Помните такого рыжего и бородатого белоруса-знатока из «Что? Где? Когда?» — Леонида Климовича? Из первой когорты суперинтеллектуалов, куда входили Бурда, Вассерман, Бялко, Друзь… Пожалуй, самого азартного и эмоционального в интеллектуальном клубе. Минувшие выходные он провел в Кировограде — его пригласили ведущим десятого, юбилейного чемпионата Украины по «Брейн-рингу». Несмотря на огромную занятость, один из самых опытных членов элитарного клуба нашел время, чтобы пообщаться с журналистом «УЦ».
Справка «УЦ»: Родился Климович 17 октября 1962 г. в Гомеле. Закончил школу с золотой медалью и поступил в Гомельский государственный университет. По образованию — филолог, учитель русского языка и литературы. Не успев закончить вуз, женился (свадьба была подпольной, так как пришлась на всенародный траур по генсеку Юрию Андропову). Затем — служба в Войсках связи в Украине. «Следующие восемь лет, — как говорит сам Климович, — имел дело с разумным, добрым, вечным в должностях от простого учителя до замдиректора школы на городской окраине. От счастливого мужа дошел до счастливого отца семейства — дети пошли в папу внешностью и отчасти характером».
В 1993 году ушел «заниматься хобби за деньги» — в руководители клуба интеллектуальных игр гомельского Дворца творчества детей и молодежи. И до сих пор там. Вел в течение пяти лет на белорусском телевидении передачу «Риск-версия». Организатор множества турниров по интеллектуальным играм. 2006 год — Международная ассоциация клубов «Что? Где? Когда?» назвала его «Человеком года» и вручила «Хрустальную сову» в номинации «За работу с молодежью и организацию турниров в Беларуси и за ее пределами». В 2007 году — абсолютный победитель республиканского конкурса «Педагог года внешкольного учреждения». Написал книгу «Играем в знатоков», в которой поделился многолетним опытом, как научиться отвечать за минуту на каверзные вопросы «Что? Где? Когда?» за игровым столом. Политические взгляды: законопослушный рационал-анархист.
— Леонид, как вы, рядовой гомельчанин, попали в знаменитое преимущественно московско-ленинградское шоу Ворошилова?
— Случилось это очень смешно. Дай Бог памяти, это был 80-й год. Тогда впервые был объявлен — бегущей строкой на экране — открытый отбор в телеклуб. Мне тогда было 18 лет, я был молодой, глупый и нахальный, поэтому решил им написать. И меня позвали на отборочный тур — один и второй. Но отборочные туры эпохи Ворошилова — это сразу была проверка на вшивость: нужно было лететь или ехать за собственные деньги. Я этот тур прошел. Самое смешное, что я, оказывается, сейчас один из самых старых знатоков. С апрельского отбора тогда шли Саша Друзь и Валя Голубева, а с майского, который я проходил, — это Климович, которого уже никто не помнит, и Никита Шангин.
Впервые мне довелось сесть за стол игроков в мае 1981 года. Потом меня оставили в клубе, мы сыграли исторической командой, ее тоже никто не помнит. Это был февраль 1982 года — впервые Ворошилов придумал фишку, когда одна команда находится весь вечер на манеже. Вот на нас впервые было опробовано это новшество в 1982 году. До этого играли тройками, и составы постоянно менялись, после каждого раунда шла ротация. Было время, когда даже психолог находился в зале и решал, кому пора отдохнуть. Так вот наша команда первая села за стол, согласно новым правилам, и успешно проиграла. Так на 7 лет я пропал из клуба.
В 1989 году, когда я возвращался, снова проходил через отборочный тур. Тогда Ворошилов забросил сеть, чтобы найти новых звезд, среди которых оказался Федор Двинятин и много других хороших людей, в том числе и украинских…
— Наблюдая за накаленными в эмоциональном плане событиями в «Что? Где? Когда?», можно было подумать, что вы не только играете там, но и пишете для игры. А если серьезно, вы принимали участие в создании телешоу?
— Есть две стороны медали. С одной стороны, есть телевизионное шоу, его делают продюсерская и редакторская группы. Естественно, этот продукт, который нужно продать, делается по определенным законам. Я не получал предложение из Москвы поучаствовать в его организации, хотя есть у меня знакомые, которые работали и у Ворошилова, и у Стеценко, когда Ворошилова не стало. Это тот же Владимир Молчанов, которого очень многие знают как руководителя проекта «Своя игра» на НТВ. Тот же Владимир Белкин, мой друг Женя Нехаев, они работали там. Но они работали в группе, которая не принимает исторических решений, курс программы определяется продюсером.
