимать депутатский корпус. Однако, по моему личному мнению, Кировоградский облсовет вряд ли должен заниматься политическими процессами, к тому же – не имеющими к нему ни малейшего отношения.

Написать о заведующем хирургическим отделением областной больницы, хирурге с пятидесятилетним стажем Николае Эсаулове нас попросил постоянный читатель «УЦ», герой одной из наших публикаций, ветеран войны Владимир Караванский. Я встретилась и поговорила с Николаем Ивановичем, но долго не могла взяться за статью. Об этом добром и веселом человеке, прекрасном хирурге, сделавшем десятки тысяч операций и спасшем сотни жизней, хочется написать не статью, а книгу. И хочется, чтобы эту книгу писала Людмила Улицкая — Николай Иванович чем-то очень похож на ее Павла Кукоцкого.

История фамилии

Николай Иванович родился в 1935 году в селе Венгерово Новосибирской области, куда его отца — кузнеца Есаулова — выслали из Зиновьевска в 1932-м (как и большинство кузнецов в Елисаветграде-Зиновьевске, Иван Николаевич работал в своей собственной частной кузне, а значит, был капиталистом). Отсюда и странная фамилия — в сибирском роддоме украинскую букву «Є» записали как русскую «Э».

Ссылку Николай Иванович не помнит — в 1940 году семья вернулась в Кировоград, в свой дом на ул.Ленинградской, недалеко от тогдашнего аэродрома.

— Хорошо помню тот день, когда пришли немцы, — рассказывает Николай Иванович. — Все высыпали на улицу, и мы, дети, конечно, тоже. На Балашовке, там, где сейчас райбольница, были шахты — нам их с Николаевки было хорошо видно. И вот с той стороны мотоциклисты ехали. Прямо от нашей улицы начиналась балка — немцы загоняли туда технику, а детей угощали конфетами… Самое страшное — это бомбежки. Почему нас бомбили, не знаю (я так себе думаю, что край кручи, которая тянулась от нашей улицы до аэродрома, с самолета был похож на железную дорогу). Но бомбили эту кручу чуть ли не каждую ночь — помню, мы все время в погребе ночевали.

В школу Николай Эсаулов пошел во время оккупации, а потом еще раз повторил программу первого класса после освобождения. Его отца — Ивана Николаевича — в 1944-м мобилизовали, правда, не на фронт (ему уже было под пятьдесят), а в трудовую армию, восстанавливать железную дорогу.

— Учился я так себе, — рассказывает Николай Иванович. — Это тогда казалось неважным. Мама у нас сильно болела, растила нас фактически старшая сестра… Но в 1947-м, когда был голод, я в школу ходил очень охотно — там давали булочку. Позже я не раз слышал от педагогов, что военные дети — очень трудные. И это правда: мы действительно были трудными, у нас были смещены ценности, что ли. Мы ведь все детство учились выживать, и после того как закончились война и голод, мы не могли сразу же измениться…

— А когда вы решили стать врачом?

— Я не решал стать врачом, я хотел быть геологом. Знаете, Николаевка тогда была чем-то вроде пригородного села, там все знали друг друга, общались. И вот один паренек, на два года старше, поступил в горный институт в Кривом Роге, приезжал на каникулы, рассказывал. Думаю, тогда половина мальчишек на Николаевке мечтали стать геологами. Но отец об этом и слышать не хотел, он меня за руку отвел в фельдшерско-акушерскую школу — она тогда была на Карла Маркса, там, где сейчас неврология третьей больницы. Отец у нас очень строгий был, ослушаться его мы не могли, но и любили очень. Отец был грамотный и образованный человек, но ни одного дня не учился в школе, а нас всех выучил на медиков: сестра стала фармацевтом, я и мой младший брат Георгий — врачами.

За четыре года учебы в фельдшерско-акушерской школе Николай Эсаулов не только полюбил профессию врача, но и твердо решил, что будет именно хирургом. Школу он окончил с отличием и сразу же поступил в ростовский медицинский институт.

— Вот сейчас это называется медицинский колледж — красивое слово, конечно, но чему там учат и как? — говорит хирург. — У нас были просто потрясающие педагоги: Буряков, Давидзун, Бердичевский… Это были врачи с самой большой буквы, учиться у них плохо было стыдно, даже в 16 лет я понимал, что мне передают бесценные знания. Нас учили всему на практике: и зубы рвать, и роды принимать. Чтобы получить диплом фельдшерско-акушерской школы, нужно было принять двадцать родов. Именно то, чему я научился здесь, в Кировограде, очень помогло мне потом в Сомали, где на тысячу километров вокруг было только два врача — я и Александра.

Александра Петровна Филиппова была однокурсницей Николая Ивановича, они поженились еще до окончания института и больше не расставались: вместе отработали три года по распределению в Калмыкии, вместе приехали в Кировоград в 1963-м, вместе ездили работать в Африку. Александра Петровна и сейчас работает вместе с мужем — в той же областной больнице, только в другом отделении.

