Месяц: Декабрь 2013

Сегодняшнее утро смело можно классифицировать как одно из самых добрых и светлых в кировоградском газетном мире 2013 года. Почему? Очень просто, сегодня одна из самых атмосферных кировоградских газет празднует свое 20-летие. Очень здорово, ребята, что вы появились и двадцать лет даете повод думать.

И просто прекрасно, что с утренней чашкой кофе в среду лично для меня уже более десяти лет существует и утреннее чтение «Украины-Центр». Спасибо вам всем за это! С днем рождения!

Так вышло, что слова «доброе утро» в моей жизни уже несколько лет — это еще и работа, работа, которая не должна выглядеть как работа. Такой вот каламбурный рецепт нашего творчества в утреннем шоу на телеканале «Кировоград» — утро должно быть легким, позитивным, энергичным и непринужденным. И все мы стараемся, чтобы было именно так и кировоградским зрителям было приятно собираться на работу именно под наше «кофейное» сопровождение.

У каждого, кто имел возможность поработать на телевидении, рано или поздно появляется байка, которую он любит рассказывать, — смешной случай, а то и несколько. Кировоградское ТВ — кладезь таких историй и курьезов. Утренняя программа — особая категория. Причем во всем. Начнем с того, что эта программа выходит только в прямом эфире, гости приходят в прямой эфир — все идет сразу, без права на повторы. Для того, чтобы все это происходило именно так, съемочная группа программы начинает свой день в 4 утра: сначала по всему городу служебный автобус собирает утреннюю бригаду — ведущих, операторов, звукооператора, гримера, режиссера, ассистента. В микроавтобусе у всех есть, как минимум, 30-40 минут на то, чтобы доспать, дочитать скороговорки — это для ведущих (необходим разогрев, разминка — голос, речь просыпаются часа на два позже, чем организм). И вот — телецентр. Начало работы. Техники готовят студию, параллельно заваривают чай, кофе. Ведущих гримируют. И вот — в 6.45 — «Доброго ранку!». Заметьте, это ежедневная процедура (кроме выходных дней), которая одинакова при любой погоде и при любых обстоятельствах. Пока получается.

Теперь к курьезам — многие из них связаны именно с прямым эфиром, его же невозможно спрогнозировать и распланировать на все 100 процентов. Яркие примеры этого — и прыжок львенка Кайло в нашей студии, и неожиданные уходы гостей из эфира. Сегодня хочется вспомнить и рассказать о трудностях перевода.

К нам в студию приходят разные гости, часто это представители творческих профессий, музыканты, иногда иностранцы. Как правило, с иностранцами приходят переводчики. В тот памятный раз переводчик был, но не с того языка. Итак, эфир, в студии музыканты из Чехии и переводчик с английского, на котором гости почти не говорят. В итоге методом международных жестов благодаря великой славянской находчивости и маленькой кировоградской хитрости мы выяснили, что у них будет концерт, а еще музыканты — муж и жена. Далее было еще лучше — в прямом эфире нужно беседовать. Вопрос — о чем и как? Мой находчивый напарник предложил гостям исполнить что-то из их репертуара. Гости просьбу поняли и начали исполнять. Вот в этот момент и было самое тяжелое в утреннем эфире для ведущих — не смеяться. Это было очень тяжело, поверьте, когда взрослый человек начинает издавать очень странные звуки и предлагает вам подпевать. Мы подпевали. Иногда нам приходится подтанцовывать, дегустировать. Одним словом, всячески способствовать созданию атмосферы.

Остальные истории, конечно же, можно было бы рассказать, но не сейчас, а вечером, за чашкой вечернего кофе. Как говаривают Муми-тролли, каждый заслуживает того, чтобы ему рассказали хорошую историю…

Елена Кваша, канал «Кировоград» — специально для «УЦ».

Когда я получил почетное для меня предложение попробовать себя в роли журналиста «УЦ», то не смог не написать именно на тему моей профессии. Я не могу оставаться равнодушным к ней и не высказать свое несогласие с тем, что я считаю совершенно неправильным.

Сегодня только ленивый не критикует нашу медицину. Периодически возникают информационные поводы, получающие огласку в СМИ. В некоторых из них действительно есть вина медицинских работников, в других — не было особого желания разбираться, и на-гора выдаются выводы, которые не соответствуют действительности… Также бывали случаи в нашей стране, когда разрушали репутацию целого заведения (если не всей медицины) только в связи с политической задачей — избавиться от конкретного главного врача конкретной больницы… Не спорю, критиковать сферу здравоохранения часто есть за что, но есть случаи, когда стоит ответить себе на вопрос: а нет ли нашей вины в некоторых недостатках?

Постоянный подогрев в обществе негатива против врачей, медицинских сестер, санитарок и других работников лечебных учреждений срабатывает прежде всего против пациентов. Он просто запугивает людей и заставляет их избегать визита в медицинское учреждение максимально долго. И я уверен, что это одна — очень важная! — из причин, по которым в странах постсоветского пространства, и в Кировограде в частности, такой высокий процент запущенных случаев, когда вылечить человека почти невозможно и даже просто помочь не всегда удается.

Конечно, качество медицины во многом зависит от деятельности профильного министерства, управлений здравоохранения, администраций медицинских учреждений и от каждодневного труда каждого из нас — людей, которые работают в больницах и других лечебных учреждениях. Но без адекватного общества откуда взяться адекватной отрасли? Медицинскими работниками становятся именно представители этого общества. Поэтому, когда в очередной раз вы гневно характеризуете нашу отрасль, не забывайте, что вы просто оцениваете собственное отражение в зеркале. В нем отражаются все, кто есть в обществе: порядочные и проходимцы, разумные и неразумные, добрые и злые, ну и так далее…

Главная моя «претензия в ответ», когда речь идет о качестве медицины, заключается в том, что наш народ считает необходимым просто поговорить, обсудить на кухнях, максимум — на телевидении или в газете. И почти никто не пытается отстаивать свои права.

Давайте, каждый из нас спросит себя: а что я сделал для того, чтобы медицина стала лучше? Вот, например, нахамил вам какой-то врач — вы будете ставить вопрос перед его начальством, добиваться, чтобы перед вами извинились, а врачу объяснили, что нельзя по-хамски общаться с людьми, тем более — на работе? А вопрос-то риторический, к сожалению. Большинство из нас просто проглотит, повозмущается где-то, обсудит с родственниками, соседями по палате… И нам абсолютно все равно, что это будет продолжаться и дальше… А какая разница, что будет дальше, правда? Главное — самому выписаться из больницы и пережить это.

А чего, на самом деле, бояться? Того, что будут мстить? Если вы обратитесь к заведующему отделением, главному врачу, то как вы себе представляете эту месть? Вы должны помнить, что имеете право на выбор лечащего врача, учреждения, где будете получать лечение, на обращение в руководящие органы с требованием соблюдения ваших прав как пациента и как гражданина нашего государства.

