Рубрика: 01

Положено — не положено

История, к сожалению, получается не новогодняя и не рождественская. Хотя, казалось бы, когда, если не в Рождество, должны происходить чудеса? Но чудес как раз, похоже, не предвидится. А если кому-то из тех, о ком пойдет речь, удастся добиться положительных перемен, то сделают они это исключительно собственными руками — и то при условии, что поможет им в этом наш украинский суд, самый, как известно, справедливый суд в целом мире.

Затравка же этой истории весьма проста. В редакцию к нам пришел человек, чтобы рассказать о своих проблемах. Шахтер, инвалид труда, он имеет право на ежегодное санаторно-курортное лечение. Но в некий далеко не прекрасный день медицина поставила ему еще один далеко не радующий диагноз и вынесла суровый вердикт: сиди, дорогой, дома. То есть на санаторно-курортное лечение ты право имеешь, но с сегодняшнего дня оно тебе противопоказано, поскольку может вызвать резкое ухудшение вновь выявленного заболевания.

Легко сказать «сиди». Сиди — не сиди, а здоровье все равно ухудшается, и деньги на лечение текут рекой. А как же быть с гарантированным государством правом на санаторно-курортное обеспечение? Может быть, оно, государство, коль скоро такая гарантия существует, а человек не имеет возможности ею воспользоваться, компенсирует ему стоимость путевки, которую он не взял? Логично, казалось бы: если государство обязалось затратить средства на санаторно-курортное лечение инвалида, то пусть отдаст их ему, раз уж так получилось, живыми деньгами? Однако эта вполне логичная мысль тут же натолкнулась на известную формулировку: «Не положено». И пришел человек в редакцию, чтобы поделиться своим мнением на этот счет…

Разумеется, и у самой редакции появились свои вопросы на ту же тему. Есть ли какие-либо оговорки в отношении декларируемых, но не востребованных по тем или иным причинам гарантий (причем не востребованы они не по вине того, кому были даны)? И далее: если деньги на выполнение таковых гарантий должны быть предусмотрены в бюджете, а гарантии не востребованы, то куда же эти деньги (или, скажем, вполне адресные санаторные путевки) затем деваются? Задать эти вопросы редакция посчитала необходимым Александре Залевской — не только как главе профсоюзов Кировоградщины и председателю координационного совета содействия занятости населения, но и как представителю наблюдательного совета Фонда социального страхования от несчастных случаев на производстве и профзаболеваний. (Был к тому же повод поздравить Александру Васильевну и с наградой — Почетным знаком отличия «За сотрудничество», который вручается как признание заслуг на ниве сотрудничества профсоюзов с работодателями.)

Увы, и главный защитник интересов трудящихся в регионе смогла всего лишь развести руками: компенсации за невостребованные путевки законом не предусмотрены. Хотя и Александра Васильевна согласна в принципе, что такого рода компенсация была бы вполне логичной. Однако почему-то выступить с законодательной инициативой такого рода пока никому не пришло в голову. Что же касается денег, заложенных в бюджете на санаторно-курортное лечение инвалидов, то, по словам А. Залевской, ни в какую «черную дыру» они утекать не могут. Этот бюджет формируется по поданным инвалидами заявкам на санаторное обеспечение. Следовательно, тот, кому такое лечение противопоказано, с заявкой не обращается — вот и все.

Еще один штрих в эту тему внесла Елена Чеченина, начальник управления исполнительной дирекции Фонда социального страхования от несчастных случаев на производстве и профзаболеваний. Ежегодное право на санаторно-курортное лечение, подчеркнула она, предусмотрена для инвалидов труда первой группы, но компенсация за неиспользованную путевку законом действительно не предусмотрена. Однако, сообщила Е. Чеченина, если вновь выявленное заболевание возникло как следствие первичного профзаболевания, то расходы на его лечение также компенсируются государством. Названный факт должен быть отражен в выводе медико-социальной экспертной комиссии, а по поводу компенсации необходимо обратиться в свое региональное отделение фонда.

В разговоре с А. Залевской возник, однако, и еще один поворот темы. Как выяснилось, единственной категорией, для которой предусмотрена выплата компенсаций за неиспользованное право на санаторно-курортное лечение, являются инвалиды-чернобыльцы. Логично было поинтересоваться, насколько реализуется это право для них. Поэтому мы связались с кировоградской городской организацией «Союз Чернобыль Украины». И… с удивлением услышали, что и в данном, четко оговоренном законом случае возникают свои коллизии вокруг все тех же «положено» и «не положено».

— Закон о компенсации неиспользованного санаторно-курортного лечения вступил в силу еще в 2000 году и предусматривает, что компенсация выплачивается чернобыльцам первой и второй категорий в размере 4-5 минимальных окладов заработной платы, — сообщил Сергей Шаповалов, заместитель председателя городской организации. — При сегодняшнем минимуме заработной платы пятикратная компенсация должна составлять 2300 грн. Однако нам выплачивается компенсация всего лишь в размере …двадцати шести гривен с копейками! Остается предположить, что чиновники, недоплачивая нам установленные законом компенсации, получают премии за экономию бюджетных средств…

Вот, собственно, и вся нерождественская история. Добавить к ней остается только то, что кировоградская городская организация «Союз Чернобыль Украины», по словам ее руководителей, приняла решение нанять квалифицированного юриста и вступить в судебный спор с государственными органами. В настоящее время члены организации собирают документальную базу для подтверждения сумм, недополученных, начиная с 2000 года. Словом, с Новым годом и Рождеством, дорогие читатели!