— Областная больница была тогда там, где сейчас детская, — рассказывает Николай Эсаулов о первых годах работы в Кировограде. — Нас, хирургов, было всего четверо. Я был самым младшим, и коллеги — Халявко, Чередниченко, покойный Лефтор — брали меня буквально на все операции. Сейчас я им очень признателен. Чему я там научился в Калмыкии? А тут, в Кировограде, была прекрасная хирургическая школа: сюда приезжал Амосов, здесь делали операции на сердце. В Кировограде работали величайшие хирурги: Василий Фокич Савченко, Николай Фомич Подворный… В то время хирургия была еще общая, это потом стала выделяться торакальная, детская, сосудистая и т.п., а тогда одни и те же хирурги оперировали все.

После разделения хирургии на узкие специальности Николай Эсаулов стал абдоминальным хирургом — проще говоря, специалистом по хирургии живота. Но в Кировограде его знают, как врача, который виртуозно делает сложные операции на щитовидке.

Доктор Николай

В 1969 году Александра и Николай Эсауловы, оставив двух маленьких дочек на попечение сестры Николая Ивановича, поехали работать в Сомали. Николай Иванович говорит, что они были первыми специалистами из нашей области, которые отправились работать в Африку. Судя по всему, они были даже одними из первых в Союзе: в Сомали только-только произошла социалистическая революция, большинство специалистов ехали туда после 70-го, когда Советский Союз уже имел свою военную базу в Бербере.

— Мы ехали заработать денег, — объясняет Николай Иванович. — У меня ведь зарплата была 72 рубля 50 копеек, а у нас двое детей, да и вообще хотелось по-человечески пожить. Если честно, мы плохо представляли себе, куда едем. Изначально должны были ехать в Тунис, но чиновник министерства, поговорив со мной, решил: в Сомали. Говорит: «Там будет трудно, но ты не пожалеешь».

— Что он имел в виду?

— Деньги — за ними-то все ехали. Дело в том, что чеки, которыми платили советским специалистам, работающим за рубежом, были разные: с синей полосой — для Восточной Европы и Монголии, с желтой — для Туниса, Алжира. А у нас были чеки без полос — самые ценные — они приравнивались к доллару, на них в «Березках» можно было все что угодно купить — бутылка армянского коньяка 90 копеек стоила. Но вез я, кстати, сюда не коньяк, а одноразовые шприцы, системы, перчатки — просто показать коллегам. У нас тогда в перчатках только сердце оперировали, да и то это были перчатки вроде смотровых, которые сейчас в аптеках продаются, их пересыпали тальком, перекладывали марлей и стерилизовали в автоклаве. А там, в стране без медицины, — на каждый осмотр новые перчатки… А какие там антибиотики были! Мы тут о таких даже не слышали.

Но дело, конечно, не только в деньгах и медикаментах. Мне там было хорошо. Я сейчас часто вспоминаю Сомали. Александра ругается: мол, сколько мы там натерпелись. Но мне там легко дышалось. Да, жара ужасная, работы много, на 300 км вокруг ни одного белого человека, все время то война, то революция, но там не было никакого административного давления, каждый жил и работал по совести, а не по указу. И врач там — очень уважаемый человек. Скажем, наш госпиталь был в маленьком городке, в горах, там днем обычно выключали электричество, но если я не успевал закончить операцию, то свет не отключали, ждали, и весь городок знал: доктор Николай оперирует.

По официальной версии в Сомали тогда войны не было. Но мы работали в сорока километрах от границы с Эфиопией, там каждую ночь были обстрелы, и каждый день привозили раненых. Я часто ездил в Берберу — за продуктами, ну и на пляже полежать. А там все молчат! Я говорю политруку: война с Эфиопией вовсю идет. А он: не сей тут панику — это бытовые конфликты, мы налаживаем отношения, вот школу открыли на прошлой неделе…

— Они действительно не знали или притворялись?

— Думаю, притворялись. Хотя… Тому, кто там не был, — не понять. Это очень расслабляет: жара, море, огромные деньги. Они ведь все до смерти боялись, что их отзовут, — вот и не хотели знать. Так что, может, и не знали.

За четыре года работы в Сомали доктор Николай (так называли Эсаулова местные жители) приобрел славу чуть ли не спасителя. В госпиталь выстраивались огромные очереди. Создана была специальная гостиница для ожидающих приема — африканский «курень» с четырьмя лежаками и кухня.