Но это надо делать всем. Если станет отстаивать свои права один человек из тысячи, а остальные будут просто говорить — мы останемся в тех условиях, господа, которых заслуживаем. Кстати, чтобы иметь моральное право отстаивать свои права и право на корректное к вам отношение, вы также должны быть вежливым, корректным и адекватным.

Тогда мы сможем сделать менее неприятным процесс борьбы с болезнью и лучшим — качество работы лечебных учреждений. И сделаем маленький шаг в направлении европейского качества жизни. Пусть политики определяются, хватит ли у них сил и ума, чтобы сделать нашу страну действительно европейской, но мы также кое-что можем сделать. Так, может, стоит попробовать?

Андрей Гардашников («Елисаветградський лікар»).

В канун Нового года хочу пожелать всем счастья. У каждого из нас о нём свои представления. Более того, в разные годы жизни они меняются. В детстве — это заполучить любимую игрушку, в юности — встретить большую любовь, затем для кого-то — сорвать джек-пот и рвануть на Средиземноморье, а для кого-то — наконец-то издать свою книгу. И только уже в очень зрелом возрасте мы понимаем, что нет большего счастья, чем иметь здоровых детей, родителей, близких друзей. Да и собственное крепкое здоровье тоже. Жаль только, что часто это понимание счастья приходит тогда, когда за него приходится уже серьёзно бороться. И увы, в неравных с болезнями условиях. Таковы реалии нашего сегодняшнего бытия.

Об этом свидетельствуют и многочисленные публикации в «УЦ». Пожалуй, нет темы более обсуждаемой, чем состояние местного здравоохранения и многочисленные проблемы, с ним связанные, и на блогах «УЦ». Здесь количество неравнодушных участников обсуждений стабильно больше, нежели (даже!) «бойцов» политических сражений.

Так счастливо сложилась моя судьба, что я уже почти на седьмом десятке лет являюсь всё ещё ребёнком — жива моя мама. Но за это счастье мне приходится бороться практически каждый день. Мама уже много лет прикована к кровати, поэтому вся врачебная помощь производится на дому. Но иногда мама требует особого ухода врача — побыстрее бы он ушёл. За четыре года, часто вызывая на дом «скорую» и терапевта, с чем мы только ни сталкивались. Как-то вызвали доктора, подозревая у мамы воспаление легких, а терапевт пришел без фонендоскопа. Бывало, что доктору нечем было измерить давление. Хорошо, что у мамы своих три тонометра. А после прихода еще одного «эскулапа» маме пришлось вызывать психотерапевта. Грубый мужчина, не разуваясь (ну это можно простить), не сняв верхней одежды, заявил нам, что, какими бы ни были жалобы, у него есть только анальгин…

В прошлом году у мамы случился инфаркт. По вызову приехала бригада скорой помощи, сделали маме электрокардиограмму и уехали. Поскольку ЭКГ, что естественно, самочувствие не улучшает, мы снова вызвали «скорую». В составе этой бригады была нынешняя заместитель главврача скорой помощи Тамара Степановна Беспалова. Сразу же приняла решение везти маму в больницу — инфаркт. Слава Богу, спасли.

Понимаю, что таких примеров каждый может приводить огромное количество. Я же хочу заметить, что в последнее время в системе предоставления скорой медицинской помощи произошел перелом. Причем в лучшую сторону. Привожу пример. Недавно в один день и практически в одно время стало плохо моим теще и маме. К одной и другой поочередно выезжала одна и та же бригада скорой помощи. Я заметил, что они с пациентами разговаривают не как терапевты или кардиологи, а как психологи. Они легко вошли в контакт, задавали массу вопросов на различные темы. Одному из них, разговаривавшему с мамой, постоянно кто-то звонил на мобильный, а он отбивал. Мама поинтересовалась, кто ему звонит. «Мама», — сказал доктор. «Мама? Немедленно ей перезвоните и скажите, что у вас все в порядке, чтоб не волновалась», — сказала моя мама.

После отъезда бригады маме стало значительно лучше. И в течение нескольких дней после этого у нее было здоровье, хорошее настроение, все было замечательно. Я выражаю слова искренней благодарности и признательности бригаде №6: Максиму Посторонко и Сергею Табачуку.

Произошли кардинальные изменения в системе работы «скорой». Ребята приветливые, снимают верхнюю одежду, спрашивают, снять ли ботинки. Поразительно, но эти элементарные вещи приятно удивляют. С самого порога, ведя себя культурно и учтиво, они уже начинают процесс оказания помощи. Так всегда себя ведет мамин участковый врач Людмила Анатольевна Сагайдак. Она сменила место работы и территориально закреплена за другими адресами. Но мама доверяет только ей, и Людмила Анатольевна никогда не отказывается приехать.

Известно, что скорейшее выздоровление пациента зависит от многих факторов, в том числе от отношения доктора к больному. Доверие больного к врачу является серьезным терапевтическим инструментом. Очень хочется надеяться, что описанные мною случаи фактически образцового оказания помощи — не случайность. Что теперь так будет всегда. И еще: не скупитесь на слова признательности медикам. Этот порочный круг взаимного неприятия кто-то должен разомкнуть. Пусть каждый решит, что он должен это сделать первым.

Валерий Добробатько — специально для «УЦ».

Меня всегда удивляли рассказы о людях, которые с младых ногтей точно знали, кем хотят быть. Большинство же из нас лишь со временем четко понимают, в какой профессии хотели бы себя реализовать. В детстве объекты профессиональных устремлений вообще меняются с завидным постоянством и зачастую зависят от того, что происходит с обществом. В 60-х мальчишки носили в сердцах светлый образ Юрия Гагарина, а уже в 90-х объектами устремлений становились малиновые пиджаки и золотые цепи в палец толщиной. Но это так, к слову.

В 6-м классе я думала, что пойду учиться на дирижерско-хоровое отделение муз­училища, в 9-м — что хочу быть хирургом, а документы подала на филологический факультет Кировоградского государственного педагогического института им.Пушкина. Уже к третьему курсу я поняла, что прививать любовь к Толстому и Достоевскому школьникам я не буду, и базовые правила русского языка им придется осваивать без меня. А я буду работать в газете. На четвертом курсе я уже подрабатывала корректором в одном из кировоградских изданий, а через месяц после окончания вуза открылась вакансия в компьютерном отделе молодой, но уже ставшей популярной в Кировограде газеты «Украина-Центр»…

Так что, отвечая на вопрос, как становятся журналистами, первое, что могу сказать, — не случайно.

Кто они — настоящие журналисты? Прежде всего, это люди с активной гражданской позицией, которым не все равно, что происходит в стране, городе, на соседней улице. Кто убежден, что общество должно контролировать тех, кого берет себе на службу. У кого принцип «моя хата з краю» вызывает отторжение. Последние события в Украине, на Майдане, вновь это доказали.