«Согласна на содержание в неволе», или Кульбиты судьбы

Досужий интерес к судьбам украинских женщин, оказавшихся на Востоке, не угасает. Округляя глаза, мы принимаемся перечислять все телеужасы и телепрелести, штампованный поток которых регулярно льется на нас с голубых экранов. Моя случайная собеседница Ирина, наша землячка, побывав замужем за арабским шейхом, утверждает, что Восток — на самом деле еще противоречивее, чем мы о нем наслышаны. Во всяком случае так было двадцать лет тому назад.

На донецкой стороне

Ирина познакомилась с Саидом в Донецке, куда приехала осваивать специальность учителя химии и биологии. Тогда, 20 лет тому назад, в этот город приезжали девушки, которые хотели не только получить образование, но и устроить свою судьбу — самыми завидными женихами здесь считались шахтеры и иностранцы.

— В то время выйти замуж за шахтера, — вспоминает Ирина, — считалось большой удачей. Они получали хорошие деньги — примерно тысячу-полторы полновесных советских рублей в месяц. Я не считала себя везучей и поэтому не очень рассчитывала на удачное «шахтерское» замужество.

Надо сказать, в молодости Ирина любила поэкспериментировать со своей внешностью. После серии химических завивок и очередной смены цвета волос пришлось постричься совсем коротко. Выглядело эпатажно, но именно на эту мальчишескую прическу однажды и обратил внимание Саид. Хотя девушек, как-то выделявшихся своей внешностью, в их университете хватало уже тогда — ходили и с пирсингом, и с татуировками…

Что украинцу хорошо…

В общем-то, все получилось совершенно случайно. Во всех студенческих общежитиях тогда практиковали дежурства в бытовке. Одно из таких Ирининых дежурств совпало с дежурством ребят, к которым незадолго до этого подселили двух иностранцев. Саид тогда занимался на подготовительном отделении вуза, только начал изучать русский язык.

— Все уже ушли на занятия, — продолжает моя собеседница, — я спокойно сплю, и вдруг кто-то ломится в дверь. Я злая, открываю дверь и вижу перед собой иностранца, который о чем-то меня спрашивает на английском языке. Я, несмотря на долгие годы его упорного изучения, ничего не понимаю. Он переходит на итальянский, пристает ко мне на французском — я все равно ноль. Затем он рисует на клочке бумаги швабру и жестами пытается объяснить, что он не может мыть полы руками… А еще у нас в общежитии постоянно отключали воду, и я помню, Саид тогда говорил: «Сколько я жил в Сирии, не могу вспомнить, чтобы у нас воды не было. И мы ведь только развивающаяся страна. Что же будет, когда мы разовьемся?»

Со дня того памятного дежурства до свадьбы Ирины и Саида прошло целых четыре года. Он очень красиво ухаживал за своей избранницей, дарил дорогие подарки. Трое его братьев тоже учились в Советском Союзе. Отец Саида, арабский шейх и крупный военный чиновник из Сирии, мог позволить себе учить либо одного сына во Франции, либо троих — в Советском Союзе. К тому же глава семьи был приверженцем социалистической идеологии, что также повлияло на его решение. Саид не был фанатом военной службы, хотя как старшему ему полагалось идти в армию. Но поскольку он возражал, а дед, к мнению которого прислушивался даже глава семейства, поддержал внука, Саиду разрешили заняться энергетикой…

Девушек молодой человек покорял тем, что дарил им к празднику 8 Марта наборы красивого женского белья и бижутерию. В советские времена, когда на прилавках было совсем пусто, у студенток это вызывало дикий восторг. Очень многие Ирине тогда завидовали. Ей хорошо запомнился один случай:

— Спускаемся мы по лестнице. Саид вперед пошел, а я плетусь за ним. У нас в 11 часов вечера выключали свет на лестнице, африканцы, кстати, очень любили этот момент — пугать девчонок своими белыми зубами. А внизу лестницы Саида уже поджидала моя знакомая, меня она за ним не заметила. Говорит: «Слушай, Саид, зачем тебе эта корова? Смотри, какая я хорошая». Правда, она тогда немного пьяна была…

Жених Ирины быстро освоил русский. Это только первые полгода, когда арабы изучали язык, наши над ними посмеивались, а потом пошел обратный процесс. Ведь они кроме русского разговаривали еще на английском или на французском языках, в отличие от советских студентов. А уже через год пребывания в Донецке Саид научился есть украинское сало и даже иногда пригубливал коньяк. И хотя алкоголь его вера не приветствовала, но, если дело того требовало, Саид мог выпить, при этом приговаривая: «Под крышу крестьян Аллах не заглядывает».

— Меня он соблазнял оливками и бананами, — смеется Ирина. — Тогда в стране с бананами была напряженка. Если их и завозили в магазин, то сразу же разметали, в основном иностранцы. Они заходили с черного хода, давали «на лапу» грузчику и выкупали весь завоз. Собственно, так покупались не только бананы, но и другие дефициты. Проходя мимо очередей, Саид всегда удивлялся: «Почему вы так любите себя мучить?»

Красиво жить не запретишь, и, даже когда в кармане оставались последние три рубля, Саид ездил только на такси. Несмотря на упорные попытки Ирины затащить жениха в троллейбус, общественный транспорт исключался им категорически.