Есть вторая сторона медали — спортивное «Что? Где? Когда?». Это когда 10-20, да сколько угодно команд в каком-то зале, специально подготовленном иногда, а иногда и не очень, сидят и играют дистанцию на одних и тех же вопросах, обычно их от 60 до 90. Уже есть кодекс спортивного «Что? Где? Когда?», есть очень четко разработанная структура, правила, как в любом спорте. Есть люди, которые это обслуживают. То есть чемпионат мира проводится именно по спортивному «Что? Где? Когда?». Подбирается огромный зал, ведущий читает вопросы, команды сдают ответы на бланках, и жюри определяет их правильность. Даже специальная компьютерная программа есть для счета. А финал его обычно проводится, опять-таки, в шоу-варианте, чтобы посмотрели зрители. Спортивным «Что? Где? Когда?» я занимаюсь в Белоруссии. Мои коллеги, кстати, даже обиделись на меня за то, что в одной из своих книг я назвал себя зачинателем этого движения.
Я начал этим заниматься еще в начале 90-х, организовал «Кубок Полесья», на него сразу съехалось много команд из трех стран. У нас есть общественная организация «Белорусская лига интеллектуальных команд», сокращенно «БЛИК», я ее несколько лет возглавлял. Потом я из нее ушел, во-первых, потому что надо давать дорогу молодым, во-вторых, потому что я не столичный житель. Заниматься общественной организацией — это надо тереться в коридорах власти, а это не мое. Сейчас уже 3 года решением правления Международной Ассоциации Клубов я представитель МАК по Белоруссии. Другими словами, смотрящий по Белоруссии.
— Поделитесь своими воспоминаниями о Владимире Ворошилове. Какие у вас с ним были отношения?
— Во-первых, у меня с ним отношений не было. Я смотрел на него снизу вверх, как на живого Бога. С ним мог поругаться Друзь, мог спорить Бурда, когда там появлялся. То есть были мэтры, которые могли позволить себе общаться с ним на равных. В самом деле, это был очень неординарный человек. Это был всегда разный человек. Вот три Ворошилова.
82-й год. 31 декабря. Клуб. Закончена съемка. Ворошилов опаздывает на встречу Нового года, едет куда-то на Планерную, на жуткую окраину, в спальный микрорайон. Там все смеются, хохочут. И один из моментов — в большой комнате на полу, потому что стульев не хватает, сидят ребята и поют под гитару, и Ворошилов сидит спиной к батарее греется. И вместе со всеми поет и смеется. Это один Ворошилов.
Ворошилов второй. 90-е годы. Игра прошла не так, как надо. Ему не понравилась. Он бросает на стол наушники, раздраженно выходит, ни на кого не смотрит, прямо в своем красном пиджаке и гриме садится в длинный «Ягуар» и уезжает. Бог обиделся.
Третий Ворошилов, когда он еще только начинал «господином крупье». Он выходит на манеж, опирается плечами о стену, занимает какую-то позу и задает знатокам заранее подготовленный по этому поводу вопрос, мол, что это такое? Народ шустрит, но не угадывает. А это, оказывается, была поза хозяина. Третий Ворошилов позиционирует себя как хозяин.
Есть игровой Ворошилов. Он был беспощаден к тем людям, которые пришли просто засветиться. Он очень четко видел, на корню, кто пришел играть, а не лицом поторговать. Он сразу определял, для кого важна именно игра. Поскольку Ворошилов — все-таки театральный режиссер, в «Что? Где? Когда?» у него была целая система персонажей. Один из персонажей — взрывной, импульсивный, психованный, азартный Климович. Он это тоже культивировал.
Помню один замечательный момент. 1994 год. Звездный час нашей команды — команды Вавилова. И тут мы проигрываем со счетом 5:0. Все. Один раз просто лажанулись, а дальше вопросы шли невероятной злости. По сигналу Ворошилова нам включают похоронный марш. Я говорю: «Владимир Яковлевич, зачем же так?» На что он отвечает: «А это отношение интеллектуального казино к вашей команде. Так не играют. Давайте вот сейчас — 6:0 — и до свидания!» Хорошо. Мы отыгрываем один раунд. Второй. Причем тяжелейший суперблиц, но вытащили. Играем третий. Тогда еще старый клуб был — гробовая тишина, народ стоит, переживает. А еще был тогда оператор Саша Фукс, покойный нынче, он ловил эти лица: когда Белкин кусает губу, Молчанов стоит пригнувшись, у Козлова руки дрожат… Это был в самом деле накал.