Летом ко мне позвонила подруга. Ее дочь решила идти на журфак, и она попросила меня рассказать ей о реалиях профессии. Мы долго разговаривали с Катей о плюсах и минусах специальности, но главное, что я пыталась донести, — нельзя будет разделить работу и жизнь. Просто не получится. У журналистов нет нормированного рабочего дня или недели. Нельзя выбросить из головы работу после 17.00. Любое событие, встреча могут стать темой для следующего материала. Прописная истина гласит, что нет неинтересных историй или неинтересных людей.

Есть очень интересные люди. Например, о профессоре математики Залмене Филере я писала лет 15 назад, но до сих пор помню этого удивительного человека и его рассказы об 11-летних циклах солнечной активности и их влиянии на ход развития истории. Всплывает в памяти встреча с фантастическим музыкантом, к сожалению, уже ушедшим от нас, — Наумом Качко. Тогда мы говорили о планах скрипача записать еврейские плачи. Я люблю классическую музыку, много слушаю, но такого пронзительного исполнения я еще не слышала. Простая, казалось бы, мелодия включала в себя всю человеческую боль и скорбь…

А после встречи с известным кировоградским педагогом и краеведом Вадимом Васильевичем Смотренко я иначе стала смотреть на кировоградские улочки, кованые ворота и кронштейны, узнавать по белому камню московские дома и более серьезно интересоваться историей родного города.

Никогда не забуду, какой трепет у меня вызвали старинные фолианты из коллекции Ильина и пожелтевшие страницы газет, выходивших в Елисаветграде и хранящихся в библиотеке им.Чижевского.

Жизнь журналиста насыщена событиями и встречами. Они для него — как воздух. Но еще нужно суметь разговорить человека, увлечь его, а это не получится, если сам не проникнешься к визави искренним интересом. Так что стать журналистом без любознательности и искренности тоже вряд ли получится.

Потом все, что узнал, впитал, пропустил через себя, нужно изложить на бумаге. И так, чтобы читателю, как говорил Бальзак, не было скучно. А значит, нужно читать, читать и еще раз читать и перенимать, как говорили в советские времена, опыт. Благо, Украина богата талантливыми журналистами.

Одним из моих любимых изданий было и остается «Зеркало недели». Но мне еще повезло и на очень талантливых коллег. С Юрием Смирновым и Геннадием Рыбченковым мы просто несколько лет работали в одном кабинете, так что весь процесс творения был у меня перед глазами. Мы засиживались допоздна, обсуждали увиденное, прочитанное, услышанное. Было безумно интересно…

Я продолжаю с удовольствием читать материалы Елены Никитиной, Ольги Степановой, Оксаны Гуцалюк — захватывающие, написанные живым языком. Когда получаешь удовольствие просто от того, как связаны слова друг с другом, как подобраны образы, найдены аллюзии и история рассказана так, что не оставляет равнодушным…

Так что журналистами становятся по-разному, и корочка журфака здесь не играет никакой роли. Если тебе интересно все, что творится вокруг, если ты все время задаешь вопросы и хочешь получить ответы, если ты в любой момент можешь сорваться с места ради интересного материала, если для тебя писать — как дышать, значит, ты нашел свое дело.

В профессии я почти двадцать лет, и когда люди меня спрашивают, чем я занимаюсь, кто я, отвечаю просто — журналист.

Лариса Гурина, газета «Народне слово» — специально для «УЦ».

Накануне Года Лошади корреспонденты «УЦ» пообщались с директором племенного конного репродуктора ЧСП имени Шевченко (с.Осиповка Ольшанского района) Владимиром Паранчевским. Планировалось, что это будет обычное интервью с руководителем предприятия – достижения и потери, планы на 2014-й, количество поголовья и т. п. Но выяснилось, что о лошадях можно – и нужно – писать, как о людях.

– Где найти Владимира Николаевича? – спрашиваем у паренька, который возится возле большой копны сена на территории фермы.

– А вон он стоит – под конюшней.

Если бы не подсказка, опознать в мужчине в камуфляжных штанах и рабочей куртке владельца племенных английских скакунов было бы сложно.

Владимир Паранчевский по специальности – юрист. Три года проработал в СБУ. А потом вернулся в родное село и занялся разведением лошадей.

– Честно скажу: поехал на киевский ипподром, и меня «накрыло», – признается он. – Я сам до этого ездил верхом, а тут захотел серьезно заняться уже разведением. Начал с самых низов, ездил на конезаводы, смотрел, как все устроено. Прикупили немного поголовья, потом я выехал на ипподром, взяв с собой жокея и тренера, и понял, что надо покупать лошадей выше классом. Благодаря моему отцу, Николаю Павловичу, мы купили двух производителей: Мачо (от Мушахида и Чудачки), Рокфеллера (от Доктора Фонга и Рапид Репит, он вообще в Англии родился). Третий – Гарт Джет – уже доморощенный, наш. Он на львовском ипподроме очень классно выступил, на уровне импортных жеребцов, поэтому мы его решили оставить…

Тем временем на «фотосессию» выводят молодого и строптивого жеребца. Он нетерпеливо переступает с ноги на ногу, хрипит и пытается укусить конюха за руку. В конце концов становится на дыбы. От лошади веет безудержной силой и какой-то первозданной дикостью.

– Тихо, тихо, – успокаивает его конюх. – Постой на месте, тебя сфотографируют.

– Очень сложно поймать скакуна в кадр, – жалуется Паранчевский. – Я уже несколько лет их снимаю, ни одной фотографии нормальной до сих пор нет. Они постоянно в движении, чтобы немного успокоились – это из разряда фантастики.

В репродукторе разводят лошадей чистокровной верховой (английской) породы. Считается, что она возникла в конце семнадцатого века в Англии – от трех восточных (вероятнее всего, арабских) жеребцов и лучших кобыл британского королевского двора. Теперь это – самые быстрые лошади в мире. Стартовая скорость такого скакуна – около семидесяти-восьмидесяти километров в час.

Идем в кабинет директора. На сейфе – кубки, выигранные лошадьми репродуктора в разного уровня соревнованиях.

– Хотя за вторые и третьи места кубки не выдаются, лошади, получившие серебро или бронзу, все равно считаются призовыми. Если считать и вторые, и третьи места, то у нас таких – более двадцати, – объясняет Владимир Паранчевский. – В этом году благодаря руководству государства и жокейского клуба «Украина» (президент – Константин Згара) возродился одесский ипподром. Приятно было увидеть открытие. А еще приятнее, что в день открытия мы выиграли главный приз. Мы же выступаем наравне с конезаводами. Но мы можем, скажем, до десяти лошадей выставить, а они – несколько десятков. Конкуренция немного неравная, любой выигрыш – для нас уже победа, это очень радует. Мы вот на одесский ипподром в нынешнем году завезли трех лошадей, и все трое стали призовыми.