— Иностранцы действительно жили лучше наших студентов, хотя далеко не всем помогали родители. У них как-то само собой выходило делать деньги практически из воздуха. Самыми бедными среди приезжих считались латиноамериканцы. Им, чтобы выжить, приходилось даже собирать бутылки. Другие были побогаче… Некоторые из них, не выдерживая украинского хлебосольства, спивались…

После свадьбы

Свадьбу Ирина и Саид отмечали на родине невесты, на Кировоградщине. Некоторое время молодожены жили здесь, Саид устроился на хорошую работу, Ирина сидела дома. Но не только потому, что готовилась стать матерью, просто в восточных семьях женщинам не принято работать. Саид часто отлучался в деловые поездки за кордон, в одну из таких командировок он взял с собой молодую супругу. Одно из самых неприятных воспоминаний из этой поездки — вывеска в витрине одного магазина в Лионе: «Собакам, арабам и неграм вход воспрещен». Одно из самых ярких — посещение ресторана «Шератон», куда молодожены зашли поужинать. Там были совершенно прозрачные полы из стекла, а под ними плавали рыбки. Чашечка кофе в этом заведении уже тогда стоила 100 долларов. «Тогда мой муж мог себе это позволить», — с заметной ностальгией вспоминает Ирина.

Поскольку советским девушкам не принято было «шастать за бугор», Ирину вскоре исключили из комсомола. Но она не очень расстроилась, главное — что рядом с ней был хороший и любимый человек.

Надо отдать должное Саиду, ему пришлось немало попотеть, чтобы жениться на украинской девушке. Скольких сил ему стоило добиться согласия сначала у своих родителей, а потом и у государства! Но если благословение родителей удалось получить буквально за два месяца, то во втором случае не помогали даже связи отца, который занимал солидный пост в правительстве. Сирийские власти не приветствовали женитьбу своих граждан на иноверках. Исключения делались только в том случае, если женщина после замужества соглашалась принять ислам. Ирина же менять вероисповедание не собиралась…

Несмотря на традиции своей страны, Саид прекрасно понимал супругу. Он и сам был довольно либерален в вопросах религии. Когда они с Ириной путешествовали по Европе, заходили и в католическую церковь, и в православный храм, и в синагогу. И везде он жертвовал деньги, довольно просто все объясняя: «Ты знаешь, Ириша, Бог один, только по-разному люди к нему обращаются».

Хотя есть примеры, отмечает Ирина, когда наши девушки, выйдя замуж за арабов, становились такими ревностными мусульманками, что их даже местным женщинам в пример приводили.

Восток — дело тонкое

Потом был переезд на родину мужа, в Дамаск. Жили там Саид и Ирина в самой обычной квартире, разве что площадью она была побольше, планировкой получше и полы в ней были из мрамора, но и то, только потому, что летом так легче переносить жару. В пригороде Дамаска у новых родственников Ирины были оливковые, гранатовые и апельсиновые рощи. А глава семейства умел выращивать арбузы без косточек.

— У мужа было несколько братьев. Трое уже погибло. Саид из них самый старший был… Деду его было сто лет. Саид при мне спрашивает как-то: «Дедушка, сколько вам лет?» Дед отвечает: «Пятьдесят». И потом добавляет: «Половину жизни я проспал». В отличие от многих соотечественников, у деда, как и у моего свекра, было только по одной жене, хотя в восточных семьях допускается одновременно четыре. Ровно столько страниц в паспорте отведено на запись о семейном положении.

В Дамаске был замечательный старый рынок — это нечто. Тончайшее сукно с оригинальными узорами, посуда с восточным орнаментом, самая необычная бижутерия, сумочки, оригинальная одежда в итальянских и французских бутиках… Не рынок, а целый город! В одном квартале продавался зеленый чай, видов до ста, коренья и специи можно было купить в другом переулке, чуть дальше. Изюм, оливки видов сорока, курага, жареные бобы, миндаль, кукуруза, арахис — и все это тоннами, глаза разбегаются! Везде зазывают, хватают за руку, просят попробовать, потрогать свой товар. Лучшие духи привозили из Каира. Они же самые стойкие. Выбирать и торговаться можно было бесконечно — торг не только уместен, но и необходим. Покупка без общения — зря потраченные деньги, считают на Востоке.

Но особенно хорош здесь был текстиль. Собственно, страну и вытягивали тогда пищевая и легкая промышленность, а также туризм.

Законы ислама предписывают женщинам носить одежду по щиколотки и обязательно платок на голове. К иностранкам тогда требования были такие же. Сначала Ирина была готова воевать за свои права, но, присмотревшись к сирийкам, поняла, что женщиной можно оставаться и в таких условиях.

На улице постороннему человеку нельзя разговаривать с девушкой и, не приведи Аллах, ее фотографировать. Но, несмотря на это, совершенно нет впечатления, говорит Ирина, будто прекрасная половина человечества там бесправна, забита и неуважаема. Главный принцип восточной морали — женщина-мать под надежной защитой мужчины, мужа. Он ответственен за то, чтобы отвести от семьи любые внешние невзгоды, а на жене — домашний очаг. И это тоже огромный, ценимый труд и ответственность.

Изначально отведенная роль матери и хозяйки дома воспитывается в девушках Востока с раннего детства. Лет с 13 она вполне может справляться с домашним хозяйством. Вопрос высшего образования и участия в общественной жизни представительницы прекрасного пола зависит, скорее всего, от материального положения ее семьи. Уже будучи замужем, она сама может решать, работать ли ей, оставив детей под присмотром служанки, или самой погрузиться в домашние хлопоты и воспитание.