— Как-то привезли главу племени — кто-то ему голову проломил, — рассказывает Николай Эсаулов. — Я видел, как трепанацию делают, ну и сделал, как помнил, — раскрыл череп, почистил там все. Вечером пришел домой, взял учебник, читаю об операции на мозге и думаю: дурак, дурак, зачем же ты туда лез?! Но обошлось. Шейх выжил. Через несколько дней прихожу в госпиталь, а его нет. Представляете? После трепанации и операции на мозге человек просто встал и ушел! А помощник, Мухаммед, меня успокаивает: все с ним будет хорошо. И точно: через месяц приезжает и привозит мне в подарок верблюда. Вы представляете, что такое верблюд в Сомали в 70-е? Это как если бы мне тут новый «Мерседес» подарили. Но мне-то верблюд без надобности. А попробуй отказаться — шейх ведь, уважаемый человек. Говорю: знаешь, я же работаю, мне за верблюдом смотреть некогда, пусть пока у тебя побудет, а я, когда буду домой ехать, заберу. Они кочевали, и всегда, когда рядом проходили, шейх этот обязательно заходил в госпиталь и отчитывался о здоровье и аппетите «моего» верблюда…

Эсауловы работали в Сомали с 1969 по 1972 гг., а потом еще раз — в 1977-м, в самый разгар войны. И, конечно, все это время очень скучали за дочками.

— Была радиостанция такая для советских граждан, которые работают за границей, — вспоминает врач. — И вот лежим как-то на пляже — слушаем. И говорят: доченька Наташенька для семьи Эсауловых заказала песню «Червона рута» — она тогда только появилась. Потом Наташа ее нам все время на пианино играла…

Начало и конец династии

Младший брат Николая Ивановича Георгий тоже окончил ростовский мединститут, но выбрал другой путь.

— Он остался в институте, диссертацию защитил, — рассказывает Николай Иванович. — В тот год это была одна из лучших диссертаций в Союзе, о ней много говорили. Ему за нее премию огромную дали. Он много лет преподавал, занимался наукой. А потом вдруг все бросил — науку, студентов, аспирантов — и стал начмедом Северо-Кавказской железной дороги. Я никогда не мог этого понять. То есть я понимаю, конечно: престиж, власть. Ему ведь подчинялись все железнодорожные больницы и санатории от Сочи до Кисловодска, но… Хотите верьте, хотите нет: я ни разу ни в один его санаторий так и не съездил. Я всегда старался от власти и должностей держаться подальше — так спокойней.

Обе дочери Эсауловых стали врачами. Старшая — Татьяна Филиппова — работает в ожоговом отделении областной больницы. А младшая — Наталья — была участковым врачом. В 1990-м Наталья погибла в автокатастрофе. В Кировограде тогда много говорили об этом: Николай Иванович ходил по всем инстанциям и просил не наказывать виновного.

— Да я сам его хотел наказать, — объясняет врач. — Не за аварию — вы не подумайте. Это я понимаю: случай. За другое. Понимаете: она поехала в Тернополь за обоями двадцать девятого апреля. Первого мая — нет, второго — нет, третьего — нет. Я стал искать, спрашиваю тех, кто с ней ездил, а они говорят: не видели, не знаем. И на месте аварии они тоже сказали милиции, что не знают ее: голосовала, мол, на дороге, просила подвезти. Я нашел ее только через несколько дней, в судмедэкспертизе, под Винницей. Она там числилась, как неизвестная… Вот за это хотел наказать.

А, кстати, у нас дома икона есть — старая-старая, еще бабушкина. И вот перед этой поездкой Наташа как-то лежала на кровати, а икона вдруг со стены упала — прямо рядом с ее головой. Я тогда испугался, а меня все успокаивали: не надо, мол, быть таким суеверным… А я очень суеверный человек: если мне черный кот дорогу перебежит, разворачиваюсь и еду в другую сторону…

За пятьдесят лет Николай Иванович сделал десятки тысяч операций, но работа так и не стала для него рутиной. Он помнит имена и истории многих своих пациентов — и сомалийских, и кировоградских.

— Помните, случай такой был: «Мерседес» въехал на остановку и двух человек сбил, — рассказывает хирург. — Вот водителя к нам привезли — молодой парень, 29 лет всего, в жутком состоянии, разрыв печени, разрыв селезенки. Есть определенные правила для хирургии живота: кровь из брюшной полости вливать пациенту нельзя. А я все нарушил: собирал руками и вливал. Вижу ведь: иначе умрет. Два с половиной литра влил… И он выжил! Выздоровел и в тюрьму отправился…

Я всегда говорил: чтобы быть хорошим врачом, нужно просто любить людей, каждого человека. Нужно всегда помнить, что любой человек — это чей-то сын, муж, брат. И если с ним что-то случается, то это горе для всех его близких. Если помнишь об этом, то каждый пациент для тебя уникален, и плохо работать ты просто не можешь.

Первого сентября Николаю Ивановичу будет семьдесят шесть. Он все еще оперирует и на пенсию не собирается. Говорит: это наследственное. Его отец — Иван Николаевич — прожил девяносто девять лет, в девяносто восемь еще ездил сам к младшему сыну в Ростов, составлял список гостей, которых пригласит на столетие, и умер не от старости, а от воспаления легких.

У Николая Ивановича Эсаулова две взрослых внучки. Ни одна из них не захотела быть врачом. В отличие от кузнеца Есаулова, который выучил троих своих детей на медиков, они не считают эту профессию престижной…

Симпатичный парень в простой серой футболке и джинсах, как и все вокруг, уставший от жары, зовет меня в гримерку. Там хорошо, кондиционер, можно отдышаться. «Я готов, спрашивайте», – обаятельно улыбается.