За рубежом лошади Паранчевского пока не были – дорого. К тому же они с трудом привыкают к новому климату. Поэтому скачки за пределами Украины пока – только в планах.

«Без бумажки ты букашка, а с бумажкой – целый конь»

Как и каждый добропорядочный человек, чистокровный верховой конь должен иметь паспорт. Это – книга страниц на двадцать, в которой содержатся основные сведения о «личности»: введение, в котором рассказывается, что это за порода, кто имеет право ее регистрировать. Далее – кличка, дата и место рождения, пол, специальный чип, полное описание коня, его происхождение до пятого колена, информация о владельцах, прививки.

Правда, людям главное удостоверение личности обходится значительно дешевле. Стоимость паспорта скакуна – две тысячи гривен.

Соответствие стандартам породы устанавливают специалисты жокей-клуба «Украина». Ежегодно проводятся инспекции и иммуногенетическая экспертиза в Чехии (туда отправляют волос, вырванный из гривы и специальным образом запечатанный).

Люди, как известно, отличаются отпечатками пальцев. А вот среди коней не найти двух с абсолютно одинаковой мастью и формой завитков шерсти – эти данные есть в паспорте.

«Свидетельство о браке»

Чистокровная верховая (английская) порода – единственная, в которой категорически запрещено искусственное оплодотворение.

– Кобылу привозят к жеребцу, – рассказывает Владимир Паранчевский. – Выписывается специальный сертификат. Затем он передается в жокей-клуб. На основе этого сертификата выписывается паспорт. Это все настолько серьезно, что если сравнить регистрацию человека и чистокровного коня, то они идентичны.

Жеребята рождаются в основном с первого января по апрель-май. Кобылы кормят шесть месяцев. Все вместе они живут в табуне. Когда тепло – даже ночуют под открытым небом.

– Матки пасутся отдельно, жеребята – отдельно, – говорит Паранчевский. – Бывает, дерутся между собой. Но если есть нормальная табунщица, то она быстро наводит порядок. Матки настолько оберегают табун, что никаких сторожей не надо. Когда кто-то захочет подобраться – мало не покажется, убить даже могут. Жеребята спят внутри, а матки стоят по кругу…

Проходит год. А потом…

«…Первый раз – в первый класс»

В начале сентября (когда лошадям ориентировочно по полтора года ) они идут в заезд. Иначе говоря, у молодых жеребцов начинается обучение.

Тогда – первая скачка. Именно после нее конь становится «бойцом». Воспитание практически завершено, начинается «взрослая жизнь».

«Водительские права»

Проблемы выбора «профессии» у скакунов нет – ипподром. Для фиксации результатов заполняются скаковые карты – своеобразные «водительские удостоверения». Затем они прилагаются к паспорту.

– Жокей-клуб «Украина» координирует всю нашу деятельность: куда мы едем, что мы делаем, – говорит Владимир Паранчевский. – От решений клуба зависят наша дальнейшая жизнь и развитие. Мы им очень благодарны, и не в последнюю очередь за возрождение одесского ипподрома. На львовский далеко было, к тому же там климат не похож на наш.

Слишком больших денег на скачках в Украине не заработаешь, но директора репродуктора, похоже, это не очень волнует.

– Коневодство на сегодня у нас – убыточно, – рассказывает он. – Содержание персонала, покупка жеребцов… Это все стоит больших, а иногда – просто огромных денег. Несколько лет назад нам государство компенсировало по какой-то тысяче гривен, и на том спасибо, сейчас и этого нет. Однако командир – мой отец – на месте, мы перекрываем это направление другими. Так и живем. Любить просто надо это дело. Вы вот приехали, вам понравилось – и мне это приятно. Чтобы этим заниматься на серьезном уровне, надо быть больным человеком, так и напишите. Ну кто назовет нормальным человека, который изо дня в день работает себе в убыток? Этим просто надо жить. Хобби переросло в затяжную болезнь.

Впрочем, вернемся к лошадям. Оказывается, каждая из них имеет свои характер и вкусовые пристрастия.

«Поем – может, успокоюсь»

Главная черта, характерная для всех чистокровных верховых, – чрезмерная импульсивность. Поэтому с ними трудно работать. Люди, которые ежедневно их обслуживают, должны быть взвешенными и спокойными.

– Не дай Бог даже голос на коня такого поднять – потом просто не подойдешь к нему, – предостерегает Паранчевский. – У каждой лошади при этом свой характер, как у человека. Есть, например, лошади, водящие табуны. Вот как «сказала» она – так и будет. В табуне – своя иерархия. Бывает, кусаются, дерутся, особенно жеребцы-производители. Они не должны быть с кем-то, только сами по себе, отдельно.

Чистокровные верховые, кроме того, – очень своенравные.

– Они тонко чувствуют, как к ним относятся, – продолжает Владимир Паранчевский. – Если фальшивишь или «под газом» – лучше не заходить. Точно так же нельзя заходить, а особенно к молодым жеребцам, если боишься. Они очень хорошо чувствуют выделение адреналина. Сел на коня и подумал, что не справишься, – можно считать, что уже упал. Для жокея каждый заезд – стресс.

– Были случаи, когда лошади не воспринимали какого-то человека?

– Если человек на самом деле не хочет этим заниматься, то лошадь никогда и не воспримет его. Человек двадцать таких было, которые пришли просто ради денег. Выдерживали максимум неделю. Лошади просто их не воспринимали. Я вот вижу, что не он коня ведет, а конь – его. Справиться с такими лошадьми могут только люди, которые всем сердцем переживают, болеют. Мы вот когда что-то выигрываем, то на головах ходим.

Все почасово. Лошадь знает, что ее должны покормить в шесть утра, полдвенадцатого дня и шесть вечера. Опаздываешь немного – в конюшне уже ужас творится.

– Есть какие-то требования к питанию?

– Очень много. Сено – минимум двухкомпонентное. В идеале – надо полностью перейти на комбикорма, чтобы кормить гранулами, каждая из которых содержит все необходимые компоненты. У нас есть своя кормовая база. Наши лошади едят овес, ячмень – в необходимых пропорциях. Едят также жмых, горох, кукурузу, отруби, мед даем, ряд витаминов, соль. Каждую субботу обязательно варится лен – чтобы восстанавливалась микрофлора организма. Важно, чтобы рацион был сбалансирован, кроме того, его нельзя резко менять. Вот, например, собрали сегодня овес, но давать его сегодня нельзя. Надо смешивать старый с молодым, постепенно увеличивая долю молодого в течение пары недель.

Это я сейчас такой грамотный. Но дошел до этого сам, на практике.

– У лошадей есть какие-то свои вкусовые предпочтения?