— Пока ко мне пришло понимание роли женщины в арабской семье, чего только у нас не было, — продолжает Ирина свой рассказ. — И еда летала по комнате, и даже телевизор с видеомагнитофоном вылетали на улицу вместе с окном. На Востоке основа всех отношений — сдержанность. Мой муж никогда вслух не ругался, психовал молча, в самых крайних случаях уходил, хлопнув дверью. Возвращался часа через два-три с цветами и шоколадом — знал, что я просто обожаю сладости. Вообще в арабских семьях не принято, выясняя отношения, переходить на крик. Отсюда и 0,6% разводов с учетом многоженства и при всей простоте процедуры официального расставания…

Помню, однажды еще в Донецке мусульманки, которые жили со мной в общежитии, увидели, как наши женщины в оранжевых жилетках работают на железной дороге. Они тогда сказали: «Наши женщины такого не делают, мужчина не может позволить им такое делать». Недаром говорят, что только на Востоке женщина может почувствовать себя женщиной, а мужчина — мужчиной.

Хотя это когда было, сейчас и у них многое поменялось — женщины надевают на себя пояс Шахида, все «ломанулись» в террор, даже дети. Раньше такое просто было немыслимо.

Недолгое счастье

После длительного отсутствия мужа и последовавшего за ним известия о его гибели при трагических обстоятельствах среди его вещей она обнаружила хорошо спрятанный чемодан. В нем было все необходимое для создания …взрывного устройства. Все стало ясно. Сейчас она говорит об этом так:

— Бывают обстоятельства сильнее нас. Саид был очень умен, но, как верно говорят, на всякого мудреца довольно простоты. Не вляпался бы в политику — был бы жив. Так сложилось, что мне пришлось взять чемодан и уехать. По их законам, я должна была оставить там дочь. Мне даже деньги его брат предлагал за это, но я рискнула не уступить. Чудом удалось вырваться домой вместе с дочерью. До 10 лет ее за руку водила, ни на шаг от себя не отпускала.

Сегодня я живу прошлым. Кода-то меня раздражал мой статус домохозяйки, я завидовала нашим школьным учителям, которые 1 сентября шли по улицам с охапками цветов. Правду говорят: бойтесь своих желаний — они могут сбыться. Теперь я работаю учителем, получаю не очень большую зарплату и думаю, если было можно бы все изменить, вернуть, начать сначала — согласна на содержание в неволе…

В соавторстве с Логосом

О поэтическом сборнике нашего земляка Романа Любарского «Точка росы», презентация которого прошла в Киеве в ноябре прошлого года, «УЦ» уже писала. Накануне Нового года Роман Любарский представил новый сборник кировоградцам.

По словам автора, «Точку росы» можно считать своеобразным отчетом. В книгу вошли стихи, написанные за 12 лет в разных странах, совершенно различные и по стилю, и по тематике. Но, как маленькая капля росы отражает весь мир вокруг, так и вошедшие в книгу стихи отражают всю жизнь поэта. В первый раздел сборника — «Полет стрекоз» — вошли хокку и танки, второй — «Время звезд и дождей» — посвящен интимной лирике. В раздел «Экстравертный ветер» вошли философские стихи. Названия еще трех разделов — «Мой Иерусалим», «Непропетые песни» и «Грунт андеграунда» — говорят сами за себя. Кроме стихов в сборник вошла «кировоградская» поэма «Навстречу солнцу», которая когда-то публиковалась в «УЦ».

Многие критики считают лучшей частью книги первый «японский» раздел — как удачное соединение современного содержания и древней, к тому же чужой, поэтической формы. Я бы выбрала другие стихи, скажем:

Пядью пядь — шаг.
Тенью тень — плоть.
В шрамах наш стяг…
В дырах наш плот.

Трижды семь — фарт.
Так на так — нуль.
К сентябрю март
Отольет пуль.

Тишью тишь — звук.
Вздохом гор — смерч.
В колыбель рук
Не клади смерть.

Жизнью жизнь — Бог.
Явью явь — сон.
Не жалей ног,
В облака, вон!

— Кровь за кровь, брат?
— Прах людской — гной!
— Что с собой брать?…
— Лишь любовь, Ной.

Но это дело вкуса. Главное — стихи хорошие, живые, «цепляющие». Рассказывая о собственной книге, Роман Любарский заметил: «Для всех, кто так или иначе работает со словом, главное не забывать своей роли в этой работе. Роли очень маленькой и далеко не главной. Мы только соавторы. Соавторы Творца, соавторы всемирного Логоса — эту великую силу, которая дает нам слова и образы, можно называть как угодно».

Кстати, следующая книга Любарского будет совершенно иной — хотя бы потому, что неожиданно для самого себя он стал писать стихи на украинском языке.

На презентации много и с удовольствием слушали Любарского, но не только его — свои стихи читали Вадим Смотренко, Гарий Войченко и другие местные поэты. Еще одним приятным сюрпризом для собравшихся стало участие в мероприятии барда Сергея Рыжковского, который специально приехал из Донецка. Кировоградцы знают донецкого барда в первую очередь благодаря его участию в Днях Тарковских — Сергей готовит альбом песен на стихи нашего великого земляка. 29 декабря бард исполнял песни на стихи Любарского и несколько новых композиций на стихотворения Тарковского, одна из которых — «Анна из третьей палаты» — на мой взгляд, настоящий шедевр…

«Мы не уверены, что останемся с Потапом на сцене»

Дуэт Потап и Настя Каменских буквально ворвался в украинский и российский шоу-бизнес. Они эпатируют текстами песен и манерой поведения на сцене. Благо, их аудитория — тинейджеры — на «ура» воспринимает и неформальную лексику, и стиль, который сами исполнители называют «Колхозный R&B».