Глядя на этого молодого человека, который старается искренне отвечать на вопросы, внимательно относится к собеседнику, шутит по-актерски – одними губами, чтоб не попало в запись, даже не верится, что он – известный артист, которого журналисты уже окрестили «героем нашего времени», звезда телеэкранов и театральных подмостков – Леонид Бичевин, которому дверь в большое кино четыре года назад открыл сам Алексей Балабанов, доверив роль в нашумевшем фильме «Груз 200».

Справка «УЦ»: Леонид Бичевин – актер Государственного академического театра им. Вахтангова, снялся во многих драмах, триллерах, сериалах. Его наиболее известные работы: «Груз 200», «Морфий», «Рябиновый вальс», «Вербное воскресенье», «Учитель в законе», «Закрытые пространства», «Однажды в провинции».

– Леонид, вы молодой, успешный человек, востребованный актер. Как удается играть горе, боль, несчастье, когда в обычной жизни все в порядке? Не зря же говорят «сытый голодному не товарищ»…

– Да нет, просто не все так хорошо у меня… Я такой же человек, как и все, с такими же проблемами. И переживал в юности, и плакал. И не раз надо было бороться. Все эти моменты остались в памяти. Потом они всплывают. И ты используешь…

– Как удалось Леониду Бичевину попасть в тот самый пресловутый один процент выпускников театрального вуза, которые стали популярными со всеми вытекающими последствиями?

– Фортуна какая-то. Я просто стараюсь не хлопать ушами и не щелкать клювом, чтобы не пропустить важное. Тут играет роль миллион разных факторов. У каждого своя судьба. Ты ей или помогаешь, или мешаешь, когда она что-то свое творит. Не знаю, почувствовать свою судьбу невозможно, правда ведь? Можно ее представить, можно ее хотеть какой-то определенной, но она всегда будет такая, какая она есть.

– Вы помните свою самую первую роль? Когда впервые оказались на съемочной площадке?

– Это был такой сериал Тиграна Кеосаяна «Три полуграции». Я был на втором курсе, когда меня туда позвали. Никаких проб, ничего такого не было, я сразу попал на площадку после знакомства с кастинг-директором. И все, снялся.

Страшно особо не было, было просто очень интересно. Я поспрашивал у людей, которые уже снимались: «Как вести себя? Что делать?» Мне сказали: «Играй, как сам чувствуешь». То есть надо быть собой в предлагаемых обстоятельствах. Ну и ладно. Я постарался расслабиться, сыграть без зажима.

На самом деле это была очень простая роль. В одном эпизоде я целуюсь с девушкой, в другом я выхожу с чашкой со словами: «Девочки, кофе не хотите?» А они отвечают: «Пошел вон отсюда!» и закрывают дверь…

– А какая роль была самой сложной?

– Психологически сложно было в фильме «Учитель в законе». Там я играю паренька, одиннадцатиклассника. Он – барыга, торгует наркотиками, держит в страхе малолеток в своей школе, управляет ими. Доходит до того, что он чуть ли не убивает человека. Такое вот отребье.

Мы работали с режиссером Александром Анатольевичем Моховым, и он требовал отдачи по максимуму, ему был нужен очень острый рисунок, мой герой должен быть жестким, жестоким. А я сам по себе мягкий такой, интеллигентный… А режиссер от меня требовал играть отморозка, причем обаятельного, когда надо включать свое внутреннее обаяние. И, когда у меня получалось, режиссеру очень нравилось. Но для этого он давил, выжимал из меня последние соки, я работал на пределе. Потому что мне такой образ несвойственен, играть его было даже противно. Бывают вещи, которые отвратительно делать, ты их не принимаешь, а приходится через себя пропускать, играть от души, чтоб выглядело натурально.

– Правда, что хорошие актеры предпочитают характерные роли, а не «красивых», безукоризненных героев?

– Интересно играть роли разнообразные. Когда они не одноплановые. Просто часто получается, что хорошие герои, белые, безупречные – стереотипные. Драматургия предполагает, что в зрительском восприятии они должны быть кристально чистыми, идеальными, у них не должно быть пороков. В этом смысле мне не очень интересно такие роли играть.

– Мне кажется, таких людей в реальной жизни не бывает…

– Почему, бывают! Просто мы с ними не знакомы. Или нет, скорее всего, правда, не бывает. И кажется, что о таких героях сразу все понятно. А двойное, тройное дно всегда играть интереснее. Но это не значит, что такой человек должен быть однозначно плохим. Это тоже неестественно.

– А что проще сыграть: любовь или ненависть?

– У всех по-разному. Хотя ненависть мне самому не очень нравится. Но часто все зависит от того, какой финал картины, имеет ли он логическое завершение или нет, целостность, то есть объяснение, чем эта ненависть оправдывается, в чем был смысл? Когда это интересно, то можно и ненависть сыграть. А бывает так, что найти ее в себе сложно. Или потом переключиться. Все зависит от степени накала сцены.