– Даем им осенью морковь. Есть такие лошади, что это для них – вершина наслаждения. Или жареные подсолнечные семечки. Вот если бы взяли с собой обычные жареные семечки в магазине, вы бы от них не отбились. Кстати, настолько аккуратно едят – вы можете стекла битого в ладонь насыпать, а сверху бросить семечки, так конь никогда стекла не возьмет, а семечки выберет все. Бывает, в кормах что-то попадается, иголки даже были – то ни одного трагического случая.

Когда эмоции зашкаливают

У лошадей, как и у людей, случаются депрессии. Правда же, бывает такое настроение, что даже хочется что-то (или кого-то) ударить, разбить чашку, закричать во весь голос? Воспитанные люди редко позволяют себе это делать при посторонних. Лошадям – пусть тоже воспитанным – проще.

– Если возникает «медвежья качка» (так на коневодческом сленге называется депрессия. Конь стоит и шатается, ходит по кругу, замыкается в себе. Может возникнуть из-за чрезмерных эмоций. – Авт.), к лошади подсаживают барана, – делится секретами Владимир Паранчевский. – Конь его убивает – и стресса уже нет. Или просто стоит с ним, смотрит, отвлекается – тоже болезнь проходит. Кому-то больше внимания, а кому-то меньше – уже причина для депрессии. Они ревнивы. У нас был жеребец – если его не возьмешь на отработку под седлом первым, то мог вывалить двери и т. д. Очень ревнивым был…

Чистокровные лошади вообще очень чувствительны к обстоятельствам и реагируют на них в зависимости от своих привычек и черт характера. Паранчевский вспоминает два идентичных по своей сути и совершенно разных по поведению скакунов случая:

– Собирались везти коня на скачки. Подготовили, постригли. В один момент звонят и говорят, что соревнования переносятся на следующий день. Завели его обратно – он за сутки развалил все, что было вокруг. Психовал, пока не поехал на скачки. Была и другая ситуация. Нашего жеребца – Гарт Джета – сняли с соревнований по каким-то причинам. Завели назад, расседлали. А он стоит и плачет. Смотрит в окно – там музыка, трибуны, лошади идут на старт, а он просто стоит и плачет…

Появляются слезы и на глазах лошадей, которых из-за возраста сдают «на мясо». Они чувствуют, что грузовик, стоящий возле конюшни, повезет их в последнее путешествие – и не сдерживают эмоций… Ничего не поделаешь, так уж повелось, что рано или поздно умирают и люди, и лошади…

…Впрочем, не будем завершать статью на минорной ноте, тем более что в дверь уже стучит копытом Год Лошади. Пусть 2014-й будет для всех нас годом чистопородного английского скакуна – динамичным, жизнерадостным и готовым к победам. А мы, со своей стороны, должны запастись взвешенностью и спокойствием, чтобы достойно его прожить.

С наступающим!

Андрей Лысенко, фото Елены Карпенко, «УЦ».

Когда в редакции «УЦ» придумали формат юбилейного номера, я понял, как тяжело быть журналистом, как трудно найти слова – объективные, правильные, пытаясь сформулировать свои впечатления за этот год, прожитый в Кировограде. Хочется не критиковать, но и не быть подобострастным, быть человечным, но при этом не заискивающим… Непростая задача. А потом понял, что для того, чтобы все получилось, наверное, надо говорить не о себе, а попытаться сделать некое обобщение и какое-то главное размышление – философское, потому что, работая в театре, обязательно нужно философствовать.

О мире и человеке

Пытаясь найти какую-то интегральную, единую мысль, понимаешь, насколько Украина разная. Есть с чем сравнить по опыту своему режиссерскому, потому что работать приходилось, по сути, везде, во всех краях. И притом, что в основе своей это единый народ, он добрый, отзывчивый, человечный, но вот в каждом регионе люди разные. В знаменателе все едины, а в числителе – все разные, все со своими вкусами, со своим интеллектом, с чем-то наносным. Поэтому разница в итоге большая и непросто работать, отвечать, как говорится, «на вызовы» и быть объективным.

Когда мы получили двадцать с лишним лет назад свободу, никто не знал одного: что с нас снимут идеологический колпак, никто не будет заставлять говорить правильные вещи, никто не будет заставлять как-то мимикрировать, приспосабливаться под правильные заданные темы. И к этому многие оказались не готовы. Пришлось быть такими, какие мы есть. И картина мира резко изменилась.

С одной стороны, это правильно, в общем, так весь мир и живет, потому что сумма индивидуальных свобод и есть демократия, но возникают моральные и нравственные проблемы – проблемы толерантности, умения понимать других, необходимость принимать новую реальность, осмысливать ее и соотносить себя с нею. А это духовный труд, это все то, что в театре называется «работа над собой». Она в социальном разрезе сводится к тому, что не должно быть какого-то примитивного бытового эгоизма, дескать, ценно и важно только то, что говорю я.

Многообразие мира потому и существует, что мир является пестрым и намного богаче, чем то, как каждый измеряет мир по себе. Есть древняя поговорка: «Мера всему – человек», но Сократ замечательно парировал в одном из диалогов: «Это все равно что сказать “Мера всему – кинокефал (порода обезьян)”» . Однако мир – он объективен, он больше, чем человек. А тем более если в человеке преобладает его «Я». Зачастую человек не может продраться через пелену этого «Я», чтобы увидеть солнце, замечательный пейзаж… А что такое «Я»? Это сумма, которую ты даже не понял, как она возникла, это сумма, состоящая из чужих вкусов, из воспитания родителей, из навязанных социальных стереотипов, из каких-то книг, которые ты прочел, а ведь какие-то и не прочел, – это маска, которая надета на тебе, и тот окуляр, через который ты смотришь на мир. Правы были древние, когда говорили: «Познай себя», доберись до своей глубины, естественности, и тогда, поняв, кто ты, начни как-то соотноситься с этим миром. И вот, наверное, обо всем об этом размышляя, я подытоживаю этот год.

О тактике и стратегии

Лицо, кредо нашего театра сейчас формируем мы с его директором Владимиром Ефимовым. Но не замыкаем этот процесс только на себе. Вот созвали художественный совет. Мы поняли, что самое сложное, самое правильное в деле театрального строительства – это создание не коллектива единомышленников, это что-то ненастоящее, а коллектива коллег, личностей самодостаточных, но с очень жестким неизменяемым принципом толерантности. Только профессиональные связи должны быть ценными в этом коллективе. Вот к созданию такого коллектива интересных, развитых, смелых, индивидуальных личностей я и стремлюсь.

Нужно иметь какие-то нравственные основы, свои принципы, позиции и понимать, что vita brevis, ars longa (жизнь коротка, искусство вечно – лат.). Не надо бояться жизни, не надо бояться поменять место работы или даже профессию, не надо пасовать перед трудностями, нужно не стоять в углу и ненавидеть жизнь, а – просто жить! И при этом уважать всех и вся вокруг.