Настя Каменских (это ее настоящее имя) — коренная киевлянка, получившая среднее образование в учебных заведениях Франции и Италии. Потап (Алексей Потапенко) — тоже столичный парень, несмотря на свой разгильдяйский вид и манеру общения, имеет в «пассиве» два высших образования. Настя поет, Потап — тоже поет, сочиняет песни и является сопродюсером группы. В рамках гастрольного турне по городам Украины Потап и Настя выступили с сольным концертом в кировоградской филармонии. Не стесняясь в выражениях, в эксклюзивном интервью Настя раскрыла журналистам «УЦ» несколько своих личных и творческих секретов.

— Дуэт Настя Каменских и диджей Потап собрали в Кировограде полный зал. Вы сейчас находитесь на пике популярности, участвуете в раскрученном российском проекте «Две звезды»…

— После того как мы получили гран-при в конкурсе молодых исполнителей «5 звезд», нас начали приглашать везде.

— По условиям конкурса, победитель «5 звезд» будет исполнять гимн Олимпийских игр, которые пройдут в Сочи в 2014 году. Как вы это восприняли?

— Мы не будем там петь.

— Почему?

— Да вы что?! Мне к тому времени будет аж 27 лет, это же так много! Я уже детей успею нарожать. И мы не уверены, что до этого времени останемся с Потапом на сцене.

— Как вам работалось с Гариком Бульдогом Харламовым в «Двух звездах»? Он с кавээновских времен славится очень непростым характером…

— Да? Не замечала. Он вообще нормальный чувак. И так любит своих фанаток! Боже мой, как-то идем, к нему подходят толпы девчонок. За автографами. Я говорю: «Мне уже надоело, уходим, все, до свидания!», а он: «Ну чего ты, они все такие классные…»

— Настя, сложно научить человека, специализирующегося в разговорном жанре, петь? И какая вообще атмосфера в проекте?

— А я его не учу. Мы просто сошлись, сели, разучили… На это ушло 10 часов… Съемки 5 передач прошли за 4 дня, снимали наперед. Там эта Воробей дает таких п…лей Моисееву!.. А вообще мы со всеми дружим, тусовка такая… Ты в павильоне живешь практически, ешь, спишь, не знаешь, когда день, когда ночь, все время там находишься…

— Устаете?

— Да нет. Это прикольно. И легче, чем ездить по городам, по крайней мере, сидишь на одном месте.

— Как образовался ваш дуэт c Потапом?

— Вы что, хотите убить меня этим вопросом? Посмотрите в Интернете, там столько о нас написано!

До подписания контракта с Music Motors я участвовала во многих музыкальных конкурсах, исполняла со своим сольным проектом поп-музыку, которую Потап называет «г..но». Когда позже я пришла к продюсеру Руслану Менжинскому с новыми, свежими идеями, Потап как раз искал исполнительницу для дуэта. Так мы и начали сотрудничать.

Потап (включается в разговор): — Потап был изначально, а на свет появился в 1981 году. Лет через 10 я начал активно выступать перед друзьями, сочинять песни. Когда мне было 13, я впервые выступил за деньги в Киеве. Никогда не был в рэп-тусовке, поэтому не превратился в дебила, который писал Fuck. Мой папа — музыкант и спортсмен, и я пошел по стопам отца. Папа приучил меня к хорошим мелодиям.

Первая наша совместная с Настей песня называлась «Без любви». Мы ее показали на прошлых «Таврийских играх» в Каховке, потом сняли клип на эту песню. Песня нашла всеобщее признание. Позже мы спели дуэтом и сняли клип на песню «Не пара». После выхода этого клипа вообще начался фурор.

— Настя, какую самую большую ложь вы о себе прочитали в Интернете?

— Слухи ходят, что мне 40 лет, что у меня силиконовые бедра, что у меня двое детей.

— У вас очень хорошая пластика. Вы профессионально занимаетесь хореографией?

— Нет!!! Я вообще в детстве какая-то кривая была, большая. Пластика, наверное, присутствовала, но ее надо было развивать. Тренер меня три года колбасил! Вы не представляете, как трудно все это. У меня тело странное — руки отдельно двигаются, ноги — отдельно. Я не могла их собрать в кучу, рыдала просто. Доходило до того, что я хотела это зеркало ударить, я себя прямо ненавидела. А потом стала просто так заниматься, не смотреть на себя. Я на самом деле очень самокритичная, всегда начинаю придираться к себе: это не так, то не так.

— Как провели новогодние праздники?

— Работала. Задействована на «Интере», 12 декабря были съемки, в «Двух звездах» — там в новогодней передаче я пою с Димой Дибровым, мы меняемся партнерами! Да, я там сидела рядом с Димой Нагиевым! (с гордостью! — Авт.)

— И как Нагиев в жизни? Такой же эпатажный, как на экране?

— Он наклоняется и спрашивает: «Как тебя зовут?» Я отвечаю: «Настя». Он: «А меня — Дима. Очень приятно. Вот смотри, мы сидим вместе две минуты, а нас уже все сфотографировали. Завтра скажут, что мы с тобой тр…мся!» Он такой прикольный чувак!

— Вы загадываете желание на Новый год? Или такими вещами не увлекаетесь?

— Ой, точно! Я поняла, что говорить, когда другие журналисты будут меня спрашивать про новогоднее желание! Я буду отвечать: «Я таким не увлекаюсь!» А если серьезно, то на это просто нет времени. Ты постоянно думаешь о своих планах, куда пойти, что сделать, чтобы все успеть.

— Это сейчас ваше время расписано по минутам. В детстве же такого не было. Чем для вас был этот праздник и чем стал сейчас?