Я помню, была когда-то сцена, когда я снимался в фильме «Закрытые пространства» с Машей Машковой. По сюжету я приставал к ней, издевался, домогался, ругал ее. Такая сложная сцена, с дракой, насилием… После чего мы с Машей просто напились, чтобы снять стресс. Посидели, расслабились и успокоились.

Но тогда мы оба молодые были, зеленые. Профессионализм «переключений» с возрастом приходит, когда ты умеешь оставлять на съемочной площадке негатив образа.

– Самый популярный вопрос, который вам задавали журналисты, – это просьба рассказать о сотрудничестве с Алексеем Балабановым. А нашим читателям расскажите о работе с Николаем Хомерики.

– С Николаем работать интересно. Он такой человек, что располагает к себе сразу. Он к тебе поворачивается: и сердцем, и умом. И ты ему открываешься. С виду Николай кажется таким хрупким, беззащитным, нежным человеком, тонким и внешне, и по своей душевной структуре. Но когда он что-то говорит – он это делает. И всегда добивается от актеров того, чего хочет. Ты видишь яркое творческое начало, силу и на это ведешься. С одной стороны, по-человечески, он просто тебя подкупает, как ребенок, которому ты хочешь что-то хорошее сделать, помочь, как-то порадовать. А с другой стороны, он еще и творец, который тебя ведет. Вначале он дает актерам какие-то установки, а потом все, практически забыл о них. Только наблюдает за тобой. И если что-то ему нужно, то просто поправляет: «А давай так сделаем. Так, вот этот вариант у нас уже есть, а если попробовать по-другому?» То есть он не кричит, что это плохо, ужасно… У него другие методы совсем.

– Скорее пряник, чем кнут?

– Все время причем. Пряник, мед, патока, одуванчики, шутка какая-то, улыбка, солнце… Скажет, и ты спокойно делаешь другой вариант. Надо третий? Ты сделаешь третий. А он уже потом из этого будет складывать, монтировать. Кино же рождается в монтаже…

– Чем вас заинтересовал «Синдром дракона»?

– Меня как раз и заинтересовала перспектива работы с Николаем. Потом уже, когда я познакомился с талантливым сценаристом Юрием Смирновым и нашим замечательным оператором Алишером, не сомневался.

Собственно, Юрий меня первым в проект позвал. Но, знаете, я вначале даже отказывался. Потому что так много за последние полтора года работ в формате 12-16 серий было: «Группа счастья», «У каждого своя война» и еще что-то… Вот я и думал: «Пора притормозить». Не то что совсем остановиться, но что-то поменять, а то прямо застыл на шестнадцати сериях.

А Юрий Смирнов позвонил как раз и говорил: «Давай сниматься! С Колей познакомишься». У меня так случается: я руководствуюсь ощущением, когда все от человеческого фактора зависит. И здесь, познакомившись со сценаристом, режиссером и оператором, понял: «Скорее всего, сниматься буду». Сразу меня эта мысль прошибла…

А в сценарии мне очень нравится линия Ильина-Авдеева (играет Дмитрий Муляр. – Авт.) и Терехова (играет Андрей Мерзликин. – Авт.). Эти истории мне прямо очень понравились.

– А ваш герой не впечатлил?

– Он как раз белый и чистый. Практически положительный. Разве что нагловатый немного, нахрапистый, провинциальный. Не в плохом смысле этого слова, просто у него свое мироощущение. Увидел – взял. Поставил цель – дошел до нее.

– Вы в Кировограде уже не первую неделю. Нравится?

– Я мало гулял, но вижу, что хороший город, зеленый. Я ж на самом деле сам из такого городка, даже еще меньше и проще в десять раз. Я родился в Климовске, Подольский район, ближайшее Подмосковье. Развлечений никаких, по молодости тусовался в компании друзей, ерундой всякой занимался вместо того, чтобы учиться (смеется. – Авт.).

– Вы могли бы с ходу сформулировать плюсы и минусы актерской профессии?

– Плюсы: это мир твоего воображения, фантазии, мир детства, когда ты играешь в разных играх разные роли. Вот это интересное состояние. Потом свобода. Когда ты можешь сделать что-то такое, что могут не все. Правда же? А ты этому учился, люди в тебе такой талант открыли, что-то в тебе увидели. И кажется, что есть в мире какие-то вещи, которые подвластны только тебе, некий полет. Я имею в виду свободу в смысле, когда вдохновение тебя озаряет. Состояние, что ты сейчас не привязан ни к чему. Совсем. Ты вроде бы находишься вне этого мира, живешь в определенном пространстве, в котором можешь все. Не важно, стихи ли это, проза ли, игра в кино или театре.

– А почему не называете известность?

– Я, честно говоря, ее не люблю.

– Честно-честно?