В общем, играем третий раунд. Вопрос звучал так: Эммануил Кант говорил, что человек должен и верить, и не верить в реальность происходящего в двух случаях. Первый случай — это искусство. А какой второй? Ответ: игра. Но мы еще этого не знаем. Мы берем дополнительную минуту, и, когда пришло время отвечать, Леша Вавилов указал на меня. Я сползаю в кресло, при этом изображаю работу мысли. А у меня две версии — игра, я сразу ее сказал, и вторая — в обычной жизни. Говорю: «У нас версия: в обычной жизни, например, в игре». Игровой Ворошилов сразу понял, что это можно раскрутить, и говорит: «Стоп! А обычная жизнь и игра — это разные вещи». Надо мной второй раз ангел пролетает, и я отвечаю: «Ну, как же? Что наша жизнь? Игра!» В зале что творится… Куча оваций. Оператор показывает, как у Ворошилова отваливается челюсть, он ее ставит обратно и забивает последний гол: «Господин Климович, вот вы считаете жизнь игрой…» Я ловлю эту подачу и отвечаю: «И игру — жизнью». Все! Он доволен — счастливый, веселый…
Вот эту игру он очень любил, потому что мы в конце концов выиграли. Он, конечно, нам помогал. Но ни одна команда, проигрывая со счетом 5:0 до него, после него, во время него, не смогла так. Какое это было счастье! Счет 6:5 — объятия, поцелуи!.. Тогда еще, помню, был садик такой возле клуба, он не был застроен всевозможными декорациями. Там просто стояли стеклянные столики, росли деревья, украшенные светодиодами, и после игры члены команды и гости просто выходили на свежий ветерок и пили там шампанское.
Вот такой разный был Ворошилов: Ворошилов-игровой, Ворошилов-хозяин, Ворошилов — рассерженный творец и Ворошилов — друг и товарищ тех людей, которые с ним вместе начинали. Я очень жалею, что не был его другом, я просто упустил момент, когда вокруг него сплачивались игроки. Это были 84-85-е годы, я как раз служил в армии, выпал из обоймы. Кстати, служил я в Прикарпатском военном округе, мама работала учительницей на Харьковщине, родной дядя работал на Харьковском танковом заводе, так что с Украиной у меня много хорошего связано.
— Импульсивность и эмоциональность Климовича помогали команде и ему лично во время игры, или, наоборот, играли плохую службу?
— Я уже говорил, что в «Что? Где? Когда?», как в театре, должны быть представлены все персонажи. Должны быть командные роли. И по ворошиловской теории, и по нашей разработке, в команде должен быть капитан-диспетчер, который, как президент фирмы, четко ведет линию, всех слышит, наступает на горло собственной песне игрока, но координирует обсуждения. Должен быть эрудит, а лучше двое-трое, которые много знают, могут вычленить красивую идею и ту, которая ближе к истине. Также нужны генераторы идей. И должен обязательно быть командный дурак, который не должен ничего бояться. Обычно ведь все думают, как бы не сказать глупость какую-то. А командный дурак девять раз ляпнет — и пальцем в небо, а десятый раз скажет — и это окажется правильный ход. Так вот я отчасти сознательно, отчасти по темпераменту играл роль командного дурака, для которого не было никаких тормозов. Я мог выжать такое, что иногда было стыдно за себя, но иногда этим самым я делал прорыв. И плюс еще был в том, что это работало на телевизионную картинку. Потому что человек, который переживает в кадре, — это же сыграть невозможно. И это шло команде в плюс. Вообще у нас была очень разная команда — был такой серьезный Леша Вавилов — капитан в больших очках, был мощный рыжий бородатый Женечка Нехаев, была потрясающая красавица, роковая женщина Оля Прокофьева. Очень разные были персонажи, разные типажи, и каждый из них вплюсовывал что-то свое. Ну и, конечно, плюс мои психи. Уже потом, когда Равшан Аскеров стал играть в том же амплуа, Ворошилов иногда ему даже говорил: «Хватит изображать молодого Климовича».
— Как изменился «Брейн-ринг» в последнее время? Раньше вопросы были преимущественно на эрудицию, а сейчас, такое впечатление, больше на логику…
— Опять-таки, тут две стороны медали. Первая — телевизионный «Брейн-ринг», шоу. В советские времена народ на 2 недели приезжал в Москву, каждый день проходило по 3-4 съемки, это было очень тяжело. Туда же ездил Козлов, люди говорили, что в «Брейн-ринге» все куплено и так далее… Зато сейчас, вспоминая те времена, говорят: «Это ж было так замечательно!» Плюс шоу демонстрировалось на весь Союз, и детишки, и молодежь поднимались именно по этой лестнице. Тогда говорили: «Что? Где? Когда?» для «Брейн-ринга», как для альпинистов Эверест — не каждый сядет за стол, но каждый карабкается. Но людям это было интересно. Вот в те времена вопросы были скорее на эрудицию: знаешь- не знаешь.
Сейчас «Брейн-ринг», насколько я знаю, очень сильно культивируется в Украине. Настолько серьезно и настолько ответственно чемпионаты стран нигде не проводятся, мне есть с чем сравнить, поверьте. В России, например, поскольку это большая по территории страна, очень трудно провести что-то всеобъемлющее. В Украине тоже все начиналось с реплики — кто быстрее. Слышал вопрос или не слышал, главное — первым нажать на кнопку. Но чем дальше, тем «Брейн-ринг» становился серьезней. Вообще идеальный вопрос — это не на «Ай, я знаю!», а когда команда хватается за голову: «Ой, как это все сложно!», а через две секунды: «Ой, какие ж мы идиоты! Как все было просто!» Идеальный вопрос — это тот, в котором есть какая-то логика, какой-то юмор, какой-то поворот темы…