— Не знаю. Я все время его проводила с родителями, потом — с любимым, в компаниях. Самый интересный и необычный Новый год, точнее католическое Рождество, я встречала в Италии. Я там жила в семье, во время учебы ездила в эту страну по обмену. Там было очень красиво. Все небо светится огнями, за пару минут до самого Нового года взрываются петарды, фейерверки, все горит, куча елок. И так продолжается два-три дня.

— Поделитесь творческими планами на следующий год.

— Продолжаются «Две звезды», буду там работать. Хотим записать второй альбом, надеемся, что он будет получше, чем первый. Поедем в тур по Европе, по Штатам, потом будем выступать в России. Это будет здорово, эти города мы еще не видели. Там нас очень ждут… А больше — ничего особенного. Все, как у других артистов.

— А какое настроение оставил вам год минувший?

— А вы сами как думаете? Конечно, он был лучшим, по сравнению со всеми предыдущими. Этот год был для нас решающим, потому что мы рванули — «5 звезд», «Две звезды», Кремль, где Пугачева вручила приз в «Песне года-2007». Произошло очень много, но на этом нельзя останавливаться.

— Вы поете в необычном стиле…

— Мы его назвали «Колхозный R&B» — по-моему, оригинально. Мы не составляем конкуренцию никому — ни Сереге, ни Бьянке, хоть они и «возникают» с претензиями. Это отдельная ветка шоу-бизнеса. В чем ее суть? Мы — коренные киевляне — стебаемся над деревенскими мотивами. Людям это нравится, нам это нравится. Мы открываем душу, поем искренне.

— На вас не обижаются исполнители, над которыми вы «стебаетесь»? На сегодняшнем концерте вы прошлись по Виталию Козловскому.

— Ну Виталик — он п…с, хотя вроде у него и девушка есть. Он подходил к Потапу, спрашивал его: «Что это вы там говорите про меня?!» На что Потап ответил: «Ну че ты? Мы тебе рекламу делаем! Так надо!» Козловский такой позитивный, если честно! Да и если бы у него были какие-то претензии, он бы, наверное, не осмелился их произнести.

— Попробовал бы! (вновь включается в разговор Потап. — Авт.)

— Вы крутитесь в украинской и российской тусовках. Есть существенная разница между шоу-бизнесом этих двух стран?

— В Украине нет «шоу-бизнеса». У нас есть просто «бизнес», без «шоу». Копаются мужики в г..не, и все. Просто когда попадаешь немножечко выше, то смотришь на все это со стороны… Для меня раньше попасть в украинскую тусовку — был потолок. Сейчас — пол. Просто люди, которые остались в этой ж..пе, продолжают копаться в д…ме, а надо стремиться добиваться чего-то дальше. При этом я не говорю, что надо уезжать! Я сама никуда не уеду. Я безумно люблю свою страну.

— Возвращаемся к Новому году. Что вы хотели бы пожелать себе?

— Моя мечта сейчас — создать семью, потому что у артистов это проблема. Вообще самое главное — это чтобы человек правильно смоделировал свое желание, потому что мысли материальны, и что попало туда посылать не надо. Надо четко знать, чего ты хочешь, и я уверена на 100 процентов, что тогда все сбудется! У меня же сбылось!

Зона вечной мерзлоты

Более четырехсот лет назад казаки березовского воеводы Траханионова заложили на холме, у слияния рек Полуй и Обь, небольшой острог. Не знали они тогда, что строят поселок Обдорск — будущий город Салехард, столицу Ямало-Ненецкого автономного округа. Именно здесь около 20 лет прожили наши земляки Таисия и Виктор Немец.

Они уехали на Север из Светловодска и считают, что это был интересный, нужный, хоть и очень сложный отрезок их жизни, который как принес семье финансовое благополучие, так и позволил увидеть своими глазами то, о чем другие знают только из книг и познавательных телепередач. «Кто не жил на Севере — не знает жизни», — часто любит повторять Таисия. А ее муж, Виктор, до сих пор делит Евразию на две части: «земля» и «мерзлота». «Мерзлота» — это Север, «земля» — все остальное. Супруги Немец поделились своими воспоминаниями о приполярном крае с корреспондентом «УЦ».

Нас никто не ждал

В начале 80-х годов, когда страна начала трещать по швам, наши собеседники стали искать возможности дополнительного заработка. Денег вечно не хватало, подрастали двое сыновей. У Таисии Дмитриевны родственники уже давно жили на Севере, в небольшом городке Ноябрьск, вот она и посоветовала мужу отправиться туда подзаработать.

— Мы даже не созвонились с тетей. Она была судмедэкспертом округа, ее сын работал в прокуратуре. Мы решили, что Виктор уже на месте спросит у жителей, как найти таких-то. Их в небольшом населенном пункте должны знать все. Придет к ним — а дальше все как-то устроится… — рассказывает наша собеседница.

— Я взял билет на Москву, оттуда полетел в Салехард. Добраться до Ноябрьска проблемы не составляло. Загвоздка была в другом — дом родни я нашел без проблем, но оказалось, что он закрыт. Все уехали «на землю», отдыхать у моря, — вспоминает Виктор Немец.

Виктор поселился в пустом доме. Починил покосившиеся окна, двери, привел хозяйство в порядок, занялся полом. Дело в том, что на болотистой местности одноэтажные дома «проваливаются», постепенно «утопают». Разница между половым покрытием двух соседних комнат может составлять более 1 метра.