– Честно-честно. Мне популярность эта в последнее время что-то не нравится. Сегодня она такая… Не хочется, конечно, ничего плохого говорить, произносить громких слов, но сейчас синонимом слова «известность» становится слово «пошлость». Ты ничего вроде бы не сделал, а люди в восторге. Но это – на мой взгляд, я просто к себе, к своим делам довольно критично отношусь. То, что я сейчас говорю, к тщеславию относится. Самокритичность – это же тщеславное качество? Если уж говорить о славе, то о такой, настоящей, неподдельной. Просто бывает неловко, когда из-за какой-то роли, которая мне просто так досталась, меня стали обожать.

На самом деле после «Морфия» я вроде как застрял. Все время хочется сделать что-то новое еще лучше, а все равно получается в рамках материала, в рамках времени, где проходят съемки, режиссерского видения. Да много можно оправдываться. Но это все детский лепет. И когда тебя узнают не за «Морфий», скажем, а за другие работы – обидно становится, понимаете?

Думаешь, зачем мне эта знаменитость? Такая? Незачем. Вот это коробит.

Относительность вот такая в актерской профессии. Можно быть актером – и никем в то же время. А можно быть никем – а быть всем. Как Бодров. Он же не был актером в чистом виде. Но это – Бодров.

– А материальное благосостояние?

– Ну с этим дела обстоят нормально. Когда ты можешь обеспечить себя, родителей, жену, своих детей – что ж тут плохого?

– Не жалко, что лето проходит, а вы в Кировограде застряли?

– Я в принципе привык, буду здесь до середины августа еще. Это издержки актерской профессии. Но еще чуть-чуть – и мозги расплавятся, и я начну диктовать свои условия погоде (смеется. – Авт.).

Это интервью получилось нестандартным. Во-первых, из-за самого респондента, лицо которого знает, уверена, подавляющее число наших читателей, а вот имя – единицы. Народный артист РФ Юрий Назаров, в активе которого огромная фильмография – как советская, так и качественная постсоветская, – абсолютно, как сейчас модно говорить, не распиаренный актер. О нем не снимают документальные телефильмы, он не ходит в качестве эксперта на всевозможные ток-шоу, редко дает интервью, зато работает, как проклятый. Юрию Назарову, кстати, 74 года. И актер может себе позволить, пользуясь огромным багажом знаний и опыта, так давать интервью, как считает нужным…

Справка «УЦ»: Юрий Владимирович Назаров – советский и российский актёр театра и кино. Заслуженный артист РСФСР, народный артист Российской Федерации. Снялся в более чем 170 фильмах и сериалах, в частности «Третий тайм», «Они шли на Восток», «Адъютант его превосходительства», «Бой с тенью», «Земля Санникова», «Зеркало», «Демидовы», «Путь к себе», «Маленькая Вера», «По прозвищу Зверь», «Террористка Иванова».

В перерыве между съемками Юрий Владимирович с удовольствием согласился «сказать пару слов» о фильме «Синдром дракона». А получилось, что сказал намного-намного больше: о выборе жизненного пути, разоблачениях в кинематографе, свободе совести и дне рождения Петрарки.

– Мой герой – нормальный живой человек, всякий, разнообразный, с четко прорисованной биографией: советской и послесоветской. По поводу советской эпохи. Я сам – представитель того поколения и не понимаю людей, которые говорят, что она чуждая, мол, давила на меня. Я говорю не о кумирах, не об идолах, а именно об идеологии. Идеология была дивная, замечательная абсолютно, вытекающая из этики христианской. Только единственное, что христианство, с моей точки зрения, на мифе замешано, а коммунистическая марксистско-ленинская доктрина – на науке. Вот и вся разница. В этике. И мой герой меня никак не смущает. Здесь надо сказать вот что. Где-то я читал о материализме: «Теория малоутешительная, но, к сожалению, правдоподобная». Малоутешительная. Ничего не будет. Никаких вознаграждений, живи, как хочешь. Хочешь – прожигай жизнь, хочешь – уничтожай ее сам. Можно жить, как животное. А можно жить, как человек. Оставить о себе память. Кстати, знаете, что сегодня исполнилось семьсот семь лет со дня рождения Франческо Петрарки? Помним же человека! Очень неглупый был парень. Я думаю, когда живешь рядом с такими людьми, человеком настоящим стать проще.

А у моего героя утешительная философия. Он тоже был верен. Я вот, например, не очень верю всем этим неофитам, которые вчера верили в Бога, а сегодня пошли в коммунисты. Или наоборот. Не верю людям, которые легко перепрыгивают и меняют на 180 градусов свое направление.

Помните три первых декрета Ленина – о земле, о мире, о власти? Это в конце 17 года, а уже в январе 18 года был декрет о свободе совести. Верь во что хочешь, это твое интимное дело, доказать ничего невозможно. У Горького есть гениальная фраза в «На дне», когда Лука отвечает на вопрос: «Бог есть?»

– Коли веришь – есть. Не веришь – нет… Во что веришь, то и есть.

