Игорь Губерман: «Это кошмарное рабство — привычка писать»

Приезд в наш город поэта и писателя Игоря Губермана до сих пор кажется чем-то невероятным. Даже после того, как этот визит состоялся. В памяти надолго останется огромная очередь зрителей, не бегущих домой сразу после концерта, а терпеливо дожидающихся автографа на новой книге мэтра.


Скажу сразу, автограф «На счастье» и возможность сфотографироваться с Губерманом получили все желающие. Плюс огромное удовольствие от двухчасового общения с легендарным автором «гариков», которое он отстоял, присев лишь раз, во время чтения многочисленных записок из зала.

Кстати, одна из записок откровенно порадовала и рассмешила Игоря Мироновича и наверняка войдет в его архив. Цитирую: «Вот вы говорите, что с возрастом у мужчин из всех половых органов остаются только глаза. Как в таком случае влияют на половую жизнь дальнозоркость и близорукость?»

Чтение «гариков» автор перемежал своими воспоминаниями, общался с публикой легко и уважительно. Присутствовала во всей красе и знаменитая неформальная лексика Губермана, но, судя по хихиканью сидящих по соседству старушек, в обморок никто из них падать не собирался.

Обещанным бонусом для читателей «УЦ» стало эксклюзивное интервью.

— Игорь Миронович, для нас ваш приезд — это нечто невероятное, невозможное в принципе. Я теперь не удивлюсь, если к нам приедет, к примеру, лауреат Нобелевской премии Боб Дилан. Скажите, а в вашей памяти остаются такие провинциальные города, как наш, или все залы похожи между собой?

— Вы знаете, во-первых, залы непохожи. У вас роскошный зал театра, просто изумительный совершенно. А что касается публики, то, видит Бог, я не комплимент делаю. Потрясающая сегодня была публика, дивная, просто из лучших, так что приеду еще раз.

— Вам наверняка приходится часто общаться с журналистами. Сильно раздражают?

— Да.

— А чем?

— Так сказать, полной неосведомленностью о предмете интереса, наглостью. И полной одинаковостью вопросов.

Я на самом деле уже дал, наверное, сотни интервью. И я с приятелем как-то поспорил, что сейчас составлю список вопросов, которые задаст журналист, с которым должен был пообщаться. Так вот, он задал те же самые вопросы!

— Я хотел бы с вами поговорить о технической стороне процесса творчества, если вы не против.

— Ради Бога. Задавайте любые вопросы.

— Вот, к примеру, у Агаты Кристи вообще всю жизнь не было кабинета, и она писала за обеденным столом. Где пишете вы?

— Есть кабинет в нашей квартире, скажем так. Но я там не сижу, потому что я то хожу, то лежу. Я лежа часто пишу. Ну, в общем, моя работа связана с комнатой, в которой есть компьютер, назовем ее условно «кабинет».

— Скотт Фитцджеральд, и не он один, использовал алкоголь в качестве источника вдохновения…

— Ни разу не пользовался в качестве допинга алкоголем…

— То есть фактически пишете по-трезвому?

— Абсолютно. Если иногда в пьяном виде и сочиняется какой-то стишок, то я его утром проверяю еще жестче, чем те, которые писал трезвым.

— Хэмингуэй и Мураками предпочитали писать очень рано, а когда вы начинаете писать?

— Когда мне хочется писать. Я совершенно себя не мучаю, никогда этого не было. Я не жаворонок и не сова, но утром полностью недееспособен. Ненавижу все человечество, пью кофе, курю и читаю. Потом попадается какая-то мысль, которую я хочу украсть, и тогда собираюсь и работаю. Вообще стишки — это такой же продукт, на мой взгляд, какого-то неизвестного органа, как, скажем, печень кроветворный.

— Марк Твен непременно курил во время своей работы. А вы?

— Курю.

— В кабинете?

— Да.

— Сомерсет Моэм сравнивал свою работу с алкогольной зависимостью. А вы можете не писать? Как долго?