Обжился. Родственники, когда вернулись, очень удивились гостю, но приняли его радушно. Правда, никакой протекции не составляли. Виктор вначале устроился слесарем, потом ему предложили поработать водителем. А через некоторое время он уже возглавлял дорожно-транспортный отдел города, заведовал всем движимым хозяйством. В его управлении были автомобили, вездеходы, вертолеты — все транспортные средства, пригодные в зоне вечной мерзлоты…

— Север не признает авторитетов. Ты всего добиваешься собственным трудом. Там сразу видно, какой ты человек — настоящий или гнилой. Там год — за три. Многие не выдерживали, уезжали «на землю». Карьеру сделать просто, только вот мало кто спрашивает, что за этим стоит. Ведь, если все так легко, почему же не ринулись все работать при температуре
-40°? — говорит Немец.

Когда наладил работу своего транспортного хозяйства, развернулся в Ноябрьске, по округу стали ходить слухи: «Что это за хохол такой?! Здорово у него все получается!» Пригласили в Губкинское на ту же должность. Так, шаг за шагом, и поднимался он по карьерной лестнице. Когда немного обустроился, приехала жена с детьми. Началась северная жизнь светловодских Немцев.

Дорога на костях

Открытое акционерное общество «Пурнефтегаз» — самое северное нефтеперерабатывающее предприятие Западной Сибири. Входит в состав нефтяной компании «Роснефть», сотрудничает с РАО «Газпром». У истоков компании стоял и наш собеседник.

— Вот сейчас между Украиной и Россией идет борьба за газ. А кто все это строил? Да процентов сорок рабочих, которые застраивали Север, были выходцами из Украины. Харьковчане, киевляне все делали. И дороги по болотистой местности прокладывали, и рабочие поселки в города превращали, и нефтяные и газовые станции монтировали. Вахты только и успевали меняться. По 17 рейсов в день на моих глазах улетало в Киев и обратно, — с запалом говорит Виктор.

С середины 50-х годов, когда на Крайнем Севере, в Салехарде, геологоразведочная экспедиция обнаружила залежи топлива, на карте края как грибы после дождя стали вырастать крупнейшие в мире месторождения нефти и газа — Медвежье, Заполярное, Уренгойское и Губкинское…

Но прежде чем строить компрессорные станции и возводить города, надо было проложить дороги.

— В те годы с вертолета, — рассказывает Немец, — даже с небольшой высоты не было видно зримых следов цивилизации. Среди бесконечной угрюмой тайги и уходящей за горизонт бескрайней тундры видны лишь проплешины болот, бесчисленные озерки, озера и извивающиеся ленивые реки с неподвижной водой.

Дополнительные трудности в работе создавали огромные расстояния, суровый климат, мерзлота, отсутствие строительных материалов. Сколько тысяч единиц техники и человеческих жизней остались там, в зоне вечной мерзлоты, — не сосчитать! Ошибешься на полметра, соскочишь с твердой почвы — и все, поминай как звали. Вытащить из болота — все знают — нереально. Сам утонешь за компанию. Тем не менее, все трассы были проложены вовремя.

Теперь даже с самолета видны прямоугольники городских кварталов, многокилометровые линии просек, мощные заводы и предприятия, которые за десять с лишним лет «вклинились» в «сонное царство» ненцев и оленей.

— Именно в этой местности находится штаб-квартира «Пурнефтегаза». Сейчас им в среднем в год добывается более 8 млн. тонн нефти и 3-х млрд. куб. м газа. Богатейшее предприятие! Когда развалился Союз, украинцам начали говорить: «Возвращайтесь домой! Иначе все ваши квартиры, недвижимость — все пропадет!» Пугали, что через границу не пустят — другое ведь государство. И многие люди все нажитое десятилетиями на Севере побросали, — вспоминают наши собеседники. — Кто в чем был, поспешили на Родину, «на землю». Акции «Пурнефтегаза», которые всем сотрудникам раздали во время приватизации, люди продавали за копейки или просто отдавали. Никто не знал, что с ними делать. А сейчас… Имей сотню ценных бумаг — и уже можно жить, ни о чем не думая…

Согласно экономическим прогнозам, рентабельное освоение имеющихся в Тюмени запасов нефти и газа области может осуществляться, как минимум, еще в течение 50 лет.

Мы поедем, мы помчимся на оленях…

Коренное население Западной Сибири — тундровые и лесные ненцы, коренастые, невысокие, узкоглазые люди с желтоватым оттенком кожи. Основное транспортное средство — сани и упряжки. Олени на Севере ценятся, как верблюды в пустыне. На пастбищах Ямала повсеместно пасутся целые стада домашних оленей, в тундре живут дикие, по тайге, иногда выходя «в люди», разгуливают непуганые лоси.

Живут ненцы в чумах. Колорит нации — очень специфический. Помните нашумевший фильм «Кукушка»? В нем была показана жизнь северных народностей в военные годы. Разбросанные на сотни километров друг от друга поселения, языческие верования, полное отсутствие медицины и образования, этническая одежда, состоящая из меха ценных пушных зверьков и хорошо выделанной кожи, национальные музыкальные инструменты, пронзительный сложновоспринимаемый европейским ухом фольклор и танцы под бубен… Так устроен быт ненцев и в ХХI веке. Чумы, олени, традиционное натуральное хозяйство вплотную соприкасаются с высокоцивилизованными индустриально развитыми городами Ямала.

— Расскажу один случай, который вызвал большой резонанс. Один строитель зимой переезжал из одного населенного пункта в другой …и пропал на полгода. Где его только не искали! Милиция подключилась, все население подняли… Летом мужчина сам пришел домой. То, что он рассказал, в голове не укладывается. Оказывается, его машина по дороге поломалась. Пока он пытался ее чинить, на санях подъехали ненцы. Силой забрали мужика с собой. И несколько месяцев насильно удерживали в чуме… Зачем? Его попросту использовали для продолжения рода, чтобы, как говорится, «обновить ненецкую кровь», — рассказывает Виктор.