Я вот вывернусь наизнанку и не докажу отсутствие Бога, верующий человек не докажет его присутствия. Потом ведь понимаете, Эпикур был на триста лет старше Христа, и еще тогда он сказал: «Сколько зол принесла религия!» Но мне нравится, что у Христа была гениальная заповедь: не сотвори себе кумира. А мы две тысячи лет нарушаем эту заповедь, творим себе кумиров, правда, кумиры сопротивляются. А мы их возносим, потом мы их свергаем… Крокодиловы слезы проливаем над ними, проклинаем…

– Но из актеров ведь тоже творят кумиров…

– Ну, Господи, о чем вы говорите? Какие актеры? Это мелочи все. Как Пушкин писал: «Когда в глазах такие трагедии, некогда думать о собачьей комедии нашей литературы». Я вот только недавно понял: у меня внук закончил медицинский институт, шесть лет отучился человек, плюс интернатура, ординатура. И он еще дальше учиться собирается. А нас что там, четыре года отучили – и готово!

Поэтому к актерам я так отношусь. Пусть работают ребята. А заноситься нам особо нечем. Скромнее надо быть, я в этом убежден абсолютно.

– Как вам работается в Кировограде?

– Изумительно. Понимаете, работа здесь, как сказать, не долдонская, а работа по душе, по уму, по совести. Вот позавчера я снимался в Москве до двух часов ночи. Причем, понимаете, при проклятой советской власти, как ее называют, у актеров была «каторга», нас «эксплуатировали» по семь часов в день. Можете себе представить? А сейчас, при этой светлой, демократической власти у меня нормальная смена двенадцать часов, легких таких, свободных. Но нас немножко задержали. Получилось четырнадцать часов, нет, даже поболее – шестнадцать. С десяти утра до двух часов ночи. За ту же плату, что и за семь часов…

Но самое главное, что я не подох, и меня это так радует! (Смеется.– Авт.) Я ж прям из Москвы, со съемочной площадки сюда, в Кировоград. В три, правда, домой приехал, лег спать, в пять утра поднялся, машина, самолет. Из самолета снова на машину, триста верст от Киева, от Борисполя сюда пропахал. И, не заезжая в гостиницу, прямо в кадр. Я одного только боялся, что текст не удержу. Ничего, удержал по смыслу! И так удивительно стало – выжил! Это ладно, но работал же на полную катушку. Приятно, когда не мучительно больно за прожитые моменты, за то, что сделал. Можно было бы и лучше, наверное. Однако удовлетворение от работы я получил.

А моральное состояние и на самочувствие же влияет! Эта работа актерская меня как-то приняла и держит. Но и я, в свою очередь, к ней неплохо отношусь.

– С такой огромной фильмографией вы должны избирательно относиться к предлагаемым ролям. Сценарий «Синдром дракона», видимо, понравился?

– А я и отношусь к ролям только избирательно. У меня есть принцип, который завещал Сергей Аполлинарьевич Герасимов, великий советский кинорежиссёр, сценарист, киноактёр и педагог. Я, правда, у него не учился и даже не снимался, но, тем не менее, у него училась одна из моих дочерей. У меня, кстати, их четыре, не считая сына. Так вот, когда он преподавал на курсе, он говорил: «В выборе роли должна быть абсолютная свобода, все, кроме порнографии и антисоветчины». И вот я с этим абсолютно согласен. Слава Богу, на порнографию меня уже не приглашают, как-то не доверяют мне столь серьезных ролей (смеется. – Авт.)…

А что касается антисоветчины, то я уже и не вспомню фильмов, от которых я отказался по этой причине. Одна такая вот была дивная история. Я – генерал, и Советский Союз в целях завоевать бедную несчастную Америку изобрел какой-то точечный удар и направляет на США не то цунами, не то землетрясение. Неприлично же по нонешним интеллигентным и цивилизованным временам высадить войска на территории Америки. А вот наслать туда цунами и высадить туда людей в порядке гуманитарной помощи – вот это в стиле Советского Союза. Понимаете, почему я отказался?

И еще массу всяких картин таких делают! В которых я категорически отказываюсь работать.

А здесь, в этом проекте, ни антисоветчины, ни порнографии! Сценарий абсолютно нормальный!

Да, еще к этому перечню я добавил бы вранье. А вранья сейчас столько! Гнусного, мерзкого, холуйского! Но ничего, живем…

«Девушка! А не хотите сняться в кино?» — такого вопроса ждут, как минимум, половина барышень от 14 до бесконечности. И уже заранее готов ответ, конечно же, положительный! Только где же, где же вы, режиссеры, софиты, камеры, моторы?.. В Кировограде. И находиться здесь будут до середины августа.

Но не спешите соглашаться. Потому что актерский труд очень тяжелый, а съемки – дело сложное. Вы даже не представляете насколько. Знаю об этом не понаслышке – на съемках сериала «Синдром дракона» побывала уже не один раз. Чтобы представить на минутку, чем глянцевая картинка экрана отличается от процесса, заглянем за кадр.