На данный момент у меня есть одна давняя мечта – это пьеса «Чайка». Это история вечной непрекращающейся борьбы между жизнью и искусством. Диалектика этой борьбы не позволяет ни одной из сторон одержать верх. Вот только жертвами в этой борьбе становятся люди. Они почему-то остаются несчастными…

Я даже думал, что, вот, может быть, в конце этого сезона я бы к ней и приступил… Но не это главное в конечном итоге, потому что если я сюда приехал не на один год, то нужно думать не столько о названиях спектаклей, сколько о том, кто их будет смотреть.

Развиваясь, воспитывай

Кому мы будем показывать свои спектакли? Украина дифференцирована, мир дифференцирован – и театр тоже дифференцирован. И я исповедую и буду исповедовать современный театр. Но при этом не в самых радикальных формах. А кому-то это не нужно. Ему достаточно, чтобы, фигурально выражаясь, на тынах висели горшки и театр жил, как некая музейная экспозиция. Подчеркну, и такой взгляд имеет право на жизнь. Значит, в нашем репертуаре будут и такие спектакли. Другое – идея, что художественная программа театра сориентирована на живой актуальный диалог сцены и зрительного зала. Мне кажется, я здравомыслящий человек и понимаю, что к этому нужно прийти эволюционно, постепенно. Но для этого нам нужно: а) развивать артиста и б) развивать зрителя. И в связи с этим мы начинаем реформацию детского репертуара.

Мы должны вырастить и воспитать своего зрителя. Дети вырастут очень быстро и придут в театр. Но они придут в свой театр – тот, который они помнят и любят с детства. Поэтому мы решили до конца сезона приостановить какие-то глобальные проекты, о которых думали, оставив один — два, и обновить полностью детский репертуар. Подойти к нему с точки зрения современной эстетики, имеющей в своей основе психологию добра. Никакого хаоса, никакой чернухи. Все с позиции живого театра.

Дети приходят в театр и четко знают, что это, скажем мягко, игра! Ни один ребенок в театре не верит, что это собачка бежит. Он с самого начала знает, что его «дурачат». Ему это может понравиться при условии, если это делают качественно и красиво. Если собачку изображают смешно и весело, если котик действительно похож на котика. Должен быть безупречный момент лицедейства, который ребенок на инстинктивном уровне чувствует.

У меня был такой случай, что после спектакля «Русалочка» дети просили: «Покажите, что Русалочка живая, что она не умерла сегодня на спектакле». И тогда вели детей в гримерку – там сидела актриса, они видели, что она живая, и спокойно шли домой. Вот это победа, это успех! То есть дети знали, что это не настоящая Русалочка, но актриса, которая ее играла, должна остаться живой.

Здесь должно быть все обоюдно: и актер должен погружаться в образ без остатка, и зритель должен быть готов это почувствовать, принять, поверить. Вот такая у нас сейчас задача. А если в театре будет сидеть зритель и говорить, мол, хочу только так и только это, – пожалуйста, мы дадим. Но это не будет честный разговор, это не будет искренне.

Мы должны уметь взаимопроникать друг в друга, должно быть взаимоуважение с целью создания новой реальности, хорошей, лучшей.

О публике и актерах

В начале сезона у нас несколько упали экономические показатели – многие кировоградцы сходили посмотрели на ремонт, и на этом все. Так вот я говорю нашим артистам, хотя многим это не очень нравится, что Кировоград равнодушен к своему театру, к своей труппе. Кировоградцы, может быть, любят это здание, историю, но не труппу, и об этом страшно даже думать.

Когда театр вернулся в свой дом после всех мытарств, после всех ужасов – и на открытии не было цветов?! Артистам не дарили цветов!!! А дальше все должны задуматься: почему? И сделать выводы.

Я точно знаю, что на режиссерский театр ходить не будут ни-ког-да! Режиссерский театр – это премьера и максимум один-два спектакля, когда есть зритель, которому интересна концепция, как вот это решено, а как вот то… А вот рецепт долгожительства спектакля – это качество игры актера. И вот если совпадает то, что режиссер сделал хорошо, а потом в этом режиссерском решении хорошо работает актер, тогда спектакль живет долго, на него ходят, но смотрят уже не на режиссера, а на артиста. Тогда интересно, как именно артист проживает эту, казалось бы, ненастоящую жизнь…

Очень часто нужно ставить спектакли, где, казалось бы, режиссера и не видно. Когда зритель приходит в театр и восхищается не тем, как режиссер продумал мизансцены, какую музыку подобрал, где дымок пустил или снег… Но после спектакля выходит и говорит: «Я такое видел!..» И ах!.. И слезы… Зритель должен быть потрясен игрой, жизнью человека на сцене. И поэтому нужно грамотно использовать старшее поколение – давать им проявлять себя. А в целом – делать ставку на молодых актеров, которые не работали с легендами, но ставить перед молодежью задачу самим становиться легендами. И параллельно воспитывать зрителя, который будет любить уже их.

О прошлом и будущем

Я согласен с Садальским в том, что великих актеров не бывает, потому что великое – это то, что можно протянуть во времени: ты можешь увидеть ноты, написанные Моцартом, и сыграть эту музыку, можешь увидеть скульптуру Микеланджело… А что такое актер, если ты этого не видел? Тебе кто-то рассказал? Или кто-то что-то написал? Меняется исторический континиум и актер в нем. Театр – это мембрана, которая отражает современность. И она сиюминутна. Я вообще какой-то философский субъективист и считаю, что прошлого не существует. Оно уходит в небытие, его физически нет! Каждое мгновение, уходящее в прошлое, растворяется в небытии: поэтому интересным может быть только настоящее и будущее. Его можно формировать, с ним работать… Так и театр! И актер, и режиссер, и сам театр как явление – здесь, сегодня и сейчас. Мы месяцами работаем на будущее, на то, чтобы в момент, когда откроется занавес, на сцене произошло чудо, превращение идеального в материальное. Все то, о чем так много и долго мечтали, говорили, репетировали, в момент открытия занавеса воплотилось в действиях актеров и жизни спектакля. Превратилось в огромный сложный художественный образ, разворачивающийся во времени и пространстве сцены на наших глазах. И это было бы ХОРОШО. Чтобы вы на это посмотрели и вам понравилось. В этом – чудо театра!

Евгений Курман, главный режиссер театра им. Кропивницкого.

Что было хорошо в советских магнитофонах – наличие кнопки ЗАПИСЬ. Самый суровый способ перезаписи, который я помню, – это приставить микрофон к динамику телевизора или другого магнитофона и сохранять тишину.

Наш домашний телевизор выдавал негромкий, но слышимый зум. Это, конечно, расстраивало. И, тем не менее, именно таким способом я получал свежие песни с перестроечных «Утренней почты» и «Взгляда». Как правило, это были западные исполнители: Майкл Джексон, «Си Си Кетч», Сандра, Бон Джови. Писать через кабель не получалось, т. к. в телевизоре почему-то не работал линейный выход.