«Вода» и «мыться» для тамошних аборигенов — слова особые. Согласно языческим традициям, смывая с себя «защитный» жировой слой, человек, во-первых, становится более уязвим для злых духов, во-вторых, болезни к чистому телу «прилипают» намного лучше, а в-третьих, если годами не купаться, — меньше мерзнешь. Повседневная одежда — воздухонепроницаемые кожаные брюки и куртки — помогают местным жителям «сохранить здоровье». Едят они традиционную северную пищу — строганину, сырое соленое мясо. Лечатся при помощи добрых духов…

В последнее время цивилизация активно наступает на их территорию, постепенно «отвоевывая» все бОльшую часть тайги и тундры. Местные жители постепенно перебираются в глубь лесов.

Дети аборигенов уже учатся в нормальных школах-интернатах, адаптируются к современной жизни. Сейчас действуют законы, согласно которым в органах местного самоуправления пропорционально этническому составу должны быть представлены все национальности.

— И вот представьте себе: кое-кто из них выучился, выбился в люди. Попал в законодательное собрание. И тянет своих, оттуда, прямо из чумов, во власть! А процент-то аборигенов в округе большой. Вот они регионом и управляют, как могут…

У природы нет плохой погоды

Ямал — зона вечной мерзлоты, где на смену полярному дню приходит полярная ночь. Зимы там суровые. Мороз может на месяц-другой прижать за сорок так, что с непривычки нос из дому показать страшно. Да еще и ветры не прекращаются. Передвигаться в такую погоду можно на снегоходах, вездеходах или на вертолетах, иначе в тайгу никак не доберешься.

— Вначале очень сложно было. Ностальгия замучила. Представьте, полгода — сумерки. Более-менее светло становится на часик, в полдень. Все остальное время — мрачно, темно так, как у нас сейчас за окном после 4-5 вечера. Круглосуточно на улицах включено освещение. Странно наблюдать, когда днем горят фонари. На Севере в школах в обязательном порядке детей облучали ультрафиолетовыми лампами, чтобы хоть как-то компенсировать недостаток солнечных лучей, — рассказывает наша собеседница. — Когда столбик термометра сползает до отметки -30°С, на землю опускается туманная дымка. Но больше всего мучают перепады температуры. Я, бывало, коллегам на работе предсказывала погоду. Утром выходишь — «0», и вдруг резко начинает болеть голова. «Все, — говорю, — сейчас снег пойдет, морозно будет». И точно — к вечеру — -20 -30°С. В младших классах иногда устраивали актированные дни — выходные, когда мороз зашкаливал.

Я работала в системе здравоохранения. Несмотря на постоянный холод, люди болели редко. Видимо, даже инфекции в такую температуру «не выживают».

Полярный день начинается весной. Июнь — еще не лето, июль — уже не лето, — делится воспоминаниями Таисия. — Помню, 1 Мая мы вышли на демонстрацию в меховых шапках, в дубленки кутались, везде снежные сугробы…

На Ямале очень специфическая природа. Ни травинки, ни кустика. Сплошная топь. Даже в летние месяцы земля размерзается максимум на глубину одного метра.

Еще одна большая проблема — это таежные комары и мошки. Они облепляют лицо, руки, очень больно кусают.

— Можно только посочувствовать рабочим, которые целый день тяжко трудились, при этом отбиваясь от роя насекомых, — вспоминает Таисия.

Сейчас города Ямала — цивилизованные населенные пункты, с огромным бюджетным оборотом. Когда в Западной Сибири начала бурно развиваться городская инфраструктура, улицы, скверы, площади стали буквально утопать в зелени, в цветах, магазины переполнены всем, чего только душа пожелает. Но в 80-е годы всего этого не было. И украинцы очень скучали за огурцами, помидорами, нашими южными фруктами. Большим дефицитом на Севере считались молочные продукты. «Когда кто-то улетал “на землю” и спрашивал, что привезти, я все время просила: “Ничего не надо — только литр кефира!”», — смеется наша собеседница.

— В сибирских лесах видимо-невидимо грибов. На одном квадратном метре можно ведро набрать. Их и солят, и сушат, и консервируют. Я теперь украинские грибы не могу есть, они не очень вкусные. Наедаюсь грибов, когда езжу на Север, — говорит Таисия. — Еще там растут северные ягоды — морошка, клюква, брусника. Их в лесах собирают и просто засыпают в корзины. Они за зиму так успевают смерзнуться, что еще год сухонькими лежат, не портятся. А кедров сколько! Это «на земле» кедровые орехи — экзотика, а там мы их грызли, как семечки.

Рыбы в Оби видимо-невидимо — муксун, стерлядь, сибирская ряпушка, сиг… Чтобы сделать ее съедобной, просто стругают и солят. Через час-два можно употреблять. Оленину тоже употребляют сырой. Ее в этом регионе едят вместо хлеба.

— Когда мы приехали на Север, этот регион был закрытой зоной, — говорит Таисия. — Попасть туда можно было только по пропускам или по приглашению. Никто не запирал квартиры, заборы были символическими, машины на стоянке просто так оставляли…

Сейчас практически все города Ямала открыты. И, слушая Немцев, понимаешь, что зона вечной мерзлоты по-прежнему является такой же экзотикой, как, скажем, Малайский архипелаг или индийские джунгли. И съездить туда хотя бы один раз, чтобы посмотреть на эту островками сохранившуюся девственную субкультуру, было бы очень и очень интересно.