— Могу, но при этом ужасно мучаюсь. Это кошмарное рабство — привычка писать.

— Значит, это зависимость?

— Зависимость чистая, совершенно такая, как наркотик. Жуткое состояние. Интересно, что мы об этом совсем недавно обменивались мыслями с Диной Рубиной, которая работает как вол, встает в 5 утра, пишет до 2-х. Кстати, вспомните Толстого, который говорил: если не можешь писать — не пиши. Я могу не писать, но это очень мучительно, очень…

— Кстати, о Толстом. Толстой не начинал работать, пока не расчесывал бороду. А какой ритуал, прежде чем писать, у вас обязательный?

— Ну, Шопен нюхал гнилые яблоки, кто-то еще держал ноги в холодной воде. У меня нет никакого ритуала.

— И последний вопрос. С возрастом любой литератор становится философом. Изменилось ли с годами то, что вы хотели бы сказать читателю? Что вообще хочет сказать Губерман нынешний читателю?

— Я никогда ничего особо не хотел сказать читателям, мне не казалось, что то, что я пишу, необходимо для читателя. Смотрите, я писал в стол 25 лет. И совершенно не надеялся на читателя. Так что я совершенно ничего не хотел сказать читателю.

— А сейчас?

— А сейчас тем более мне просто нечего сказать читателю. Правда, нечего — ничего объективного, руководящего, организующего, направляющего, ничего абсолютно. Я думаю, что это и бессмысленно — писатели, которые хотят что-то сказать и воспитать, обречены на нечтение и неприятие. Мне так кажется.

Я пишу стишки даже не знаю для чего и даже не знаю кому. Ну друзьям я их читаю, ну потом печатаю. Я не могу сказать, что у меня есть некий адресат. Вот эти все имена, кого вы называли, это очень серьезные писатели, настоящие, которые почувствовали в себе это, и кто-то стал руководить толпами, кто-то захотел сказать правду о чем-то, кто-то вообще захотел сказать правду о жизни и направить человека на путь истинный. Видит Бог, мне этого никогда не хотелось. Вы знаете, мне очень понравились слова Гумилева, хотя я не очень люблю его стихи. Он когда-то сказал Ахматовой: «Анечка, если мне захочется пасти народы, тут же меня отрави». Это хорошие слова.

Буквально несколько слов о новой книге Игоря Губермана «По жизни вдоль и поперек». В ней по традиции сочетаются стихи и проза, но есть нюанс: «гарики» в оригинале соседствуют с переводами на украинский. Автором этой идеи стал давний друг Игоря Мироновича и, собственно, организатор его гастролей в Украине, руководитель столичного театра поэзии и песни Семен Рубчинский. Именно ему и кировоградскому продюсеру Сергею Войцу мы обязаны встречей с легендарным Губерманом.

А в заключение, как и положено, один «гарик». Тепер українською.

Надзвичайним

секретом природи

Стала наша сучасна людина,

Бо поєднані в ній дві породи:

флора й фауна — дуб і скотина.

Беседовал Ефим Мармер, «УЦ». Фото Ирины Романовской.

Опубликовано Рубрики 48

Игорь Губерман: «Это кошмарное рабство — привычка писать»: 1 комментарий

  1. «По жизни вдоль и поперек» — проект интересный.
    С переводами авторских «гариков» переводчик — Владимир Каденко — справился неплохо: процентов 5 украиноязычных версий превосходят оригиналы, процентов 20 — где-то на равных, остальные похуже. Но это естественно и ожидаемо, итоговый результат вполне приличный, если учесть, что на 4-х строчках не развернешься и не извернешься так, чтобы соответствовать Мастеру. Губермановские четверостишья чудесны, но вот его прозу (во второй части книги) конгениальной его же поэзии не назвал бы. Но это IMHO (in my humble opinion, т.е. на мій холопський розум).

Добавить комментарий