Более цивилизованно – «шнуром» – писали с магнитофона на магнитофон. Для этого необходимо было скооперироваться с кем-нибудь, у кого тоже есть магнитофон, собрать два аппарата вместе и, проигрывая кассету на одном, писать на второй. Еще один вариант – двухкассетный магнитофон, но он был редкостью.

На магнитофонах мы «перегоняли» рэп, типа MC Hammer, всякие дискотечные и танцевальные сборники, а также ранних «Дюну», «Любэ», «Кино», ДДТ. Запомнились дискотеки, которые тогда записывал и издавал Сергей Минаев.

Конечно же, мы делали и собственные сборники. Были даже правила их составления. Если сборник для дискотеки, то три-четыре быстрые композиции, затем одна медленная – медляк (!), и опять три-четыре ритмичных. А если сборник предназначался для прослушивания (например, из рок-песен), то он составлялся по другому принципу. Первая песня была среднего ритма, потом звучала самая быстрая композиция, а далее по ниспадающей – каждая следующая песня медленнее предыдущей. Даже не знаю, кто нас так научил, но это считалось «правильным» сборником.

Вершиной качества, легендой для нас была студия звукозаписи, которая находилась в Александрии, по ул. 50 лет Октября, между парикмахерскими. Сейчас там работает аптека «Мандарин». Качество записи было отличным, хотя бывали случаи, когда индикатор показывал слишком слабый или, наоборот, сильный сигнал. Даже запирало иногда, но мы не обижались.

Если не ошибаюсь, запись стоила 2 рубля за 30 минут. Девяностоминутная DENON – 6 рублей. Дорого, конечно. Деньги откладывали из школьных обедов. Кассету можно было купить здесь же или принести свою. Приходить за готовой записью полагалось на следующий день. Иногда мы нетерпеливо приходили вечером, но номер не проходил. «Не готово еще», – был ответ.

В студии были альбомы Добрынина, Розенбаума, «Фристайла», Глызина, Муромова и других советских исполнителей. Были АС/DC, «Металлика», «Кисс», «Скорпионз». Из русского рока – «Примус», «Браво», «Машина Времени», «Кино», «Наутилус Помпилиус», «Крематорий», ДДТ. Много иностранной и отечественной танцевальной музыки и рэпа.

Иногда работники студии сами составляли сборники. Каким они пользовались принципом, сказать сложно. Скорее всего, руководствовались собственным вкусом и вкусом друзей. Но эти сборники тоже заказывали, и работникам студии это было приятно. Один такой сборник хранился у меня достаточно долго.

1. Алексей Глызин – «Ты не ангел».
2. «Веселые ребята» – «Розовые розы».
3. Вячеслав Добрынин – «Колдовское озеро».
4. Катя Семенова – «Ты помни меня».
5. Евгений Белоусов – «Такое короткое лето».
6. Рома Жуков – «Вечер».
7. Игорь Николаев – «Принцесса».
8. На-На – «Бабушка Яга».
9. Александр Кальянов – «Ты танцуешь»
10. Рок-Ателье – «Ночное рандеву».
11. Игорь Корнелюк – «Дожди».

Общий хронометраж 45 минут. Качество отличное.

Еще запомнилось, что мы часто чистили спиртом или водкой воспроизводящие головки и часто их подкручивали, чтобы дорожки точно совпали и звук был максимально чистым. Вот такое было время.

Руслан Гаврилов, газета «Взаимопомощь».

На фото: это не Александрия, но похоже.

Агентство Edward Burn Gewa в будущем году продолжит свою активную рок-деятельность. Уже есть планы, наметки, предварительные договоренности. И есть идеи, которые только ждут времени своего воплощения.

Следующий, 2014 год будет знаменательным для всех любителей рок-музыки. Нас ожидает много юбилеев. Но самый главный – шестидесятилетие рок-н-ролла. Возраст не то чтобы почтенный, скорее так: рок-н-ролл в самом расцвете. Что считается точкой отсчета любимой нами музыки? Весной 1954 года Билл Хейли записал песню Rock Around the Clock, которая вошла в ротацию на радио. А позже с легкой руки ди­джея Алана Фрида появился термин «рок-н-ролл». (До этого был качественный ритм-н-блюз.) Говорили, что придумано белое название для черного ритм-н-блюза. Считаю, что больше Фрида для популяризации рок-н-ролла никто не сделал. Ну, это так, к слову.

Конечно, нельзя пройти мимо еще одной даты – дня рождения Элвиса Пресли. Я как только начал заниматься этой деятельностью, сразу же хотел отметить день рождения Элвиса. Тут такое совпадение: 8 января день рождения Пресли, день рождения моей сестры, и в следующем году именно в этот день мы будем отмечать 70-летие освобождения Кировограда. И уже на 9 января будущего года мы запланировали программу «С днем рождения, Элвис», в которой будет играть наш замечательный коллектив Don Blues Band. Стабильный состав, состоявшиеся музыканты. С ними легко работать. Будут приглашенные вокалисты.

Также не могу не отметить несколько юбилеев, связанных с моей любимой группой Deep Purple. Я эту программу, наверное, назову «110 на троих». Потому что в следующем году исполняется 40 лет со дня выхода альбома Burn, 40 лет со дня выхода альбома Stormbringer и 30 лет со дня выхода альбома Perfect Strangers. Это сильный юбилей, и отпраздновать его надо сильно. Играть будут Стриж, уже «разрывавший» собравшихся в «Виктории», Руслан Федосеев и другие любимцы публики.

К тому же в 2014 году исполняется 35 лет со дня выхода самого культового альбома группы Pink Floyd – «Стена» (The Wall). И это событие мы просто не имеем права пропустить.

Ждем Сергея Маврина с новой инструментальной программой. Он сыграет то, что не может реализовать на концертах, ведь коллектив – это песни, хиты, хеви-метал. А у него есть инструментальные вещи, исполняя которые, Сергей показывает свое мастерство. Кто-то может сказать, что Маврин зачастил в Кировоград, ведь приедет уже третий раз. Но я его приезду буду очень рад, потому что считаю Сергея Маврина Паганини современности. И до тех пор, пока он будет ездить с гастролями, я буду его приглашать. Мы имеем уникальную возможность послушать и, грубо говоря, потрогать руками вдумчивого, серьезного, сильного музыканта и человека, личность. Я не знаю другого такого, имеющего собственный стиль, записавшего такое количество хитов, создавшего не одну группу, обучившего и воспитавшего многих музыкантов. Уверен, что мое восхищение мастером разделяют многие. Уверен также, что обеспечим Сергею очередной аншлаг.

Есть в планах сделать трибьют-проект почему-то незаслуженно забытой нами группы Manowar, одних из апологетов хеви-метал. Будут играть наши, кировоградские ребята, и это будет очередной сюрприз от нашего агентства.