Вот, например, снимается двухминутная сцена, в которой герои Алексея Гуськова и Андрея Мерзликина ловят рыбу. Сидят себе с удочками на живописном берегу и ловят, чего ж тут сложного? Но! Снимается эта сцена часа два, как минимум, под палящим солнцем. Несколько дублей, затем крупные планы. Операторы пытаются схватить кадр со всех сторон – даже в лодку спускаются, а помощники стоят почти по пояс в воде, чтоб ее (лодку) не колыхало.

Но ситуацию затрудняют погодные условия – надо ждать, пока облачка проплывут (не положены облачка) или поезда проедут по железнодорожному мосту, что рядом. А поезда, как с ума сошли, ездят и ездят. А актеры – под раскаленным солнцем. Нет, в промежутках они, конечно, карабкаясь по склону, заходят под тент, пьют литрами минеральную воду и закусывают абрикосами, но это же не панацея! Потому что температура воздуха доходит до +36.

Устали все: и режиссер, и оператор, и костюмеры, и реквизиторы. Объявляется обед. Это значит быстро подошел к переносной полевой кухне, на ходу что-нибудь вкусненькое перехватил и снова на площадку. Закончить эту сцену и начать новую.

Съемочный день не нормированный: начинается смена часов в 9 утра, когда все собираются и пьют кофе, ожидая первого дубля, а заканчивается… Может быть, в 7, а то и в 9 или 10 вечера, это уже как карта ляжет. Они всегда спешат, никогда не успевают, и нельзя четко сказать, что будет даже через часа полтора, хотя киношники при всей их богемной профессии – очень организованные люди! Попробуй все спланируй: место подходящее найди, всю аппаратуру привези (один «кран»-камера чего стоит, громадина), костюмы подбери («Есть резиновые сапоги 44-го размера?» «Есть!» «А ботинки 42-го?» «Есть!») – все есть. Даже про запас. Это не говоря уже о тентах-зонтиках, реквизите и прочей атрибутике сложного рабочего процесса.

Кстати, с реквизитом бывает ой как сложно: найти, например, летом снег или целый оружейный склад. Завязать тесемочку на коробке так, чтобы актер смог с легкостью ее развязать, из-за чего один раз лишний дубль пришлось снимать, потому что бечевка никак не поддавалась Андрею Мерзликину. «Да я ж ее на бантик завязал», — оправдывается «ответственный за коробочку», на которого никто не сердится: все понимают — случиться в этом аврале может всякое.

Быт съемочной группы организован хорошо, продуманно. Каждый день прямо на место съемок привозят обеды: это и картошка, и фаршированный перец, и мясо, супы всевозможные, а главное – компоты, соки, минералка в неограниченных количествах.

…Но любимец всего постсоветского пространства Алексей Гуськов от еды вежливо отказывается. Он вчера вечером приехал, а сегодня после обеда уже улетает. Перед отъездом хочет заскочить в гостиницу. «Пока идете к машине, может быть, ответите на несколько вопросов?» — спрашиваем у уставшей звезды, не особо надеясь на положительный результат. «Извините, давайте в следующий раз».

Мы не в обиде, сами видели, что ему не до разговоров: в душ бы да под кондиционер. Может быть, удача улыбнется в августе, кода звезда российского кинематографа еще раз приедет в Кировоград.

Вообще же наша земля давно не видела такого скопления именитых артистов. Если вообще когда-нибудь видела. В Кировограде уже побывали такие знаменитости, как вышеупомянутый Алексей Гуськов, Андрей Мерзликин, Екатерина Климова, Леонид Бичевин, Юрий Назаров, Дмитрий Муляр, Карина Андоленко, Борис Каморзин…

Обычному кировоградцу или гостю города увидеть актеров просто. Особенно если ты случайно оказался в нужное время в нужном месте. То есть на площади Кирова, возле областной филармонии, на территории «Червоной зирки» или швейной фабрики «Зорянка», на речке в районе железнодорожного моста на Балашовке, во втором роддоме им. Святой Анны…

Люди, как ни странно, реагируют на съемки спокойно. За символическое ограждение не лезут, издалека посматривают, может быть, в перерыве к актерам подойдут, но ненавязчиво. А преимущественно просто занимаются своими делами, смеются, просят: «И нас снимите! Ну хоть в массовке!» Многих снимают – рабочие фабрик нужны, и доктора тоже. Перманентно задействованный народ в шоке: «Я тут… Где кино снимают… Видел мужика, который в “Таежном романе”..», — звонит мужчина своей жене, видимо.

Практически каждый день место съемок меняется – можно только представить, какая подготовительная работа была проведена, чтобы все эти места отыскать, спланировать время пребывания многочисленной съемочной группы на этих объектах, договориться с руководством. Слава Богу, с этим никогда проблем не возникало, по крайней мере, в Кировограде. Все с удовольствием идут киношникам навстречу.

Ну а пока прервемся. Впереди работа: надо взять интервью у звезд, пока не уехали. Надеюсь, они не откажут.