Ближе к лету у нас в гостях будет питерская команда, играющая фолк-метал. Под вопросом пока экс-«Коррозия металла». Веду переговоры с Сергеем Высокосовым по прозвищу Боров.

В общем, год шестидесятилетия рок-н-ролла хочется провести достойно, чтобы всем было весело, чтоб было что вспомнить. Живую музыку не заменит никакое супервоспроизводящее устройство. Живая музыка – это сама жизнь. Будем жить!

Эдуард Гева – специально для «УЦ».

Если имя Сергея Гавриловича Шаповалова было мне знакомо и я неоднократно встречал его работы у коллекционеров живописи, то о не менее талантливом его брате, художнике Анатолии Гавриловиче, я узнал от Владимира Остроухова. Как-то речь у нас зашла о картинах Сергея Гавриловича. Остроухов, который иначе, как по имени, художников не называл, высказался:

Справка «УЦ». Сергей Гаврилович Шаповалов родился 15 мая 1943 года в селе Ингуло-Каменка Новгородковского района Кировоградской области. Окончил Киевский государственный художественный институт (преподаватели – В.Гурин, В.Шаталин). Член Национального союза художников Украины. Заслуженный художник Украины (2008). Лауреат областной премии им. А. Осмеркина. Участник многих украинских и зарубежных выставок. Значительная часть работ художника находится в передвижных художественных выставках министерства культуры и в музеях Украины. Многие произведения художника хранятся в частных коллекциях.

Анатолий Гаврилович Шаповалов родился 11 января 1949 года в с. Аджамка Кировоградской области. В 1976 году окончил Киевский государственный художественный институт (преподаватели – В. Пузырьков и А.Пламеницкий). С 2012 года – член Национального союза художников Украины. Участник украинских и зарубежных выставок и аукционов. Работы находятся в частных коллекциях Украины, России, США, Великобритании.

– Да, Серега, конечно, талантливый и, я бы сказал, плодовитый в смысле написания картин. Он если впрягся, то его не остановишь. И чувством цвета владеет врождённым. Когда смотришь на его натюрморты, то в голове не укладывается значение этого выражения – «мертвая натура». Умеет он оживлять и цветы, и саму картину.

Мне оставалось только соглашаться с ним. Иногда по некоторым работам я высказывал свою точку зрения – мне хотелось, чтобы такой мастер писал как можно больше городских пейзажей.

– А ты с Толей знаком? – спросил Остроухов. – Нет? Много потерял. С Толиком мы знакомы сто лет. Он, как и я, свободный художник.

Я недоуменно посмотрел на Остроухова. Тот, увидев мое удивление, добавил:

– Его не затянешь ни в какие союзы. Он специально из города сбежал в родную Аджамку, чтобы быть поближе к природе и подальше от суеты. И ему там очень нравится. Если захочешь, сможем как-нибудь съездить к нему.

Я думаю, он зря добавил последнюю фразу, так как уже буквально на следующий день мы направились в Аджамку, население которой насчитывало чуть больше четырех тысяч человек.

В то время, когда я впервые приехал к Анатолию Гавриловичу, они с женой Татьяной ютились в небольшом домике, служившем одновременно местом для проживания и мастерской художника. Наверное, лучше, чем это сделал Геннадий Рыбченков в очерке «Отмеченный Богом. О кировоградском художнике Анатолии Шаповалове», опубликованном в газете «Украина-Центр» от 28 января 2009 года, увиденное не опишешь: «Живет Анатолий Гаврилович в родной Аджамке, и ему там очень нравится. Хотя многие соседи его не понимают – кто такой, не пашет, не сеет, коровы и свиней не держит, не тащил никогда ничего из разваливающегося колхоза, какой-то им чужой и непонятный. В гостиной у Шаповалова, она же его мастерская, – два большущих панорамных окна, с далеким видом и перспективой на поле, речушку, бывшие ставки бывшего рыбсовхоза или колхоза. Так окна никто в Аджамке не располагает – на ветер, тепло труднее сохранять. И нет перед окнами этими привычных сараев да хозпостроек, один простор. Окна художника, одним словом».

Очень здорово и верно подмечено. Но вернусь к нашему приезду. На пространстве, освобожденном от бытовых вещей – дивана, стола, телевизора, стоял мольберт, и за ним работал Анатолий Гаврилович. Когда мы вошли, он радушно обнялся с приятелем и так же доброжелательно подал руку мне. На мольберте красовалась картина «Сельский натюрморт». Извинившись, художник отошел от него и долго в задумчивости глядел на свою работу. Потом снова приблизился и поставил в правом нижнем углу картины подпись и дату, вытер кисти, завернул тюбики с красками.

– Вот теперь я полностью ваш, – произнес он.

Приятели беседовали, а я изредка вклинивал в их разговор вопросы. В частности, меня интересовало, как можно было бросить городскую квартиру и уехать сюда, в сельский дом, где современные удобства представлены одной только газовой плитой.

– Работа художника требует тишины. Я бы сказал, особой тишины. Я не могу сосредоточиться и переносить на холст то, что у меня в душе, если слышу шум машин или топот соседей, живущих сверху. Это то же самое, что слушать скрипку под шум самолета, – ответил мастер.

Радушная хозяйка Татьяна, несмотря на наши робкие попытки отказаться от обеда, суетилась на маленькой кухне. А Анатолий Гаврилович, от которого шел мощный заряд положительных эмоций, стал показывать свои картины. Жанровые полотна с балеринами сменялись сельскими пасторалями с коровами и утками, те – морскими пейзажами. Это было что-то необъяснимое – встретить в творчестве одного художника такое разнообразие сюжетов.

С того памятного дня прошло много лет. Наши отношения переросли в крепкую дружбу. И я благодарен судьбе за возможность хоть изредка бывать в гостях у этой замечательной семьи.

За прошедшие годы мне много раз доводилось видеть, как работают эти два талантливых художника, как энергия и внутренняя сила передавались руке, кисти, и тогда казалось, что они – одно целое. Работы братьев Шаповаловых завораживают и наполняют наш мир чем-то особенным – красотой, добротой и позитивной энергией.

Описывая мои встречи с братьями Шаповаловами, я вспомнил забавный случай, связанный с одной из работ Анатолия Гавриловича. Как-то один из посетителей галереи «Елисаветград» увидел работу этого художника. Он долго и пристально ее рассматривал и вдруг радостно воскликнул:

– Это же наши аджамские коровы идут на водопой! Вот смотри, смотри, – сказал он, обращаясь к стоящей рядом спутнице, – это ж наша буренка!

Я рассказал об этом случае Анатолию Гавриловичу, на что тот ответил:

– Художник должен работать так, чтоб узнавали не только его почерк.

Не знаю, было ли это сказано всерьёз, но, во всяком случае, я всегда нахожу в работах братьев Шаповаловых не только почерк, но и что-то гораздо большее…

Николай Цуканов – специально для «УЦ».